Режиссёрам, сценаристам, операторам, художникам-постановщикам, композиторам, а также представителям других творческих профессий, мечтающих сделать карьеру на телевидении, посвящается…
От издателей
Автору романа «Видео Унтерменшн» Александру Селину пришлось довольно длительное время поработать на одном из главных каналов отечественного телевидения в качестве сценариста и режиссера. Ему удалось познать то, что происходит внутри замкнутого «элитарного» мира телевизионщиков, не по чьим-то рассказам или слухам, а в результате собственных наблюдений, что и нашло своё отражение в романе. Тем не менее эту работу ни в коем случае нельзя отнести к разряду публицистики. Роман художественный, написан хорошим литературным языком. В нем присутствует и детективная составляющая, и историческая, немного фантастики и сатиры. Однако отнести роман целиком к одному из перечисленных направлений было бы невозможно. Скорее всего, это внежанровая ироническая проза.
Действия происходят накануне знакового 2000-го года, связанного, по мнению многих, с появлением Второго Мессии, ожидаемого не только со страхом, но и с надеждами на лучшую жизнь. Поскольку телевизионщики тоже люди, да еще и несущие ответственность перед телезрителями за транслируемый видеоматериал, то возникшая напряженность в их среде в связи с Пришествием просто зашкаливает и мешает вернуться к здравой логике, которой и в более спокойные времена обладали не все.
Автор обходится без штампов и общепринятых приёмов, например, не пытается ошарашить читателей с первых строк или даже с первой страницы. Не выполняет требований современных редакторов о необходимом количестве любовных сцен или убийств. Отсутствуют супер-красавицы, супермены и «хэппи энд». Но тем не менее выбранная тактика делает книгу интересной и самобытной. Не чтиво для едущих в метро.
Александр Селин родился в городе Волжском Волгоградской области. Последние десятилетия живет и работает в Москве. Первое образование – физик. Второе – режиссер телевидения. Является автором многих повестей и рассказов, изданных в различных литературных журналах. Выпустил сборники, которые переведены на европейские языки.
И ещё о романе.
На вопрос: «Что побудило вас написать такое?», ответил: «Руки чесались».
Глава 1
Миссионеры
– Мое внимание уже давно обращено к России, Галина Васильевна. Именно эта страна стала для меня естественным павильоном, в котором есть все условия для того, чтобы создать грандиозное, самобытное кинополотно. В последние годы я обращался к трудам Достоевского, Толстого, Платонова, Бердяева, изучал феномен российской драматургии. И сделал вывод о том, с чем надо приходить в XXI век. Теперь я уверен, что, если режиссер желает создать переломное, новаторское произведение, то оно должно быть связано с Россией – страной, где духовность отодвигает на второй план плутократию и технологический рационализм. Те пласты в области человеческой психики, которые мне посчастливилось обнаружить, общаясь с россиянами, плюс достижения современной генетики подарили воображению такой обширный материал, что я принял решение: снимать нужно не кинофильм, а киносериал. Не мыльную оперу, не путайте! А дорогой, добротный киносериал, несмотря на то, что это необычно для Форда Копполы… И появиться в эфире он должен в грядущем 2000-м году. А что касается места для проведения съемок…
– Ну, хорошо, Френсис, – остановила его Галина Васильевна, – а от нас-то вам чего нужно?
Френсису Форду Копполе нужно было эфирное время на Российском телеканале. Его сопродюсеры, которые нашли деньги для стосерийной кинематографической работы под названием «Неизвестная Россия», нуждались теперь в гарантиях, что этот сериал будет размещен в эфире. Однако администраторы Копполы после первых встреч с руководителями РосТВ Михаилом Леснером и Александром Апоковым так и не добились результатов. Леснер вообще не стал разговаривать, сказав, что не помнит, кто такой Коппола. Апоков же повел себя еще более странно. Весь разговор провел, держа перед лицом какую-то прямоугольную деревянную рамку, затем, осторожно поинтересовавшись, какие же будут «откаты» и, не получив немедленно ответа, срочно уехал, сославшись на то, что «забыл выключить дома утюг». Американцы и вправду не знали, что такое «откаты», и не смогли получить вразумительных объяснений у других сотрудников канала. И тогда Коппола решил появиться на Шаболовке собственной персоной, пребывая в уверенности, что уж его-то Апоков точно не проигнорирует.
