Убойный калибр

© Самаров С., 2015

© ООО «Издательство «Эксмо», 2015

* * *

Пролог

Снайпер вышел к дороге со стороны холмов. Он даже не вышел, а выполз. И полз аккуратно, чуть ли не по сантиметрам преодолевая путь. Беда была в том, что через дорогу, против поста ДПС, холмы были покрыты лишь высокой травой и не было ни единого кустика, за которым можно было бы укрыться. А как стрелять из высокой травы, которая закрывает видимость? Из положения лежа это делать невозможно. Для стрельбы следует хотя бы встать на колено. Но тогда ты сам будешь смотреться в своем маскировочном халате, как куст, которых здесь нет. И инспекторы дорожно-патрульной службы, которые дежурят постоянно именно на этом посту, хорошо знают всю окружность и появление нового куста там, где его никогда не было, могут заметить. Они тоже осторожные и всегда готовы дать автоматную очередь при любом подозрительном движении. Жить, понятно, и им хочется. Первоначально Снайпер желал устроиться на гребне холма, считая, что при стрельбе оттуда он и цели своей добьется, и останется невидимым. Но, добравшись до этой позиции, понял, что она более удобная, и от своего первоначального плана отказался, набрал на трубке номер и сказал:

– Задержка минут на десять-пятнадцать. Ищу другую позицию.

И услышал в ответ такое же короткое сообщение:

– Работай. Ждем сигнала. Главное, не опоздай. Но машина еще не выехала.

Тогда Снайпер и пополз к самому краю холма, туда, где трава кончалась – вдоль дороги она была выкошена. Можно высунуть из травы ствол «винтореза», оставаясь незамеченным. Тем более что толстый интегрированный глушитель винтовки был обмотан точно такой же зеленой травой, как и та, что росла вокруг. Не вялой еще, но только-только перед выездом срезанной. Глушитель Снайпер обматывал в машине, специально так, чтобы трава была свежей. Снайпер был настроен на работу, выполнять которую не просто умел, но и любил. Его целых шесть месяцев готовил в пакистанском лагере бывший американский сержант-инструктор Джон Джонс, который заставлял всех курсантов при обращении к нему непременно добавлять слово «сэр», словно он до сих пор служил в армии. Но при этом сержант-инструктор Джонс обучал курсантов не только с Северного Кавказа, вернее, таких в группе было всего трое, а все остальные, а это больше двух десятков человек, были талибами из Афгана, и применять полученные знания они должны были против американской армии. Впрочем, сержанта-инструктора это мало смущало. Он тоже делал свою работу, за которую получал хорошие деньги, и делал ее качественно. По крайней мере, Снайпер, до этого считающий себя почти готовым специалистом, поскольку ему, так и называвшемуся снайпером джамаата, довелось сделать с десяток выстрелов из своего «винтореза», причем половину из них – по живым мишеням, узнал много нового и необходимого для профессионального снайпера.

Тогда же он научился главному – беречь себя, как может и должен себя беречь только высокий специалист своего дела, человек, которого обязаны ценить окружающие. С чужих слов он узнал себе цену, и она оказалась намного выше предполагаемой им самим. И тогда же он понял, что и другие должны его ценить так же, потому что это заслужено, потому что он способен сделать и делал гораздо больше, нежели все остальные. Сержант-инструктор Джонс приводил такие цифры, что снайпер уничтожает противников в пять-десять раз больше, в зависимости от класса снайпера, чем простой боец. Отсюда и его ценность. И Снайпер себя ценил. И когда он начал себя ценить, увидел, как ценят его и другие. Только один Снайпер во всем джамаате мог возразить эмиру и настоять на своем, если чувствовал свою правоту. А Снайпер по характеру был таким человеком, что говорил только тогда, когда эту правоту действительно чувствовал. И он не был капризным, не набивал себе цену, но держался цены существующей, действительной.

