Злая Русь. Царство

© Даниил Калинин, 2024

© ООО «Издательство АСТ», 2024

Пролог

Ландмейстер Тевтонского ордена в Ливонии Дитрих фон Грюнинген по своему обыкновению поднялся на самую вершину внутренней цитадели замка. Здесь, взирая на близлежащие окрестности с высоты донжона, он чувствовал себя свободнее и вольнее, чем в стылых, плохо отапливаемых и зачастую сырых каменных чертогах.

Ледоход на Эмбахе (так русы называют реку Омовже) в этом году начался относительно рано, в середине марта. Он же стал причиной свертывания всей боевой деятельности ордена – весной и осенью этот край лесов, рек и болот абсолютно непроходим для тяжелой рыцарской конницы, для всадников-сержантов и неизменного обоза. Здесь, в Ливонии, действуют те же самые законы войны, что и в Пруссии, – рыцари могут покорять язычников зимой, когда реки и болота замерзают, превращаясь едва ли не в торную дорогу, да сухим летом. Впрочем, летние рейды совершаются в основном на коггах, морских и речных судах, на которых братья и полубратья ордена поднимаются вверх по рекам, и прежде всего летом ведется постройка новых замков.

Только благодаря им ордену удается удержать непокорную землю северных язычников!

Местные замки не чета укреплениям Штаркенберга в Святой земле – бывшего французского замка Монфор, «Неприступной горы». Но главная резиденция ордена, в которой хранятся сокровищница и архив, и должна быть защищена лучше всех. А здесь… Здесь достаточно возвести одну сильную башню-донжон и обнести ее рвом и частоколом, чтобы укрепление можно было назвать замком.

Конечно, лучше строить его на острове или вдающемся в реку мысе, отрезав от суши очередным рвом. Построить внутри жилища для гарнизона, арсенал, подготовить выложенные камнем подземные хранилища для еды, открыть госпиталь. И конечно, оставить гарнизон – хотя бы сотню полубратьев-сержантов и крещеных балтов во главе с двумя-тремя рыцарями. Главная сила гарнизона – это тяжелая конница, что может одной вылазкой опрокинуть осаждающих. Ливы, эсты, латгалы – все они достаточно храбры и воинственны, но плохо вооружены и практически не защищены броней. Любители засад и нападений на маршах, они с трудом выдерживают таранные атаки рыцарей и сержантов, а искусные арбалетчики ордена зачастую выходят победителями из перестрелок с местными лучниками. Так что большинство новых замков выдерживает зимние осады балтских язычников. Со временем же искусные каменотесы ордена перестраивают донжон из булыжников и валунов, а следом за цитаделью и окружающие ее стены.

Как это случилось и в Дерпте.

Впрочем, Дерпт ранее был сильной деревянной крепостью схизматиков русов. Основанная на Омовже в незапамятные времена (говорят, еще конунгом Ярицлейфом по прозвищу Мудрый во время его княжения в Хольмгарде-Новгороде), крепость Юрьев была центром влияния русов. Местом сбора дани у местного населения и важным торговым градом, расположенным на пересечении нескольких купеческих маршрутов. Когда же Гардарика распалась на множество княжеств и влияние их конунгов ослабело, Юрьев не раз брали на меч и сжигали эсты и латгалы, а двадцать три года назад он был отбит братьями тогда еще Ордена меченосцев. Правда, спустя восемь лет, когда эсты подняли большое восстание, Юрьев вновь стал русским.

В последний раз!

Новгород посадил в крепости сильную дружину в две сотни ратников, а возглавил ее князь-предатель Вячко. При мыслях о Вячко лицо молодого еще рыцаря, в свои двадцать восемь лет сумевшего завоевать доверие великого магистра Тевтонского ордена Германа фон Зальца (!) и ставшего ландмейстером Ливонии, исказилось от гнева.

Вячко-иуда, Вячко-клятвопреступник!