И вот сейчас именитый режиссер сидел в приемной за столом, отделявшим его от редактора спецпрограмм Галины Васильевны Иквиной, и вдохновенно рассказывал о мотивах, побудивших к созданию такого огромного кинопроизведения. В кабинет «главного» они так и не вошли, поскольку Апоков забыл оставить ключи, а сам до сих пор не подъехал.
– Девочки, тише! – прикрикнула Галина Васильевна на двух других редакторш, которые отгадывали кроссворд за соседним столом. – Не видите, что ли, я с самим Копполой говорю?
Редакторши притихли. Время было позднее, так что все подустали и плохо себя контролировали.
– Ну, так что вам от нас-то нужно, Френсис? – улыбнулась Иквина. – Ничего, что я вас просто по имени называю?
– Да нет, ничего. Называйте как угодно, – смутился Коппола. – Мужчине в годах, наоборот, приятно, когда женщина обращается к нему по имени, как к молодому. В конце концов, не так уж важно, как называют. Суть любых переговоров в том, чтобы договориться. А вообще-то, не утруждая себя издержками дипломатии, могу сказать прямо, что нам нужно. Нам нужен эфир для сериала. Хорошее время на Российском канале.
– Я так и знала, Френсис, – всплеснула руками Иквина. – Я так и знала. Как вы только вошли, я сразу поняла: вам нужен эфир.
– Обидно, что такие люди приходят только тогда, когда им что-то нужно, – добавила Таня Вранович, не отрываясь от кроссворда. – Нет чтобы просто… в бар девушек пригласить, про Италию рассказать…
– Я вообще-то в Америке живу, – уточнил режиссер, – но могу рассказать и про Италию, если вам интересно. Более того, как только мы с вашим руководством договоримся обо всем, беру на себя приятное обязательство – пригласить вас в хорошее заведение, где я вам расскажу и про Италию, и про все, что хотите.
Обе дамы за вторым столом тяжко вздохнули, услышав насчет «договориться с руководством», и опять сосредоточились на кроссвордах.
– Со сценарием киносериала вы, полагаю, уже ознакомились? – Коппола вновь обратился к Иквиной.
– И да, и нет, – ответила Галина Васильевна.
– То есть как это «и да, и нет»?
– То, что видела его, – это вроде бы да. А вот насчет того, что прочитала, я вам однозначного ответа дать не могу.
Коппола задумался, пытаясь вникнуть в смысл сказанного. «Не знает, прочитала или нет. Что она этим хочет сказать?» Ее ответ показался ему почти философским. «Может быть, она пыталась увидеть что-нибудь между строк и не смогла? Вряд ли там есть что-нибудь между строк. Это же сериал, а не эзоповские басни».
– О чем ваша работа? – спросила Иквина.
– Что вы сказали?
– Я спрашиваю, – Иквина повысила голос, – о чем ваш сериал?
Френсис Коппола чуть не охнул, услышав такой вопрос. Это был его любимый вопрос, который он задавал своим ученикам, вынуждая их тем самым приводить мысли в порядок. «Ну что ж, как бы там ни было, а она права, – подумал режиссер. – На правильные вопросы надо отвечать, ничего не поделаешь…»
– Это сага о русской семье, – начал он. – В исторической развертке, равной одному веку, рассматривается проблема традиций, генетической памяти и родственных уз на фоне общественных катаклизмов. Один старинный русский род дворянского происхождения был пресечен в результате кровавых событий Гражданской войны…
– Что-то уж больно длинно… – перебила его Иквина.
«Какая жесткая, – удивился Коппола. – Она хочет, чтобы я сформулировал короче. Ну что ж, попробую. Даже самому интересно…»
– Это киносериал о человеке. О нераскрытых сторонах человеческой психики и субстанциях доказывающих существование души. Несколько сюжетных линий, переплетающихся в финале, позволяют отразить современное представление о добре и зле. Для наглядности я приведу пример…
– Подождите, подождите, – опять перебила его Иквина, – а еноты у вас в сериале встречаются?
Коппола широко открыл глаза.
– Еноты?
– Да, еноты.
– Нет…
– Точно ни одного енота?
– Точно…
– А как называется ваш сериал?
– «Неизвестная Россия».
– Странно, – задумалась Иквина, – наш коллега, Алексей Владимирович Гусин, вроде бы читал и говорит, что этот сериал о жизни енотов. Хотя он у нас увлекающаяся творческая натура. Не может ни одно произведение в покое оставить. Обязательно нужно ему что-нибудь свое привнести. В «Братьев Карамазовых» ввел осетра как действующего героя… В «Капитанскую дочку» – привидение… Хотя, честно говоря, про енотов можно было бы что-нибудь и вставить. Они такие забавные, симпатичные… Ладно, поживем увидим. В общем, видела я вашу писанину, Фрэнсис. Прочитать руки не дошли, но на столе она у меня была. Да! Я ее в папку к Ольге Румянцевой положила на прочтение. Знаете Оленьку? Нет? Еще познакомитесь. Короче, первая серия того, что вы прислали, сейчас находится у нее.
– Там должны быть первые шесть серий, – мрачно проговорил Коппола.
– Шесть? Ну я не щупала на толщину, сколько там у вас бумаги: на пять или на шесть. Шесть – значит шесть. В общем, я все отдала Румянцевой. Она прочитает, а потом мы их вам вернем. У нас ничего не пропадает.
– Так мне рассказывать? – Коппола посмотрел на часы.
– Чего рассказывать?
– Общее содержание работы. Основную идею.
– Ну если вам так хочется, – улыбнулась Иквина. – Если это не долго, то можете рассказать. А если нет, то не надо. Румянцева нам расскажет после прочтения.
– Но у нее же только первые шесть серий! – Коппола развел руками. – По ним, конечно, можно получить некоторое представление об образах героев, о стиле, о завязке, но чтобы ответить на вопрос: «о чем это?», я думаю…
– А сколько у вас там всего серий?
– Сто.
Галина Васильевна аж присвистнула.
– Ну ничего себе! Господи, и не лень было кому-то все это писать! Слышь, Тань, сто серий! Ну что ж с вами поделаешь, присылайте остальные девяносто четыре. Мы с удовольствие почитаем. Только, пожалуйста, если можно, на следующей неделе. На этой у нас тут у всех перегруз.
– Ага! – вторая женщина отвлеклась от кроссворда. Это была Катя Гендель. – И не жалко тебе Румянцеву, Галь? Пусть уж лучше вкратце расскажет, раз пришел. А еще лучше… во! Какие-нибудь смешные места у вас там в сериале есть? Хоть посмеемся на ночь глядя.
– Точно! – обрадовалась Иквина. – Вспомните из вашего сериала какие-нибудь смешные места.
Френсис Форд Коппола вовсе не был расположен вспоминать смешные места. Его коллеги уже должны были подъехать к Шаболовке, поскольку не могли вызвонить его по телефону. Он слышал звонки из апоковского кабинета, но проникнуть туда не мог. Его же мобильный, который обычно без проблем связывался с любой точкой мира, вдруг внезапно отказал, как только Коппола поднялся на административный этаж. Отказал третий раз в жизни. В первый раз это случилось в Иерусалиме, второй раз на Тибете. Тогда его спутник – непалец – по-своему объяснил причину неполадки: «Ничего удивительного. Мы пришли в священный храм». «Странно, – подумал режиссер. – Иерусалим, Тибет, а теперь Шаболовка».
– Ну что, есть у вас там смешные места? – повторила вопрос Иквина. – Не помните? Жаль. Тогда слушайте, девочки, я вам сейчас смешной случай из жизни расскажу! Был у меня один монтажер, звали его Юра. Ну такой рассеянный! Ботинки с него можно снять незаметно, когда он монтирует. У него еще с памятью было что-то не то. Все время путал, что за чем. Наливает чай, а сам еще не успел чашку поставить. А прикуривал знаете как? Сигарету в руке держит, в рот забыл вставить, а зажигалку в это время подносит к губам. Все время с обоженными губищами ходил. Вот с такими! – Галина Васильевна показала всем, в том числе и Копполе, с какими губищами ходил ее монтажер. – Ну и вот, значит, захотел как-то Юра в туалет, вышел из монтажной в коридор, а до туалета еще метров тридцать. Народ ходит. А Юра наш как-то по-своему задумался, забылся и при всех в коридоре ширинку расстегивать стал… Аха-ха-ха! Аха-ха-ха!
