Взыскующие града. Хроника частной жизни русских религиозных философов в письмах и дневниках

Как написал однажды грамотный философ Борис Гройс (еще в советский период): «Обычно все, говорящие о русскойфилософии, испытывают определенную неловкость». Дабы этого не испытывать, а, сдругой стороны, не искать новых слов, удобнее всего брать здесь «философию» вкавычки. Это удобно, если речь идет не только о пресловутой «русскойрелигиозной философии» Серебряного века, но в данном случае – о ней. Не склоняясь ни к какому «воинствующемуматериализму», стоит просто обозначить несогласие с исходной «религиозностью»,ну, и ее считать «философией»мистические и публицистические экзерсисы. Ну, а так, почти все авторы сборника– это хорошие и достойные люди (не без странностей и недостатков, конечно, ноих не боишься – чего о многих и раньше,и сейчас не скажешь). Если этой малочисленной публике, для того, чтобы быть умнымии моральными, требовался религиозный фундамент, ну и ради бога! Ну, а так… У того жэе Эрна и мысли чувствапоначалу совершенно ребяческие. Да и потом, с «философией» он не очень поумнел,ударившись в шовинизм «кантовского Круппа» и «славянофильствующего времени».Повезло (в каком-то смысле), что умер до прихода большевичков.Про Мережковского, а также пробердяевых-булгаковых серьезно говорить вообще как-то неловко. Их попутчик по«Пути» Евгений Трубецкой как-то написал о дилетанском богоискательстве Бердяеваи «постном масле» Булгакова. Последнийвообще разочаровывает: стать из способного ученого попом – какая инволюция! Носудьбе у них была у них, у всех непростая – не нам их судить.Пожалуй, интереснее всего в сборникеписьма упомянутого князя к Маргарите Кирилловне Морозовой (спонсировавшейиздания «Пути» и собрания РФО), ну и ее письма к возлюбленному. Соединиться онине могли по моральным причинам (боясь причинить боль жене Трубецкого Вере), нокакие трогательные письма писали! Это гораздо интереснее и важнее всех их религиозных рассуждений икомментариев по поводу философской литературы. Когда-то у Трубецкого мнепонравилось его сочинение о русской иконе «Умозрение в красках». Ум и талант можно разглядеть и сквозь самыеумопомрачительные одежды. Судьбаэпистолярно-философского романа была печальной. Неизвестно что лучше, погибнутьбеженцем от тифа в 1920 году, надеясь все же на поражение большевиков или житьпосле их победы в подвале собственного особняка, подвергаясь все новымреквизициям. Морозова, впрочем, жила долго, да и дети спаслись – не толькокартины, оказавшиеся в Третьяковке…Еще бы несколько десятилетийспокойного и свободного развития и, возможно, из русской мысли и получилось бычто-то реально интересное. А так – совестким студентам предстояло «сдавать»тетрадки по философии с «эмпириокритицизмом» Ульянова – Н.Ильина и зубритьужасный диамат по версии горского «краткого курса». Когда надоело – бросилиновую «резиновую кость», очистив от архивной и спецхрановской пыли РРФ. «Философы»наши токовали себе как увлеченные глухари (или , может быть, тетерева?), ажизнь «философствовала» совсем по другому.«Наш миртолько негатив истинного мира». Неужели?