Игра не для всех. 1941

© Алекс Каменев, 2021

© ООО «Издательство АСТ», 2021

* * *

Пролог

Здравствуйте! Вас приветствует игровая реальность проекта «Великая Отечественная». Вы готовы пройти погружение и принять участие в самой грандиозной войне двадцатого века?! С ростом уровней вам будут доступны новые игровые роли, а достоверность отражения виртуальной реальности позволит вам испытать весь спектр ощущений пребывания в прошлом.

Вы готовы?

– Блин, ну наконец-то! Да!!!

Вы желаете играть под собственным именем или выберете персонажа из числа реальных участников боевых действий?

Некоторое время мучительно думаю: с одной стороны, хочется остаться собой, с другой – добиться максимальной достоверности.

Вы желаете играть под собственным именем…

– Да!

Повторяю вопрос: вы желаете играть под собственным…

– Под собственным!

Ну вот, опять из-за этой тупой железяки выбираю не то… Ну ладно, под собственным именем тоже норм.

Предупреждаю: вы выбрали случайное определение игровых ролей. Если вы желаете вернуться к определению роли, вам необходимо остановить процесс погружения выходом из игровой реальности и перезапустить капсулу погружения. Вы желаете сменить случайное определение игровых ролей в пользовательских настройках?

– Нет!

Вот ведь зараза тормознутая, а еще говорили: отлично работает, отлично работает! Да где же там это отлично?! Пока регистрировался, аж вспотел от напряжения, интерфейс с голосовыми командами оказался жутко замороченным. Вот и выбрал вместо наводчика танка рандомное определение персонажа.

Предупреждаю: вы выбрали случайное определение игровых ролей…

– Не желаю! Не хочу менять!!!

Прошу немного подождать, идет подбор игровой роли.

Время ожидания составляет…

Одну минуту.

Фу-ух, ну наконец-то. Пофиг уже, какую роль подберет ИИ, сейчас потестю первого персонажа, там поглядим – сменить всегда успею. Говорят, некоторые игроки по неделе играли в первый день войны тупо для того, чтобы попробовать на себе все возможные роли. Так что рандом – это, может быть, даже и хорошо.

Время ожидания составляет…

Тридцать секунд.

А голосок-то у нее все-таки приятный… Интересно, как выглядит та чикуля, что озвучивала программу? Хотя наверняка на деле все сгенерировано с учетом тембров, интонаций и прочей шляпы. Ладно, теперь уже можно расслабиться и поудобнее лечь в капсуле, благо что лежак в ней эргономичный, с автоподстроем под габариты игрока. Поудобнее, блин, чем моя родная кровать с «умным» матрацем!

Поздравляю! Ваш персонаж определен: красноармеец Роман Самсонов, стрелок третьей заставы 17-го Краснознаменного Брестского пограничного отряда. Место дислокации: деревня Величковичи. Дата: 22 июня 1941 года. Декретное время: 4 часа 10 минут.

Во! Отличный вариант! Не такой уж и неудачный у ИИ выбор…

До запуска погружения остается:

10, 9, 8, 7…

Легкий укол в шею – и в тело вводится строго выверенная порция снотворного. А ведь сколько, блин, было перед покупкой заморочек со сдачей медицинских тестов! Елы-палы, как в поговорке: прошел огонь и медные трубы. Но ничего, сейчас я уже поиграю!

Поиграю…

Глаза слипаются сами собой. Как здесь уютно…

Какой-то потусторонний, незнакомый звук заставляет меня их открыть. В первые мгновения я не понимаю даже, где нахожусь: взгляд уткнулся в бревенчатый потолок, а под спиной что-то тихо скрипнуло.

И тут меня буквально подбросило на кровати от мощного толчка! А секунду спустя в помещении раздался противный звон разбивающегося стекла и грохот близкого взрыва. Настолько близкого, что первым желанием было спрятаться – неважно где, хоть под кроватью!

– Застава! В р-р-ружье-е-е!!!

Казарма – теперь до меня доходит, что игра уже началась (ура-а-а-а!) и я нахожусь в казарме пограничников, – наполнилась испуганными криками и отборной руганью. Но чаще всего я слышу два слова: «напали» и «немцы».