Все три женщины так громко расхохотались, что можно было подумать, их тут не три, а двенадцать. Один только Коппола молчал. В его глазах читалась жалость к бедному Юре.
– Ну и что дальше? – спросила Гендель, у которой на глазах выступили слезы от хохота.
Но Галина Васильевна не могла дальше рассказывать. Пытаясь задавить смех, стала икать.
– Вот видите, Френсис, – Иквина достала платочек. – Вот о чем надо снимать. Вот вам идея. Вставьте в свой сериал. У вас там есть герой, которому вдруг в туалет приспичило?
– Что-то не припомню, – смутился создатель «Крестного отца». – Кажется, нет.
– Да ладно вам! Быть такого не может, чтобы за сто серий никому в туалет не захотелось!
И вновь приемную заполнил дружный женский хохот.
– Вы не волнуйтесь, Френсис. Никуда не пропадут ваши серии. Как только Румянцева их прочитает, мы сразу все до бумажечки вам вернем.
– Мне не надо возвращать сценарии. – Коппола опять посмотрел на часы. – Читайте сколько угодно. Мне необходимо, чтобы с ним ознакомилось ваше руководство и высказало свои намерения относительно размещения сериала на канале. Какова эфирная политика? Мнение о прочитанном хотелось бы узнать. Апоков сделал запрос, чтобы перед тем, как ехать сюда, мы обязательно переслали сценарии. Первые пять или шесть серий. Мы так и сделали. А теперь я хотел бы получить вразумительные ответы.
Коппола с грустью посмотрел в окно. Дело двигалось к сумеркам. Он сильно утомился за этот день, поскольку еще до Шаболовки пришлось сделать несколько визитов. В перерыве между встречами его джип неизменно попадал в автомобильные пробки. А теперь он целый час прождал Апокова, который, как теперь выясняется, вряд ли приедет. Тем не менее отказываться от планов было уже поздно. Отмашка по поводу съемок была дана, и первая, «пилотная» серия в хорошем темпе уже снималась…
– Видите ли, Френсис, – продолжала Иквина с тенью участия в голосе. – Вы у нас человек новый и поэтому не знаете правил. Прежде чем принять решение, мы сначала отсматриваем «пилот». Вы принесли «пилот»?
– Нет. Не принес. Не принес по той причине, что он еще в производстве. Как видите, мы идем на риск. Снимаем не на видео, а на кинопленку. Съемки каждой серии нам обходятся в четыреста тысяч.
– Четыреста тысяч чего? – опять оживилась одна из сидящих в углу. Это была Катя Гендель.
– Долларов, разумеется. Я привык оперировать понятными мне единицами.
– Четыреста тысяч! Господи, на что только такие деньги тратят! – воскликнула Гендель. – Да за такие деньги можно целые хоромы отстроить на Николиной горе! У меня брат как раз в строительной фирме работает. Хотите я вас познакомлю? Вот визитка. Будет у вас в Подмосковье дом. А он вам, как американцу, скидку сделает…
– А как же сериал? – улыбнулся Коппола.
– Подумаешь, одной серией меньше! Никто и не заметит. Зато у вас будет свой дом на Николиной горе.
– Да нужен ему твой дом? – вмешалась в разговор Вранович. – Ты так говоришь, как будто ему жить негде. Если уж вкладываться, так лучше в колбасную линию. Вот возьмите. – Она протянула визитку. – От киносериала сыт не будешь, а колбаса, она завсегда хорошо уходит. Всего-то нужно восемьсот тысяч… Ваших две серии.
– Девочки, успокойтесь! – остановила их Иквина. Она хорошо помнила инструкцию Апокова насчет Копполы: «Гони ты его. Эти люди даже не понимают, что такое «откаты». А намекать уже надоело». Тем не менее услышав про цифры, которые американцы собираются потратить на каждую серию, решила еще попридержать состоятельного гостя. Взгляд ее упал на портфель, с которым пришел режиссер. «Интересно, а сколько у него там с собой? Эх, огреть бы его сейчас чем-нибудь, например, вот этим графином… Жалко, воспитание не позволяет».
– А почему бы вам не снять этот сериал совместно с нами?
– Как это совместно с вами?
– Обыкновенно. Так многие поступают. Это накатанный путь. Вы переводите деньги на счет канала, а мы ставим вас на зарплату. И вместе снимаем. Вы – режиссер. Я – редактор. Катя, скажем, директор. А Танюша – сценарист.
– Сценарист? Сценарий уже написан. – Коппола достал коробочку с витаминами. – И администраторы у меня, разумеется, есть. И операторы, и редакторы, и специалисты по компьютерной графике, и все кто угодно.
– Ну вот, – вздохнула Иквина. – Обычная беда всех людей, приходящих на телевидение. – Еще сами не успели закрепиться, а уже целую ораву за собой готовы протащить… Ладно, Френсис, все с вами ясно. Тем не менее у меня есть другое предложение. А почему бы вам не вложиться в те передачи, которые уже идут в эфире? По крайней мере то, что в эфире, – это уже одобрено Апоковым и Леснером, проверено временем, надежно. «Диалоги о рыбаках» Алексея Гусина, например? Не видели?
– Нет.
– А-а, но это потому, что рано утром идет, вот и не видели. А профинансируете, так мы ее в прайм-тайм переведем… Ну, хорошо, а вот есть такая – «Ушами младенца» Буревича… Тут бы деньги очень пригодились. Ребеночка вашего отснимем. Есть ребеночек?… Или вот еще что – «Кто выше подпрыгнет» называется. Не видели?
– Видел. – Коппола действительно вчера совершенно случайно наткнулся на эту передачу, когда включил телевизор в гостиничном номере.
– Вот, тем более что видели. Понравилось?
– Извините, пожалуйста, за откровенный ответ. Нет. Это не в моем вкусе.
«Э-э, да он еще и не толерантен – подумала Иквина. – На телевидении так не отвечают».
– Ну, вам не угодишь, Френсис… А-а! Как же это я забыла! Мы над новогодней рок-оперой начали работать. Это вам наверняка пришлось бы по душе. Знаете, как называется рок-опера, которую мы готовим? – произнесла она с загадочной интонацией.
– Как?
– Ни за что не догадаетесь… «Иисус Христос»!
– Да-да. – Великий режиссер закашлялся. – Ни за что бы не догадался. – Он сделал еще одну попытку дозвониться до своих коллег по мобильному телефону, но связи опять не было.
– Что означает это ваше «да-да»? Предварительное согласие?
– Нет. Согласия я не давал.
– Гм… Не хотите, значит… Про Иисуса Христа… Так, может, вы и в Христа не верите?
– Галя, да хватит тебе вола за яйца тянуть, как японские дипломаты! – вдруг встрепенулась Вранович, отрываясь от кроссворда. – Не видишь, что ли, его ничего, кроме собственного сериала, не интересует: ни Христос, ни колбасная линия. Скажи ему прямо, что если деньги на счет канала не переведет, пусть ищет эфир где хочет! Только имейте в виду, господин Коппола, на Первом канале и на ТВЦ вам то же самое скажут, если надумаете туда податься со своим сериалом.
– Таня! Танечка! – Иквиной не понравилось, что Вранович слишком много на себя берет. – Давай так договоримся: если я веду переговоры, то ты рот открывать будешь только с моего разрешения. А когда ты будешь уполномочена, то я, прежде чем слово сказать, руку подниму. Так что сейчас помолчи, пожалуйста, договорились?
– А почему я должна молчать?! – Судя по всему, у Вранович невысказанного накопилось много, и отмалчиваться она не собиралась. – Тебе легко рассуждать, Галочка, у тебя теперь зарплата в полтора раза больше моей. Я на джипе на Шаболовку не езжу, как некоторые, – Она с ненавистью посмотрела на Копполу. – А если он думает у нас размещаться, то пусть прямо скажет, что мы с этого будем иметь! А то у меня эти замалчивания и полунамеки вот уже где! Надоело! Мы, в конце концов, в рыночном обществе живем или нет? «Кто выше подпрыгнет» ему, видите ли, не нравится… Еще «пилота» не принес, а уже критикует…
– Действительно, господин Коппола, – подключилась Катя Гендель. – Вы почему-то привыкли у себя в Америке относиться к нам, ну как бы это сказать, свысока. Я понимаю, что вы экономически превосходите нас, но это вовсе не означает, что наши специалисты хуже. Тем более, сами говорили сегодня, что будущее искусства находится здесь. Если бы я что-нибудь принесла размещать на ваш американский канал, то я бы считалась с вашими правилами. Потому что я знаю, что значит находиться в гостях. А вы, кажется, сегодня уже об этом немножко подзабыли. Так что зря вы так резко про «Кто выше подпрыгнет». Просто некоторые передачи надо научиться правильно смотреть, и все. Еще неизвестно, что у вас получится с сериалом. Вы, конечно, опытный кинорежиссер, но телевидение – это не кино. Его надо уметь чувствовать.
В это время дверь в приемную открылась с таким грохотом, словно с обратной стороны подкатили стенобитную машину. В дверном проеме стояла женщина с бледно-зеленым лицом. Если бы Коппола бывал здесь и раньше, то наверняка знал бы и ее. В дверном проеме стояла Ольга Румянцева. Не поворачивая головы, одними зрачками Румянцева осмотрела всех присутствующих в приемной, а затем медленно двинулась к столу с таким видом, словно собиралась бросить гранату.
– Это ты мне эту макулатуру подсунула?! – наконец сказала она, обращаясь к Иквиной, и при этом швырнула на стол увесистую стопку бумаги.
Поскольку Коппола сидел за этим же столом, он узнал сценарий «Неизвестной России».
– Ты или нет? Говори!
– Что за тон, Оля?
Надо отдать должное Галине Васильевне. Она держалась спокойно и с достоинством.
– Что это за манера такая, дорогая моя, вот так входить, перебивать разговор и швырять бумаги? Между прочим, знаешь, кто у нас сидит? Френсис Форд Коппола.
– Вижу, что Коппола, не слепая, – огрызнулась Румянцева. – Я про другое хочу спросить: почему ты решила, что я должна все это читать вместо тебя? Тебя ведь Александр Завенович сделал ответственной за спецпрограммы? Тебя или меня? Тебя! Вот и читай сама, а мне за это шоколадки не покупают. У меня и своего говна хватает. Не разгрести. И если ты решила на ком-то воду возить, то поищи, пожалуйста, другую лошадь! Здрасте! – Она быстро повернулась к Копполе, а затем вновь удавом уставилась на свою конкурентку.
Прошло примерно полторы минуты, прежде чем подруги, насытившись молчаливым противостоянием, вернулись к своим делам. Румянцева развернулась и ушла, еще раз очень громко хлопнув дверью. А Иквина, собрав бумагу в аккуратную стопку, ласково улыбнулась гостю.
– Ну вот. Я же говорила, что у нас ничего не пропадает. Вот они, ваши сценарии. Как прочитаем, обязательно скажем свое мнение. А когда «пилот» отснимете, передайте кассету Тане Вранович. Она посмотрит. Если «пилот» окажется хорошим… Ну что ж, тогда будем встречаться с Александром Завеновичем… будем думать.
– А почему, собственно, я должна смотреть? – проворчала Вранович. – Нашли крайнюю…
– Ну хорошо, тогда ты, Катя… Кать! Слышишь, что я тебе говорю?
– Обочина дороги. Пять букв. Первая «к», предпоследняя «е», – не отрываясь от журнала, вслух произнесла Катя. – Ну, девочки, кто знает? Кто из вас машину водит?
– Вон, Коппола водит, – буркнула Вранович. – Вот он пусть и думает.
И три пары глаз устремились на режиссера.
– Кювет, – прошептал Коппола.
– Кю-вет. Подходит. Правильно! Молодец Коппола!
Как хорошо разгадывать кроссворды! Какое счастье сидеть над последней страницей газеты или журнала и морщить лоб в ожидании нужного слова, которое венчает мыслительный процесс, заполняющего кроссворд!
Мысль, она словно мышка в неосвещенной комнате, а ты позабыл спички. Мысль сравнима с поклевкой в подмосковном пруду: сегодня есть, а завтра нет. В хаосе букв, цифр и фамилий, что накопил чердак человеческой памяти, рождаются мысли. Бегают, роются, нюхают и составляют ответ.
Деклассированные элементы общества! Семь букв. Первая – «о»… Правильно! «Отбросы».
Речь сумасшедшего. Четыре буквы. Вторая – «р»… Правильно! «Бред».
Трава из корзины зеленщицы. Пять букв. Последняя – «п». «Укроп».
Какая прелесть эти кроссворды!
А теперь пройдемся по вертикали.
Место взросления Иисуса Христа… «Назарет».
Наверное, такое же чувство испытывает человек, нашедший купюру на тротуаре ночного города. А может, охотник, подбивший тетерева. Или таможенник, протыкающий спицей подозрительный торт. Так и отгадыватель кроссворда ликует над отгаданным вдоль и поперек кроссвордом. Пусть же наградой ему станет следующий, пока еще не отгаданный кроссворд!
* * *
– Как прошли переговоры, патрон?
Они ехали втроем в одной машине: Френсис Коппола, его сопродюсер Глен Веспилски и молодой сценарист Рон Беренсон, который искал любую возможность для общения с уважаемым человеком. Сегодня Беренсон вел машину.
– Так как прошли переговоры, патрон? – Веспилски повторил свой вопрос.
– Я считаю, что все хорошо. Во всяком случае, полезно для меня, – с грустью произнес Коппола. – Они даже не читали сценарий.
– Как это не читали?
– А вот так. Не читали и все. Однако смею вас уверить, господа, это не имеет никакого значения. Даже если бы они его и прочитали, и выдали аттестацию в письменном виде, лучше бы не стало. А Рон, полагаю, здорово бы расстроился, поскольку это его самая серьезная работа в жизни. Нет ничего убийственнее, когда тебе выдают письменную аттестацию, которая к делу никакого отношения не имеет.
– Что вы этим хотите сказать, патрон? – заволновался Беренсон. – Вы предполагаете, что аттестация была бы плоха?
– Нет. Наоборот, – вздохнул Коппола. – Наоборот. Они написали бы хороший отзыв. Приторно хороший отзыв. Неправдоподобно хороший отзыв. Но сказали бы при этом, что наш сериал не соответствует стилистике Российского канала или еще какую-нибудь уважительную чушь. Потому его и не разместят. Земекису в прошлом году они именно так и ответили. Дескать, его работы не соответствуют стилистике канала, но при этом уговаривали вложиться в какую-то передачу про нижнее белье. Как и мне сегодня ставили в пример «Кто выше подпрыгнет», и потом «Ушами младенца» некого господина Буревича. Так что ты не волнуйся, Рональд. Наш сериал все равно не разместят, а волнение – дело всегда напрасное.
– Так. А что Апоков лично сказал? – насупился Веспилски.
– Апокова не было. Я разговаривал с госпожой Иквиной, были еще Румянцева, Гендель, Вранович. Тебе знакомы эти имена?
– Нет.
– А теперь опять к тебе, Рон. – Коппола оторвался от пролетающего за окном городского пейзажа и, навалившись на спинку переднего сидения, строго спросил у сценариста-водителя. – Ты когда-нибудь писал для Алексея Гусина?
– Нет, – растерялся Беренсон, – а кто такой Алексей Гусин?
– Ну хорошо, – продолжал Коппола, – а на Буревича работал?
– Я не знаю, кто такой Буревич, сэр! – смутился сценарист. – Я, конечно, выясню как можно быстрее, что это за фигура… Но… сами понимаете… раз не знаю, то не работал.
– Да ладно… Я и сам сегодня впервые услышал эту фамилию, – вздохнул Коппола. – Полагаю, что и Веспилски не знает, кто такой Буревич, и никто из нашей команды не знает. Так что дело не в тебе одном, а во всех нас… Сколько бы не было страшно признаваться самим себе, но признаться все-таки придется… Мы поспешили, когда начали работать над сериалом, не изучив чужих ценностей. Кажется, так гласит русская поговорка: не являйся со своим уставом в чужой монастырь.
Коппола опять повернулся к окну и закурил сигарету. Глен и Рональд переглянулись через кабинное зеркало – не к добру! Шеф давно уже не курил, поскольку берег себя для ответственной стосерийной работы и нередко об этом заявлял во всеуслышанье. А теперь закурил.
– Подожди, Френсис, мне кажется, ты не прав, – оживленно заговорил Веспилски. – Вернее, ты все излишне драматизируешь. Мы не являлись со своим уставом в чужой монастырь. Не являлись! Мы и не пытались их учить. Мы пытались разместить на этом убогом канале хорошую работу. Я умышленно не употребляю слово «гениальную», поскольку ты этого слова не любишь. Но настаиваю на слове «хорошая». Это очень хорошая работа, Френсис. Я тебе даже не как продюсер, как искусствовед говорю. Времени рекламного мы у них не требуем. Денег от канала нам не нужно. Мы миссионеры, Френсис! Мы совершаем акт доброй воли. Более того, я готов дать взятку какому-нибудь Леснеру или Апокову, если они без этого не могут… Не обеднеем! И сериал-то наш «Неизвестная Россия» посвящен России в светлых перспективах… Так что я не понимаю твоего упаднического настроения, Френсис. Разместим мы этот сериал, в конце концов… Разместим!
– Нет. Не разместим, – твердо возразил шеф. – Не удастся. Видишь ли, ты употребил слово «миссионеры», Глен, и при этом утверждаешь, что якобы не собираешься никого учить. А миссионер, между прочим, это и есть наставник, только другого порядка. Общество морально неустойчивое, погибающее всегда испытывает необходимость в миссионерах, потому их и принимает, в то время как духовно сильному обществу никакие миссионеры со стороны не нужны. А теперь я тебе скажу, Веспилски, не как продюсеру, а как человеку, побывавшему со мной на Тибете… Шамбала в миссионерах не нуждается!
– При чем тут Шамбала?
– А при том. Я сегодня был на приеме довольно долго. Я специально принял решение задержаться подольше, хотя в начале разговора мне хотелось побыстрее уйти. И вот какой я сделал вывод: мы имеем дело с глубоко религиозной организацией, Глен, про какие бы «откаты» тебе ни говорили. Я специально стал отгадывать кроссворд вместе с Екатериной Гендель и Татьяной Вранович. А пошел на это, чтобы повнимательнее за ними понаблюдать.
– Вы, шеф, разгадывали кроссворд?! – чуть не закричал Беренсон и машину качнуло.
– Следи за дорогой, парень, – осадил его Коппола. – А то не то что сериал… живыми отсюда не выберемся. Да. Я разгадывал с ними кроссворд. И, кстати, как отгадыватель проявил себя неплохо. Продолжая разговор, пытался поставить себя на их место, чтобы понять этих людей. Видите ли, благодаря моей известности ко мне давно относятся с уважением, особенно в творческих кругах. Иногда предо мной заискивают. Но на этот раз я уважения не встретил, словно в приемной парил дух человека, в тысячи раз более значимого, нежели я. Женщины обращались со мной, как со случайным посетителем, или даже нет, как с мальчишкой! Не поняв причины такого отношения, я внимательно всматривался в их глаза. Извините, что вам пришлось так долго меня ждать.
– Глаза, вы сказали глаза, – напомнил продюсер.
– Ну так вот. Глаза… Они полны религиозного огня, Веспилски! Подобные глаза я встречал в среде тибетских монахов – тех, что имеют доступ к находящимся в самате, а также у мусульман-фундаменталистов, иногда у ортодоксальных христиан. А когда я вышел из ворот Шаболовки, то испытал то же самое, когда покидал буддийский храм в Катманду. Человек, который попадает на территорию посвященных, а потом возвращается назад, испытывает особенное чувство. Чувство просветления, что ли… Кроме того, на выходе наконец-то заработал мой мобильный телефон. В приемной же не связывал ни с кем. А такое бывало только в особых случаях.