Книга 1. Ветер с драконьих гор
Глава 1. С чего всё началось
Долгий, яркий летний день перевалил на вторую свою половину, а шумная ярмарка посреди Варги и не думала стихать – наоборот. К тому же холодный ветер с Драконьих гор унес надоевшую жару и сделал долгожданный выходной по настоящему приятным.
Ардай разыскал Эйду на рыночной площади, перед палаткой, в которой продавали разную дребедень – связки бус, стеклянных и якобы не стеклянных, побрякушки из металла, гребешки и ленты, и прочие милые всем женщинам ненужные вещи. Он окликнул её, она оглянулась и обрадовалась:
– Ой, как хорошо, что ты здесь! Скажи, что лучше, это или это?
Он пожал плечами, с удовольствием глядя на девушку – соскучился. Вот именно, соскучился не на шутку, последнее время Эйда вообще не выходила из головы, прямо наваждение какое-то. Как будто он не знал её почти с пеленок и не обходил презрительно стороной – девчонка же! – еще совсем недавно! А она спрашивает, что лучше, белая нитка бус или синяя! Какая разница?
– Обе хорошие, – сказал он.
– Это жемчуг, но не настоящий, – Эйда погладила пальцами белую нить, – а это камень, глаз дракона! Настоящий. Тебе нравится?
Так уж и настоящий. Впрочем, что он понимал в бусах?
А еще он считал, что для его Эйды неприятно любое упоминание о драконах. По крайней мере, целый год она слышать о них не желала!
Он сказал:
– Белый лучше. Такой яркий, переливается. Наденешь – будет красиво.
Торговец закивал и принялся вынимать из связки нить белых бусин.
– Я возьму глаз дракона! – решила Эйда и выложила на прилавок монеты.
– Посмотри, – она протянула ему бусины на раскрытой ладони. – Видишь, какой получается цвет, когда на них светит солнце?
– Неплохо. Такой же цвет у драконьих глаз? – это он пошутил.
– И у твоих тоже, между прочим, – она засмеялась. – Я буду, глядя на эти бусы, тебя вспоминать!
– Ерунда какая, – он нахмурился, притворно, потому что на самом деле ему понравились слова Эйды, – ни у кого не может быть глаз такого цвета. Таких глаз не бывает.
– Бывает. Иногда, – заявила Эйда серьезно.
Он кивнул. Не хватало ещё спорить из-за того, бывают его глаза такие синими или не бывают! А что до драконов, и подавно никто не знает, какие у них глаза. Кроме горных колдунов, разумеется. Ардай ни разу не слышал о человеке, который стал бы утверждать, что видел дракона вблизи, и его слова заслуживали бы доверия. По крайней мере, поблизости таких людей нет. Где-нибудь далеко – может, и есть. Ведь то, что случилось прошлой весной – оно случилось…
Весной какие-то недоумки с позволения самого императора нарушили договор с горными колдунами, или с хозяевами драконов, как их ещё называют. Это было далеко, Драконьи горы ведь через всю страну тянутся, и Заповедный лес вдоль них. На рухе долететь до конца гор – много дней надо, а уж ехать…Слух был, что эти люди ставили ловушки в Заповедном лесу, хотели изловить молодых дракончиков. Горные колдуны всегда приходили из-за этого в ярость, они считают, что никто не должен владеть драконами, кроме них, разумеется. И, разумеется, всегда находились те, кто с этим не согласен. Действительно, а почему нельзя? Ведь корову, коня или руха может иметь каждый, кто в состоянии заплатить, а разве дракон – не зверь? Хотел бы он, Ардай Эстерел, взлететь в небо на своем дракончике? Ещё бы…
Но договор есть договор, попался – плати. Лет сто назад за похожее преступление тогдашний император отказался платить, а вместо этого еще и бросил в тюрьму послов, что прибыли с претензиями. Тогда на столицу и на другие города налетели стаи драконов, они жгли и сами города, и хлеб на полях. До сих пор сказители поют песни об этом несчастье. Так что выход один – платить, а плата всегда одна и та же: золото и молодые девушки. Сто невинных девушек. Одна из них была сестрой императора, сами горные колдуны поставили такое условие. А остальных девяносто девять собирали по жребию по всей стране, будто бы это справедливо. А где тут справедливость? У них в деревне никто и не помышлял нарушать тот договор, даже в сторону гор лишний раз не смотрели, а жребий пал на сестру Эйды.
