000
ОтложитьЧитал
Валерий Кузьмич Перевозчиков
© Перевозчиков В. К., наследники, 2023
© ООО «Агентство Алгоритм», 2023
От издательства
Высоцкий категорически отказывался отвечать на вопросы о личной жизни. «Я не люблю… когда чужой мои читает письма, заглядывая мне через плечо…» Но такая уж судьба великого человека, особенно судьба посмертная, – быть рассмотренным под микроскопом потомками до последнего «лоскутка души».
Правда редко бывает деликатной, а люди обязаны щадить чувства родных и близких. Но надо говорить всё. Необходимо с максимально возможной точностью зафиксировать воспоминания всех людей, которые общались, работали, дружили или хотя бы видели Высоцкого. Проходит время, и остаётся одна голая правда. Но если мы не скажем всего сейчас, то правда может оказаться неполной. Чем больше мы узнаем правды – пусть самой горькой, – тем скорее поймём, что никакая правда не может бросить тень на личность Высоцкого…
В 1988 году в издательстве «Московский рабочий» вышла книга «Живая жизнь. Штрихи к биографии Владимира Высоцкого». В ней журналист Валерий Перевозчиков впервые собрал интервью и беседы с людьми, близко знавшими Высоцкого, где каждый из рассказчиков (а их несколько десятков) делился описанием наиболее запомнившихся и интересных для него событий.
В 1992 году была издана вторая книга с таким же названием (М.: Петит, 1992). Точнее, «книга третья»… Дело в том, что вторая книга готовилась к производству в том же году в издательстве «Россия молодая», однако напечатана так и не была. Но ещё до того, как было принято решение об её издании, Валерий, не будучи уверенным, что книгу возьмут в печать, передал в журнал «Вагант» бо́льшую часть её материала для публикации, которая и была осуществлена тогда же в «Библиотеке Ваганта» в виде четырёх небольших брошюр (№№ 6–9, 1992), озаглавленных «Страницы будущей книги».
Подзаголовок оказался пророческим: «страницы» так и остались страницами – сама книга, в том виде, в котором её задумал автор в свет так и не вышла. Отдельные её материалы впоследствии были включены в книгу Перевозчикова «Правда смертного часа» (М.: Вагриус 2006), фрагменты некоторых интервью использованы им для подготовки других сборников…
Непосредственно у нас в издательстве «Алгоритм» выходила книга Перевозчикова «Владимир Высоцкий: только самые близкие». Планировали издать ещё одну: Валерий хотел подробно осветить пребывание Высоцкого на Кавказе, собирал материал, присылал для ознакомления. В последнем письме писал мне: «Взгляни, что получается… Но это пока черновой вариант – ошибки, повторы, – буду править и дополнять! Удачи, здоровья!» К сожалению, самому автору здоровья не хватило – работу над новым произведением он закончить не успел.
Издательство посчитало целесообразным и необходимым в год 85-летия Высоцкого опубликовать наконец материалы второй книги «Живая жизнь» в виде полноценного издания, восстановить тем самым неизвестные штрихи к его биографии и отдать дань памяти Валерия Кузьмича Перевозчикова – первого биографа Владимира Высоцкого.
Сборник дополнен также не опубликованными в книгах интервью В. Перевозчикова, печатавшимися в разные годы в журнале «В поисках Высоцкого» (издание Пятигорского государственного университета), главным редактором которого он являлся.
Борис Акимов
Благодарю за помощь в подборе иллюстраций:
Сергея Жильцова, Татьяну Зайцеву, Игоря Рахманова, Светлану Сидорину, Викторию Чичерину, а также Галину Юрову – наследницу фотографа Александра Стернина, материалы из архива которого были использованы в этой книге.
Стоял тот дом, всем жителям знакомый
Предисловие
Стендаль сказал, что биографию великого человека «придётся заново переписывать каждые пятьдесят лет». Со дня смерти Владимира Высоцкого прошло немногим более десяти лет – биографии ещё нет, идёт накопление материалов. За эти десять лет многое изменилось в нашей жизни, даже человеческий воздух стал другим.
Меняются и воспоминания о Высоцком. Заканчиваются публикации определённого и довольно ограниченного круга людей, становятся известными другие имена. Имена, как правило, менее известные, но люди зачастую более осведомлённые.