– Самса, ты чего, уснул?! Одевайся!

Рослый крепкий парень, рекордно быстро успевший накинуть на себя светло-зеленого (защитного!) цвета гимнастерку и надеть галифе, а также шустро намотать портянки и обуть сапоги, ожег меня злым взглядом. На петлицах воротника его гимнастерки я разглядел один треугольник – и тут же в голове будто щелкнуло: младший сержант. Младший сержант Артем Зиборов, прозвище Зебра, призван из-под Смоленска. Командир моего отделения.

А вот это круто: никаких бегающих перед глазами интерфейсов или меню! Вся нужная информация и знания поступают сразу в память игрока!

– Бегом!!!

Сейчас Зиборов орет уже всему отделению. Практически все бойцы, кроме меня, одеты и вслед за младшим сержантом бросаются к оружейной комнате – о-о-о, теперь и я знаю, что это такое! Впрочем, думаю, что вскоре перестану удивляться обновлениям информации в своей голове.

Противный частый свист отчетливо раздается сквозь выбитые окна, и прямо на моих глазах во дворе перед казармами встает цепочка разрывов, еще не так заметных в отступающих сумерках. Как завороженный, сквозь пустую раму я смотрю на плотные облачка дыма, пыли и поднятой в воздух земли, пока что-то горячее не чиркнуло по щеке. На автомате приложив к ней руку, я почувствовал под пальцами что-то влажное. Поднеся ладонь к лицу, вижу кровь.

А секунду спустя приходит какая-то резкая боль.

– Твою же ж!..

В описании игры говорилось, что все ощущения будут соответствовать реальным на сто процентов, но я не думал, что первым наиболее ярким из них станет боль. Но в то же время она помогла мне прийти в себя: вскочив с кровати, я начал торопливо и неловко одеваться. Впрочем, в голову тут же постучалась очередная мысль: гимнастерку стоит надевать через голову, как свитер, тут же натягивать галифе, портянки… С ними приходится повозиться, и с первого раза не получается. Здорово нервируют истеричные крики погранцов, столпившихся у оружейки, и то, что я теряю время.

Очередной мощный взрыв (в сознании вновь щелкает: цепочку маленьких разрывов во дворе оставили легкие минометные снаряды, а вот сейчас по нам долбануло что-то прям ну очень тяжелое) прогремел, словно в соседнем помещении. Упав с табурета, на котором пытался намотать портянки, я с ужасом уставился на бревенчатую стену казармы: ее явственно повело, и сейчас она буквально трещит от частых ударов по ней то ли осколков, то ли комьев земли. Впрочем, вскоре становится понятно, что рвануло не так близко, иначе бы казарму на фиг разнесло, но тут в толпе пограничников раздается заполошный крик:

– Вилка!!!

И все бойцы с отчаянными криками ломанулись наружу. Тут до меня доходит, что вилка – это когда во время артобстрела один «чемодан» ложится с недолетом, другой с перелетом, а третий уже точно накроет цель. Забыв о портянках, я голыми ногами залезаю в сапоги и, схватив ремень, бросаюсь к выходу.

Очередной грохот раздается прямо за спиной – и тут же сзади что-то очень горячее подхватывает меня и несет по воздуху. Мой короткий полет, за время которого я едва ли не обделался от страха, длится всего пару секунд и заканчивается жестким столкновением с деревянным полом казармы.

Тьма.

…Прихожу в себя с дико болящей головой. Вначале кажется, что я умер в игре и очнулся уже на идеально мягком лежаке капсулы, но тут мой взгляд утыкается в лакированный пол, натекшую на нем лужу крови из моего разбитого носа и груду мусора, валяющегося вокруг. Первой мыслью было плюнуть на все и валить отсюда домой, где меня дожидается пицца с беконом и возможность сдать капсулу по гарантии в течение двух недель. Но в следующий миг я буквально ощутил, как по телу разливается адреналиновая волна и дикое возбуждение отметает все пораженческие мысли.

Только в бой – иначе ради чего я вообще решил играть?!