Год назад, таким же летним днем, эта самая рыночная площадь была полна народу: девушки подходящего возраста из Варги и окрестностей столпились в центре, вокруг расположился прибывший загодя отряд стражников, они сдерживали толпу родителей, близких девушек, просто любопытных. Он тоже был здесь, хотя отец велел ему остаться дома. Потому что в центре площади, в окружении стражников, стояла и Эйда.
Толпа было необычно тихо. Все ждали. Ведь выбрать должны всего одну. Только одну – а остальные в безопасности.
Ардай был уверен, что Эйду выбрать не могут. Он не сомневался. Почему-то.
Каждая девушка вынимала из мешка черный шарик и поднимала руку, показывая всем – не она! Вот Эйда сунула руку в мешок – у Ардая на миг остановилось дыхание, – она вынула черный шарик и показала, и отошла в сторону. Она свободна.
Айна, её сестра, достала шарик, и пошатнулась, и по толпе пробежал ропот. Стражник подскочил к ней…
Золотой шарик! Толпа зашумела, заколыхалась. Где-то истошно закричала, заплакала тетка Сарита, мать бедняжки. Кольцо стражи тут же распалось, освобождая остальных счастливиц, а Айну так и не отпустили, её тут же затолкали в повозку и увезли. Даже попрощаться не дали. Всё правильно, об этом и староста предупреждал – прощайтесь заранее, а потом радуйтесь, что ваши дочки вернулись к вам невредимыми.
Он ринулся тогда в толпу, чтобы отыскать Эйду, и она плакала у него на груди, и он сжимал кулаки в бессильной ярости, он тогда с удовольствием истребил бы всех драконов разом – придумать бы только способ… И еще он был безумно рад, что – все-таки не Эйда. Айна, но не Эйда! Эйда – она…
Просто ему больше никто не нужен, вот и всё. Никакая другая девушка.
Непонятно откуда взялась тетка Сарита, налетела, оттолкнула его от дочери.
– Убирайся! Не подходи близко! Это от тебя, от тебя все несчастья!
Он не понял. Совершенно. Как он мог быть повинен и в этом несчастье, и в любом другом подобном? Он не обиделся тогда, от такого потрясения у кого угодно рассудок бы помутился. Да Сарита больше ничего подобного и не говорила. Смотрела, правда, хмуро, а он старался лишний раз не попадаться ей на глаза. Но она со всеми стала неприветливой, как будто все кругом были перед ней виноваты. И ведь не без оснований. Она расплатилась дочерью, а другие лишь вздохнули с облегчением, что их минула чаша сия, разошлись по домам. А утешения, да сочувствия, да хотя бы и помощь, предложенная по-соседски, из того же сочувствия – какова им цена?
Эйда перекатывала на ладони синие бусины, любовалась.
– Глаз дракона бывает разного цвета, – объяснила она, – даже светло-зелёного и жёлтого. Синий – самый редкий и дорогой!
Он не стал сообщать ей, насколько сомневается в этих камешках. Пусть уж. Какой вред от поддельной побрякушки? Вот в соседней лавочке продаются ножи – там бы он задержался, постоял подольше.
– Говорят, если носить ожерелье из глаза дракона, ни один дракон не причинит вреда, – сказала Эйда, и глаза её влажно заблестели.
Тоже вспомнила, что случилось год назад?
Дурацкое поверье. Ведь от драконов особенно и не было вреда. Ну, пролетит какой-нибудь высоко-высоко в небе, и всё. Неудивительно, они же на самой окраине живут. Заповедный лес рядом, а за ним – и Драконьи горы. Но он не стал говорить об этом Эйде. Ее сестру отдали дракону. Или драконам. Интересно, что сталось с той сотней девушек?