Содержание и стиль воспоминаний тоже изменяются. Разумеется, «у памяти – хороший вкус». И это её благородное несовершенство вначале оправдывало и вполне понятную восторженность, и вполне определённую недоговорённость. Тем более, что времена были не самые искренние. Теперь и времена совсем другие, и судьба Высоцкого состоялась. В ней нет ничего случайного и незначительного. Важно всё.
Однажды Высоцкий сказал об обработке своих песен профессиональными композиторами: – получается не совсем то, что он хотел выразить. Главное, «затушёвывается трагизм». «Смерть Высоцкого – это человеческая жертва», – сказал в июле 1980 года Иван Никитович Денисюк (первый советский номограф, по его чертежам был сделан макет к спектаклю Театра на Таганке «Пристегните ремни».) Неужели жизнь человека масштаба Высоцкого – это трагическая трата и отдача?
На наших глазах «сошли с дистанции» достаточно крупные поэты. Им не повезло – они умели экономить силы. Теперь живут в уюте воспоминаний о самих себе. Но «с точки зрения вечности» этот комфорт относителен.
Обыкновенные люди живут от жизни, а Высоцкий жил от смерти. Его трагический реализм не только в трагических стихах, но и в другой цене времени. «Время не есть некая данность, оно созидается» (Илья Пригожин, лауреат Нобелевской премии). Поэтому возможно, что время – категория творимая, творимая человеком. Можно предположить, что самая честная единица времени – это прожитая человеческая жизнь.
Давно известно, что не из каждой жизни получается судьба, и что «нельзя стать великим малой ценой». Высоцкий расплатился главным – своей жизнью.
«Человеческая судьба, оплачивающая своим жизненным трагизмом творческий акт, служит гарантией нешуточности обращённого к людям слова» (С. С. Аверинцев). Может быть, именно в этом глубинная причина интереса не только к творчеству Высоцкого, но и к его жизни и судьбе. «Нам важно знать, каким был человек, который состоялся несмотря ни на что, который один сумел поднять глыбу молчания» (А. Битов).
Вспоминая о других, нельзя не говорить о себе. Рассказывая о себе, трудно сохранить беспристрастность. Конечно, воспоминание не исповедь – исповедь предполагает покаяние, – но людям свойственно естественное чувство вины перед ушедшими. Мы поняли и приняли тяжеловесную истину Достоевского: «все виноваты перед всеми». «Только почему моя вина всех очевиднее и тяжелее?» (Ю. Гордеев).
Марина Влади первой задала вопрос: «Почему Володя умер в 42 года»? Физическую причину она знала заранее, но хотела выяснить все факты и обстоятельства. Истина редко бывает деликатной, кроме того, мы обязаны щадить чувства родных и близких. И всё же необходимо с максимальной точностью зафиксировать воспоминания всех людей, которые встречались, общались или хотя бы видели Высоцкого на концертах, спектаклях, потому что в «непредсказуемом потом» будут рассматриваться самые мелкие косвенные факты, будут выдвигаться самые невероятные версии…
Что же касается людей, которые «отказываются помнить», то неужели они прожили жизнь, которой не было?! В конце концов «все пройдёт – останется только правда».
Время идёт, множатся издания стихов и песен Владимира Высоцкого. Но удивительным образом Высоцкий в большей мере присутствует в нашей жизни, а не в литературе. А что может быть лучше для поэта?! Для русского поэта.
Виктор Борисович Шкловский в своей последней книге успел написать о Высоцком, о его странных песнях… Что они поются так, что человеку «нужно вырасти и душевно переодеться».
Силу воздействия живого слова измерить трудно. Но можно предположить, что подлинный шедевр отличается от талантливой вещи наличием некоего энергетического поля. Вот тогда произведение искусства может стать личным происшествием, тогда оно способно вмешаться в человеческую судьбу.
«Смерть поэта расставляет окончательные точки и ударения в его стихах» (Поль Валери), но, разумеется, не в его жизни. Это дело времени и людей. Можно ещё раз напомнить об ответственности современников, ответственности, главным образом, перед будущим.
Что касается позиции автора, то она в следующих словах Н. Н. Бахтина: «Биография дарственна: я получаю её от других и для других».
Спасибо всем.
Валерий Перевозчиков,
апрель 1990 года.
Михаил Яковлевич Яковлев
Ну, что вам рассказать о нашем доме…
Однажды я шёл по проспекту Мира: от Рижской до самой Колхозной площади… И вдруг поймал себя на мысли – а я ведь старше всех этих домов. Весь проспект был построен на моей памяти… А когда меня в школе спрашивали: «Где живёшь?» и я отвечал: «В большом доме», – то все знали, что это трёхэтажный дом на Первой Мещанской у Рижского вокзала. Тот самый дом, где родился Володя Высоцкий.
Сошлюсь на Нину Максимовну, она вспоминает:
«Буквально на второй день после рождения Володи от Миши Яковлева в роддом пришла открытка такого содержания:
«Мы, соседи, поздравляем Вас с рождением нового гражданина СССР! И всем миром решили назвать Вашего сына – Олегом.
Олег – предводитель Киевского государства.»
Когда я пришла с ребёнком домой, соседские дети с любопытством рассматривали своего Алика… А узнав, что мальчика назвали Володей, обиделись…».
А мы, коридорная мелюзга, не просто обиделись – мы «бойкотировали» комнату Высоцких. Наверное, недели две никто из нас не заходил к ним. А почему Олег? Потому что тогда все пацаны нашего двора бредили подвигами киевского князя Олега.
Так что Володю я знал с самых первых дней его жизни. И с самых первых дней к нему был повышенный интерес всех наших соседей. Ведь он был самым последним ребёнком из тех, кто родился перед войной в нашем коридоре.
Володя был очень симпатичным и общительным мальчиком, его любили искренне и по-настоящему.
Соседка Высоцких Нина Михайлова с подругами была яростной поклонницей Ляли Чёрной. Они собирали все её фотографии, ходили на все концерты и спектакли. Потом они как-то познакомились с Лялей Чёрной, и она стала проводить девчонок на свои выступления. Видя совершенно безграничную любовь этих детей, она даже согласилась прийти к ним в гости. И вот Ляля Чёрная пришла к нам в дом и обалдела, увидев всё это, всю нашу бедность. Кто-то попросил её спеть, она ответила: «С удовольствием!» Но в комнату Михайловых набилось столько народу, что ей пришлось выйти в коридор. Конечно, высыпали все жильцы, поднялись люди со второго, а потом и с первого этажа. И был потрясающий импровизированный концерт Ляли Чёрной в нашем коридоре! Дружба эта длилась долгие годы…
Ещё одна соседка – тётя Варя. Воспоминания, которые тогда нам были неинтересны, ей они были безумно приятны. Просто потому, что это была её жизнь. И когда мы переезжали в новый дом, ну, кто мог перевезти тётю Варю? – конечно, мы – соседи… И на долю каждого из наших мальчишек и девчонок досталось по две иконы, и мы шли по улице с этими иконами. А прохожие просто обалдевали:
– Это что – крестный ход?!
А мы отвечали:
– Нет, это тётя Варя переезжает в новый дом!
Трёхэтажный дом № 126 («Дом Абрикосова» – по имени его первого домовладельца) состоял из основной части, фасад которой выходил на Первую Мещанскую улицу, и пристроенного к ней сзади флигеля.
Июль 1937 г.
Ну а в старом – комнаты Высоцких, Михайловых, Климовых и наша – это фасадная часть – выходили на Первую Мещанскую. А дом – бывшие меблированные комнаты «Наталис» – был старинный, толщина стен около метра. И каждый вечер, подложив под себя подушки, мы ложились на подоконники и смотрели на улицу. Это было самое любимое развлечение!
– Смотри, вот идёт дядя Петя из тридцать четвёртой. Ага – под мухой! А это к тёте Клаве идёт поклонник! Да нет – не к ней…
Это было очень увлекательное занятие и один из немногих источников информации. Телевизоров ещё не было, репродукторы-диффузоры работали несколько часов в день… У Высоцких и у нас было по два окна, и иногда к нам приходили соседи, окна которых выходили во двор. И самое забавное, что мы ещё и переговаривались! Высунув голову, мы обсуждали, а к кому именно пошёл этот незнакомый человек? А некоторым было не лень выбежать на лестницу и удостовериться: нет, этот гражданин пошёл не к тёте Клаве!
Климовы… Сам Климов работал милиционером, а его жена – тётя Галя – воспитывала трёх дочек. С ними я учился в одной школе. И вот рано утром тётя Галя выстраивала нас в один ряд и каждого крестила:
– Чтобы тебя сегодня не спросили! Чтоб у тебя не было двоек!