Хотя где-то на периферии и всплыла мыслишка, что адреналин и возбуждение – это такая поднастройка игрового процесса, как раз и введенная разработчиками с целью удержать юзеров от преждевременного выхода из погружения… Но мыслишка всплыла и тут же куда-то пропала.

Впереди и чуть правее раздался глухой стон, причем донесся он издалека и словно бы сквозь какую-то преграду в ушах. Будто их набили ватой. Оглянувшись по сторонам, я вначале отметил, что немецкий снаряд все же не накрыл казарму, а только снес ее дальний от меня угол. Впрочем, этого хватило, чтобы превратить спальное расположение в какую-то чудовищную свалку из покореженных остовов кроватей. Спину так и обдало холодком – метры, которые я успел пробежать, по сути меня и спасли. Иначе бы уже валялся там, на взлетке, поломанной окровавленной куклой…

Да о чем это я? Погибнуть здесь невозможно!

И это радует…

Вновь раздается стон – издали, и, обратившись к источнику звука, я с удивлением понимаю, что он находится в каком-то метре от меня. Контузия, твою ж дивизию… Парень с рассеченным лбом стоит на коленях, держась за голову, а прямо перед ним на полу лежит громоздкое длинноствольное оружие с массивным прикладом и прикрепленным сверху диском.

Ручной пулемет ДП-27 – Дегтярева пехотный, 1927 года разработки. Вес – более 10 килограммов, дисковый магазин рассчитан на 47 патронов винтовочного калибра 7,62. Скорострельность – 500–600 выстрелов в минуту (боевая до 80).

– Самса… Помоги… Помоги!

Парень обращается ко мне, но я не сразу понимаю, что он просит о помощи. Тут же приходит и узнавание: Василий Нежельский, парторг заставы.

– Сейчас, сейчас…

С трудом встаю на ноги – и тут же живот скручивает в резком спазме, бросив меня на колени. Контузия… Выкашлявшись, вновь пытаюсь встать, украдкой виновато посмотрев на пулеметчика, но в его взгляде встречаю только сочувствие и понимание. Благодарно ему кивнув – вот же, вроде бы просто бот, а ведь такое ощущение, что реальный, живой человек! – жестом показываю на оружейку. Нежельский скривился, но кивнул и стал понемногу вставать сам, при этом пошатываясь. Очередной толчок – звук разрыва снаряда показался мне не слишком близким и потому не очень опасным – вновь бросил нас обоих на пол. Уже не вставая, я ужом по-пластунски дополз до дверей пустой оружейки.

Ну как пустой? Погранцы, конечно, молодцы, цинки с патронами и гранатами успели вытащить практически все, да и оружейная пирамида опустела – за исключением одиноко стоящей в ней самозарядки.

Моей самозарядки.

СВТ-40 – самозарядная винтовка конструкции Токарева образца 1940 года. Масса в снаряженном состоянии более 4 килограммов, скорострельность 20–25 выстрелов в минуту, отъемный магазин рассчитан на 10 патронов.

С каким же восторгом я взял первую в своей жизни самозарядку – и первое оружие в этой игре! Ладная, с удобным прикладом, пахнущая металлом, деревом, смазкой… Сразу почувствовалось, что это технологичное, совершенное оружие для своего времени.

Очередной толчок (зараза, как будто землетрясение!) отвлек меня от любования самозарядкой, а прозвучавший гораздо ближе взрыв подстегнул собираться быстрее. Нацепив на поясной ремень штык-нож – и ведь как умудрился-то не выронить во время полета? – цепляю на него же два уставных подсумка с неснаряженными магазинами, по две штуки в каждом. Осмотревшись, замечаю пустой гранатный подсумок и доверху набиваю его патронами из единственного стоящего здесь же вскрытого цинка.

Все действия выполняются на автомате – необходимая информация о том, что и как нужно делать, своевременно всплывает в голове. Единственное что – очень сильно мешают волнение и излишняя суетливость. Чувствую, как дрожат собственные пальцы… Покинув наконец оружейку, вижу, что за пулеметчиком уже вернулся его напарник – второй номер, Астахов Мишка, – и вместе они подхватили ящик с патронами. Нежельский накинул на плечо ремень пулемета, Астахов тащит собственную самозарядку и брезентовую сумку с дисками. Посмотрев на красноармейцев, бегом – уже бегом, быстро же я восстанавливаюсь, однако! – возвращаюсь в оружейку и, подхватив вскрытый цинк, снова покидаю казарму.