Снайпер полз, преодолевая дистанцию сантиметрами и почти не приминая траву, потому что он там, где можно было ее примять, он поворачивался на бок и змеей извивался, огибая особенно высокую и ломкую траву. Самодельный маскировочный халат Снайпера представлял собой обыкновенную плащ-палатку, обшитую разной ширины полосами материала цвета хаки. И Снайпер сам проверял эффективность этого маскхалата, заставив одного из своих товарищей пробираться через траву в нескольких десятках метров от себя. И только с близкого расстояния можно было различить и выделить человеческую фигуру. В траве же, в горизонтальном положении, маскировочный халат укрывал полностью. В пятидесяти метрах его никто не смог бы увидеть.

Сержант-инструктор Джон Джонс обучал снайперов не только стрелять и ползать, оставаясь невидимым, делать норы и долговременные окопы, но и шить для себя халаты и костюмы. Вернее, не шить с нуля, а делать из обыкновенных камуфлированных костюмов – маскировочные. Особенно Джонсу нравились костюмы с многочисленными головками болотного камыша, сохраняющего длительное время стойкость даже после того, как его срежут. И каждый из курсантов смастерил таких костюмов несколько. Только не всем это могло пригодиться. Например, в местах, где обитал и воевал джамаат Снайпера, вообще не было болот, и Снайпер впервые увидел их только в Пакистане, хотя, конечно, знал, что это такое.

Снайпер полз, не торопясь, и эта неторопливость позволяла кому-то пожить дольше. Пусть на несколько минут, но дольше. А каждый человек, даже приговоренный к смерти, отлично умеет ценить минуты своей жизни. Каждый человек перед смертью обязательно думает о том, что он не успел завершить. Снайпер чувствовал свою силу и власть из-за возможности распоряжаться чужой жизнью. Это не каждому дается. Не каждому, то есть дается постоянно или хотя бы надолго. Наверное, Снайпера понимал только один эмир, Абдулмалик Бахтияров. Впрочем, с эмиром снайпер разговаривал на эту тему. С другими он, человек малоразговорчивый и даже угрюмый по своей природе, и разговора о своих чувствах не заводил. Эмир же его понял, потому что сам, наверное, любил распоряжаться чужими жизнями. Более того, именно он решал, чьими жизнями стоит распоряжаться в очередной раз…

* * *

Эмиру Абдулмалику было не все равно, кого убивать. Он сам многократно говорил это своим бойцам, в том числе и Снайперу. Главной целью своей деятельности эмир выбирал ненавистных ему ментов, конфликт с которыми и толкнул когда-то бывшего преподавателя в музыкальном колледже на резкую перемену жизни, увел его в горы и леса и заставил взять в руки оружие. И никогда Абдулмалик не поднимал руку на мирных жителей, не устраивал террористических актов, в которых могли пострадать ни в чем не повинные люди. Да, он ставил взрывные устройства на дорогах, когда по ним проезжали или полицейские машины, или армейские. Армейские – потому что армия поддерживала полицию во всех действиях против тех, кто полиции противостоял. Но однажды, Снайпер сам был свидетелем этого случая, эмир запретил взрывать мощный фугас, потому что вплотную к военному грузовику двигалась местная легковая машина. Она и сидящие в ней люди могли пострадать при взрыве. Этим эмир Абдулмалик отличался от большинства полевых командиров, хотя они тоже предпочитали уничтожать ментов, но при этом, как правило, не считались со случайными жертвами. Еще, конечно, Абдулмалик предпринимал действия против чиновников властей разного уровня. Они всегда были заодно с полицией, она прикрывала их, они – ее. И часто даже были сами связаны с отдельными эмирами. Так, после уничтожения главы одного из районов на эмира Абдулмалика свалилась беда. Один из эмиров повел свой подготовленный отряд против него, чтобы отомстить за родственника, который прикрывал его с помощью своей власти. А Абдулмалик в тот момент отпустил по домам значительную часть своих людей. Просто предоставил им отдых на неделю. Это была его обычная практика, о которой кое-кто знал. Знал и эмир, который пожелал напасть на него.