Вячко был князем Кукенойса, основанного когда-то не менее известным, чем Ярицлейф, конунгом, чья темная, мрачная слава изобличала его в колдовстве. Звали его Всеславом Чародеем. Вячко происходил из Полоцких Рюриковичей и был их вассалом. Но помощи последних не хватало, чтобы остановить разбойные набеги воинственных литовцев с запада и усиливающееся давление Рижского епископа вкупе с молодым Орденом меченосцев на севере. Тогда Вячко решил заключить с Рижским епископом Альбрехтом фон Буксгевденом союз, отдав часть своей земли епископу в обмен на помощь в борьбе с литовцами. Что же, Альбрехт был вполне честен со своим союзником – так, в конфликте своего вассала Даниила из Леневардена и Вячко он принял сторону последнего. Сдержав слово, епископ также отправил в помощь князю Кукенойса двадцать рыцарей с арбалетчиками и опытными каменотесами, способных укрепить замок Вячко, расположенный в выгодном месте – на мысе у впадения реки Кокны в Западную Двину.

Но Вячко – Вячко отплатил за дружбу предательством, перебив всех людей епископа, когда последние оказались безоружны. Лишь трем рыцарям удалось спастись. Но кровавый изменник не просто предал и перебил союзников – зная о планах епископа отправиться в земли тевтонцев (Альбрехт надеялся привлечь новых участников к Ливонскому крестовому походу) и желании вернуться домой группы германских рыцарей, Вячко призвал Полоцкого князя Владимира пойти войной на Ригу. За несколько лет до того Владимир уже осаждал главную цитадель епископа и крестоносцев в Ливонии, однако не преуспел: его ратники, будучи искусными лучниками, не знали осадных орудий и не могли взять сильную крепость. А вынудить город к сдаче долгой осадой русы не могли без собственного флота. И отступили, увидев, как в Ригу прибывают корабли с продовольствием и подкреплениями.

Однако атака Вячко имела бы полный успех: без епископа, бывшего душой обороны при прошлой осаде, и большей части рыцарей (изменник подло истребил лучших крестоносцев) город стал бы легкой добычей Владимира Полоцкого.

Однако план предателя расстроили спасшиеся при резне рыцари, успевшие упредить Альбрехта фон Буксгевдена и крестоносцев до их отплытия. Конечно, епископ остался в Риге, уговорив остаться и многих воинов, а Вячко, узнав о том, что его подлый план не сработал, сжег свой замок и покинул отцовскую землю вместе с дружиной.

Бывший князь Кукенойса стал самым последовательным врагом крестоносцев. Неудивительно, что он проявил себя во время восстания эстов в 1223 году от Рождества Христова и последующего его подавления. Эсты и русы Вячко захватили с помощью новгородцев Дерпт и долго сражались на его стенах, выдержав первую, Пасхальную осаду весной 1224 года. Помимо собственной дружины Вячко и новгородского гарнизона, в крепости укрылись также множество эстов с семьями, к тому же Юрьеву была обещана сильная помощь Новгорода.

Однако крестоносцы опередили русов – собрав под свои знамена множество крещеных ливов и латгалов (в свое время также натерпевшихся от набегов эстов), они вновь осадили Дерпт, уже в августе. Построив большое количество камнеметов и бревенчатую осадную башню, вырыв подкоп, после двух недель боев воины Ордена меченосцев, рыцари Рижского епископства и крещеное ополчение балтов взяли Юрьев штурмом. Вячко и новгородцам предоставили возможность свободно покинуть город, с чем Дитрих был категорически не согласен, разве что последнее было хитрой уловкой, но упрямый рус отказался уйти. В итоге остатки его воинства перебили и убили самого князя – надышавшиеся дымом в подожженной цитадели, под конец штурма русы уже не могли продолжать схватку. А с ними погибли и все укрывшиеся в городе жители – ливы и латгалы учинили настоящую резню, не щадя ни женщин, ни детей.

Впрочем, Дитрих фон Грюнинген совершенно не жалел язычников, во время восстания рубивших головы всем попавшим в плен германцам и датчанам и приносящих в жертву языческим божкам католических священников и миссионеров. С его точки зрения, эсты получили заслуженную кару. А что под раздачу попали и женщины, и дети, его волновало мало – во время восстания ведь также погибло немало невинных христиан, не способных за себя постоять.