Я просил:
– Тёть Галь, перекрести меня два раза…
У Климовых очень интересно обедали… Тётя Галя своим пронзительным, как сирена, голосом кричала на весь коридор:
– Девки! Обедать!
Со стола снималась скатерть, на клеёнку ставилась большая железная миска с супом. Все ели деревянными ложками. И первую ложку первым должен был зачерпнуть глава семьи. А если кто-то вылазил, то тут же получал ложкой по лбу! Мне это так понравилось – из большой железной тарелки, да ещё деревянной ложкой! Прихожу домой:
– Я теперь буду есть только деревянной ложкой и только из железной миски.
В общем, жили одной семьёй, общими для всех радостями и заботами. И выручали друг друга во всем… Забыл купить хлеба? – Зашёл к Высоцким! Кончился сахар? – Попросил у Климовых! Нет соли? – Пожалуйста! А ещё – все комнаты практически не запирались. Во-первых, никто ничего и никого не боялся, а во-вторых, просто нечего было воровать… Можно так сказать, что у нас был не общий коридор, а общая квартира.
И в этой квартире мою маму, Гисю Моисеевну Яковлеву, называли «Валерьянка». Знаете, почему? Жили у нас люди достаточно простые – дворники, шофёры, милиционеры, – конечно, выпивали. И частенько были скандалы, выясняли отношения с битьём посуды и даже рукоприкладством. И всегда звали на помощь маму. Она закуривала папиросу, брала с собой несколько штук и шла в «район конфликта» в бой! Не знаю, откуда у неё брались и храбрость, и смелость (на улицах она очень боялась пьяных), а главное – такт и подход к людям. Но минут через сорок мама приходила домой, возбуждённая, с красными щеками. Папа или я спрашивали:
– Ну, что – помирила?
– Конечно!
Она всегда находила какую-то логику во взаимоотношениях, находила нужные слова. И конечно, маму за это уважали.
Нина Максимовна Серёгина (Высоцкая)
Семён Владимирович Высоцкий, 1947 г.
Вообще, у мамы – где бы мы не жили – врагов не было. Она всегда была настроена на помощь, иногда даже в ущерб себе… Папа ушёл в московское ополчение в августе 1941 года, хотя у него была бронь. И погиб в октябре под Вязьмой. А пошёл в ополчение ещё и потому, что семье сохранялся его оклад, чтобы нам было хорошо…
И в семье Высоцких были погибшие, воевали два брата Высоцких: Семён Владимирович и Алексей Владимирович… Володя просто обожал своего дядю Алёшу, гордился своей тётей Александрой Ивановной. Это Володя рассказывал мне прекрасную и трагическую историю их любви. Ведь во время войны Алексей Владимирович и Александра Ивановна считали друг друга погибшими. Я помню, как они приходили в гости на Первую Мещанскую. Их дочь Ирена была ещё совсем маленькой, и как ловко одной рукой пеленала её Александра Ивановна…
Вообще, семью Высоцких я знал довольно хорошо. Должен сказать, что Нина Максимовна очень много дала Володе. Тогда она работала в «Интуристе» переводчицей с немецкого, приносила зарубежные журналы, которые в то время никто нигде не видел, да и не мог видеть. Из этих журналов вырезались фотографии звёзд кино: Рудольфо Валентино, Вальтер Слезак, Дуглас Фербенкс и Мэри Пикфорд – их портреты я впервые увидел у Нины Максимовны… И гитара была у них в комнате. Кажется, на ней играла сестра Нины Максимовны – Рая.
И однажды в нашем доме появился Семён Владимирович, он учился в одном техникуме с Володей – братом Нины Максимовны. Красивый, обаятельный молодой человек, очень контактный. А мама моя славилась ещё и тем, что гениально готовила украинский борщ, который очень полюбил Семён Владимирович. Он мог вернуться домой очень поздно и, не заходя к себе, постучаться в нашу комнату:
– Гися! (они с мамой были «на ты») У тебя сегодня – борщ?
– Борщ…
– Тогда грей!
Мама вставала, разжигала керосинку, грела борщ. Я же говорю, что жили одной семьёй.
Я уверен, что своим умением общаться с самыми разными людьми Володя обязан отцу. Потому что в Семёне Владимировиче, по моему мнению, пропал блестящий актёр. Как он умел «вести стол», как он рассказывал анекдоты!
Семён Владимирович работал на телефонной станции и сумел себе и нам поставить телефоны. Конечно, это был праздник! Но праздник очень быстро кончился…
– Гися Моисеевна, сестра заболела. Можно позвонить?
– Конечно.
Только болезнью сестры разговор ограничиться, разумеется, не мог…
– Ну, а как там невестка? А тётя Лида приезжала из деревни? Там все нормально?
Соседка чувствовала некоторое неудобство и в качестве благодарности начинала пересказывать весь разговор. Но и противоположные ситуации тоже имели место. Звонок:
– Гися Моисеевна, Вы очень добрая женщина. Позовите Валю со второго этажа…
В общем, мы были в курсе всех дел нашего дома. Примерно то же самое происходило у Высоцких. Правда, в несколько меньших размерах, потому что они уходили на работу…
Помню Сергея Серёгина, брата Нины Максимовны, знаменитого лётчика-испытателя. Он был репрессирован в сталинские времени. Хорошо помню Николая, двоюродного брата Володи Высоцкого… И вот однажды Николай появляется у нас, появляется после сталинских лагерей. И попал он туда ни за что, кажется, с голоду украл буханку хлеба… В лагере заболел туберкулёзом… Я помню, как он уезжал из Москвы – здоровый, ухоженный ребёнок, – а вернулся, по существу, инвалидом.
И вот мы втроём – Володя, Коля и я – иногда сидели до утра: Коля рассказывал нам про лагерную жизнь, пел какие-то тюремные песни… Я глубоко уверен, что это оказало влияние на первые песни Высоцкого – так называемые «блатные». Да ещё общение с Толей Утевским, который брал его «на операции». Однажды Вовка прибежал бледный.
– Мы с Толяном были на задержании. Вдруг – стрельба! Чуть не убили…
Ну, может быть, Володя и преувеличил немного… Но Толя Утевский действительно, был ему как старший брат. И когда Утевский женился на известной певице – Наталье Разинкиной, – Вовке это жутко льстило. Я помню, как он гордился, когда ему после концерта доверяли нести её чемоданчик…
Утевский – да, но прежде всего Коля. Ведь он прожил у нас на кухне полгода (это уже в новом доме). Представьте, человек с туберкулёзом лёгких живёт на общей кухне, и никто слова не говорит. Одна семья… И я думаю, что влияние личности Николая на Володю ещё недостаточно оценено.
«Дом Абрикосова» и строящиеся на этом месте сталинские многоэтажники. 1951 г.
К этому времени ту часть старого дома, где мы жили, уже сломали. А началось это так: вся Первая Мещанская была застроена одноэтажными домами, их снесли и начали возводить восьмиэтажный «сталинский» дом. Сломали и фасадную часть нашего дома. Я хорошо это помню. Иду в метро, а в это время ломают переднюю стену. И вдруг я вижу свою комнату, вижу место, где висела картина, там обои другого цвета… Ломали не один день… Ужасное состояние, я даже не думал, что это может так на меня подействовать. Но когда каждый кусок штукатурки связан с твоим прошлым…
А новый дом строился сразу с двух сторон. Новую фасадную часть от Рижского вокзала, которая прекрасно сохранилась до сих пор, действительно, строили пленные немцы… Мы к ним привыкли, все с ними здоровались. Помню, как Нина Максимовна иногда подкармливала этих немцев… И все мы очень удивлялись, как здорово они работают.
В старом доме у Высоцких и у нас были самые большие комнаты, но к этому времени прописано было по два человека в каждой. А у всех остальных комнаты были маленькие, а народу жило много. В общем, им давали двух-трёхкомнатные квартиры… В результате все очень быстро выехали, а в отсечённой части дома остались только Нина Максимовна с Володей и я с мамой… Почему мы не выезжали? Потому, что нам предложили по одной комнате, а в новом доме однокомнатных квартир не было. А потом вышло постановление Моссовета о предоставлении такой же жилплощади с удобствами, но в любом районе Москвы. И один знакомый юрист подсказал, что нас могут задвинуть куда-нибудь очень далеко, на самую окраину, в такую же коридорную систему. Поэтому мы держались…
Постепенно – свято место пусто не бывает – у нас организовалась «малина»: рядом – Рижский вокзал и Рижский рынок, там шпаны хватало. Причём, они запирали входные двери! Мы с мамой приезжали поздно, вынуждены были стучать. «Кто? – Свои!» Нас они пропускали. И мы видели, как прямо на лестнице сидели ребята и девушки, тут же водка, закуска. И на ночь мы стали запирать двери. Высоцкие, кажется, засовывали топор. Уже тогда отключили газ, радио, телефон, оставили только воду…
Вот так мы жили несколько недель, и все-таки мы добились уникального решения! Настаивая на том, что мы почти родственники, мы получили на две семьи трёхкомнатную квартиру в нашем же новом доме. Беспрецедентный случай – нам «в порядке исключения» выписали ордера не на квартиры, а на метраж! У нас даже был выбор, и мы выбрали трёхкомнатную квартиру на четвёртом этаже с окнами на проспект Мира.
