Пролог
«Это все принадлежит моей семье, а значит и мне.
Да, мне всегда хотелось богатства, хотя вся моя жизнь до сегодняшнего дня прошла в бедности: дед и отец рано умерли, мать убивалась за копейки в леспромхозе. Нас осталось только трое, и мне пришлось стать опорой семьи.
И ладно бы так было всегда, но я совершенно точно знаю, что раньше наша семья считалась богатой, даже очень богатой. Бабка прожужжала мне об этом все уши. Мать никогда не слушала ее рассказов, она говорила, что раз мы все оставили, то это уже никогда себе не вернем.
Но однажды мне в голову пришла мысль: а почему бы не попробовать, вдруг получится? Я ведь точно знаю, где это лежит. Надо просто прийти и взять.
Ведь это принадлежит мне по праву!»
Глава 1
«Надо срочно обсудить все это с Сабирой, – подумала Катерина. – В нашем доме творятся странные вещи».
Сабира, ее подруга, жила в соседнем доме. Девушки дружили между собой с детства. Как всякая хорошая дружба, она началась с драки. Дрались они тогда по-настоящему: два тела катались по зеленой июньской траве, вцепившись друг в друга мертвой хваткой. Образовавшийся клубок перекатывался из стороны в сторону, но перевес сил никак не наступал, хотя схватка длилась уже больше пяти минут. Девчонкам хотелось заплакать, но их злость и ослиное упрямство продлевали сражение за одуванчики.
Все началось, как обычно, из-за пустяка – желтых, пушистых шариков на длинных ножках, которые покрывали ярким ковром изумрудную лужайку перед рядом стоящими домами. Девчонки жили в соседних домах уже давно, но пути их до этого времени не пересекались. Сабира бывала здесь наездами, только когда навещала свою бабушку Венеру Нургаллиевну. Катерина, на правах старожила, потребовала от соседки не рвать одуванчики с лужайки напротив своего дома. Но Сабире почему-то понравились цветы именно с лужайки дома Катерины. Между упрямыми девчушками, а было им всего по семь лет, возник спор, который в одно мгновение перерос в потасовку. Дрались они от души: царапались, кусались, щипались, никто не хотел уступать. Драку прекратила бабушка Кати, Раиса Львовна, которая очень вовремя вышла к колонке за водой. Ей пришлось сбрызнуть девчонок холодной водой, и клубок дерущихся сам собою распался.
Сабира и Катерина встретились после драки через неделю, каждая стояла у границ своего дома, с интересом поглядывая на соседку. Первой заговорила Сабира, предложив поиграть в классики на выбывание. Катерина первый раз услышала такие правила игры, и тут же согласилась. Девчонки сразу подружились, и стали подругами «не разлей вода».
Сейчас они обе уже были студентками: Катерина – училась на химическом факультете в политехническом институте, а Сабира – в юридическом институте. Обе они в этот год перешли на третий курс.
Катерина подошла к соседнему дому, дверь в дом, как всегда, стояла распахнута. На дворе царило жаркое лето, и девушка с удовольствием окунулась в прохладу большого каменного дома. Она привычно поднялась по высокой лестнице на второй этаж и открыла дверь.
Сабира была дома, она как раз собиралась в магазин. Тогда вокруг еще не было много больших продуктовых магазинов, где продавалось бы все сразу: молоко, хлеб, сыр, яйца, колбасу, поэтому каждый день людям приходилось ходить сначала в булочную, а потом и в молочную. Ну, или наоборот, кому как нравится.
Девушки отправились по магазинам вместе. С утра было уже жарко. Сабира и Катерина в этот день, не сговариваясь, одели сарафаны, чтобы лучше загореть. Сарафаны их сшила местная портниха, «шанхайка» – так ее все звали. Жила она в одном дворе с Сабирой. Шила она хорошо и брала за свою работу недорого. Этим летом в моду вошли яркие штапельные ткани, из них хорошо шились летние вещи: у Сабиры тон ярко-красный, а у Катерины – оранжевый.
Как только подруги вышли за ворота дома, Катерина тут же сказала:
– Сабира, мне нужно тебе кое-что рассказать.
Девушки дружили давно и, несмотря на то, что они были разных кровей: Сабира – татарочка, а Катя – из еврейской семьи, они даже внешне походили друг на друга. Обе худенькие, кареглазые, с черными длинными и густыми волосами.
– Что-то ты слишком взволнована, – удивленно сказала Сабира. – У тебя что-то случилось?
– Да не у меня, – махнула рукой Катя. – Просто я сегодня почти всю ночь не спала – по нашему двору ночью кто-то ходил.
– Ну и что? Мало ли кто может ходить ночью по вашему двору, – рассудительно заметила подружка. – У вас в доме живет много квартирантов, да и вас самих не мало, а ворота на ночь вы никогда не закрываете. А сейчас жара такая стоит, многим ночью погулять хочется.
– Ну, ты как всегда – все разложила по полочкам, как будущий следователь, – чуть досадливо поморщилась Катерина. – А я точно знаю, что никто из наших туда не ходил.
– Откуда ты знаешь?
– Утром замок на одном из ворот сарая оказался сорван.
– Ага, – наконец-то проявила интерес Сабира. – А что, замок сломали? Это вообще-то занятие шумное. Как же вы ничего не слышали?
– Ну, во-первых, ты же знаешь, что сарай у нас далеко от дома. А во-вторых, замок был просто сорван. А ключ от него хранится только у бабушки Раисы, и его может взять каждый при желании.
– Да, непонятно, – задумчиво произнесла Сабира. – Если это был кто-то из ваших, он бы пришел днем и спокойно его открыл. А что у вас в этом сарае находится?
– Да ничего особенного. Раньше, до войны, там была конюшня и красильня, а сейчас там из ценного хранятся только дрова.
– И правда, как-то странно, лезть туда нет никакого смысла. Давай сходим, посмотрим, – загорелась Сабира.
За разговором девушки как раз подошли к молочной. В этот раз, как ни странно, покупателей в очереди стояло немного. Сабира достала три пустых полулитровых бутылки из-под молока и поменяла их на три полных. Девушка также взяла бутылку ряженки, несколько творожных сырков и полкилограмма ветчинно-рубленой колбасы. Заплатив за все целых три рубля, девушки сначала отправились к Сабире, оставили там продукты, и побежали к Катерине домой посмотреть на сарай.
Дом, в котором жила Катюша, был старинным, купеческим двухэтажным особняком. Построили его на рубеже девятнадцатого и двадцатого столетий. Купцы любили возводить низ дома каменным, а верх – деревянным. Строили тогда крепко, на века, потому что хотели и сами пожить основательно, да и детям наследство оставить.
Дом находился в центре города, он стоял на центральной улице, которая вела к железнодорожному вокзалу через широкий мост мимо мельзавода. Дом занимал почти четверть земельного участка и стоял в правой его части, сразу же, как только войдешь через ворота за ограду. Первый этаж дома был оштукатурен и выбелен известкой, второй этаж – обшит узкими дощечками и покрашен снаружи ярко-зеленой краской. Белое с зеленым смотрелось празднично и по-летнему даже во время холодных уральских зим.
Все окна на втором этаже украшали резные наличники, которые делали все строение веселым и нарядным, как будто неведомая мастерица не удержалась и пустила изящное деревянное кружево вокруг окон. Крыша дома была многоскатной и выкрашена тёмно-вишневой краской. Первый этаж дома считался подвальным, хотя там также врезали много окон, но все они располагались ниже уровня земли, и смотрели в вертикальную стену специально вырытой широкой траншеи вдоль дома.
На втором этаже дома было шесть комнат и огромная кухня. Вход на второй этаж дома находился со стороны двора, через крытое крыльцо, к которому притулился маленький чуланчик. Рядом с крыльцом находилась добротная каменная лестница, ведущая в подвальный этаж.
Остальная часть участка отводилась хозяевами под огород и сад. Огород располагался в основном за сараем, так, ничего особенного, просто несколько грядок с морковкой, свеклой и картошкой. В саду росли кусты смородины, крыжовника, заросли красной и белой малины, которой очень любила лакомиться Катерина. Вдоль дома вилась широкая асфальтированная дорожка, рядом с которой заботливая рука Катиной мамы высадила многолетние цветы. Еще на участке имелись заросли сирени и черемухи, в глубине которых скрывалась уютная беседка.
Весь участок окружал высокий сплошной деревянный забор, в котором никто не нашел бы даже маленькой дырочки или отходящей доски. За этим тщательно следил отец Катерины.
Когда девушки подошли к сараю, на нем уже красовался новый замок. Катерина сбегала на кухню и попросила ключ у бабушки. Подружки открыли чуть скрипнувшую дверь, вошли осторожно внутрь и с интересом огляделись.
Сарай стоял в самой глубине двора, и по размеру он показался подругам нисколько не меньше самого дома. Это было большое двухэтажное строение, внизу – кирпичное, наверху – деревянное. Дом и сарай явно построили в одном стиле. Первый этаж сарая делился на две равные части, в каждую из которых вели крепкие ворота со старинными чугунными засовами. В левой части на первом этаже когда-то давно находилась конюшня, правая часть очень долго использовалась как склад, а затем ее перестроили в красильню. В правом углу стояла пологая винтовая чугунная лестница, ведущая на второй этаж. На втором этаже раньше хранили сено и сушили крашеную пряжу, в воздухе, казалось, все еще витал сенный и красильный дух.
В сарае царил полумрак, потому что свет в него проникал через открытую дверь и через маленькие окошки, сейчас немного запыленные. Пол в сарае был земляной, и Сабира сразу же увидела на нем что-то необычное.
– Катюш, смотри-ка, земля свежая, как будто кто-то копал. Может, ваши все-таки?
Чуть в стороне, и правда, высилась небольшая земляная горка.
– Конечно, нет. Зачем тут копаться? – сразу отмела ее предположение Катя.
Сабира медленно обошла первый этаж сарая, внимательно вглядываясь во все углы, но больше ничего необычного не заметила. Катя следовала за ней по пятам.
Девушки чуть разочарованно вышли из сарая и снова закрыли его на замок.
– Ну, что скажешь? – спросила Катерина.
– Я бы сказала, что к вам залезли обыкновенные воры, – ответила задумчиво Сабира. – Но в сарае, кроме дров, и красть-то нечего. Знаешь, я, пожалуй, посоветуюсь с бабушкой, – добавила она после небольшой паузы.
Семья у Сабиры была не совсем необычной, она жила в семье «воров в законе». Об этом вслух никто не говорил, но все соседи это знали. Дедушка Сабиры Рустам действительно считался профессиональным вором. До войны его даже посадили за кражу, и он вскоре умер в тюрьме. Бабушка Сабиры Венера Нургаллиена осталась одна с двумя детьми, сыном и дочкой. Сын, к сожалению, пошел по стопам отца, и в данный момент находился в очередной раз в местах не столь отдаленных. Венера Нургаллиевна стала главой семьи – бандершей, как тогда говорили, ей несли все краденое, которое она перепродавала, и ее уважали в воровском мире. Дочь «бандерши» честно трудилась на заводе, а Сабира, с разрешения любимой бабушки, выбрала другую дорогу – она поступила в юридический институт на факультет следственного дела, и этим летом закончила второй курс.
Катя и ее семья про себя радовались таким соседям, ведь проживание по соседству с подобной семьей и хорошие отношения с ними невольно охраняли всех соседей от различных криминальных неприятностей. За многие годы ни у кого из соседей Венеры Нургаллиевны не пропало ни единой даже самой неказистой вещицы. Все хозяйки безбоязненно оставляли сушить свое выстиранное белье на веревках во дворах своих домов без особого присмотра, и делали это не только летом, но и зимой. Они знали, что белье можно забыть во дворе и на ночь – все будет в порядке, в целости и сохранности.
– Да, Сабира, поговори с ней, пожалуйста. Она у тебя толковая, и вообще… – дипломатично отозвалась подруга. – Кстати, вы не забыли? У нас сегодня день рождения моей тетки Люси. Бабушка просила вам напомнить.
– Конечно, мы обязательно придем.
На этом девушки расстались, и Катерина отправилась домой помогать готовить стол.
Глава 2
В доме Катюши жило сразу несколько семей. Дедушка и бабушка Катерины, Давид Яковлевич и Раиса Львовна, купили этот дом сразу после революции. Дом экспроприировали у купеческой семьи, и в нем оставалась жить только их бывшая кухарка Ангелина Абрамовна. Сами Давид и Раиса тоже происходили из купеческой семьи, а вскоре после того, как они здесь поселились, у них родился сын Борис, отец Екатерины. Затем в 30-е годы родилась дочь Люся, а еще через два года – еще одна девочка – Роза.
Давид оказался старше Раисы на целых двадцать лет. Такая большая разница в возрасте – это и хорошо, и плохо. Хорошо, потому что муж уже повидал жизнь, и на его плечо можно опереться, плохо – потому что Давид, заболев, очень рано ушел из жизни, оставив жену с тремя детьми на руках, причем из трех детей две девчонки.
Надо сказать, что Раиса Львовна никогда не считалась красавицей. Коренастая фигура и невысокий рост, круглое лицо и полные щеки не делали ее привлекательной. Правда, у нее были густые черные волосы и умные темно-карие глаза, которые смотрели на мир всегда с любопытством и с неослабевающим интересом. И еще у Раисы все окружающие отмечали одну отличительную черту – она была удивительно деятельной натурой, энергия буквально била из нее и переливалась через край. Все, за что она бралась, а заниматься ей приходилось исключительно семейными и домашними делами, у нее кипело в руках и удавалось.
– Раечка, как же ты будешь жить без мужа с тремя детьми? – сочувствовала ей любимая сестра Сима. – Может быть, тебе подумать о работе, жить-то как-то надо. Или, может, о новом замужестве?
– Да кому я нужна с таким выводком? – отмахивалась Раиса. – А начет работы… А детей я на кого брошу? Уж лучше я весь нижний этаж дома заселю квартирантов. Не беспокойся, родственников не потревожу.
– А что родственники, у них тоже особо денег неоткуда взять, – рассуждала сестра. – Все сейчас в сложном положении.
– Ничего, Сима, проживем, – уверенно говорила Раиса.
Тогда она действительно справилась, умудрилась поставить всех троих детей на ноги и даже дать им образование.
Борис перед войной окончил институт, воевал, после войны женился на русской девушке Александре. Обе сестры Бориса после войны получили образование, Люся стала воспитательницей в детском саду, а Роза получила модную тогда профессию фармацевта. Кстати, не только модную, но прилично оплачиваемую.
В еврейских семьях всегда приветствовалось искать вторую половину из своей среды. Поэтому старшей сестре Люсе подыскали подходящего молодого человека из приличной еврейской семьи, его звали Илья. Но, как это часто бывает в жизни, все получилось не так, как задумывалось. Илье голову вскружила младшая сестра Люси Роза, и они поженились в течение месяца. Розе он сначала совсем не понравился, и она сбегала от него через окно, когда видела, как Илья заходит в ворота их дома. Однако потом она сменила гнев на милость, и они сыграли свадьбу. Вскоре у них родился сын Михаил. А Люся осталась одна. После этой истории старшая сестра ни в чем не обвиняла младшую, только стала еще больше меланхоличной и неуверенной в себе,
Так уж получилось, что вся красота семьи досталась Борису и Розе. И все у Люси было вроде бы ничего – красивые черные густые вьющиеся волосы, выразительные темно-карие глаза, высокий рост и стройная фигура, но, видимо, чего-то не хватало. Может, какой-то живости в движениях, эмоциональности в общении. Как будто на старшей дочери Раисы и Давида стояла печать меланхолии и грусти. Говорила она всегда медленно, тихим голосом, неторопливо подбирая слова.
– Люся, ты не можешь побыстрее объяснить мне, что ты хочешь? – часто вопрошала Раиса Львовна, обсуждая с дочерью возникшую проблему.
– Мама, ну куда ты спешишь? Надо во всем подробно разобраться, прежде чем принимать решение, – спокойно и размеренно отвечала дочь.
В данном случае речь шла о внезапном решении Люси уйти с третьего курса педагогического института, где она готовилась стать учителем английского языка.
– Люся, я ничего не понимаю, ты же с таким трудом, только со второго раза поступила в институт, а сейчас вдруг принимаешь решение все это бросить, – взволнованно и нервно говорила мать. – У тебя же очень хорошо идет язык, да и по другим предметам ты не отстаешь.
– Мама, я хочу не бросить учебу, а просто перевестись на другое, дошкольное, отделение. Я не хочу работать школьным учителем у доски, мне больше нравится работать с маленькими детьми в детском саду, – обстоятельно растолковывала дочь матери. – Я уже все обдумала и решила.
– Почему? Я все равно тебя не понимаю. Что за глупая идея? Учитель в школе – уважаемый человек. А в детском садике твоем что?..
– Мама, все очень просто. У нас была первая практика в школе, и я совершенно точно поняла – это не мое. Я не хочу и не смогу учить детей в школе.
При всей ее внешней покорности и уступчивости, в серьезных случаях сдвинуть Люсю с места и переубедить было практически невозможно. Так произошло и в этот раз: она перевелась на дошкольное отделение и стала воспитателем в детском саду.
Роза, младшая сестра, родилась и росла полной противоположностью своей старшей. Все в семье ее звали только Розочка – красавица, шалунишка, всеобщая любимица. Филигранные точеные черты лица, озорные глаза, густые вьющиеся волосы, которые она с юности начала укладывать модным валиком наверху, ямочки на щечках – все это притягивало к ней взгляды, и не только мужские, на нее все смотрели с удовольствием. По характеру она была общительной и веселой. Она и друзей выбирала себе старше на несколько лет, и никогда не дружила со своей ровней по возрасту – говорила, что ей с ними неинтересно.
Конечно, в ее характере имелись и неприятные черты – она обожала подслушивать, и вечно крутилась вокруг старшего брата и его взрослых друзей, ее больше интересовали взрослые разговоры и лица противоположного пола.
Все семьи полностью занимали второй этаж дома. Шесть комнат и громадная кухня верхнего этажа служили местом для проживания всех членов семей. Борис после женитьбы и Роза после замужества получили по две комнаты наверху, а Люся и Раиса Львовна заняли каждая по комнате, причем хозяйка дома выбрала себе самую маленькую и тёмную угловую.
Каждая из молодых семей разместились в двух смежных комнатах, одна из которых была очень маленькой, а другая непропорционально большой. Кроме того, все комнаты верхнего этажа соединялись между собой дверями и имели обязательный выход на кухню. Для удобства проживания часть дверей стояли не заколоченными, а просто закрывались платяными шкафами или массивными комодами.
Уклад семей Бориса и Розы оказался слишком разным, и это отражалось, прежде всего, на внешнем убранстве жилищ. У Бориса с Сашей явно просматривался русский уклон: домотканые разноцветные половички, закрывающие почти весь пол, вышитые яркой гладью скатерти, кружевные занавески, шторы, покрывала, «накидушки», как их называл Борис, на подушки, салфетки на столе и шифоньере и белые, накрахмаленные полотенца. В их двух комнатах поддерживалась стерильная чистота. Саша была родом из Каслей, а каслинские хозяйки славятся домовитостью.
В комнатах Розы и Ильи стояла та же мебель, что и у Саши с Борисом – сервант, шифоньер с зеркалом, стол с венскими стульями, диван-тахта и кровать, – но смотрелось это все совершенно по-другому, как будто хозяйка хотела прибраться, но увлеклась другими делами. Наверно потому, что на всем этом была какая-то легкая печать небрежности, не ухоженности и безразличия к порядку и семейному уюту.