Момент был трудным. Троим бойцам, включая самого эмира Абдулмалика Бахтиярова, пришлось выдержать нападение девятерых противников. Выручил тогда Снайпер. Он уничтожил пятерых до того, как они смогли подойти достаточно близко, чтобы атаковать. Хорошо, что местность была безлесная. Противники рассчитывали подойти в темноте, но эмир Абдулмалик, получив сообщение от своих людей, выдвинулся вперед, чтобы Снайпер имел возможность отработать по полной программе. Он и отработал. Абдулмалик был благодарен ему за такое качество стрельбы. Оставшихся четверых они преследовали и накрыли среди скал сверху всего двумя одновременными выстрелами из гранатометов «РПГ-7»…

* * *

Вообще-то говоря, ползать Снайпер раньше очень не любил. Он помнил, как сержант-инструктор Джон Джонс заставлял их это делать. Заставлял ползать, до жестких мозолей на всегда синих локтях и коленях. Синели локти и колени как раз от ползания и болели не переставая, порой даже мешая точно стрелять на занятиях по основному профилю. Тем не менее Джон Джонс научил их делать это хорошо. И теперь, когда мозоли на локтях и коленях стали по-настоящему жесткими и не болели, Снайпер получал удовольствие от ползания, зная, что это не каждому доступно без длительной специальной подготовки. А он всегда любил делать то, что другим не под силу. И, опять же, чувство того, что своими неторопливыми движениями он дарует кому-то лишние минуты жизни, поднимало Снайперу чувство собственной значимости. Он для себя выглядел лучше, больше и умнее и в душе насмехался над теми, кто когда-то относился к нему с пренебрежением. У каждого человека бывали в жизни такие моменты, когда он чувствовал к себе пренебрежительное отношение среди окружающих. Кто-то старается такие моменты не замечать, кто-то их болезненно переживает, но избежать этого никому не удается. Даже в школе при очередной «двойке», а Снайпер в школе учился очень плохо и с трудом ее окончил, чувствовалось пренебрежение тех, кто учился хорошо. Но кому из тех учеников сейчас удается держать в своих руках чужие жизни и распоряжаться ими?

Снайпер был молод. Его бывшие одноклассники в жизни пристраивались. Большинство в студенты подалось. Сейчас, когда обучение в вузах платное, высшее образование получить несложно. Но у Снайпера семья была небогатой, и за него некому было заплатить.

Да он и не нуждался в высшем образовании. Он никогда не стремился учиться. И только на курсах снайперов учился прилежно, хотя тогда уже познал, что значит распоряжаться чужими жизнями и получать от этого удовольствие, и это заставляло его постигать снайперское искусство и науку. Именно так, совмещением искусства и науки, и называл свою профессию сержант-инструктор Джон Джонс. И он сам познал сладостное чувство от осознания, что держишь в руках чужие жизни, потому что не всегда был инструктором, а сначала был простым снайпером, инструктором же стал только после достижения особых высот. Наверное, такое же чувство испытывает палач, когда выводит на эшафот приговоренного к смерти. Но Снайпер не считал себя палачом. Он считал себя воином. Просто воином, хорошо владеющим своей военной профессией.

Снайпер продолжал продвигаться, но скоро этот путь подошел к концу. Просвет в траве говорил, что там, дальше, уже делать нечего, если нет желания подставиться под очереди автоматов инспекторов дорожно-патрульной службы и двух омоновцев, что дежурят с ними. Снайпер замедлил движение и подползать к самому краю не стал, он просто раздвинул стволом траву.

Время нападения эмир Абдулмалик, как обычно, высчитал правильно. Заходящее солнце светило ментам в глаза. И пусть оно не яркое на закате, тем не менее мешает смотреть в восточную сторону, с которой к дороге и приближался снайпер. Это естественная маскировка в дополнение к маскировке искусственной, к которой относился маскировочный халат.

Инспекторов было четверо, плюс к ним два омоновца, кажется, еще кто-то сидел, не включая света, за стеклом на втором этаже в будке-аквариуме. Снайпер попытался сквозь стекло рассмотреть в оптический прицел сидящего, убедился, что там есть кто-то, но большего увидеть не смог. Солнце в этом случае мешало ему, отражаясь в стекле.