Квартира по тем временам была фантастической – коридор с альковом, – двенадцать метров! У нас была комната для мусоропровода! Добавьте лепнину и двухстворчатые стеклянные двери, в общем, из грязи да в князи! Но была и некая сложность – одна комната, первая, была изолированная, а две другие – вторая и третья – смежно-изолированные. Мы решили тянуть жребий. И Высоцким повезло больше: Нина Максимовна «вытянула» первую комнату и половину третьей.
И вот в этой общей комнате и жили после свадьбы Володя Высоцкий и Иза Жукова. Поставили ширму, за ней стояла кровать – семейное гнездо. Я рано утром уходил на работу и будил Володю. Он открывал глаза:
– О, друх! (Он меня так называл – «друх») О, друх! Привет!
Никогда не было – вот разбудил, не дал поспать. У Володи был очень мягкий характер, я никогда не видел его в плохом настроении…
Появилось телевидение, начинался наш КВН… Точнее, мы – Аксельрод, Муратов и я – «рожали» этот самый «Клуб весёлых и находчивых». На ходу надо было придумать правила игры – новые конкурсы, которые потом становились традиционными. «Разминка» или «Гимнастика ума», «Домашнее задание», «Конкурс капитанов» – всё это придумывалось там, в нашей квартире. И всё это было на глазах Володи.
И конечно, в нашем доме бывали весьма интересные люди. Приходил Олег Табаков, с которым мы вместе делали киновикторину «Игра без дублей». Бывал Олег Стриженов, мы вместе с ним учились в театрально-техническом училище: Олег на бутафорском, а я на механическом отделении. Заходили Валя Леонтьева и Света Жильцова, которые вели передачи. Но главную роль играли, конечно, Алик Аксельрод – великолепный врач и прекрасный режиссёр, и Сергей Муратов – профессиональный журналист, теперь – известный кинокритик, преподаватель факультета журналистики МГУ.
Однажды получилось так, что мы с Аликом Аксельродом к утру должны были закончить сценарий очередного КВН (Серёжа Муратов был в Болгарии). И надо же такому случиться, у меня дико болели зубы. Я курил сигарету за сигаретой… И вот именно тогда мы придумали конкурс «Будем зубастыми!»
Отцы-основатели КВН Михаил Яковлев, Альберт Аксельрод, Сергей Муратов. Вместе с ними в студии редактор Елена Гальперина. 1961 г.
На сцене стояли два стоматологических кресла – самых настоящих! – их даже проверяли у микрофона. Потом выходил Алик с Наташей Защипиной – тогда они вели КВН – и говорил:
– Самых смелых милости просим!
Причём, чтобы не было никаких претензий, свою смелость надо было зарегистрировать у нотариуса. И нашлись два смелых человека, по одному из каждой команды, которые сели в эти кресла. А мы специально «держали паузу», нагнетали атмосферу… И наконец два ассистента выносили две гигантские зубные щётки и объявляли конкурс. На ручках этих щёток с помощью бормашин надо было выгравировать ‘Будем зубастыми!», у кого получится лучше и быстрее, тот и победил…
Ну, а в ту ночь, когда мы придумывали этот конкурс, меня мучили зубы, и мне казалось, что никотин хоть немного заглушает боль. Примерно к двум часам ночи у меня кончились сигареты. И Володя, который всё время был с нами, исчез… А через полчаса появился снова с пачкой сигарет. Оказывается, он увидел, что у меня кончились сигареты, и сбегал на Рижский вокзал. Вот такой он был человек. При том, что именно в это время ему жилось очень несладко.
Бывал в нашей квартире и Андрюша Донатов… Я с ним познакомился в Ташкенте, в эвакуации. Мы с ним были записаны сразу в три секции Дворца пионеров. Сразу в три, потому что в каждой давали по пятьдесят граммов хлеба… А потом, спустя много лет, мы с ним совершенно случайно столкнулись на телевидении – Андрей работал ответственным редактором самой популярной тогда передачи «Журнал искусств». Собственно, с этой встречи я и начал сотрудничать на телевидении…
А потом было время, когда Андрей жил в нашей квартире, у него был ремонт. А в это время в Ленинграде запускался фильм «713-й просит посадку», сценарий которого написали Андрей Донатов и Алексей Леонтьев… Мы сидим с Андреем, заходит Нина Максимовна:
– Ребята, ну помогите Володе. Может быть, есть хоть небольшая роль?
Андрей тут же позвонил режиссёру. Оказалось, есть эпизод. Надо было сыграть роль американского морского пехотинца, который защищает кинозвезду. Это была первая роль Володи в кино…
Примерно в 1963 или 1964 году мы с Высоцкими разменялись, наши встречи с Володей стали нечастыми, но всегда дружескими. А когда появилась Марина Влади, я и сам старался держаться подальше, зачем примазываться… Однажды Нина Максимовна пришла к моей тёте – одно время мы жили у неё – и рассказала:
– Представьте, возвращаюсь после работы усталая, вымотанная. Падаю на стул, вытягиваю руки и ноги. И вдруг Марина – кинозвезда с мировым именем! – стягивает с меня сапоги. Меня это тронуло до слёз.
Михаил Яковлев и Владимир Высоцкий на ВДНХ. 1959 г. Фото Давида Половинчина.
И вот Марина Влади написала книгу, которая мне очень не понравилась. Мало того, что она неуважительно говорит о Нине Максимовне, она просто несправедлива по отношению к Люсе Абрамовой. И как можно так писать о Семёне Владимировиче, человеке уважаемом и заслуженном… Она утверждает, что Володя запил в тринадцать лет, – это чушь! Я говорю об этом, как очевидец.
Виделись мы редко… Да и честно говоря, я Володю иногда недооценивал: «большое видится на расстоянии»… Расскажу вам такой случай. Однажды на заводе, где я работал, поднялся шум:
– У нас Высоцкий будет выступать! У нас – Высоцкий!
Такой ажиотаж! А я даже не пошёл на его концерт. Ну, кто для меня был Вовка Высоцкий – сосед, который на двенадцать лет моложе меня. Я ещё раз скажу, что тогда я не видел в Володе большого поэта, это моя вина и мой грех…
Встречи? Однажды иду по Таганке со своей знакомой, иду к Павелецкому вокзалу… И вдруг сзади кто-то меня обнимает:
– Друх! Привет! Ты «Гамлета» видел? Хочешь?
– С удовольствием.
Заходим в театр – народу! Но Володю узнают, уступают дорогу. Он протискивается к окошку главного администратора:
– Я очень редко обращаюсь к вам… Мне очень нужно два билета на сегодня.
Женщина посмотрела-посмотрела, нашла два билета: один в шестом ряду, второй в одиннадцатом:
– Возьмёте?
А я как интеллигентный молодой человек спрашиваю у своей знакомой:
– Ну, что, идём?
– В разных рядах? Я не пойду…
Так я и не попал на «Гамлета».
А «Балладу о детстве» я впервые услышал спустя несколько дней после смерти мамы – Гиси Моисеевны Яковлевой. Володя позвонил:
– Приезжай, я написал новую песню…
После работы я поехал к нему. Помянули маму… Володя поставил кассету, а потом говорит:
– Забирай кассету.
– Да, ты что. Не возьму. Всё равно не смогу её слушать…
Потом я не мог себе простить, что не взял кассету, потому что в первом варианте был ещё один куплет про маму. И, конечно, всей своей жизнью мама заслужила эту песню, эту вечную память…
А когда я вспомнил, что во времена КВН Володя иногда меня спрашивал:
– Друх, а как у тебя это получается?
Я вспомнил об этом и тоже спросил:
– Володя, а как у тебя это получается?
И ещё один «перевёртыш»… В период расцвета КВН, когда мы где-нибудь появлялись с мамой, то все говорили:
– Вот Миша Яковлев – один из авторов КВН, а это его мама – Гися Моисеевна.
А потом, когда мамы не стало, и я приходил к Нине Максимовне, где собирались Володины родные и друзья, то меня представляли так: