Составитель А. Филиппов
© Издание, оформление. ООО Группа Компаний «РИПОЛ классик», 2021
Голоса Серебряного века
Литературная эпоха, охватывающая в ее самой ключевой части 25–30 лет в конце XIX – начале XX века, получила название «Серебряный век», по аналогии и в продолжение пушкинского «Золотого века» русской поэзии.
Впервые это определение появилось в 1933 году в русском журнале «Числа», выходившем в Париже. Поэт и критик Николай Оцуп напечатал в нем одноименную статью. Поэзию Серебряного века он характеризовал так: «По силе и энергии, а также по обилию удивительных созданий почти не имеет аналогии на Западе». А искусствовед и поэт, редактор знаменитого журнала «Аполлон» Сергей Маковский свою итоговую книгу статей и воспоминаний назвал «На Парнасе “Серебряного века”».
Некоторые дотошные литературоведы могут возразить: в русском литературном обиходе конца XIX века серебряным веком называли период творчества Фета, Некрасова, Майкова, Полонского.
Да, духовные богатства России поистине неисчерпаемы. В любой другой литературе вышеназванные поэты составили бы национальную гордость. У нас же, пожалуй, трудно найти в истории культуры время, когда не проявлялись бы ярко самые разные таланты: в поэзии, прозе, живописи, театральном искусстве.
Иногда, как сегодня, кажется, что уже исчерпаны все силы, все таланты, все вдохновения. Пришедшийся на это же время финансово-экономический кризис, казалось бы, рушит все надежды на возрождение культуры.
Ан, нет… Словно былинный богатырь, коллективный гений народа рождает новые, неведомые доселе таланты, дает жизнь новым, ярким направлениям.
Время зарождения Серебряного века удивительным образом напоминает современную общественно-политическую и экономическую ситуацию.
После освобождения крестьян в 1861 году, вызвавшего рост промышленного производства, быстрое развитие капитализма, подъем разночинного движения, наступил не только очередной экономический кризис, но и кризис идейно-художественный.
В начале 90-х годов XIX века в прозе, казалось бы, были исчерпаны художественные возможности социального бытописания, а поэзия и вовсе пришла в глубочайший упадок, что можно наблюдать после кончины Некрасова, в лирике Семена Надсона, умершего молодым.
26 октября 1892 года в Петербурге на заседании Русского литературного общества молодой, но уже известный писатель Дмитрий Мережковский читает лекцию «О новых течениях современной русской литературы». А уже в начале следующего года на материалах этих лекций он издает книгу под красноречивым названием «О причинах упадка и о новых течениях современной русской литературы», которая становится своеобразным манифестом Серебряного века.
Удивительно, но поэты этой замечательной, великой литературной эпохи настолько крупны, самобытны, что любые объявленные ими самими группы или направления оказываются условными и схематичными. Они попросту не умещаются в узкие рамки исследований и течений.
Мы намеренно не останавливаемся на судьбах и творчестве широко известных поэтов Серебряного века. Цель нашего предисловия – дать более полное представление о разнообразии поэзии той поры.
В бурную эпоху смены столетий, смены вех, смены общественных формаций – почти одновременно жили и творили такие яркие поэты и личности, как Александр Блок, Владимир Маяковский, Андрей Белый, Владислав Ходасевич, Марина Цветаева, Анна Ахматова; список иногда кажется бесконечным, и все имена до сих пор на слуху просвещенного читателя.
Поэтика Серебряного века – это, прежде всего, поэтика русского модернизма. Так принято называть три поэтических направления, заявивших о себе в конце XIX – начале XX века: символизм, акмеизм, футуризм.
В каждом таком направлении, как это обычно бывает, выделялось небольшое ядро мастеров, задававших тон, а вокруг них теснились фигуры помельче, разрабатывавшие и развивавшие достижения лидеров, создававшие некий поэтический фон, а также авторы, улавливавшие отдельные черты этих направлений и сочетавшие их с другими течениями.
Следует особо подчеркнуть, что этот мощный поток русской поэзии возник на прочном фундаменте таких великих поэтов, как Пушкин, Лермонтов, Жуковский, Баратынский, Тютчев, Фет.
Конец XIX – начало XX века в России – это время предощущения перемен, время разочарований и неизвестности. Именно в связи с этими чувствами возник символизм – достаточно условное и крайне неоднородное течение.
Рядом с великой реалистической традицией в это время существовал декаданс (от французского «упадок»). Символисты долго не желали называть себя декадентами, поскольку критики тогда вкладывали в этот термин отрицательный смысл.
Краеугольный камень направления – символ, заменивший собой образ. Любимым афоризмом символистов была цитата из Федора Тютчева: «Мысль изреченная есть ложь».
Один из столпов и идеологов символизма Дмитрий Мережковский писал: «В поэзии то, что не сказано и мерцает сквозь красоту символа, действует сильнее на сердце, чем то, что выражено словами. Символизм делает самый стиль, самое художественное вещество поэзии одухотворенным, прозрачным, насквозь просвечивающим, как тонкие стенки алебастровой лампы, в которой зажжено пламя». В 1892 году в Петербурге вышел сборник стихов Дмитрия Мережковского «Символы», давший имя зарождающемуся направлению русской поэзии.
Константин Бальмонт так обозначил идеал декадентского искусства:
«Я ненавижу человечество,
Я от него бегу спеша.
Мое единое отечество —
Моя пустынная душа».
Начало XX века ознаменовалось возникновением новой волны символизма, обозначенной такими именами, как Иннокентий Анненский, Андрей Белый, Александр Блок, Вяч. Иванов, Эллис, Сергей Соловьев.
Сейчас мало кто помнит, что лауреат Нобелевской премии, великий русский писатель Иван Бунин блестяще начал литературную деятельность сборником стихов «Листопад», который издало в Москве в 1901 году символистское издательство «Скорпион». Он был восторженно принят критикой, отмечен Пушкинской премией Академии наук.
Символизм не был целостным направлением. Андрей Белый писал, что ему казалось, что Мережковский и Брюсов тянут его за руки в разные стороны. Мережковский, в свою очередь, предупреждал Белого: «…бойся Валерия Брюсова и всей пошлятины духа его»; Брюсов же, вспоминал Белый в «Начале века», откровенно глумился над «жалкостями беспринципных “пророков”», то есть над Мережковским и Гиппиус. Далее Белый, подводя итог спорам, отмечал, что Мережковский «пугался меня в девятьсот уже пятом», а Брюсов «стал не на словах, а на деле действительно левым».
В конце первого десятилетия XX века Александр Блок писал: «Словами “декадентство”, “символизм” и т. д. было принято (а пожалуй, принято и до сих пор) соединять людей, крайне различных между собою… Самое время показало с достаточной очевидностью, что многие школьные и направленческие цепи, казавшиеся ночью верными и крепкими, оказались при свете утра только тоненькими цепочками, на которых можно и следует держать щенков, но смешно держать взрослого пса».
К этому времени символизм внутренне исчерпал себя как более-менее целостное течение, оставив, однако, глубокий след в самых различных сферах русской культуры.
К 10-м годам XX века в общественно-литературной жизни произошли существенные сдвиги. Кроме последовательных реалистов, всегда рассматривавших символистов как декадентов, как своих противников, в атаку на символизм двинулись акмеисты и футуристы.
Акмеизм – производное от «акме» – цвет, цветущая пора, высшая степень. Они называли еще себя «адамистами», связывая это с библейским Адамом, с представлениями о его ясном, твердом и непосредственном взгляде на жизнь.
Акмеисты декларировали внимание к миру человека, физиологичность, внимание к жизни во всей ее полноте, с радостями и пороками, обещая найти для выражения всего этого «достойные одежды безупречных форм».
Последнее вроде бы отсылает нас к пушкинскому гармоничному началу, хотя критики в свое время отмечали, что в акмеистских стихах больше отдано глазу, чем слуху. Возводя в культ любование вещами, акмеисты возвестили, что к работе приступил Цех поэтов. Их трибуной стал журнал «Аполлон».
Николай Гумилев, Анна Ахматова, Осип Мандельштам, Игорь Северянин, а также Сергей Городецкий, Михаил Зенкевич, Владимир Нарбут возглавили это течение. Акмеисты проводили свою генеалогию от символиста Иннокентия Анненского, который, между прочим, стоял особняком даже в своем течении.
Среди акмеистов был развит культ Теофила Готье, а его стихотворение «Искусство», начинающееся словами: «Искусство тем прекрасней, чем взятый материал бесстрастней», звучало для них своего рода программой действий.
«И в Евангелии от Иоанна
Сказано, что Слово – это Бог», —
писал Николай Гумилев, а Осип Мандельштам строил на понятии божественного слова, Логоса, все основание своей поэтики.
Николай Гумилев был наиболее последовательным акмеистом. Он смело ввел в русскую поэзию всевозможные африканские и восточные мотивы. Его стих отличался энергией и в то же время легкостью и живописностью. Культ сильной личности был в стихах Гумилева модной данью ницшеанству.
Анна Ахматова буквально с первых шагов на поэтическом поприще обратила на себя внимание яркой своеобразностью. Лаконичный и точный почерк автора «Четок» был близок широко распространившейся тогда графике. Даже знаменитый ее портрет, созданный в этой технике Амедео Модильяни, подчеркивает ту эстетику, что исповедовали акмеисты.
В самом начале 1912 года Гумилев и Городецкий на разных заседаниях произносят формулы, отделяющие их от символизма. Практически одновременно с этим выходят «Скрижали» совершенно безвестной «Академии Эго-Поэзии», где в подзаголовке значилось: «Вселенский футуризм», которые подписывают Игорь-Северянин (именно так, через дефис; только впоследствии псевдоним был осмыслен как сочетание имени и фамилии), К. Олимпов, Г. Иванов и Грааль-Арельский.
В конце того же года, в декабре, в Москве выходит альманах с характерным названием «Пощечина общественному вкусу», по-настоящему означавший рождение русского футуризма.
Некоторое критики не без оснований сравнивали футуристов с декадентами 1890-х годов (вот как все «закольцевалось»!), отмечая общность их поэтических мотивов. И те, и другие обожали шокировать публику, порой создавая себе негативный имидж.
Давид Бурлюк, например:
«Поэзия – истрепанная девка,
а красота бесчувственная дрянь».
Бурлюк был не только скандальным поэтом, но и вызывающим художником, и героем футуристических выступлений-выходок. И что интересно: будучи не самым видным поэтом, он сумел оставить заметный след в русской поэзии. Одних сравнений заката сколько: закат – маляр, закат – прохвост, закат – палач!
Начинал Бурлюк как художник. Участвовал в выставке «Бубновый валет» (декабрь 1910 – январь 1911 гг.). В 1910 году дебютировал в качестве поэта в двух альманахах, положивших начало русскому футуризму, – «Студия импрессионизма» и «Садок судей».
Именно Бурлюк открыл для себя и для всех Маяковского-поэта. Маяковский отмечал: «Бурлюк сделал меня поэтом».
В 1920 году Давид Бурлюк уехал в Японию, а в сентябре 1922 года – в США, ставшие постоянным местом его жительства.
Младший брат Давида Бурлюка Николай принимал участие практически во всех футуристических изданиях, но персонального поэтического сборника так и не выпустил. В то же время эстетическая умеренность, отсутствие в его творчестве ярко выраженного футуристического экспериментаторства позволили Корнею Чуковскому назвать Николая Бурлюка «посторонним» среди будетлян (так именовали себя футуристы).
Судьба его, в отличие от старшего брата, туманна. Николай участвовал в Гражданской войне на стороне белых и, вероятно, погиб.
Бенедикт Лившиц – друг и соратник братьев Бурлюков по футуризму. Его стихи того периода составили книгу «Волчье солнце», вышедшую в 1914 году в Херсоне. Известны также его мемуары «Полутораглазый стрелец», вышедшие в 1933 году и дающие обширный материал по истории русского футуризма. Известен он и как переводчик. В 1937 году Лившиц был арестован, а год спустя – расстрелян.
Как и многие кубо-футуристы, Елена Гуро совмещала занятия живописью и литературой. Но, в отличие от громких имен соратников, она не привлекла внимания массовой аудитории. И причина этого не в болезни (белокровии) и ранней смерти, а, скорее, в своеобразии ее поэзии, прозы и живописи.
События литературной жизни Серебряного века наглядно иллюстрируют достаточно условное деление на «измы» прекрасных русских поэтов, объединенных идеей обновления современной поэзии.
Необходимо отметить, что до революционного 1917 года сформировался не только акмеизм, кубо-футуризм и несколько групп футуристической ориентации, имевших значение в зависимости от талантов тех, кто с ними был связан.
По масштабу своей деятельности, например, «Центрифуга» (1914–1922) была далеко не самым значительным литературным объединением, но имена участвовавших в нем Бориса Пастернака и Николая Асеева делают ее издания поистине бесценными.
Оставались в те годы вне групп и течений такие замечательные поэты, как Михаил Кузмин, Владислав Ходасевич, Марина Цветаева. «Новокрестьянских поэтов» вроде Сергея Есенина, Николая Клюева и Сергея Клычкова, примыкавших в ранние годы к имажинистам, тоже трудно представить себе в узких рамках литературных течений.
Общим для всех них являются попытки найти новые приемы, новые образы, которые не уступали бы по силе поэтам Золотого века, а в чем-то превосходили их. Не зря же Владимир Маяковский в молодые футуристические годы призывал «сбросить Пушкина с парохода современности». Своего рода «эдипов комплекс».
Футуристы изобретали новые, неведомые слова.
«Дыр, бул, щыл», —
писал Алексей Крученых.
«Бобэоби пелись губы,
Вээоми пелись взоры», —
вторил ему «председатель земного шара» Велимир Хлебников.
Футуристам, этим «Гениальным Детям Современности», грезились фантастические картины. Игорь Северянин ехал «из Москвы в Нагасаки, из Нью-Йорка на Марс», Василий Каменский, пролетая над Варшавой, ощущал себя «одиноким Колумбом».
К судьбоносному, страшному, переломному рубежу 1917 года враждующие между собой, такие разные, несхожие модернисты пришли в кризисном состоянии. Они оказались во многом не подготовленными к тектоническим сдвигам в стране и в мире.
«Безъязыкая улица» подхватила стихи-агитки Демьяна Бедного, запела революционные песни, стала превозносить так называемых «пролетарских поэтов».
Александр Блок небезуспешно пытался прорваться в этот новый, неведомый мир со своими «Двенадцатью». Но, попытавшись воспроизвести «музыку революции», великий поэт умер, что оказалось вполне символичным.
Две войны и две революции перевернули всю русскую жизнь вверх дном. Менялась страна, менялись поэты, их судьбы. В начале 20-х годов ушли из жизни Блок, Гумилев, Хлебников; русская литература раскололась на «советскую» и «зарубежную», эмигрантскую.
Вполне в духе времени порой трагичны и загадочны судьбы многих русских поэтов, оказавшихся в эмиграции.
Аминад Петрович Шполянский (Дон Аминадо), получив в юности юридическое образование, занялся любимой литературной работой, писал в знаменитом «Сатириконе», который принес ему широкую известность. В январе 1920 года на «корабле-призраке» он покинул Россию и поселился в Париже. Популярность его была необыкновенной. Русские эмигранты вырезали его стихи из газет, цитировали наизусть. Бунин писал о нем как об одном из самых выдающихся русских юмористов.
Вячеслав Иванов в двадцатилетием возрасте в 1886 году поступил в Берлинский университет, увлекался мистикой, творчеством Ницше, Достоевского. До 1905 года он жил за границей – в Германии, Франции, Англии, Италии. Вернувшись на родину, поселился в Петербурге, в «башне» на Таврической улице, которая стала местом сбора одного из самых ярких литературно-общественных салонов того времени. В 1924 году Вяч. Иванов покинул Россию, работал в итальянском университете, скончался в 1949 году в Риме.
Его однофамилец – Георгий Иванов по рекомендации Гумилева был принят в Цех поэтов. Осенью 1922 года Иванов уехал на Запад. Перед отъездом он успел выпустить под своей редакцией «Посмертные стихи» Гумилева. В эмиграции он провел 36 долгих лет. Умер в 1958 году во Франции.
Поэт, переводчик, мемуарист, историк литературы, критик, эссеист – таланты Владислава Ходасевича многообразны, достижения – несомненны. Юношей он посещал знаменитый Литературно-художественный кружок, увлекался поэзией Бальмонта и Брюсова, познакомился с Андреем Белым. В годы Гражданской войны поэт работал в театрально-музыкальной секции Моссовета, вел занятия в Пролеткульте, открыл книжную лавку писателей, заведовал Книжной палатой. В 1920 году вышел его сборник «Путем зерна», одно из крупнейших поэтических достижений всего XX века. Вместе с Ниной Берберовой в 1922 году Ходасевич уехал в Берлин, где вместе с Максимом Горьким редактировал журнал «Беседа». В 1939 году умер в Париже.
В блестящей плеяде русских поэтов-эмигрантов Арсений Несмелов – один из немногих поэтов «русского Китая», чье творчество было относительно известно европейской эмиграции первой волны – по публикациям в пражских и парижских изданиях. А вот русские эмигранты в Китае его стихи хорошо знали и любили. Здесь у него была репутация первого поэта среди русских. За границу он попал вместе с отступавшей армией Колчака. Конец поэта трагичен. Схваченный в Харбине в августе 1945 года, он был доставлен в товарном вагоне «домой» и осенью 1945 года скончался в мучениях в камере пересыльной тюрьме под Владивостоком.
Совсем по-другому сложилась жизнь Николая Оцупа. Сын придворного фотографа, он родился в 1894 году в Царском Селе. В 1918 году познакомился с Гумилевым. В 1922 году эмигрировал, вначале в Берлин, а потом – в Париж. В начале Второй мировой войны был арестован за антифашистские убеждения, отправлен в концлагерь, бежал, вступил в итальянское Сопротивление. После войны защитил в Сорбонне докторскую диссертацию о Гумилеве. Умер в 1958 году.
Одна из отличительных черт эпохи Серебряного века – появление большого числа женщин-поэтесс. Хотя Марина Цветаева подчеркнуто именовала себя поэтом. Она наряду с Анной Ахматовой, классиком русской поэзии XX века, признана крупнейшей – все же – поэтессой. Обеих роднили драматические, даже трагические судьбы. В советское время Ахматова неоднократно подвергалась гонениям, многие ее произведения годами не печатались. Цветаева с 1922 года была в изгнании, закончившемся возвращением в СССР и самоубийством.
Мирра Лохвицкая дважды была удостоена Пушкинской премии – высшей литературной награды Императорской Академии наук.
Зинаида Гиппиус, вместе с мужем – Дмитрием Мережковским, в дооктябрьское время была в числе ведущих мастеров русской литературы. После октябрьского переворота 1917 года супруги покинули Россию.
Нельзя не сказать и о такой экстравагантной фигуре Серебряного века, как Михаил Кузмин. Он оставил разнообразное по жанрам и стилю наследие. Его, как бы сейчас сказали, нетрадиционная ориентация также сказалась на его творчестве, предвосхитив многие вполне современные мотивы.
Таких разных, диаметрально противоположных поэтов объединил Серебряный век.
Сергей Есенин – классик русской литературы XX века, оказавший огромное влияние на развитие лирической поэзии, вплоть до шансона, бардовской песни.
Саша Чёрный (Александр Михайлович Гликберг), крупнейший русский поэт-сатирик XX века, постоянный автор еженедельника «Сатирикон», тоже оказавший влияние на современную поэзию в лице, например, Игоря Иртеньева.
Конечно, с началом 1920-х годов Серебряный век не закончился. Он продолжился в творчестве Сологуба, Белого, Волошина, Ахматовой, Маяковского, Пастернака, в эмиграции – Бунина, Вяч. Иванова и Г. Иванова, Адамовича, Цветаевой, Ходасевича – список, кажется, бесконечен.
Но сама эпоха пошла на убыль. Перестало существовать ощущение свободы, безграничности развития.
Произведения поэтов Серебряного века оставили неизгладимый след в истории русской литературы, послужили фундаментом, а зачастую и непревзойденными образцами для современной русской поэзии.
Юрий КИРИЛЕНКО
Иннокентий Анненский
Поэзия
Над высью пламенной Синая
Любить туман Ее лучей,
Молиться Ей, Ее не зная,
Тем безнадежно горячей,
Но из лазури фимиама,
От лилий праздного венца,
Бежать… презрев гордыню храма
И славословие жреца,
Чтоб в океане мутных далей,
В безумном чаяньи святынь,
Искать следов Ее сандалий
Между заносами пустынь.
1904