«Виброзвонок» сотового телефона в нагрудном кармане заставил Снайпера спрятать ствол в траву и вытащить мобильник. Звонил эмир Бахтияров.

– Слушаю, эмир.

– Ты где?

– Только-только вышел на позицию. Собирался доложить.

– Где устроился?

– Прямо рядом с дорогой. Перед выкошенной травой. Залег.

– Удобно?

– Вполне.

– Обзор?

– Полный.

– Работаем. Машина уже готовится. Как только выедет, позвоню. Номер машины помнишь?

– Помню. И саму машину помню. У нас в районе таких нет.

– И быть не может. У наших людей нет денег на такие взятки. Готовься…

– Готов. Жду звонка.

Убрав телефон, Снайпер еще раз прильнул к окуляру оптического прицела и хорошо рассмотрел самоуверенные лица дорожных инспекторов и еще более самодовольные лица омоновцев. Пусть любуются друг другом. Недолго осталось любоваться. Снайпер не промахнется с такой дистанции. Он вообще за всю свою снайперскую карьеру только один раз промахнулся, но тогда стрелял с расстояния, значительно превышающего допустимое для прицельной стрельбы, и, не имея в наличии баллистического калькулятора, на глазок прикидывал угол стрельбы, потому что планка прицела и без того была выставлена на предельную дальность.

Стрелять в человека с простым или же вдумчивым лицом Снайперу всегда было трудно. Как правило, эти люди бывают незлыми. А властные и самодовольные – от них добра не жди. Они не хуже хитрых, но и не лучше. И именно такие идут работать в полицию или в прокуратуру. Это уже проверено многократно. Или такие, или люди, лица которых Снайпер называл «лицами комсомольских работников». Это была не его фраза, это была фраза его отца, который сам когда-то собирался уйти в горы в джамаат к своему родственнику, эмиру Бахтиярову, но потом решил, что его надорванная на работе спина не позволяет вести такую жизнь. И отправил сына, которому передал свой припрятанный в сарае «винторез» – трофей, захваченный у чеченцев, когда те двинулись на Дагестан. Не зря, значит, припрятал…

* * *

Эмир Абдулмалик Бахтияров сидел в машине рядом с двумя своими бойцами на заднем сиденье. Оба спутника зажимали коленями пистолеты-пулеметы «Борз»^[1], которые легко спрятать от посторонних глаз, если до начала операции к машине по какой-то случайности подойдет полицейский или вообще кто-то, кому видеть вооруженных людей не следует. Переднее пассажирское сиденье никто не занимал, потому что передние стекла были нетонированными, и там просто рискованно прикладывать к глазам бинокль. Бинокль тоже может вызвать подозрение, как отчасти боевое приспособление или даже прибор двойного назначения. А эмир Абдулмалик как раз и сидел с биноклем. Он не поднимал его до тех пор, пока из калитки двора в конце улицы не вышел человек, провожаемый мужчиной и двумя женщинами. На вышедшем был синий мундир. Провожающие обнимали его, тепло прощаясь. Наконец человек в синем мундире сел в спортивную машину «Шевроле Камаро». Мотор взревел, как обычно бывает у спортивных машин, и автомобиль резво рванул с места. На перекрестке машина развернулась и двинулась в обратном направлении. Скорость была такая, что, когда «Камаро» «пролетел» мимо скромной машины эмира Бахтиярова, никто не успел рассмотреть лица водителя.

Абдулмалик Бахтияров сделал знак, и сидящий слева от него человек опустил в своей дверце стекло. В окне дома, против которого машина стояла, появилась женщина. Эмир кивнул ей и показал зажатый в своей руке сотовый телефон. Женщина кивнула и сразу же стала куда-то звонить. Машина за окном тронулась в ту же сторону, куда двинулся «Шевроле Камаро», но, естественно, в силу своих возможностей, не на такой скорости…

* * *

Женщина набрала номер. Ей ответили сразу.

– Это милиция?

– Полиция, – слегка грубо поправили ее.

– Я вот сейчас по улице Грибоедова шла… – сказала женщина торопливо и неловко, сбиваясь в словах. – Да, телефона у меня с собой не было, звоню только из дома. Машина мальчика на велосипеде сбила и не остановилась, дальше проехала. «Скорую помощь» я уже вызвала. Сначала к ним позвонила, потом к вам…

– Мальчик жив?

– Жив. Голова только вся в крови. Там еще соседи вышли. Помогают ему.

– Понятно. Какая машина?

– Желтая такая. Спереди две черные полосы. Широкие такие полосы. Красивая машина. Носится, как угорелая…

– Марка!

– Я не знаю. Я не понимаю. Там спереди крест золотой.

– «Шевроле»?

– Я не знаю.

– А номер?

– Я буквы не запомнила. Только цифры.

– Говорите.

Женщина назвала.

– Кто сообщил?

– Я…

– Ваша фамилия!

– Сабурова. Я здесь живу…

– Понятно. Спасибо за сообщение. Мы примем меры. Куда машина двинулась?

– На выезд из поселка.

– Водителя вы видели? Узнать сможете?

– Мне показалось, военный какой-то. В синем мундире. Может, летчик. Лицо я не рассмотрела. Он так быстро мчался. Как на самолете…

– Все, спасибо.

Собеседник отключил связь. Женщина перевела дыхание, спокойно вытащила из мобильника sim-карту, переломила пополам и вставила в телефон другую. Набрала номер и сказала коротко:

– Порядок. Я позвонила. Примут меры.

Собеседник, выслушав молча, отключил связь. Женщина убрала мобильник в карман цветастого халата и посмотрела за окно на дом соседей – Сабуровых…

* * *

Снайпер ждал в полной невозмутимости. Он, кажется, совершенно не умел волноваться. Впрочем, плохим бы он был снайпером, если бы волновался. Трясущиеся руки и неровное дыхание никогда не дадут произвести прицельный выстрел. Крепкие нервы – обязательное качество снайпера. И потому ждать он умел, не нервничая, но и не теряя при этом внимательности. Но мобильник положил на землю рядом с винтовкой, готовый по необходимости позвонить, когда потребуется.

Вскоре начали развиваться события. Судя по тому, как оба инспектора на дороге схватились за свои переговорные устройства, они получили предупреждение. А через тридцать секунд из будки поста ДПС выскочил пузатый полицейский, что-то крикнул, видимо спрашивая коллег, получил ответ и вернулся в будку. Команда сразу же была передана и омоновцам, и те заняли позицию.

Стояли в следующем порядке: один инспектор рядом с дорогой, за ним, на дистанции в тридцать пять метров или чуть-чуть больше, устроился первый омоновец. Еще через пятьдесят метров встал у дороги второй инспектор, и на той же дистанции, что и у первой пары, второй омоновец. Проходящие местные машины инспекторы не останавливали. Ждали ту, что была им нужна. Наконец громкий звук двигателя дал знать и инспекторам, и омоновцам, и даже Снайперу, что критический момент приближается. Ярко-желтый «Шевроле Камаро» вылетел из-за поворота с явным превышением скорости. Перед постом ГИБДД скорость стала намного меньше. Спортивный автомобиль был оборудован мощной тормозной системой. Первый инспектор дорожно-постовой службы сделал жест жезлом, требуя от водителя принять вправо и остановиться. «Шевроле Камаро» завизжал тормозами, но сбрасывать скорость до минимальной он начал слишком поздно. И на тормозном пути автомобиль проехал под автоматными стволами первого инспектора и первого омоновца вплоть до второго инспектора. Второй омоновец так и оставался на прежней дистанции, взяв на изготовку автомат. Впрочем, изготовка здесь была условной, потому что «тупорылый» «АКСУ»^[2] с дистанции в тридцать пять метров сильно разбрасывает пули, и прицельно стрелять из него можно только от плеча. Так, именно для прицельной стрельбы, и приготовили свое оружие первые инспектор с омоновцем. И водитель «Шевроле Камаро» не мог не видеть этого в зеркало заднего вида. Он остановился, но выходить из машины, как это делают многие водители, не стал, а только опустил стекло в пассажирской дверце.

Снайпер поднял винтовку. Стекло в водительской дверце тоже было опущено. Изначально считалось, что инспектор подойдет к водительской дверце. Это облегчало попадание в голову при выстреле. Но инспектор захотел разговаривать с водителем через пассажирскую дверцу и наклонился к ней, сам оставаясь почти полностью закрытый автомобилем. У «Шевроле Камаро» остекление небольшое и внутри салона слегка темновато, как у всех спортивных машин. И потому инспектора было видно плохо. И легко можно попасть в грудь, прикрытую бронежилетом. Но Снайпер свое дело знал и легко рассчитал, где находится голова. Он, хотя прицеливался быстро, не торопился. Понимая, что торопливость с выстрелом может «завалить» все дело. Но и медлить было нельзя, поскольку неизвестно, как поведет себя инспектор ГИБДД, встретившись лицом к лицу с работником республиканской прокуратуры. На некоторых инспекторов один синий прокурорский мундир уже производит впечатление. А кому нужны неприятности!

Задержав на секунду дыхание, Снайпер нажал на спусковой крючок и сразу после этого оторвался от окуляра прицела. С такого близкого расстояния эффект выстрела можно было оценить без прицела лучше, чем с прицелом. Сам слабый звук скорее всего до противоположной стороны дороги даже не донесся, тем более что «говорливый» движок «Камаро» обязан был его заглушить полностью. Но девятимиллиметровая пуля отбросила инспектора дорожной полиции от машины, заставила выпрямиться, раскинуть руки и рухнуть на спину. И тут же «заговорили» автоматы других участников конфликта. Они ждали не сотрудника прокуратуры, а военного летчика. И совсем не ожидали выстрела в голову из машины. А выстрел, получалось, прозвучал именно из машины, в которую инспектор засунул голову. Второй омоновец начал стрелять от пояса и с двух коротких очередей чуть не пристрелил своего товарища и первого инспектора ДПС. Но спохватился и поднял приклад к плечу. Очереди сквозь заднее стекло оказались более эффективными. Пули из двух автоматов сразу попали в голову водителя, и он уронил ее на руль. Если бы не ремень безопасности, на руль упал бы и сам водитель. Но, уже убитый, водитель каким-то образом отпустил тормоз и нажал на педаль газа. Селектор «автомата» стоял, «видимо», в положении «драйв», и «Камаро» рванулся с места, управляемый мертвецом. Вскоре шикарный спортивный автомобиль влетел в кювет, где завалился на бок.

Снайпер наблюдал за происходящим, не убрав ствол своей винтовки в траву, во-первых, чтобы иметь возможность сразу начать отстреливаться, если вдруг его каким-то образом вычислят, во-вторых, потому что ствол раздвигал траву и давал обзор. Нападения Снайпер не боялся. Пока они добегут до него, он сможет их всех перестрелять. Они, даже если приблизительно знают, где он находится, все равно не имеют возможности сразу определить его без тепловизора, а винтовки с тепловизором он на посту не видел.

Когда все закончилось и автоматные очереди стихли, когда затих и двигатель «Камаро», из будки поста животом вперед выбежал и третий инспектор ДПС. На бегу он разговаривал с кем-то по телефону, видимо, докладывал о случившемся. И подбежал он сразу к убитому Снайпером инспектору, над которым уже склонились его товарищ и двое омоновцев. Хотел, видимо, убедиться в том, что тот мертв. Затем он выпрямился и продолжил доклад. Но пузатому, наверное, задали еще один вопрос, и он побежал к остановившейся машине и заглянул в салон. И, выпрямившись, доложил об увиденном. Наверное, сообщил и то, что машиной управлял подполковник в мундире прокурора. На этом разговор закончился. Рядом остановились сразу три проезжающие мимо машины, водители один за другим что-то прокричали. Снайперу показалось, они спрашивали о том, нужна ли помощь. В одной из машин, как стало понятно, находилась врач. Ее позвали, хотя смысла в этом не было никакого. Женщина только склонилась над убитым и сразу выпрямилась, даже не притронувшись к нему. Подтвердила, должно быть, факт смерти.

Машины поехали дальше. Следом за ними остановилась длинномерная тяжелая груженая фура. Из нее помощь не предлагали, водитель и его напарник только поглазели и быстро уехали. Другие машины даже не останавливались, и только скорость на радостях прибавляли, видя, что их не останавливают. А скоро раздался вой многочисленных сирен. Ехали, несомненно, полицейские машины. И только тогда Снайпер взял трубку и позвонил:

– Они едут. Все, как вы рассчитали. Выезжайте на дивертисмент^[3].

– Жди. Мы уже рядом. Едем…

Теперь уже Снайпер стал ждать с интересом. Когда участвуешь в непосредственном действе, как это обычно бывает, все и всегда не так смотрится. Там невольно выполняешь все задуманное автоматически, а так ты все сам видишь со стороны и оцениваешь не только выполнение, но и эффект, и эффективность.

Ждать ему пришлось чуть больше десяти минут. Две хорошо знакомые Снайперу машины появились из-за поворота. Ехали неторопливо, как ездят все, знающие о существовании поста ДПС в этом месте. А об этом знали все водители, время от времени пользующиеся этой дорогой. И ментов на посту не уважали. Здесь всегда внаглую требовали взятки. Машины стали тормозить, когда заметили скопление полицейских машин и машин «Скорой помощи» на площадке перед постом. Но остановились, только проехав на двадцать-тридцать метров дальше группы полицейских и прокурорских начальников, стоящих рядом с «Шевроле Камаро». Снайпер видел, как из первой машины вышел эмир Абдулмалик Бахтияров, потянулся и приложил к глазам ладонь, словно заходящее солнце мешало ему смотреть, хотя оно светило сбоку и не мешало ему. И, только рассмотрев хорошенько местность и удостоверившись, что никто не смотрит на остановившиеся машины, Абдулмалик дал команду. С задних сидений двух машин синхронно вышли по человеку, оба встали на одно колено, положили на плечо по тубе гранатомета «РПГ-7» и дали по выстрелу осколочными гранатами. Два выстрела разметали полицейскую и прокурорскую толпу в разные стороны.

Откуда-то со стороны здания поста на взрывы побежали два омоновца с автоматами. Их-то и ждал Снайпер. Два выстрела прозвучали с небольшим интервалом, хотя слышны они были только самому стрелявшему. Снайпер к тому времени уже успел сменить магазин с простыми патронами на магазин с бронебойными, которые легко пробивали каленым сердечником любой бронежилет. Омоновцы не добежали даже до позиции, с которой могли вести стрельбу по остановившимся машинам. А гранатометы уже были перезаряжены. Два новых выстрела, уже родными бронебойными гранатами, предназначались двум полицейским машинам. Сразу же взорвались и бензобаки. Поднялся густой и черный дым. А Снайпер сделал еще два выстрела. Он увидел, как с места, куда ударили две осколочные гранаты, убегает шустрый инспектор, сидевший раньше в будке поста. Его живот представлял собой мишень, интересную со спортивной точки зрения, потому что сильно колыхался. Второй выстрел предназначался еще одному автоматчику, непонятно откуда появившемуся и успевшему даже выскочить на дорогу.

Эмир Абдулмалик призывно махнул рукой, Снайпер выпрыгнул из травы и бегом устремился к поджидавшим его машинам. Стрелять в него уже было некому. Те полицейские и прокурорские работники, что остались рядом с постом, были вооружены только пистолетами. А попасть из пистолета в бегущего человека с такой дистанции крайне проблематично. Никто даже и не пробовал…