Он слышал сказки про то, что драконы девушек съедали. Но почти в каждой сказке находился герой, который побеждал дракона и освобождал несчастную жертву, а она оказывалась императорской дочкой, или, на худой конец, первейшей красавицей, и всё заканчивалось свадьбой. И ещё всякий, победивший дракона, может потребовать что угодно. Главное – не просто убить из-за угла, а бросить вызов и победить. Против этого колдуны не возражали. Это не просто обычай, это закон, это записано в Своде Законов Империи – отец рассказывал. Свод Законов – толстая книга, которая лежит в ратуше каждого города, у самых дверей, и всякий может подойти и прочитать. Были случаи, когда драконов побеждали. И не все победители женились на императорских дочках, но они обязательно получали, что хотели – ни в чем им не отказывал ни Император, ни ближайший сосед. А над людьми, которые неумеренны в своих желаниях, посмеиваются, говоря им: "Ты дракона, что ли, убил?"
– Тебе и так не причинит вреда ни один дракон, – сказал он Эйде.
– Ты, что ли, не позволишь? – она рассмеялась, коротко и немного ядовито.
– Конечно я.
Интересно, почему он был так в этом уверен?
Эйда взглянула на него и сразу посерьезнела, опустила голову.
Никто в Приграничье так уж не боялся драконов, просто осторожничали, не смотрели лишний раз в сторону гор – это да, было. Это обычай. А когда дракон парил высоко в небе, можно и взглянуть, что таког? Драконы никогда не опускались на их землю. И Айну, сестру Эйды, не дракон унес, её увезли стражники.
– Все просто, – сказал он. – На замужних женщин колдуны почему-то не зарятся! Мы поженимся, и все дела.
– А я-то думала, ты пойдешь из-за меня сражаться! – девушка расхохоталась.
Она уже надела бусы, но продолжала сжимать нить в ладони.
– Конечно, пойду сражаться, – пообещал он серьёзно. – Но лучше мы не будем доводить до этого. Ты ведь выйдешь за меня замуж, Эйда?
Он сам себе удивлялся – ведь четверть часа назад и не помышлял её замуж звать! Нет, он этого хотел, ещё как хотел, просто мысли не допускал, что будет иначе. Но чтобы – раз! – и брякнуть это здесь и сейчас, посреди рыночной площади?
– Конечно, выйду, если не передумаю! Не завтра же, – Эйда блеснула глазами.
Конечно, придется подождать. Сейчас отец не разрешит свадьбу.
– Ого, – такая знакомая, тяжелая ладонь хлопнула Ардая по плечу.
Отец подошёл незаметно. Эйда выпрямилась и отпустила, наконец, свои бусы, у неё явственно порозовели щеки.
– Ты уж не передумай, красавица, такие парни, как мой сын, на дороге не валяются! – пошутил имень Эстерел. – Ладно, будем считать, что договорились, давайте-ка теперь делом займемся. Самое время, – подмигнув девушке, он выудил из необъятной сумки два кулька калёных орехов и вручил им по одному.
Ардай чувствовал себя глупее некуда. А отцу смешно! Да, надо заняться делом. Действительно. Ему ведь нужен рух!
– Тут только у одного купца есть яйца рухов, – сказал Ардай. – А птенцов я вообще не видел.
– Мы ведь и собирались купить яйцо? – отец приподнял бровь.
Яйца рухов дороги, но готовые птенцы, особенно подрощенные – ещё дороже. Хотя, дело даже не в цене. Это традиция такая, чтобы первый рух вылупился на глазах наездника и тот сам освободил его от скорлупы. Считается, что от этого связь между ними будет полнее, такой рух никогда не выйдет из повиновения, не подведет. Отец в это верил. Он, Ардай – что-то не очень. Он-то мог приручить и оседлать любого, и не случалось ещё, чтобы птица его не слушалась, особенно в воздухе. Рухи – они вообще послушные и понятливые. Так что сам Ардай предпочел бы птенца, желательно такого, у которого уже появились маховые перья. А с пуховичком, особенно на первых порах, столько возни. Но сейчас решает отец. И традиция.
Вопли купца они услышали издалека.
– Ах, ты, собачий сын! Мы сюда, по-твоему, печеными яйцами приехали торговать? А может, и подавно, яичницей?!
– Это Руйбикор, – отец улыбнулся в усы. – Хорошо. Он свое дело знает. Я у него покупал своего Бака.
Вблизи всё было ещё смешнее. Толстый коротышка, крутя над головой палкой, гонялся вокруг палатки за помощником, маленьким и худеньким. Прыткий помощник близко к себе хозяина не подпускал и сильно от палатки не удалялся, и всё вместе это напоминало представление двух бродячих клоунов. Прохожие оглядывались и улыбались, некоторые останавливались – посмотреть.
