Колокольня

Глава 7

Самолет влетел в другой сумеречный влажный нижний мир. Сверху больше не было никакого лазурного океана, лишь пасмурное небо, зато внизу находился его более уродливый двойник. Черно-синий океан бушевал. Ну и туман, снижавший видимость в несколько раз, плотный темный туман неподвижно лежал в пространстве, иногда только некоторые его части метались и тут же затихали, меняя свое положение. Оставленное же пространство лениво заполнялось новыми клубами того же тумана. Он превращал потенциально светлый мир в темный и неуютный. Сквозь туман виднелась колокольня. Все также, как и во сне Андрея. Вот только она была больше. Пилот, который опять сидел на своей табуретке и колдовал над панелью управления, аккуратно подвел самолет к самому краю её гладкой стены. Они медленно спускались вниз, описывая круги вокруг колокольни. Они спускались долго не потому, что расстояние до бушующего океана было настолько большим, а потому, что один облёт колокольни вокруг её оси занимал минуту, не меньше. Андрей, аккуратно подойдя к иллюминатору, завороженно её рассматривал. Даже обрезанное изображение через маленький кусочек стекла было захватывающим. Когда его отбросило, он больно ударился, к тому же было очень холодно. Штаны, мокрые и холодные прилипли к ногам.

Вокруг неё не было земли. Она росла из океана, пробивала небо. Так казалось Андрею, выбравшемуся на большое холодное крыло самолёта и смотревшему вверх, задрав подбородок. Почему-то огромные волны обходили колокольню, поэтому самолет только немного раскачивался на воде. Следом за ним поднялся пилот.

– Зачем мы здесь? – осторожно спросил Андрей.

Пилот поперхнулся.

– Кто ты такой?

Пилот начал тихонько хихикать. Андрея прорвало. Он продолжал чеканить вопросы, пытаясь перекричать пилота, а он все продолжал смеяться. Его смех, скрипящий и горестный был похож на смесь лая собак и крика боли. Звук отражался от гладких стен колокольни и смешивался с океаном. Пилот всё смеялся, запрокинув голову вверх. Его тощее тело напряглось. Мышцы двигались под тонкой кожей. Андрей уже ничего не спрашивал, он пятился, продолжая смотреть на старика. Тот, впервые посмотрев на Андрея, продолжая смеяться, резко вытянул руку вперед. Андрей отошел на порядочное расстояние от пилота, пока он смеялся, но, тем не менее, он видел, как рука на безумной скорости, растягиваясь на ходу, приближалась к нему. Андрей упал на крыло самолета. В момент касания с обшивкой, далеко вверху раздался удар колокола.

Андрей открыл глаза. Темного бушующего океана больше не было. Весь мир был светлым и прозрачным. Когда Андрей поднялся, в его голые ноги врезались камешки. Он стоял на тёмно-серой глыбе. Внизу была не просто пропасть, внизу была бесконечность. Скала просто парила в пространстве. Перед ним была колокольня. Хотя в этом мире, в её истинном обличие, она скорее была огромной колонной, которая уходила в две стороны. Концов её не было видно, она была бесконечной. Туман, канатами обвивал её, поддерживая навесу. Нельзя была сказать точно: наклонилась ли она на бок или же вся вселенная была под углом относительно неё. Она состояла из звеньев. Каждое звено представляло собой целый мир, целую цивилизацию. Колокольня зазвонила неожиданно. Она вибрировала в голове Андрея, выводя слова.

– Ты служишь мне. Я наделила тебя частичкой себя, пользуйся, ты больше ничего не забудешь, помни. Ты будешь моим приспешником, пилот поможет. Что непонятно?

– Зачем?

«Скука», – пронзительно грянул звон. Последнее слово взорвалось в голове Андрея, вытесняя все другое из сознания. Скука.

Андрей лежал на холодном крыле самолета. На его груди, продолжая надрываться от смеха сидел пилот. Он держал свою руку около лица Андрея. Из синих кистей вырывался такой же как в этом странном мире, только в сотню раз плотнее туман. Он полз в горло, а дальше вниз, в желудок. Туман был склизкий и холодный. Андрея рвало. Он извивался, пытался отвернутся. Но пилот только смеялся, продолжая испускать из кистей темный, похожий скорее на дым, туман. В конце, когда пилот слез с него, и отошел на несколько шагов, продолжая немного посмеиваться, туман начал шевелиться внутри Андрея. Он пробил желудок, потянулся к позвоночнику, начал втекать в мышцы, сжимать кости. Андрей хотел закричать, но дыхание перехватило. Зато пилот, перестав смеяться как будто между делом спросил: «Так ты видел её?». Андрей не мог ему ответить. Он корчился на широком крыле самолета в надежде, что это поскорее пройдёт. Но пилота такой вариант явно не устраивал. Он подлетел к Андрею и, наклонившись, снова спросил: «Так ты видел или нет?». И когда Андрей опять ему не ответил, он, наклонившись ещё ближе, начал визжать: «Видел или нет?! Видел или нет?!». Андрей, продолжая извиваться, пытался ему ответить, чтобы прекратить это истязание для его ушей. Но легкие не слушались. «Видел или нет?! Видел или нет?! Видел или нет?». Боль начала понемногу отступать. «В голове вертелась мысль: «Интересно, как у него выдерживают связки». Как только боль немного откупила, Андрей напряг, каждую клетку своего тела и выдохнул: «Видел». Пилот, набирая воздух для новой тирады одинаковых вопросов, выдохнул. И уже хрипло прошептал: «Хорошо, вниз». Андрей, как бы холодно ему не было, растекся на крыле. Он очень устал от боли, он очень устал от криков пилота. Из-за влаги и холода, он уже совсем не чувствовал своих ног. Снимать штаны уже было поздно. Холоднее уже быть просто не могло. «Вниз!», – снова начал визжать пилот.

Андрей подошел к зеркалу. Весь его торс и спину теперь опоясывали татуировки цепей из темного тумана. Цепи медленно шевелились, стягивались. Андрей умылся, татуировки давили. «Они будут вечно стягиваться. Такова цена силы, но казалось бы: если они будут так долго стягиваться, то в какой – то момент они окончательно тебя сожмут. Но нет, они будут просто давить и напоминать, кому ты служишь и чья эта сила», – опять тихо и грустно бормотал пилот.

Они зажгли керосиновую лампу. Стало немного теплее. Штаны, наконец, высохли, ноги болели. Туман выходил из кончиков пальцев Андрея и постепенно заполнял самолет. «Сожми! Сожми! Сделай его острым!», – надрывался пилот. Андрей нахмурился, у него очень сильно болела голова. Туман втянулся сам в себя, превращаясь в тонкую линию лезвия. Андрей боялся пилота. Его непредсказуемость пугала, его внешний вид пугал, его непонятная сущность пугала. «А теперь расслабься! Расслабься! Ему надо втянуться! Расслабься!». По ушам опять резануло. Андрей хотел поинтересоваться, как можно расслабиться, когда он рядом, но вместо этого попытался выполнить указание. Пилот пугал его. Туман тут же потянулся к кончикам его пальцев. Татуировки снова сдавили тело Андрея. Он поморщился. Накатила легкая слабость. Выпускать туман было хорошо. Это было похоже на чувство, когда ты только что снял очень тугую обувь. И хотя бы это маленькое удовольствие немного успокаивало. «Это было сложнее чем я думал, – почти нормально сказал пилот, – иди наверх, тебя ждут». Пилот подошел к сундуку, открыл крышку, полез внутрь. Еще несколько секунд из сундука доносились звуки, но потом, всё внутри самолета затихло.

Глава 8

Андрей открыл глаза. Он лежал на грубом деревянном полу. Железные ребра кованного люка больно врезались в лопатки. Над ним весел колокол. Андрей попытался подняться, но не успел он встать на колени, как к нему, как громыхающий поезд, с визгом вносящийся на перрон, влетело всё: холод, боль, жестокость, сила. Он помнил, как сидел на коленках на острове, обвитым туманом, как из его рук вытек длинный нож, из того же тумана, как он вспорол себе живот, и как кровь лилась и застилала его глаза. Андрей быстро посмотрел вниз. Внизу была длинная неровная розовая рытвина. По внешнему виду, шраму было несколько месяцев. Андрей напрягся, аккуратно встал на ноги. Он был на верхушке колокольни. Она была высокой, но не той, эта была не та колокольня, поражавшая своими размерами и величием. Андрей огляделся.