Подавление восстания эстов (к слову, сумевших с помощью русов разбить даже крупное датское войско) стало серьезным успехом меченосцев. Во-первых, они сумели завладеть всей землей эстов (кроме северной прибрежной ее части с датским Ревелем). Во-вторых, избавили ее от всякого влияния князей русов, заставив также начать колебаться жителей приграничного Пскова.

Четыре года спустя большое новгородское войско во главе с князем Ярицлейфом (Ярославом Всеволодовичем) двинулось в земли ордена, желая поквитаться с рыцарями за падение Юрьева, а также Феллина и Одепте (именуемого русами «Медвежьей Головой»). После штурма крепостей были перебиты все новгородские воины – к примеру, в Феллине всех выживших повесили. Но лазутчики Буксгевденов (младший брат Альберта, такой же деятельный и воинственный, Герман стал епископом Дерпта) сумели поднять в Пскове панику, убедив жителей, что неистовый Ярослав собирается занять город и подчинить его себе. В итоге псковская рать заперлась в крепости, отказавшись объединяться с новгородцами, а на помощь мятежному городу выступило все войско меченосцев. Ярослав ушел без боя, а Псков несколько лет был независим от Новгорода и держал союз с германскими крестоносцами.

Погруженный в свои мысли и не замечающий ничего вокруг, Дитрих тяжело вздохнул, размышляя о том, как же все в жизни недолговечно. Ярослав все же поквитался с меченосцами – в битве на Омовже, той самой реке, что вытекает из озера Вирцзее и впадает в Чудское озеро, на берегах которой и стоит Дерпт. Ярослав удачно выбрал момент для наступления – к зиме многие участники крестового похода предпочитают возвращаться домой. Благо, что до родовых германских земель из Ливонии путь гораздо короче, чем из Святой земли. Впрочем, стоит все же признать, что и сами рыцари ордена вели себя слишком нагло и беспечно, спровоцировав князя на ответный удар серией набегов. Так или иначе, в 1234 году от Рождества Христова псковичи решили не играть с судьбой, заключив мир с князем и приняв в город новгородского посадника, а значительная рать Ярослава беспрепятственно подступила к стенам Дерпта. Правда, и в крепости стоял сильный гарнизон – здесь пребывало большинство братьев-рыцарей во главе с великим магистром Фольквином фон Наумбургом. Сильный отряд рыцарей стоял также и в соседнем Оденпе. Однако помимо «сезонного» ослабления ордена, его силы серьезно подорвала и борьба с папским легатом Балдуином Альнским, вылившаяся в вооруженное противостояние крестоносцев друг с другом и закончившаяся лишь весной того же года. Кроме того, ополчение ливов и латгалов великий магистр собрать, конечно, не успел, но все же рискнул на совместную с гарнизоном Оденпе вылазку, рассчитывая сокрушить русов совместным ударом с двух направлений. Может, Фольквин рассчитывал, что удар второго отряда меченосцев станет для Ярослава внезапным, испугает его людей, или же счел, что русы в схватке не сильно искуснее балтов, коих рыцари зачастую громили меньшим числом. Но его надежды не оправдались: не получилось застать врага врасплох, не удалось изменить ход битвы и подкреплению из Медвежьей Головы. А сами русы доказали, что в честной схватке они ничем не уступают германским рыцарям. Зато численность в сече с равным противником еще как важна.

Ярослав разбил великого магистра под стенами Дерпта, обратил крестоносцев вспять. Правда, самому Фольквину фон Наумбургу удалось отступить в крепость и закрыть ворота, большинство же рыцарей и сержантов пытались бежать по льду Омовжи, преследуемые русами, и были истреблены ими. Часть тяжелых всадников так и вовсе провалились под лед. Но русы, разбив меченосцев, не пытались осаждать город, ограничившись разорением окрестностей и заключением почетного для них мира. Так, восточная и южная части Дерптского епископства отошли к Пскову, а меченосцы надолго позабыли о своих набегах на новгородские земли.

Но это, пусть и чувствительное, поражение ордена не стало его концом – вовсе нет! Уцелели гарнизоны большинства замков, уцелел гарнизон Риги, магистр вполне еще мог объявить сбор ополчения, привлечь новых паладинов из Германии и, наконец, взять наемников. Что и было осуществлено два года спустя. Поняв, что меченосцам пока не удастся тягаться силами с русами на их исконных землях, папа Григорий IX объявил крестовый поход в Литву. И Фольквин фон Наумбург, пусть и понимал неготовность ордена к серьезному походу, после предшествующего конфликта с папским легатом перечить воли великого понтифика не рискнул. Собрав добровольцев, наемников, ополчение крещеных балтских племен и сумев даже привлечь к походу русов (литовцы нападали и на русские княжества, так что идею совместного похода в Новгороде и Пскове поддержали), великий магистр двинул достаточно мощное войско в толком не известные его людям земли.

За что и поплатился в битве при Сауле.

Литовцы умело заманили тяжелую рыцарскую конницу и псковских ратников в болота, одновременно с тем растянув войско крестоносцев в линию, а после истребили его фланговым ударом – в основном, расстреливая из луков и закидывая дротиками крестоносцев с безопасного для себя расстояния. Погибли и Фольквин, и весь цвет рыцарства.

Череда несчастий, обрушившаяся на меченосцев, окончательно добила орден, совсем недавно бывший на пике своего могущества. Может, варварское истребление женщин и детей в Юрьеве, а также расправа над пленными русами вызвала гнев Божий? Может, само понятие мести, пусть даже и язычникам, в корне расходится с евангельским учением? Нет, рыцарь-крестоносец Дитрих фон Грюнинген об этом не задумывался – ведь тогда бы пришлось осмысливать и то, что убивать с именем Господа на устах и во имя Господа есть не что иное, как кощунство. По крайней мере, если речь идет не о защите своего дома, своей родины, а о завоевании чужих земель.

Спасая позиции католиков в Ливонии, на следующий год папа объединил оставшихся меченосцев с главным германским рыцарско-монашеским орденом дома Святой Девы Марии Тевтонской в Иерусалиме, или, кратко, Тевтонским орденом. Разбитые меченосцы вошли в него на правах самостоятельной Ливонской комтурии, сохранив право носить алый меч на щитах и сюрко, а для усиления их в Ригу прибыло шестьдесят рыцарей и шесть сотен полубратьев-сержантов. Первым ландмейстером комтурии стал Герман фон Балка, сохранивший за собой также звание ландмейстера и Пруссии, но доблестный рыцарь был уже болен и стар. И вслед за ним комтурию принял Дитрих фон Грюнинген.

И вот ныне он томится в пограничном Дерпте, размышляя над будущим ордена – очевидно, не столь светлым и блестящим, как ему хотелось бы. Фактически задачу покорения Ливонии выполнили еще меченосцы, отвоевав у язычников клочок земли, зажатый между воинственной Литвой и сильным Новгородом. Конечно, атаковав Литву, бывший великий магистр взялся за непосильную задачу, однако и с помощью тевтонцев отомстить за разгром при Сауле невозможно… Рыцарей и полубратьев хватает лишь удерживать от восстания мятежных духом язычников, крестившихся по принуждению, но не изменивших вере предков в душе. Однако где добыть славу, честь? Где и как теперь добиться побед, благодаря которым молодой ландмейстер вписал бы свое имя в историю?

Впрочем, в Дерпте томится не только он – здесь собрались многие выжившие рыцари-меченосцы, здесь же занял епископский престол Герман Буксгевден. После смерти брата он стал самым непримиримым клириком, ненавидящим местных язычников, и особенно ортодоксов схизматиков! Епископ спит и видит объявление нового крестового похода – в земли русов! Здесь же нашел свое пристанище и изгнанный новгородцами из Пскова князь Ярослав Владимирович, мечтающий вернуть свой город. У бывшего союзника во втором по величине и значению городе Русского Севера осталось множество сторонников, но увы, момент для выступления против Новгорода совершенно неподходящий. Главные силы тевтонцев заняты сейчас борьбой с мусульманами в Святой земле, ордену не хватает людей даже покорять неистовых пруссов, не говоря уже о помощи ливонцам (так ныне величают рыцарей Ливонской комтурии), и сил для открытого противостояния с русами просто нет.

С другой стороны, если ситуация изменится и позиции Ярослава Всеволодовича в Новгороде пошатнутся, то кто знает, кто знает…

От тяжелых, неторопливых дум ландмейстера отвлек взволнованный голос полубрата-сержанта, поднявшегося вслед за Дитрихом на вершину донжона:

– Господин, в Дерпт прибыло двое русов. Они говорят, что держат путь из Новгорода, и просят о встречи с вами. Называют себя посланниками городского посадника.

Дитрих не стал спешить с ответом, сохранив выражение полной невозмутимости на лице, но сердце его отчаянно забилось. Неужели то, о чем он втайне мечтал… Нет, вначале нужно выслушать посланников, а уже после делать выводы. Иначе слишком горьким будет разочарование.

Но все же, начав спускаться вниз по винтовой лестнице, ливонский ландмейстер не мог не задавать про себя один и тот же вопрос: а вдруг? А вдруг его безмолвная мольба услышана, и Господь все же посылает им шанс?!

Глава 1

Дитрих фон Грюнинген порывисто, едва ли не бегом ворвался в просторную залу донжона, уже на самом пороге ее заставив себя замедлить шаг. Впрочем, окружающим все равно показалось, что внутрь залетел упругий сгусток нервов и крепких мышц, укрытый плащом с красным крестом меченосцев. Ландмейстер окинул ищущим взглядом сырую и стылую залу, несмотря на значительных размеров очаг, в котором всю осень и зиму неизменно поддерживают огонь, и на еще потрескивающие угли в развешенных по стенам железных корзинах. Помимо них, серый камень украшают лишь белые полотна с черным тевтонским крестом и алым мечом ливонцев, да еще оружие, как трофейное, так и клинки крестоносцев.

А более ничего и нет – вступая в орден, все рыцари дают обет бедности.

Мгновение спустя старший над братьями Ливонской комтурии молодой рыцарь увидел новгородских посланников. Прежде всего выступившего чуть вперед среднего роста жилистого темноволосого парня, ровесника Дитриха или даже моложе. Вот только тяжелый взгляд серых глаз много повидавшего человека и шрамы, украсившие лицо воина, тут же заставили забыть о его возрасте. Второй посланник, вставший чуть позади своего товарища, был старше и значительно крупнее. Таких рослых, широких в плечах и буквально дышащих мощью и спокойной уверенностью в себе мужей Дитрих встречал нечасто. А может, и вовсе никогда не встречал. Он даже запнулся при взгляде на русобородого гиганта русича, прежде чем начать свою речь, но быстро совладал с внезапно накатившей неуверенностью.

– Я ландмейстер Ливонской комтурии Ордена дома Святой Девы Марии Тевтонской в Иерусалиме Дитрих фон Грюнинген. Вы желали встречи со мной – вы ее получили.

Как и предположил Дитрих, заговорил именно темноволосый русич – выйдя вперед, он продемонстрировал свое положение в паре посланников, дав понять, что гигант есть лишь простой телохранитель. Хотя «простой» все же не слишком уместное в отношении гиганта понятие.

Новгородец заговорил неспешно, тщательно выговаривая слова и делая небольшие паузы, чтобы присутствующий здесь же толмач мог все перевести, – не отрывая при этом своего тяжелого взгляда от ландмейстера:

– Приветствую славного рыцаря-крестоносца, и также передаю тебе привет, Дитрих фон Грюнинген, от новгородского посадника Степана Твердиславича, бьющего тебе челом.

Когда сержант, разумеющий речь русов, закончил перевод, и в зале воцарилось тягостное молчание, ландмейстер, начав понемногу заводиться, нехорошо улыбнулся.

– Вот как? Вы проделали столь долгий путь, чтобы передать мне привет посадника?!

Темноволосый русич, едва ли не издевательски улыбнувшись в ответ (ехидство и раздражающая в себе уверенность в его ухмылке угадывались наверняка), спокойно произнес:

– Нет, не только. Он велел передать тебе, славный ландмейстер Ливонской комтурии Тевтонского ордена, что Новгород желает освободиться от власти князя Ярослава и его щенка Александра, что новгородцы отныне и вовсе не желают верховенства каких-либо князей. Он велел сказать, что ныне пришло лучшее время, чтобы это осуществить, и что в обмен на военную помощь крестоносцев Новгород станет верным союзником ордена!

Сердце Дитриха фон Грюнингена забилось часто и сильно, разгоняя по жилам кровь, и буквально вся его сущность воскликнула: «Вот оно!» Однако же, не проявив внешне своего воодушевления, он спросил спокойно, даже с легкой издевкой:

– Вот как? И что же повлияло на решение новгородцев, ранее самих приглашавших на княжение Ярослава, и не раз приглашавших?

Посланника, однако, каверзный вопрос не смутил.

– Приглашая ранее князя Ярослава Всеволодовича, Новгород заручался поддержкой могучего Владимирского княжества и мог рассчитывать на великокняжескую рать в противостоянии с орденом или свеями. Однако ныне между старшими братьями Всеволодовичами назревает не просто вражда – пахнет большой бранью. Старший брат, великий князь Юрий, провозгласил себя базилевсом и потребовал, чтобы Ярослав и Александр присягнули ему как базилевсу. Но Ярослав ожидаемо возмутился и отказался присягать, а Юрий в отместку двинул рать к Торжку, желая перекрыть движение хлебных обозов на север. Ныне новгородский князь собирает рать, чтобы схватиться со старшим братом, а Юрий… Мы пока не знаем, что делает Юрий и какими именно силами осадили Торжок. Зато знаем, что зимой в южные пределы Руси вторглись новые степняки-агаряне, носящие имя монголов. Они разбили великокняжескую рать под Переяславлем-Рязанским, заставив остатки ее бежать в город, искать спасения за крепостными стенами. Также они осадили Рязань и использовали для штурма ее настоящие пороки, разрушив крепкую деревянную стену до основания на ширине в несколько сотен шагов. Рязанский князь чудом откупился от хана агарян Батыя, и тот покинул пределы его земли. Но знающие люди сообщают, что Батый ныне жаждет ударить по Владимиру и покарать наглеца, посмевшего вывести против его ратей свою дружину. А ведь воинство монголов бесчисленно, и оно сокрушило все царства Востока, включая богатейший Хорезм и славную своими батырами Волжскую Булгарию!

Ландмейстер внимательно слушал перевод толмача, стараясь не выдавать своих чувств. Что-то из озвученного посланником он уже слышал, что-то оказалось для него откровением. Так, про зимнее вторжение монголов на Русь до Дерпта дошли лишь обрывочные неясные слухи, создавшие впечатление об очередном, не самом серьезном набеге степняков – было не совсем понятно даже, кто напал, куманы или иные язычники. О монголах Дитрих знал чуть больше – крестоносцы, с отчаянным упорством защищающие свои владения в Святой земле, были достаточно осведомлены о событиях на востоке. И о монголах, сокрушивших Хорезм, а после разбивших и грузин, ранее готовящих собственный крестовый поход, были наслышаны… Выходит, новый враг докатился уже и до Руси! Впрочем, беды русов-ортодоксов его волновали мало, гораздо важнее были новости о зародившейся вражде между братьями Всеволодовичами. А весть о провозглашении Юрия базилевсом уже достигла ордена, но не особенно впечатлила рыцарей. Кем бы ни назвался великий князь, править ему все равно лишь Владимиром!

Но брань между братьями-князьями… Ею действительно стоит воспользоваться!

Между тем новгородец продолжал неспешно говорить:

– Торжок мы желаем отбить, но и только. Наши ратники не должны понапрасну лить кровь в брани между Всеволодовичами, пусть Ярослав и Юрий выйдут на Божий суд и в личном поединке решают, кто из них и кому должен подчиниться. Но даже если это чудо свершится, и князья прольют собственную кровь, а не кровь своих воев, все одно для Новгорода это ничем хорошим не кончится. Победит Ярослав, неважно, в сече или честном поединке, и сам сядет во Владимире, оставив Новгород за сыном. И когда придут поганые агаряне, он призовет на гибельную брань новгородскую рать. Но коли верх возьмет Юрий, то он также призовет нас сражаться против монголов; а еще ходит слух, будто новоявленный базилевс жаждет сменить выборного посадника на собственного, назначаемого, и увезет вечевой колокол во Владимир, отменив наше вече!

Даже не понимая слов русича, Дитрих отлично воспринял его негодующий, совершенно искренний в своем справедливом гневе тон. А когда толмач закончил перевод, не удержался и от мимолетной, но крайне самодовольной улыбки. Действительно, ситуация у новгородцев сложилась очень непростая.

– Значит, вы рассчитываете, что орден…

Ландмейстер специально не довел свою речь до конца, желая дать высказаться посланнику, и тот Дитриха не разочаровал.

– Заключив союз с орденом, как некогда это сделал Псков, Новгород обретет независимость от князей и тем самым избежит гнева и мести хана Батыя, от которого мы надеемся откупиться. Ежели не выйдет, орденские бастиарии, способные построить собственные пороки и вооруженные мощными крепостными самострелами, как мы надеемся, помогут отстоять нам город. Пусть мы называем друг друга схизматиками, но все одно, мы ведь христиане. И коли на Новгород пойдет тьма безбожных язычников, разве откажут славные ливонские рыцари нам в помощи, разве сражения с агарянами есть не главное призвание воинов Христа?

Дитрих фон Грюнинген надменно вскинул подбородок.

– Называя себя христианами, вы отказываетесь смириться с властью великого понтифика, папы римского! Кто возжелает помочь схизматикам, если вы не соглашаетесь признать правильность католического богослужения?

Выслушав толмача, посланник отрицательно качнул головой.

– От веры предков наших мы не откажемся. В знак особого расположения к ордену мы готовы пустить в наши земли ваших проповедников, позволим им построить свои церкви, коли паства их будет достаточно велика, но не более того. Ежели кто захочет креститься по католическому обряду, что же, это его право. Но Пскову вы помогали, не пытаясь перекрестить его жителей.

На это замечание ландмейстер поначалу не нашелся, что ответить. И лишь после достаточно длительной паузы заявил:

– Псковичи помогали нам в войне против Литвы.

Посланник согласно склонил голову.

– И Новгород не откажет в этой помощи ордену, ведь литовские язычники-разбойники разоряют и наши земли. Объединившись, мы смогли бы воздать ворогу должное за гибель наших людей при Сауле, но для этого Новгород должен устоять во время нашествия монголов. Не забывай, славный ландмейстер, что купцы наши богаты и что за оказанную помощь мы щедро вознаградим наших новых друзей. А переданного нами злата, да серебра, да самоцветов ярких, да шкур соболиных будет достаточно для того, чтобы орден мог нанять множество славных воев в западных землях.

Дитрих замолчал, обдумывая озвученное предложение. Посылать рыцарей и полубратьев-сержантов сражаться и умирать за схизматиков русов было, конечно, глупо, но… Но они обещали щедро заплатить, а не в правилах русов нарушать свое слово. Кроме того, пусть капелланам ордена всего лишь разрешили проповедовать в землях Новгорода, но ведь и это достижение можно подать как крупный успех не только перед магистром ордена Германом фон Зальца, но даже и в Риме. Католические священники начали крестить Русь – вот как это можно назвать. В сущности, даже не солгав… Наконец, если новгородцам удастся откупиться от монголов, можно будет напомнить им и об обещанной помощи – и вместе с русами вернуть литовцам старый должок!

В любом случае сейчас лучшее время, чтобы начать действовать. Междоусобная вражда подорвет силы братьев Всеволодовичей, и кто бы из них ни взял верх, коли Новгород закроет ворота перед победителем, а войско крестоносцев выступит ему на помощь, ни Ярослав, ни Юрий не решатся на штурм. И даже против монголов можно помочь русам. В конце концов, на деньги самих новгородцев можно нанять достаточно большое число арбалетчиков, мастеров осадного дела, привлечь безземельных рыцарей, добывающих пропитание мечом, а уж после того как новгородцы сами впустят крестоносцев в свой город, какая сила заставит орден его покинуть?

Но вслух ландмейстер Ливонской комтурии сказал, конечно, иное:

– И что же, монголы действительно так сильны?

В этот раз, прежде чем ответить, русы обменялись короткими красноречивыми взглядами, после чего темноволосый посланник промолвил прямо:

– Мы сражались с ними под Переяславлем-Рязанским в составе тысячи, что княжич Александр отправил на помощь дядьке. И да, они очень сильны. Прежде всего, своей многочисленностью. Юрий собрал на помощь Рязани могучую рать, числом превосходящую твою комтурию. Считая и рыцарей, и сержантов, и местное ополчение, и наемников, славный ландмейстер. Но даже эта рать едва ли не вдвое уступала ордынской тьме! А ведь с нами сражались не более половины поганых Батыя. В основном это легкие всадники, вооруженные, однако, мощными составными луками – стрела из них летит очень далеко и может пробить кольчугу даже наконечником-срезнем. Однако у ворога было достаточно и закованных в дощатые брони гридей, а главное, у них рать поделена на десятки, сотни и тысячи, и темники с легкостью управляют ею на поле боя. При этом вои монголов беспрекословно подчиняются своим военачальникам и не смеют отступать без приказа, даже проигрывая и неся большие потери. Самое же страшное, что новые агаряне, в отличие от других степняков, имеют пороки, с помощью которых крушат деревянные стены наших крепостей. Никогда еще кочевники не имели осадных орудий, и это делает их воистину страшным для нас врагом.

Дитрих фон Грюнинген ни на мгновение не усомнился в речах русов: оба посланника выглядели искушенными, крепкими воинами, не бросающими слов на ветер и не привычными придумывать россказни о своих подвигах или же со страха в десятки раз преувеличивать число врагов. Пусть даже их слова вряд ли являются истиной – не может быть, чтобы число монголов было вчетверо, а то и впятеро больше воинов в его комтурии! – но все же враг серьезный, это очевидно. Да и потом, слабый враг не расправился бы с Хорезмом на пике его могущества…

Сделав небольшую паузу, русич продолжил:

– К слову, псковичи ждут возвращения изгнанного из града князя Ярослава Владимировича – насколько нам известно, сейчас он живет в Дерпте. Так вот, когда вы проверите правдивость моих слов и соберете воинов, созовете ополчение и выступите к Пскову, Степан Твердиславич постарается выманить из города присланную князем новгородскую дружину и назначенного посадника. Эти вои верны Ярославу Всеволодовичу, и сейчас убрать ратников из града невозможно, но мы не хотим крови сородичей и сумеем обманом призвать их в Новгород, когда орден будет готов начать действовать. Связь со Степаном Твердиславичем вы будете поддерживать через нас, но пока вы проверяете мои слова и готовитесь к походу, мы на время покинем Ливонию и отправимся в земли свеев. В Новгороде уже известно, что папа Григорий Девятый объявил новый крестовый поход на Ямь и Сумь и что свеи задумываются над тем, чтобы ударить и по нашим землям. Мы желаем заранее упредить их удар, предложив союз, и попросить помощи против Всеволодовичей, а главное – против монголов. За нее мы готовы уступить свеям Ладогу, коли те не станут мешать нашей торговле с Готским берегом и Любеком и не примутся давить купцов пошлинами.