Они с Эйдой переглянулись и засмеялись.
Отец громко крикнул:
– Так у тебя сегодня печеные яйца, Руйбикор? Тогда мы уходим!
Купец резко остановился, подпрыгнул и повернулся к ним, расплывшись в улыбке от уха до уха.
– О, имень Гай Эстерел! У меня товар – первый сорт! А меня всегда первосортный товар! Я всегда сам за всем смотрю, всегда сам, так что ни одно порождение бродячей собаки у меня ничего не испортит! Что вы хотели?
Яйца, как им и полагалось, лежали на переносной печке, переложенные одеялами, так, что круглый серовато-белый бок каждого оставался выставленным на обозрение покупателей. Ардай тут же выделил взглядом одно, крупнее прочих, быстро взглянул на отца – тот смотрел туда же. Купец сразу всё понял, подбежал и бережно вынул из вороха одеял то самое яйцо, покачал его в ладонях, прищелкнул языком.
– Лучше и быть не может! Точно говорю! А производители какие! Мать – Густа с фермы Виргута, та самая, что победила на Большой гонке в Аше в прошлом году. Это ее вторая кладка! А от кого – знаете? – он поймал отца за рукав и что-то зашептал ему на ухо.
Тот недоверчиво усмехнулся.
– Быть не может.
– Документы, всё честь по чести! Когда у меня был плохой товар? Я давно торгую, меня все знают, меня все благодарят! И тебя, уважаемый, я давно знаю, как же! Как там тот птенчик, что я продал тебе три года назад? Хорошо летает? То-то же! А этот лучше будет, много лучше!
Тут он как будто только что заметил Ардая, и весь засветился.
– Сыну, значит? Вырос парень, нужен ему свой рух, конечно! Вон какой вымахал! Как же жениться, если собственный рух ещё не оседлан? Восемнадцать уже исполнилось парню, да, имень?
Их предки были именями, и отец, следовательно, тоже, и Ардай им станет. Их жизнь мало отличалась от жизни соседей, но титул есть титул, и связанные с ним правила и обязанности никто не отменял. Мужчина из семьи Эстерелов мог привести в дом жену, лишь имея боевого руха, и увезти девушку из дома родителей он тоже должен на этом рухе, и на сбор Летучей Гвардии, когда придет время, Эстерел обязан прибыть в полном вооружении и, опять же, на своем рухе. Ардаю исполнилось восемнадцать только что, до первого его императорского смотра – целых три года. Он был ещё по-мальчишески тонок, но ростом догнал отца, и плечи за последний год развернулись тоже почти как у отца. Они вообще были очень похожи, фигурой, смугловатой кожей, черными, как вороново крыло волосами – сразу видно, что отец и сын. Только глаза у отца карие, а у него, Ардая – серо-голубые, с отчетливой, яркой синевой. Только кто их особенно замечает, глаза? Эйда вот, правда, заметила.
Отец явно собирался перебрать товар, поторговаться. А Ардаю вдруг страстно захотелось именно это яйцо. Оно точно самое лучшее, и самое дорогое, наверное. Из него наверняка получится крупная, сильная птица – крупнее и сильнее, чем большинство здешних. Он лучший наездник в деревне, а может, и в Аше и его окрестностях, и пусть у него будет самый лучший рух – он это заслужил. И еще – Эйда стояла рядом и смотрела, и при ней ему особенно приятно было бы, не торгуясь, купить самое лучшее.
Отстранив Руйбикора, отец принялся перебирать яйца, осторожно вынимал каждое из вороха одеял, взвешивал в ладонях, подносил к уху. Купец стоял рядом и, как водится, бубнил о достоинствах каждого яйца, к которому прикасался покупатель. Когда отец опять взял в руки то, первое, голос купца зазвучал бодрее.
– Оно отличается по форме. И скорлупа какая-то не такая, – заметил отец, поглаживая яйцо пальцем. – Она темнее. Почему это?
– Да что тут странного, имень? Яйца разной формы даже у кур бывают! А скорлупа? Отличная скорлупа! Предки производителя – из диких, что со Скалистых островов! Я, когда молодой был, сам плавал туда за птенцами! Вот это было дело, скажу я вам! Одна самка гналась за нами всю ночь, мы уж и не чаяли её отогнать! Нет – выбилась из сил, улетела… Огромная, скажу я вам, была птица, огромная, а видели бы вы, что она выделывала в небе! В каждой кладке победителей Гонок есть такие яйца, и лучшие птенцы получаются из них! Эх, если бы ты видел ту дикую, имень!
– Моему парню это не подойдет, – сказал отец. – Он и на полудохлой птице вытворяет такое, что мне хочется надавать ему по шее, пока он ее себе не свернул. А уж если он получит дикую… Мне надо, чтобы рух был спокойный, смирный, чтобы высоко не поднимался. Что посоветуешь?
У торговца на мгновение даже челюсть отвисла.
– Ты, верно, шутишь, имень?! Ты, может, для дочки птицу покупаешь? Или всё же для сына?
Эйда прыснула, а Айдар чуть было не вскипел, но вовремя опомнился. Конечно, отец шутит. Он потому и шутит, что уже решил. На самом деле он гордится тем, как его сын умеет летать. Несмотря на то, что всё обещает надавать по шее…
– Наверное, я рискну, – продолжал забавляться имень Эстерел. – В крайнем случае буду держать на привязи обоих. Назови цену, почтенный Руйбикор, сбавь, сколько полагается, потом ещё немного, и выписывай документы…
"Если мужчину можно вывести из себя, – нередко повторял отец, – пусть попробует носить юбку. Может, это ему больше понравится. Злость, обида, гнев – это для рыночных склочниц. И для глупцов".
Ардай Эстерел – никакой не глупец. И уж конечно, ни к чему ему юбка.
– Ну, я, в крайнем случае, улечу, – Ардай безмятежно улыбнулся. – Не знаю, конечно, как рух…
Мать и сестры всё приготовили к их возвращению – печка в стойле топилась, согревая насыпанный в жестяное корыто крупный речной песок, не больше и не меньше согревая, чем нужно. Дело это тонкое, хлопотное, старания требует, внимания строжайшего. Спустя рукава лучше не браться – себе дороже выйдет. Нужно мягкое, ласковое, сухое тепло, и появится покрытый густым серым пухом прожорливый птенец, и вот тогда-то главные хлопоты и начнутся…
Ардай сам уложил яйцо в песок, придирчиво пощупав его сначала – довольно ли тепла? И не горячо ли? Бережно присыпал. Ещё там, на рынке, отец вручил ему покупку, дав этим понять, что всё дальнейшее – его дело. Сестренки окружили тесно и смотрели во все глаза. Каждая норовила что-то подать, поддержать, и все, конечно, только мешали. И гвалта от них, как обычно, было больше, чем нужно. Но Ардай был терпелив, как никогда – слишком радовался, чтобы сердиться.
Мать подошла с маленьким братишкой на руках, передала малыша старшей дочке и наклонилась к самому яйцу – послушать птенца. Потрогала скорлупу пальцами, одобрительно кивнула.
– Еще неделя? – она повернулась к мужу.
– Наверное, меньше. Дней пять, хотя, может, и шесть…
– И сколько?..
– Две сотни монет. Это хорошая цена, Мия. Яйцо от победителей гонок.
И мать опять кивнула. Сделанное отцом в их доме никогда не обсуждалось и не осуждалось, хотя, две сотни – это, конечно, дорого. Готового птенца, не самого лучшего, может быть, можно купить сотни за полторы. Еще за полторы сотни можно было купить пять-шесть приличных лошадей, или построить небольшой дом. Сегодня отец сделал ему щедрый подарок.
– А почему такая скорлупа?
– Производитель из диких, – объяснил отец, – и потом, это зависит от того, чем кормят птицу. Не беспокойся, Мия, ты же знаешь, даже совсем дикие птенцы послушны, если их правильно воспитать.
Имень Эстерел говорил так уверенно, как будто не он совсем недавно с сомнением расспрашивал торговца о том же самом.
Он добавил:
– У Руйбикора всегда был хороший товар. Если хоть раз проколется, как он будет здесь торговать? Что-то пойдет не так – я его из-под земли достану, ты знаешь.
– Не беспокойся, Мия, птица будет отличная, – это заявил старый Кир Эстерел, дядя отца, который до сих пор стоял поодаль, за спинами девочек, – у твоего мужа нюх на хороших птиц!
– Дядя Кир, – воскликнул отец, обнимая родственника. – Видишь, что у нас творится – прости, не заметил тебя…
Тот заулыбался:
– Да я давно сижу, вас дожидаюсь, Мия уже не один ковш холодного пива мне принесла.
– Но я что-то не видел твоего руха! – забеспокоился имень.
Дядя развел руками.
– Из меня нынче плохой летун, Гай, уж не серчай. Так кости скрутило, вообще впору было дома сидеть. Я на повозке приехал.
– На повозке… – отец покачал головой, и ничего больше не добавил.
Им завтра вместе отправляться в путь. На повозке? Тогда дорога затянется, очень затянется, а это некстати.
Старик приблизился, изрядно подволакивая ногу – понятно, что на руха ему не сесть. Посмотрел на яйцо, и похлопал Ардая по плечу.
– Ты на этой птице через три года приз возьмешь, парень! Главное, не оплошайте, выкормите как следует…
Ардай пообещал:
– Не оплошаю…
Его сомнения насчет скорлупы немного беспокоили, хотя сам он в этом как раз не очень разбирался. Ну, сколько яиц рухов повидал он в своей жизни? Мало. Какая там скорлупа бывает у диких? Да кто его знает. И у отца, и у дяди Кира опыта побольше, наверное, их суждению можно доверять. Но лучше бы, конечно, без сомнений.
– Выкормим, – заверил отец. – С мясником уже всё договорено. Нам бы еще самим не оголодать! Как там с ужином, Мия?
– Всё хорошо с ужином, – мать взяла на руки захныкавшего ребенка. – Прошу к столу.
Вдруг за перегородкой, в своем стойле пронзительно закричал, захлопал крыльями Момут, их старый рух, и Бак, верховой рух отца, ответил таким же пронзительный криком сверху, с башни.
– Это что еще такое? – удивился отец.
Он зашел в соседнее стойло, к Момуту, потрепал его по могучей шее – глаза огромной птицы, спокойной, меланхоличной уже от старости, неестественно блестели, из мощного клюва вылетал сиплый клекот пополам с шипением, хохол из перьев на голове воинственно дыбился.
– Да что с тобой, дружок, что случилось? – отец привычно гладил, успокаивал птицу, которая продолжала клекотать, и клюв, способный разнести голову быку, тревожно щелкал у самого его уха.
Никто не беспокоился – рух никогда не поранит хозяина. По крайней мере, такого еще не случалось.
Момут топтался, подпрыгивая, скреб когтями земляной пол, так, что солома летела во все стороны, и не желал успокаиваться, наоборот – опять закричал, и тут же они услышали ответный вопль Бака с башни.
– Может быть, чувствует птенца? – предположила мать, – так бывает…
– Наверное, дракон пролетел низко, – тихо сказала Валента, старшая из сестер. – Они так кричат, когда дракон…
– Да, я тоже видел вчера, – согласился отец. – Сразу несколько летают. Ладно, раз ты такой беспокойный, посидишь на цепи, от беды… – он набросил на ногу птицы разомкнутое стальное кольцо, ловко застегнул. – А то у нас тут дорогое яйцо, приятель. Всё. Пойдемте ужинать.
Они отправились в дом, а оба руха то и дело опять принимались вопить, по очереди. Может, и правда, драконам вздумалось летать низко? С чего бы, интересно?
Ужинали, как всегда, в просторном нижнем зале дома. В окно видно было, как румяное солнце уже почти скатилось к дальним холмам, лес на тех холмах отсюда казался мягким ворсистым ковром, который хотелось гладить рукой. Такой ковер, зеленый узор на коричневом поле, висел над скамьей за спиной дяди Кира – на почетном месте. Ковры эти, мохнатые, как шкура зверя, ткут на Юге, в Борсалле, здесь их нечасто встретишь. Здесь стены украшают другими коврами – их вышивают крашеными нитками на толстом грубом холсте. Тоже красиво.
– Нигде не ел такого хлеба, хозяйка, – похвалил дядя Кир, протягивая руку за следующим ломтем.
Это было не просто вежливостью – хлеб у матери, и правда, удавался вкусным необыкновенно. Даже кухарка Лита втихую завидовала. Ардай обожал его теплым, недавно из печи – с хрусткой корочкой, посыпанной пряными травами, сначала с упругой, а потом тающей во рту мякотью…
– Захвалил ты меня, дядюшка, – мать улыбнулась. – Ты и пива такого нигде не пил…
– И каша у моей жены на славу, а уж тушеное мясо – вообще язык проглотишь. Видите, как мне повезло? – шутил отец.
– Еще ты хвастун, – дядя благодушно погладил усы.
– Хвалиться женой мужчине не зазорно.
– Оно так. Сыновьями вот гордятся молча, зато тут уж, действительно, отцу и почет, и радость, – дядя покосился на Ардая, который давно расправился со своей порцией мяса и каши и теперь жевал сладкий пирожок с ягодами – ужин был праздничный, по случаю приезда гостя, да и покупка руха – тоже, что ни говори, событие. Даже если этот рух – пока только яйцо.
– У мальчика ведь первые испытания уже будущим летом? Готов?
– На мечах он дерется неплохо, – ответил отец, – не хуже меня. Кое в чем, конечно, можно и поучиться. Не знаю, будет ли он первым, но последним не будет точно.
– Эстерелы никогда не были последними, – отрезал дядя. – Не думаешь послать его зимой в школу, в Аш?
– Придется, – пожал плечами отец. – Из-за дурацкой традиции терять столько времени и денег – а куда деваться?
Дядя усмехнулся.
– Когда ты был молодым, небось не считал это дурацкой традицией. Тоже любил мечом помахать! И так, небось, люди удивляются, почему ты его вовремя в школу не отдал.
– Конечно, это весело – пожить в школе, с толпой таких же молодых оболтусов. Я бы и сейчас не отказался, – хмыкнул отец. – Поэтому и не буду лишать сына удовольствия.
– Оно так. Веселье – это хорошо, отчего не повеселиться? – согласился дядя Кир. – Но ему надо быть воином. А если уж быть воином, то хорошим. Иначе потом веселиться будут другие, не он! Ты-то понимаешь, Гай!
Гай вздохнул и кивнул, соглашаясь.
С ужином было покончено, Валента принялась помогать кухарке с посудой, малышки, Арния и Гайда, убежали во двор. Услышав очередные крики рухов, Ардай тоже вышел, заглянул в хлев – Момут топтался, звеня цепью, иногда коротко всхлопывал крыльями, один его глаз закрылся совсем, другой – наполовину. Старая птица уже уснула бы, если бы не вопли собрата с башни.
Ардай тихонько прикрыл дверь в стойло, задвинул засов. Подумал – непременно нужно прогулять завтра Момута. Слетать с ним к водопаду, что ли…
Конечно, он подошел к печке, чтобы посмотреть на яйцо. Пощупал песок, приоткрыл заслонку и поворошил угли. Ясно, что все это было не нужно – пока тепла хватает, и мать заботливо прикрыла песчаную постель старым стеганым одеялом, оставив щель сбоку – для дыхания. Вот равно утром, ещё затемно, придется прийти и затопить печь. Как удивительно – в этом грязно-белом, намертво запаянном сосуде кто-то живет, дышит, двигается… Птенец, который превратится в огромную, быструю птицу, и принесет Эстерелам главный приз на состязаниях в Аше! В самом деле, а почему бы и нет?
Он откинул одеяло и ласково погладил пальцем скорлупу, и вот тут-то услышал…
Негромкий писк. Вроде бы – какое-то бормотание. И кто-то тихонько стукнул туда, где был его палец – изнутри… Птенец. Он его слышит. Ему, наверное, скучно.
– Спи, малыш! – Ардай погладил яйцо, как если бы это был уже пушистый глазастый птенец, ищущий его ласки. – Спи. От этого ты, наверное, быстрее вылупишься, вырастешь, и мы с тобой будем летать, сколько нам захочется…
И тут Бак на башне опять заорал. Да что же с ним такое творится?!
Ардай вышел во двор и, задрав голову, долго смотрел на небо. Никаких драконов, ничего! И небо еще светлое. Верно, скоро стемнеет, но пока время есть. Можно полетать. Совсем немного. Может, Бак потому и волнуется, что застоялся и хочет размять крылья?