Он очутился на величественной, сверкающей наполированным камнем, огромной площади. Дворцы, украшенные всевозможными орнаментами и золотом, носили на себе внушительные электрические экраны. Вся площадь, как ванна, доверху наполненная тараканами, кишела людьми. Лишь платформа, построенная внизу, вокруг колокольни, возвышалась на несколько метров. Пепел витал в воздухе и падал на людей. А люди кричали: кто-то от радости и возбуждения, а кто-то от боли. Люди на платформе горели и сгорали, визжала, извиваясь и корчась. Как только догорали, приходили солдаты, одетые в серые мундиры и черные лакированные сапоги, снимали всё, что оставалось и выводили новых, вновь разжигая костер под ногами. Это продолжалось долго. Их фуражки, такие же серые все мелькали по эшафоту. Когда солдаты скинули последнюю партию обугленной плоти, и платформа опустела, никто не расходился. Все оставались на своих местах, переводя дух от увиденного и завороженно наблюдая. Внизу загудело и завибрировало. Послышался стрекот, экраны, визжавшие от натуги, выдавали нечеткое, огромное изображение одного и того же. На всех, смотрели несколько копий юноши, лет двадцати. Его светлые невесомые кудри лениво порхали, как будто под водой. Глаза смотрели легко и пронзительно. Вся площадь опустилась на колени, опуская свой взор и шепча: «Старейшина, старейшина». На площади собрались разные люди: на коленях стояли богачи и нищие. Красное закатное солнце осветило площадь. Он заговорил неожиданно и радостно: «Еще одна сотня неверных колокольне сгорела на ваших глазах. Я не могу описать, как мне жаль их родителей, опозоренных их невежественностью и тупостью. Но я хочу вас в очередной раз успокоить! Инквизиция, посланники колокольни, носящие её цепи, непрестанно выслеживают мятежников». «Ах, так я видимо, инквизитор», – промелькнуло в голове Андрея. Татуировки напомнили о себе, стягиваясь вокруг тела Андрея с ещё большим усердием. Но он продолжал: «Рискуя своими жизнями, они вместе с нашими доблестными солдатами уничтожают целые поселения бесчувственных неверующих не во что святое варваров. Я безумно горд за каждого вступившего и служащего колокольне солдата. Короткая пауза. «Оставайтесь преданными ей, селите её в ваши сердца и вены, Боритесь с неверующими. Примите её, чтобы она видела вашу любовь». И люди начали вливать её в себя. У кого-то были золочёные многоразовые шприцы, до отказу заполненные чем-то чёрным, а кто-то, из самых нищих, просто надрезал грязным ножом руку и поливал рану тем же из маленького пузырька. Все поднялись, туман начал корежить людей, рваться наружу через поры кожи, рот, глаза. Он устремлялся в небо, и через несколько минут вся площадь потемнела, и лишь яркие мониторы продолжали светить. Туман поднимался вверх, мимо Андрея, в облака, площадь светлела, люди с блаженными лицами медленно начали расходиться, а после и экраны погасли, и тишины больше не было. Зажглись фонари, поехали повозки. И только последняя партия сгоревших еще источала тонкие струйки дыма, идущие к красному небу. Андрей, перегнувшийся через бортик, и наблюдал за площадью. Люк открылся. Из недр башни вышли солдаты в серой форме. У них в руках были винтовки.

Они спускались вниз по лестнице. Один спереди, другой сзади. Внутри башни текла кровь. Он переливалась в трубочках, которые обвивали башню, как сосуды, она скапливалась в кожаных мешках, которые набухали и становились похожи на огромных пиявок, насосавшихся крови. Они все спускались и спускались вниз. Башня продолжала себя под землей.