Какой-то противный свист, будто бы похожий на комариный, – и цепочка разрывов минометных мин ложится правее, метрах в тридцати. Пулеметчики сразу падают на землю и уже ползком продолжают двигаться в сторону ближайшего к казарме окопа полного профиля. Следую их примеру и я, а свист между тем становится короче. Еще не совсем понимая, что это значит, я начинаю ползти гораздо активнее… А потом мины накрывают нас на открытой площадке.

Не знаю, каким чудом я сумел удержаться от того, чтобы не вскочить и не побежать – как раз под бьющие во все стороны осколки. В голове только и билось: лежать, лежать, лежать! – и я лежал, изо всех сил старался лежать, не вскочить, не побежать, хотя до спасительных окопов вроде бы всего ничего, один короткий рывок… Цинк перевернулся, из него на сочную зеленую траву вывалились патроны, но сейчас мне совсем не до них.

Что-то горячее пребольно царапнуло задницу, я взвыл от боли, в первый миг подумав, что меня накрыл очередной немецкий гостинец, а потом понял, что в паху стало вдруг как-то необычно тепло и мокро. С ужасом осознав, что банально обоссался, я уже всерьез вознамерился покинуть игру и оторвал лицо от земли, чтобы вызвать игровой интерфейс. Но тут в поле зрения оказался парторг, в одиночку отчаянно ползущий к окопам и тащущий за собой здоровенный ящик с патронами. Тогда я нашел глазами Астахова – и увидел безвольно распластавшееся на земле неподвижное тело второго номера с едва заметной лужицей крови у виска. Судорожно сглотнув, я вновь посмотрел на Нежельского – и пополз, пополз вперед, вслед за ним, оставляя на земле влажный грязевой след.

Что мною движет? Азарт? Упрямое стремление так или иначе схватиться с немцами, хотя бы дотянуть до их появления? Или желание помочь боевому товарищу, который на деле-то и вовсе не товарищ никакой, а игровой бот?

Правда, бот этот срисован с настоящих пограничников, кто дрался на третьей заставе и умирал здесь на самом деле…

Короче, что-то такое внутри меня ворохнулось и удержало от выхода из игры. Вражеские минометчики вновь перенесли огонь вправо, и я рискнул вскочить, добежать до Астахова. Судорожно сдернув с плеча убитого (стараясь на него не смотреть) брезентовую сумку, очередной короткой перебежкой я догнал уже вставшего на ноги смертельно бледного пулеметчика и схватился за вторую ручку тяжеленного патронного ящика. Еще один рывок – и мы оказываемся в окопе.

Дышу тяжело, как загнанная лошадь. Будто воздух – это вода, а я путник, прошедший пустыню, и теперь пытаюсь напиться вдоволь. Впрочем, проведя языком по потрескавшимся губам и сухому небу, осознаю, что попить сейчас было бы тоже не лишним. Вот только колодец заставы остался за спиной, а оказаться вновь на открытом участке местности под минометным обстрелом желания нет никакого. Уставная фляжка, если в ней что и было, осталась в казарме… Еще понимаю, что кирзачи уже натирают не перевязанные портянками стопы, сильно трет и влажная, грязная ткань в паху, саднят порезы на щеке и заднице – полный ажур! От не самых приятных дум меня отвлекает резкий хлопок по плечу:

– Самсонов, останешься здесь, поможешь Нежельскому. Понял?!

Резкий голос обратившегося ко мне пробивается сквозь вату в ушах. Мой взгляд, скользнув по трем кубарям в петлицах, встречается с горящими яростным, каким-то даже безумным огнем глазами начальника заставы старшего лейтенанта Михайлова. Онемевшие губы с трудом выговаривают уставное:

– Есть.

Командир меряет меня взглядом с ног до головы, на секунду задерживается на грязном паху (отчего я весь аж съежился), но вместо разноса еще раз хлопает по плечу, теперь уже не так сильно. Откуда-то издалека до меня доносится:

– Молодец, боец!

Старлей удаляется по окопу, обходя прочих погранцов. Большинство их, несмотря на обстрел, занимается снаряжением магазинов к СВТ патронами, а некоторые уже вкручивают запалы в гранаты. Несмотря на внезапное нападение и огонь, открытый прямо по казармам, эти люди не побежали стремглав во все стороны, завывая от ужаса перед немцами, а добросовестно готовятся к бою. Как-то это даже и не вяжется с моим представлением о 22 июня 1941 года, но разработчики игры не на пустом месте получили все возможные награды у историков. Значит, и вправду пограничники дали фрицам бой. Еще бы его увидеть…

– Рома, помогай.

Парторг, уже успевший вскрыть ящик с цинками, достал диски из брезентовой сумки и протянул один из них мне. Ну что, помочь первому номеру действительно нужно.

…Два часа с момента пробуждения пролетели вообще незаметно – время (семь утра) назвал старлей во время очередного обхода. Минут двадцать назад закончился обстрел. И хотя практически всем окружающим было явно не по себе от частящих разрывов мин и редких, тяжелых взрывов гаубичных снарядов, пограничники, сжавшись на дне извилистых окопов, продолжали готовиться к бою. Главное, в конечном итоге оказалось, что ни одна мина, ни один снаряд не смогли точно накрыть траншеи – нам крупно повезло! Не считая гибели Астахова, застава недосчиталась еще только двух бойцов, погибших под минами в первые минуты немецкой артподготовки.

К ДП мы с Василием старательно набили все имеющиеся у нас семь дисков, заодно я вдоволь напрактиковался. Как новоиспеченный второй номер расчета, в бою я должен буду успевать набивать опустошенные Нежельским. Кроме того, я аккуратно снарядил все четыре магазина к своей СВТ – в памяти опять всплыло, что при их чересчур поспешном снаряжении закраина верхнего патрона нередко оказывалась сзади закраины нижнего, после чего винтовку клинило при стрельбе.

По рядам бойцов пустили единственную фляжку с водой, легонько отдающей то ли тиной, то ли еще чем. Но на самом деле я был очень рад даже одному глотку чуть затхлой воды, который позволили сделать каждому бойцу. Опытные погранцы подсказали, как нужно правильно пить, чтобы приглушить жажду: тщательно смочив губы, хорошо прополоскав рот и горло – и только после этого глотать. Было не очень вкусно, но сильная жажда действительно отступила. Кроме того, высох пах, порезы на щеке и правой ягодице мне дали смочить спиртом – хоть какое-то обеззараживание! А Василий, узнав, что я не успел повязать портянки, достал мне пару запасных. Кирзачи (ан нет, юфтевые сапоги!) еще не успели растереть ноги в хлам; тщательно, по всей науке обмотав ступни и вновь обувшись, я буквально кайфанул! Благо что ко мне начал возвращаться и слух…

Как же, блин, мало человеку нужно на войне!

От радостных размышлений мое внимание отвлекло движение пока еще далеких серых фигурок, поднимающихся от берега реки. До того там дежурили наряды погранцов, однако после окончания обстрела они отступили к опорному пункту заставы. И вот наконец-то показался противник, ради драки с которым я здесь и играю! Вот только сейчас почему-то не испытываю никакой радости при виде наступающих фрицев…

– Застава! К бою!!!

Глава первая

Дата: 22 июня 1941 года. Декретное время: 7 часов утра. Локация: опорный пункт третьей заставы 17-го Краснознаменского Брестского пограничного отряда

Сердце бешено колотится в груди, мешая взять точное упреждение на движущихся короткими перебежками фрицев. Серые фигуры приходят в движение буквально на несколько секунд, едва ли не со спринтерской скоростью бросаясь вперед! И только приноровишься к ним, как они тут же залегают.

За последние несколько минут мозг буквально закипел от поступающей в него информации – о том, как нужно целиться, беря упреждение на фигуры при движении противника, о том, как важно плотно прижать приклад при стрельбе к плечу, чтобы то не осушило отдачей. О том, как мягко требуется тянуть за спусковой крючок на выдохе, целя в центр живой мишени. Все это было мне незнакомо, а главное – знание того, как и что нужно делать, не придает мне никаких полезных навыков!

Потому я сейчас напряженно, до слез в глазах вглядываюсь в мелькающие пока еще вдалеке небольшие серые фигурки, которых, как кажется, не так и много. Но то, как сноровисто и толково они приближаются к траншеям, наводит на не самые приятные мысли. Например, что в 41-м германцы били нас не только за счет подавляющего количества танков и самолетов…

– Огонь не открывать, пока на двести метров не подойдут! Ясно?!

Михайлов в очередной раз обходит бойцов, а у меня с губ невольно срывается вопрос:

– А как, блин, понять-то, где эти двести метров начинаются?

Слева раздается приглушенный смешок:

– Ты чего, Самса, совсем, что ли, головой сильно ударился?

Видя непонимание в моем взгляде, Нежельский снисходительно хмыкнул:

– Ну, ты чего, Ром, действительно, что ли, забыл? Мы же всего неделю назад на учениях все отрабатывали! Вон, видишь холмик, с которым только что немец практически поравнялся? Это ориентир на триста метров. А вон тот куст поближе к нам специально оставили и даже пристреляли – он как раз на двести метров и есть. Понял?

Посмотрев на куст, я немного приободрился. Далековато, конечно, но вижу его отчетливо. Значит, и фрицев буду хорошо видеть. Ох, и всыплю я им сейчас!

Неожиданно со стороны противника донесся глухой звук частой стрельбы – и тут же в бруствер прямо перед нами что-то чувствительно врезалось, я сквозь землю почувствовал сильные толчки! Василий мгновенно спрятался на дно окопа, я следом – правда, чуть-чуть притормозив. Откуда-то справа послышалось недовольное:

– Часто содють, гады. Метко.

Парторг поддержал сделавшего замечания бойца:

– С трехсот метров первую же очередь в бруствер вложил. Опытный у них пулеметчик, зараза…

От тона Нежельского мне стало как-то грустновато – судя по проскользнувшей в его словах зависти, он так точно стрелять не умеет. Но встретившись со мной взглядом, первый номер ободряюще улыбнулся:

– Не боись, Ромка, отобьемся! Наш этот будет день, вот увидишь!

Звучит неплохо. Я действительно приободрился, видно, заразившись какой-то непривычной мне удалью от товарища. Думать, что окружающие меня люди всего лишь боты, больше не хочу и не буду – разработчики игры сделали все, чтобы они казались живыми, так что капсула своих денег точно стоит. Для себя я решил так: пока я здесь, немцы – настоящий враг, а погранцы – настоящие боевые товарищи!

– Двести метров! Огонь!!!

Прижав нас плотной стрельбой из своих пулеметов, фрицы явно пошли на рывок – стометровку противник преодолел всего за пару минут. Но не на тех они напали! По команде старлея со дна окопа встали все погранцы – буквально все, команда Михайлова будто электрическим разрядом прошла по отделениям бойцов, защищающих опорный пункт на левом фланге (вот опять слова незнакомые!). В считаные секунды со стороны траншей по немцам открыли на удивление частый и дружный огонь.

Я, правда, первым выстрелом промахнулся: очередь ДП-27 парторга вблизи прозвучала оглушающе громко, так что я невольно отшатнулся. И потому первая пуля хоть и ушла куда-то в сторону фрицев, но явно выше их голов.

Чуть отодвинувшись от товарища, я поудобнее ложусь на бруствер грудью и, как следует прижав приклад СВТ к плечу, ловлю в открытый прицел вырвавшихся вперед германцев. Целик уже давно и заботливо отрегулирован на двести метров, осталось только подловить, да мягко потянуть за спуск. Вот сейчас…

Ближний ко мне немец, в очередной раз побежавший вперед, сам попадает на мушку. Сейчас он развернут ко мне лицом, и брать упреждения (попробуй в них разобраться с первого раза, даже если все знания уже в голове!) нет никакой нужды. Только скрестить мушку с целиком на животе фрица, так чтобы сверху они были на одной линии да мушка в самой середине.