Отец, конечно, сказал бы, что поднимать птицу без нужды на закате – вредная блажь. Дядя его поддержал бы.
Голос матери доносился теперь из скотного двора, перекликался с голосами девушек-работниц – там как раз доили коров. Мать сейчас вся в хлопотах, в его сторону и не взглянет. Отец – тот, по традиции, проведет весь вечер с дядюшкой за неспешным разговором, поучаствовать в котором очень и очень заманчиво. Но это успеется.
Ардай поднялся на башню. Бак, крупный, молодой и очень сильный, сидел на самом краю верхней площадки, как будто готовый сорваться и взлететь. Отец хранил упряжь в оружейной, но собственный комплект Ардай прятал здесь, а каморке рядом с лестницей.
– Тихо, – попросил он Бака. – Ты только не вопи, я тебя очень прошу.
При виде наездника рух издал довольный клекот – кажется, их желания совпадали. Летать!
– Прекрати плясать, стой смирно, – Ардай стукнул кулаком по круто изогнутой шее, – надо все делать быстро!
Привычными руками он застегивал ремни, почти не глядя.
– Сегодня у нас времени мало, – объяснял он Баку, – зато потом его будет сколько хочешь. Я-то думал, что отец заберет тебя завтра, а оказалось вон что! Целую неделю будешь только мой. Налетаемся с тобой на год вперед, слышишь, чудо ты лохматое?
В последнюю очередь он снял цепь с ноги птицы, отбросил в сторону, сразу скользнул в седло и затянул поясной ремень – не туго, он любил верхом на рухе чувствовать себя свободно. Нет, опасности, что Бак улетит один, без всадника, не было никакой, но что-то он взволнован не в меру…
Мать сказала – он чувствует птенца. Наверное, в этом и все дело.
Ардай толкнул Бака коленями, и, повинуясь долгожданному сигналу, птица рванулась с башни, нырнула вниз, но тут же выровнялась и медленно полетела. Дом Эстерелов стоял на самом краю деревни, на возвышении, дальше пологий склон холма сбегал к реке Эль, быстрой и порожистой, а чтобы долететь до дома Эйды, не привлекая лишнего внимания, следовало сделать немалый круг. И неважно, выйдет ли Эйда во двор помахать ему рукой. Скорее, она сейчас занята работой на кухне или в коровнике, но – вдруг? Ему же все равно, где летать, и что за труд – облететь деревню, если ты верхом на Баке, быстром, как ветер?
Дом вдовы Сариты походил на дом Эстерелов так же, как потрепанный петух похож на руха. Маленький, невзрачный, позади – коровник на двух коров, по двору обычно бегают куры, норовя забраться в огород, забор просит починки, и никаких башен, конечно – в этой семье никогда не владели рухами. Забор… Предложить, что ли, поправить забор, когда тетушка Сарита отправится по делам в Аш? Эйда будет рада. Приходить же сюда, когда грозная матушка Эйды дома, что-то не хочется. По крайней мере, пока.
Эйда была не на кухне и не в коровнике, она как раз шла по двору с ведром воды, и сразу заметила его и радостно помахала рукой, но ускорила шаг и скрылась в кухне, а визгливый голос тетушки Сариты он прекрасно услышал и со спины Бака. Скорее бы увести отсюда Эйду – к себе. Как же не хотел бы он сам родиться в такой лачуге. Первое везение в его жизни – то, что он Эстерел!
Одно движение колен – Бак круто устремился вверх, и вот уже деревня далеко внизу и как на ладони. Площадь вся в огнях, палатки торговцев, возле некоторых продолжает толпиться народ, повозки, лошади – все маленькое, как игрушечное. Еще выше! И чуть в сторону, да, туда, к холмам. Вот так! Все выше и выше, все дальше и дальше…
Бак летел именно так, как хотел наездник. Он играл, то внезапно ныряя вниз, то вдруг послушно взмывая, а пару раз и вовсе перевернулся в воздухе. Если бы Ардая спросили сейчас, что именно он делает, чтобы побуждать птицу к очередному кульбиту, он не смог бы ответить. Он настолько привык, что давно уже не замечал таких вещей, а птицу ощущал, как продолжение себя самого – забывал, что на самом деле не он летит, и крылья руха – это не его крылья. Они были одно – человек и птица.