– Огонь!

Командую сам себе и на выдохе тяну за спуск – вот только мягко не получается. Поспешил я, азартно нажав на крючок, – и винтовка дернулась в момент выстрела.

Но противник падает! Попал?!

Блин, нет! Или я все-таки промахнулся, или враг мне достался матерый, опытный. Почувствовал своим звериным фашистским нутром, что сейчас в него стрелять будут, – и прыгнул наземь. А теперь бодро ползет к окопам по-пластунски. Но ничего, я тебе сейчас в голову заряжу…

Однако в этот раз не успеваю даже прицелиться: короткая очередь вражеского пулемета ложится в считаных сантиметрах от головы. По щеке и левому глазу будто осколками бьют комья сорванной с бруствера земли. Причем в глазу ярко вспыхивает белым, и тут же все темнеет. В первые мгновения кажется, что в меня попали, и я с отчаянным визгом складываюсь на дне окопа.

– Ромка, что?! Ранили?! Дурачок, чего ты так долго выцеливал?

Немца своего я выцеливал, хотел хотя бы одного снять… Вслух я, правда, ничего не сказал, да и Василий сейчас не услышит: глухо матерясь, парторг гасит немецкую атаку короткими прицельными очередями. Может быть, даже мстит моим обидчикам. Не знаю, скольких он успел завалить, но со стороны возникает ощущение, что он со своим ручным «дегтяревым» сейчас – ключевой боец на нашем участке обороны. Ну, или один из самых ключевых. Потому, когда мне, уже немного отошедшему от первого испуга и отчаянно трущему левый глаз, упал в ноги пустой диск, а сверху раздался звенящий приказ «набивай!», я лишь послушно склонился над ним и начал снаряжать патронами. И еще не успел и наполовину его заполнить, как парторг нырнул вниз и, критически посмотрев на мой глаз, коротко бросил:

– Меняем позицию.

Меняем так меняем… Подхватываю диск с цинком и, склонившись, следую за первым номером. Между тем в голове вновь будто отщелкнуло: пулеметчики давно взяли за правило готовить запасную позицию, а то и не одну. Ибо эффективно действующий расчет обращает на себя внимание врага, а тот всеми средствами усиления пытается подавить противника. И судя по тому, как лихо летит земля с бруствера на дно окопа, сейчас нашу позицию немцы чистят как минимум с двух своих МГ. Мимоходом удивившись незнакомому термину, я тут же получаю полноценную справку:

Единый пулемет вермахта в начале Великой Отечественной – МГ-34, «машингевер», принятый на вооружение в 1934 году. Разработан в станковом, ручном и танковом вариантах. Вес более 12 килограммов, питание как магазинное, так и ленточное, минимальный боезапас – 50 патронов. Скорострельность порядка 900 выстрелов в минуту.

Хм, в полтора раза больше, чем у ДП?! Но тогда сколько он жрет патронов?

Мои мысли прерывает выросшая впереди спина парторга – чуть ли в него не врезался. Он вновь приподнимается над бруствером, в то время как я продолжаю набивать диск. И только мне удается завершить свою работу, как вниз тут же падает еще один – пустой. Глухо ругнувшись, я начинаю снаряжать патронами и его, хотя где-то в глубине души даже рад тому, что пока нет нужды высовываться из окопов.

Между тем активная стрельба затихает, хотя вражеские пулеметчики и продолжают поливать погранцов ливнем пуль. Но даже я улавливаю, что в бою что-то переменилось и сейчас они шмаляют уже без особого азарта. Над траншеями раздается щемяще-родное русское «Ура!», а чей-то голос, выделившись из общей массы, коротко и устало произнес: «Отступают». Не удержавшись, приподнимаюсь и я и действительно наблюдаю, как фрицы отступают – причем так же грамотно, как и шли вперед. Отделениями, короткими перебежками, под прикрытием скорострельных МГ… Какое-то незнакомое возбуждение подначивает меня вновь вскинуть винтовку – в этот раз я ловлю в прицел крепкого, рослого немца. В отличие от большинства других, он вооружен компактным, ладным вороным автоматом – и, кажется, что-то приказывает своим.

«Это не автомат, а пистолет-пулемет МП-38 или МП-40…»

– Да похрен чем!

Враг замедлился. Буквально на мгновение он замер, что-то крикнув своим, и, сведя целик с мушкой строго на его животе, я почувствовал, что сейчас не промахнусь, что попаду точно в цель. Как будто меня с немцем на мгновение соединила какая-то незримая нить… И прежде, чем он порвал ее, дернувшись в сторону, я успел-таки мягко потянуть за спуск, одновременно с выдохом послав все умное послезнание об оружии.

Я попал.

Я будто уловил мгновение, когда пуля вошла в человеческую плоть, сложив противника пополам, я будто услышал крик его боли. Но, упав, германец не замер на земле, а принялся бешено сучить ногами, ворочаться – и к нему тут же бросились еще двое немцев. Я было вновь стал ловить вражеские фигуры в прицел, но сейчас эти фрицы не стреляли в нас, они лишь пытались помочь своему раненому…

– Да стреляй ты уже!

Поспешная очередь негодующего Василия стегнула по земле совсем рядом с раненым и его помощниками, но лишь заставила их пригнуться и уже волоком потащить своего камрада. Ан нет, скорее всего, это был командир отделения или даже офицер – только они в простых пехотных подразделениях вооружены пистолетами-пулеметами… да пофиг, все равно проще и быстрее звать автоматами. Назло послезнанию, которое начинает уже раздражать.

Между тем, видя тяжелое положение раненого и его спасителей, активизируются немецкие пулеметчики, скрестив очереди на нашей позиции. Но в этот раз мы с Нежельским успеваем синхронно нырнуть вниз и некоторое время просто сидим рядом, тяжело дыша. Первым заговорил парторг:

– Хороший был выстрел. Важного немца ранил, Ромка! Ранил, да не убил. А чего не добил-то? Пожалел?!

– Василий, послушай…

Я оборачиваюсь к пулеметчику, но, взглянув в его глаза, замолкаю: зрачки их расширены так, будто паренек находится под кайфом. Заметна и крупная дрожь – да у первого номера настоящий отходняк! Но держится он молодцом и говорит вполне связно:

– Самсон, это война! Не провокация, не нарушение границы диверсантами – война! Они вон Мишку Астахова убили миной на рассвете, Иванова и Кобзаря накрыло осколками, пока до окопов бежали! Сейчас еще не знаю, какие у нас потери после боя, но двоих убитых видел точно! Наших. Убитых. Товарищей – ты это понимаешь, Рома?! Мы же с ними вместе полтора года отслужили! И чего ради ты этого немца пощадил?! Ранил, жалко стало? Да он через месяц из госпиталя выйдет, найдет тебя и шлепнет без всякой жалости!

Потерявшего берега парторга хочется послать далеко и надолго. Удерживает меня от этого лишь тот факт, что Нежельский-то по сути прав.

Слава богу, речь распаляющегося пулеметчика прерывает появление Михайлова:

– Пулеметный расчет!

– Слушаем, товарищ старший лейтенант!

– …шаем, товарищ старший лейтен…

Немного торможу и опаздываю с уставным ответом, отчего моя речь выходит тихой и невнятной. Но, думаю, подобные ситуации еще долго будут для меня нормой.

– Молодцы!

Начальник заставы-то по сути еще молодой мужик, лет двадцати пяти – тридцати от силы. Лицо у него какое-то… простое, но в память врезается пронзительный взгляд серых глаз и выступающий вперед волевой подбородок. Похвалил он так, будто отрубил.

– Красноармеец Самсонов!

– Я!

Вот в этот не затормозил!

– Отличный выстрел.

– Служу трудовому народу!

Продвинутый игрой разум тут же подсказывает, как правильно ответить, – и легкая улыбка преображает суровый фейс старлея, отчего становится прям как-то легко на душе. Между тем, жестом поманив меня к себе, Михайлов произнес уже тише: