Три секунды, чтобы выжить

© Самаров С.В., 2019

© Оформление. ООО «Издательство „Эксмо“», 2019

Пролог

Вернувшись в предоставленную группе квартиру и после безводного и бессонного перехода по пустыне вдоволь напившись воды, капитан Радиолов собрался, было, уже последовать примеру бойцов группы и лечь отдыхать, поскольку устный доклад полковнику Черноиванову уже провел прямо в боевой машине пехоты по дороге в город, передал полковнику с рук на руки захваченного в плен полковника разведки США и его спутника, бывшего ветеринара, имеющего по отношению к американскому полковнику какие-то отдельные мстительные планы, и освобожденных из плена сирийских майора аль-Хабиби и капитана Сахима, но не прошло и пяти минут, как они с полковником расстались, тот неожиданно позвонил ему на трубку:

– Алексей Терентьевич, полковник Селиверстов с тобой уже связался?

– Никак нет, товарищ полковник.

– Значит, вот-вот позвонит… У тебя какие планы на ближайшее время?

– Отоспаться. Мы же двое суток в маршруте были. Отдых требуется.

– Понятно. Ну все равно сначала дождись звонка своего командира, потом ложись. Как почувствуешь, что снова в силах, позвони мне. Поговорим.

– Полковник Селиверстов предупреждал, что нам, возможно, придется улететь тем же бортом, которым прилетели…

– Ситуация изменилась. Ваш борт уже отправился обратно. Вывозит бойцов военной полиции, которые свою командировку закончили. С другим бортом ротация прилетела. А к тебе сегодня днем прибывает еще один борт с пополнением твоей группы. Тебе необходимо будет встретить людей.

– Большое пополнение?

– Два человека. Те, что тебе понадобятся для выполнения нового задания.

Интерес к новому заданию, естественно, появился, но капитан Радиолов был все же просто человеком, а не машиной, на которую только с годами начинает действовать физический закон усталости металла, поэтому он даже ничего не спросил про новое задание, словно оно его не интересовало, лишь коротко ответил:

– Понятно. Встречу. Опять ехать в «Химки»?

– Нахватался уже словечек! Ну ладно. Туда, значит, туда. Придется… Значит, жди звонка своего командира. Потом, когда задание осмыслишь, мне позвони. У меня все. Конец связи…

– Конец связи… – подтвердил Радиолов, положил трубку на диван рядом с подушкой, а сам, прождав пару минут, все же лег, готовый сразу же ответить на звонок, но мгновенно уснул, положив на трубку ладонь. Если усталость не позволит услышать звонок, то вибрация передастся в ладонь и обязательно разбудит. Раньше капитан всегда убирал трубку в карман под бронежилет. Но ее приходилось долго доставать, и он не всегда успевал сразу ответить, поэтому теперь привыкал держать ее ближе к руке.

Радиолову показалось, что он только-только закрыл глаза, когда трубка зазвенела знакомой мелодией марша «Прощание славянки» и завибрировала под ладонью. Но, бросив взгляд на часы, отображенные на экране трубки, обнаружил, что успел поспать в ожидании звонка от Селиверстова семнадцать минут. А звонил как раз он.

– Слушаю вас, товарищ полковник, – сказал Алексей в трубку, приглушая голос, чтобы не мешать спать другим «волкодавам».

– Как настроение, капитан? – спросил командир ЧВК. – Что у тебя голос такой смурной?

– Больше двух суток без воды шли по пустыне. Еле-еле вышли. На последнем дыхании и на силе воли. Сейчас пытаемся отоспаться и набраться сил. А настроение, как обычно, боевое. Готов прямо сейчас стрелять даже из-под подушки, если понадобится.

– Стрелять, вероятно, вскоре понадобится, не используя подушку. Можно даже на голову ее не класть. Не могу тебе сказать точно, в кого конкретно и по какому поводу стрелять придется, но необходимость, думаю, возникнет. У нас тут образовалась насущная необходимость раскрыть источник утечки информации. Искать придется по трем адресам, но я сомневаюсь, что ты сейчас в состоянии усвоить все имеющиеся у меня данные. Потому я дам тебе четыре часа на сон, а через четыре часа позвоню. Надеюсь, за четыре часа ты слегка в себя придешь. Договорились?

– Сейчас вечер. А через четыре часа уже глубокая ночь будет… Вы, товарищ полковник, опять в кабинете ночуете? – с сочувствием произнес Радиолов.

– Приходится. Служба у нас такая, что заставляет ночами работать. Правда, я не каждую ночь, но вот сегодня придется. Через два-три часа ко мне приедет генерал Трофимов со своими более-менее полными данными, а потом я тебе позвоню. Не обижайся, что разбужу. Меня в твоем возрасте без извинений будили. Чаще всего, «духи» в Афгане, да и собственное командование спать позволяло только в вертолетах, когда на задание вылетали. А летали мы днем и ночью. Прилетим с операции, и нас, без посещения казармы, в другой, уже готовый к вылету вертолет сажают, на ходу задачу ставят и карту местности в руки суют. Так что я давно уже привык. И ты постарайся через четыре часа быть в форме. Медики высчитали, что недопустимо спать меньше четырех часов, тогда организм не восстанавливается. А четырех вполне хватает. Все. Конец связи. Ложись немедленно, отдыхай. Время пошло.

– Конец связи, товарищ полковник…

Радиолов снова лег на диван, подумал, было, что следует завести будильник, но сделать это не успел. Усталость его сломила, как обухом топора по затылку с размаху треснула, и он уснул, уронив голову на подушку…

Полковник Селиверстов всегда отличался пунктуальностью и даже щепетильностью в вопросах своей обязательности, но в этот раз позвонил через тридцать восемь минут после назначенного им самим времени, из чего капитан сделал вывод, что у Георгия Игоревича в кабинете находится кто-то посторонний, при ком звонить было нельзя. Как оказалось, вывод был сделан правильно.

– Не надейся, что я дал тебе поспать по доброте душевной, – сказал в трубку Селиверстов. – Не привыкай к такой ерундистике. Просто у меня тут люди сидели, что с генералом Трофимовым приехали. Несколько человек из тех, кого требуется проверять, – генерал предупредил меня. Естественно, при них я не мог тебе объяснять, что за операция на тебя возлагается. Но ты уже сам, скорее всего, понял, что ни жесткий диск с компьютера полковника Цитукаса, ни документы из его сейфа, ни допрос самого американца результатов нам не дали. Сейчас на поиски «кротов», а их, как говорят аналитики, в разных инстанциях должно быть не менее трех человек, направлены большие силы. Над этим работают и контрразведывательные службы ФСБ, и службы нашего Главного управления, и служба внутренней безопасности СВР, и контрразведка дивизии «Силы тигра».

– Проверяют даже здесь?! – удивился Радиолов, окончательно просыпаясь.

– А ты забыл, что данные по твоему прибытию были даны противнику в подробностях, которые могли знать только в штабе генерала Сухеля… Это же подтверждает и шифротелеграмма, полученная Цитукасом. Ее расшифровали с диска из сейфа, как и другие шифротелеграммы. Вот потому, после тройного анализа, и было предположено, что работают одновременно три источника утечки информации. Такой анализ не бывает ошибочным, и делали его аналитики трех ведомств, независимо друг от друга. Аналитики, даже не знакомые один с другим, тем не менее выводы сделали тождественные – три разных источника, все хорошо осведомлены, к тому же имеют доступ к секретным документам. Вычислить их, конечно, можно, но чрезвычайно сложно. И получится это только с помощью твоей группы, раз уж она на месте. Можно, конечно, и других людей прислать, но им понадобится время, чтобы в дело войти. А для нас каждый день может оказаться важным. Предательство обычно несет за собой чью-то гибель. Вот потому мы и торопимся. И рабочий, достаточно действенный вариант у нас только один. Ты как, не сильно возражаешь против того, что станешь приманкой?

– Если это необходимо для дела, я готов. И бойцы группы, я думаю, поймут. Но это значит, что мои подозрения относительно отдельных «волкодавов» несостоятельны?

– Скорее всего, так. Хотя ты осторожность все равно соблюдай. Мы проводили большую проверку, включающую анализ звонков с личных трубок, которые были оставлены на складе. Подозрительного ничего не нашли, хотя удалось даже восстановить запись отдельных разговоров. Однако все разговоры были произведены в то время, когда группа еще ничего не знала о задании. Это уже, по сути дела, говорило, что проверку можно и не проводить. Но ее все-таки провели, так сказать, для очистки совести. Безрезультатно! К счастью, как я полагаю. Но только с одной стороны. С твоей. Рядом с тобой, предположительно, нет предателей, и это счастье. С другой стороны, окажись предатель в группе, его легче было бы вычислить, можно было бы даже гнать через него дезинформацию. А теперь его надо еще поискать. Тем не менее ты, Алексей Терентьевич, когда будешь проводить инструктаж группы, продумай, что следует сообщать, а что сообщать совсем не обязательно. Короче говоря, не мне тебя учить, сам не ребенок, должен весь предстоящий разговор с постановкой задачи просчитать. Всякое в нашей жизни бывает. А у нас в разведке – тем более… Понял, о чем я предупреждаю?

– Так точно, товарищ полковник. Понял.

– Теперь конкретно о новом задании. Это первое задание из трех возможных. Разрабатывалось в Службе внешней разведки…

– Вопрос можно, Георгий Игоревич?

– Ну, попробуй…

– Полковник Черноиванов – человек СВР?

– Если он консультирует разведотдел дивизии, не думаю, что он раньше возглавлял полковую кухню. Да, он из отдела генерала Трофимова. У тебя с ним какое-то недопонимание?

– Никак нет, товарищ полковник. Мы с ним отлично сработались.

– Ну и отлично. В ближайшей, в первой из каскада трех операций, он будет тобой руководить. У него и полный инструктаж получишь. А насчет остальных операций – еще посмотрим, кто и что будет прорабатывать…

Глава первая

У полковника Черноиванова в разведотделе дивизии «Силы тигра» был собственный отдельный кабинет. Была в кабинете надобность или не было ее, никто не мог бы сказать точно, потому что застать полковника сидящим в кабинете было чрезвычайно сложно. Хотя, скорее всего, он был ему необходим хотя бы для того, чтобы его сейф с документами не стоял в чьем-то чужом кабинете и не оставался без присмотра. Поговаривали, что генерал Сухель, по настоянию полковника Имада аль-Аттана, начальника разведотдела дивизии, держал в штабе человека, который любой сейф мог бы открыть в течение пяти минут, имея только аккумуляторную дрель, тонкую отвертку и набор отмычек. Отмычки требовались собственно для замка, а дрель и отвертка в основном для отключения сигнализации. Но вместе с тем считалось, что человек этот, не сириец, а бывший пленный, захваченный когда-то отрядом «Хезболлы», выходец из израильской армии, был парнем ненадежным и потому находился под постоянным присмотром нескольких серьезных охранников, хотя внешне его свободу никто не ограничивал. Надеяться на его верность не приходилось, и к своим сейфам его старались не подпускать. Впрочем, сам полковник Черноиванов определенную часть времени проводил в кабинете аль-Аттана, так что мог бы и сейф поставить туда. У акида^[1] аль-Аттана кабинет был достаточно просторным, и вход в него находился прямо напротив тесной комнатки, где сидел дежурный по отделу офицер, поэтому двери кабинета всегда находились под приглядом. Но, по мнению сирийцев, наличие отдельного кабинета подчеркивало значимость человека – восточная мудрость! – И для российского советника кабинет все же выделили.

Капитан Радиолов, опасаясь не застать Черноиванова на месте, предварительно позвонил, как и договаривались, ему на сотовую трубку. Полковник обещал вернуться в кабинет через пятнадцать минут. К этому времени Алексей и подошел. Черноиванов, как обещал, был уже в кабинете и сидел в кресле за рабочим столом. Капитан присел на обязательный стул для посетителей, стоявший перед столом, сохраняя предельно прямое состояние спины, словно опасался, что стул под ним развалится. Стул, и в самом деле, был весьма ненадежным, даже под присевшим на самый краешек капитаном заскрипел и «загулял» ножками.

– Хорошо отдохнул? – поинтересовался Черноиванов.

– По полной программе, товарищ полковник. Готов приступить к выполнению нового задания. Моя группа, думаю, тоже готова.

– Когда ты вошел, мне показалось, что от тебя спиртным пахнуло.

– Никак нет, товарищ полковник. Не употреблял. У нас есть в запасе несколько пузырьков водочной настойки корня радиолы розовой. Если уж спать, бывает, хочется невмоготу, столовой ложки настойки хватает, чтобы обеспечить бодрость на десять – двенадцать часов. Но я сегодня не пользовался. Да и в марш в Кафр-Зиту мы с собой ее взять забыли. Настойка была у санинструктора, а он оставался во встречающей группе. А когда есть возможность просто отдохнуть и выспаться, мы к стимуляторам обычно не прибегаем. Мне лично вполне хватило отведенных часов, чтобы обрести бодрость. Другим «волкодавам», думаю, тоже. Так что обходимся без стимуляторов. Тем более без спиртного.

Полковник удовлетворенно кивнул и приступил к разговору.

– Ситуация, Алексей Терентьевич, у нас сложная. У нас имеются показания полковника Цитукаса, подтверждающие готовящуюся провокацию против генерала Сухеля. Кроме того, в компьютере полковника нашлись дополнительные подтверждения. Совмещая эти дополнительные подтверждения с показаниями захваченного тобой дагестанца из тех, что выставляли на твою группу засаду на дороге, мы смело можем предъявить Цитукасу обвинения и отправить его под суд хотя бы за организацию убийства и за попытку дестабилизации обстановки. Суд может и тебя вызвать для подтверждения твоего рапорта о двух пулях, пущенных дагестанцем тебе в бронежилет. Может, даже придется представить его в виде вещественного доказательства. Только не передавай это вещественное доказательство в суд, просто покажи и все, иначе потом концов не найдешь. Можешь и свидетелей с собой прихватить, для подтверждения произведенных выстрелов. Здесь полковнику вместе с тем дагестанцем расстрел гарантирован. Работает закон военного времени. Но при этом мы не можем выяснить источники информации. На допросах к Цитукасу применялись спецсредства, и он обязательно сказал бы, что знает. Однако он ничего нам не сообщил. Получается, что не знает. А до его руководства, которое все знает, мы не имеем возможности дотянуться – руки, как говорится, коротки…

– Я бы, товарищ полковник, не исключил возможности того, что Цитукас владеет технологией устойчивости к применению спецсредств на допросах. Такой технологией даже я владею. Хотя я не полковник американской разведки, но знаю, что сами технологии длительное время разрабатывались в закрытых военно-психологических лабораториях США, а потом несколько лет испытывались на добровольцах^[2] в Корпусе морской пехоты. За приличную, естественно, оплату или большие льготы после окончания службы. Без оплаты риска или еще чего-то равноценного американцы в добровольцы никогда не пойдут.

– Это исключено, – категорично замотал головой Черноиванов. – Такой технологией и я владею, поэтому прекрасно знаю манеру поведения допрашиваемого. Цитукас вел себя совсем не так. А современных средств допроса в дивизии нет. Я запросил доставку из Москвы. Доставят, тогда допрос и повторим.

– Когда доставят?

– Возможно, ты и доставишь сюда из Хмеймима. Их передадут пилоты самолета, на котором к тебе прилетит пополнение. Часа через полтора надо выезжать, чтобы не возвращаться ночью, и снова не угодить в засаду, как в прошлый раз.

– В прошлый раз засаду организовывал Цитукас. Сейчас вроде больше некому. Если только он не умудрится из здешней камеры руководить…

– В этом-то и вся наша беда, что, захватив Цитукаса, мы потеряли контроль за действиями противника. Я предлагал вести с ним длительную игру, но обстоятельства сложились так, что под угрозой была жизнь жены и дочери Гиваргиса, то есть майора аль-Хабиби, и он вынужден был применить крайние меры. Тогда хотя бы Абдурахман аль-Шишан давал сведения, теперь же он не при деле. Вернее, при деле, но не при том, он дает сведения, полезные разведотделу, а не нам с тобой. Тем не менее у Абдурахмана нет выхода на людей, которые могут против нас что-то предпринять. А там, на месте, остался очень серьезный профессиональный разведчик – полковник ЦРУ Алекс Воннегут, по которому давно уже пуля плачет…

– Слышал я, если долго и упорно плакать, результат какой-то обязательно будет… – усмехнулся Алексей. – Мой снайпер готов отработать ситуацию, хотя я с ним об этом конкретном деле еще не разговаривал. Но он у нас человек безотказный. Особенно в отношении выстрелов.

– Возможно, придется прибегать и к таким методам, но позже. Воннегут – это противник очень скользкий и более опасный, чем Цитукас. Но у нас нет на него никакого выхода. А после истории с похищением Цитукаса, Воннегут удалил от себя последнего и единственного сирийца, который с ним сотрудничал. Опасается всего… Сейчас аль-Шишан пытается что-то у этого сирийца узнать. Но пока тот рассказал лишь о том, что полковник Воннегут занимается поставкой вооружений и координирует действия с другими отрядами бандитов, пытаясь восстановить единый фронт сопротивления войскам президента Асада. Объединяет силы так называемой умеренной оппозиции с «непримиримой оппозицией». Не зная обстановку, я предпочел бы не рисковать, и тебе, капитан, посоветовал бы вести себя точно так же – все действия проводить предельно осторожно. Даже самые простые. Даже за водой ходить с осторожностью. Не говоря уже о выставлении снайпера. Это может сорвать какие-то большие разработки. Если что надумаешь, то работать только по согласованию. Впрочем, воду вам обязался поставлять ефрейтор Салман. Он понимает ситуацию, я его инструктировал. Надеюсь, после небольшой прогулки по пустыне вы на своей базе не всю еще воду выпили?

– Не всю, товарищ полковник. Но одно ведро точно полностью опорожнили.

– Ариф^[3] Салман поедет в аэропорт с тобой. На том же пикапе, с тем же водителем. Группу с собой возьмешь?

– Есть такая необходимость?

– На всякий случай…

– Возьму троих, с которыми в Кафр-Зиту ходил. А что за бойцы прибывают? По воинской профессии…

– Пара снайперов с винтовками «Сумрак».

– У меня же в группе есть свой снайпер. Высококлассный.

– Будет три… – загадочно произнес Черноиванов, явно чего-то недоговаривая.

– Существует такая необходимость для выполнения следующего задания? – Капитан сразу понял, что прибытие пары снайперов связано с чем-то конкретным.

– Конечно. Но я еще не готов к подробному разговору. К твоему возвращению, вероятно, у меня уже будут конкретные разработки по действиям группы. Так что, как вернешься, сразу ко мне. Кстати, у вас на базе, как я видел, лежачих мест не хватает. Салман обещал поискать в ближайших домах, среди развалин. Когда он по приказу действует, это не рассматривается как мародерство. Не удивляйся, когда принесут на весь состав, включая новичков. А пока можешь идти, готовиться в дорогу. Машина подойдет, ариф к вам поднимется.

– Понял, товарищ полковник…

«Волкодавы» группы были все на месте, исключая как раз снайпера, старшего лейтенанта Ласточкина, которого Радиолов намеревался взять с собой в поездку и о котором думал по дороге к своему жилищу. Старший лейтенант куда-то ушел, никого не предупредив, куда идет и зачем. Впрочем, это было вполне в стиле Ласточкина. Он мог просто выйти, а потом только спонтанно решить, куда отправиться. Капитан это хорошо знал, поэтому просто позвонил старшему лейтенанту на сотовый телефон.

– Слушаю, командир, – отозвался Ласточкин почти сразу, словно трубку в руках держал.

– Ты где? Какого хрена ушел без предупреждения?

– С какими-то людьми познакомился, они пригласили меня к себе в подвал, угощают вот матэ. Добрая семья, по-нашему, по-русски, бомжей. Живут, как бомжам и полагается, в подвале.

– На каком ты с ними языке общаешься?

– Есть, командир, международный язык жестов. Они им вполне сносно владеют. Я тут детишкам, а их пятеро в семье, принес дневную норму своего сухого пайка. Они счастливы несказанно… Имею я право свою природную доброту проявлять? Не все же время мне убивать! Нервная разрядка тоже нужна…

В этом старший лейтенант Ласточкин был прав. Капитан Радиолов много раз слышал про возможность нервного срыва у снайперов. Это только разного рода отморозкам кажется, что убивать очень просто и что в снайперы люди идут служить, потому что их натура требует убийства. Однако, что касается снайперов, туда вообще не попадают по собственному желанию. В снайперы отбирают только самых талантливых стрелков, длительное время упорно обучают многим премудростям, в число которых входит и неназойливая психологическая подготовка. Но даже после этой подготовки на снайперов ложится большая психологическая нагрузка. А зарубки на прикладе, соответствующие количеству убитых противников, – это все выдумки конченых «либерастов», рисующих в своем воображении зверей в человеческом теле и не понимающих, что снайперы позволяют этим же «либерастам» жить, а они упорно, как дятел на бетонном телеграфном столбе, разбивают себе клюв, пытаясь обгадить своих защитников. Сам капитан Радиолов встречал за время своей службы множество снайперов, и ни у одного на прикладе подобных зарубок не видел. Да и телескопические приклады современных снайперских винтовок делаются обычно из такого материала, который ножу не поддается – это, как правило, или жесткий пластик, или металл. А чтобы снайперы, в дополнение к своему немалому обязательному грузу, еще и напильник носили – это был бы нонсенс. И без того у снайпера есть не самая легкая винтовка и такой же не легкий маскировочный халат, чаще всего, под названием «Леший», правда, в данном случае костюм «Леший», пригодный для использования в России, был оставлен дома и заменен специальным костюмом для работы в пустынной местности. Этот костюм представлял собой, по сути дела, сетку, только сплетенную из ленточных полос песочного цвета, а к костюму крепились вразброс якобы камни, но сделаны они были довольно искусно из папье-маше. Самый большой камень украшал головной убор снайпера и крепился широкой, чтобы не резала тело, лентой-«липучкой» под подбородком, чуть в стороне от крепления шлема. При этом головной убор в виде камня надевался поверх шлема. Здесь следует учесть, что все это надевалось на комплект оснастки «Ратник», который сам по себе имел соответствующий вес в пределах двадцати килограммов. Кроме костюма и винтовки, снайпер всегда носил при себе большой запас патронов – ведь при некоторых заданиях ему случалось по несколько суток сидеть в засаде без движений. И запас патронов пополнить было невозможно. Это и обуславливало разницу в весе комплекта «Ратник» для отдельных бойцов. Как правило, у снайпера комплект был более тяжелый. Необходимость ношения комплекта обуславливалась тем, что ткань, из которой шьется «Ратник», не выпускает тепло тела наружу, следовательно, бойца бывает невозможно обнаружить с помощью тепловизора.

По большому счету боец-снайпер, в представлении капитана Радиолова, должен быть по натуре человеком несколько нелюдимым. Это еще и потому происходит, что ему часто приходится работать в одиночку. И он сам не должен стремиться к групповой работе, которая для большинства снайперов недопустима. В бытность своей службы в должности командира разведроты спецназа ГРУ, Алексей Терентьевич на снайперов насмотрелся. В каждом взводе роты было где по одному, где по паре снайперов. Парами снайперы чаще всего составляли антиснайперские группы, хотя это вовсе и не обязательно. Но у спецназа ГРУ собственная специфика ведения боевых действий. Во взводах разведроты снайперы были обыкновенными бойцами группы обеспечения безопасности, если можно выделить кого-то в такую группу. В условиях же боев на Северном Кавказе приходилось в основном заниматься уничтожением банд. Если банда была незначительной по составу, она была, чаще всего, местной, и против нее обычно действовали силами или спецназа полиции, или спецназа ФСБ – кто раньше до банды доберется. Если банда сильна и многочисленна – в ней в основном были выходцы из бандитских формирований, вернувшиеся или из Афганистана, или из Ирака, или из Сирии. Или даже банда в полном составе вышла оттуда. Что называется, вернулась в родные места, потому что на чужбине стало слишком опасно и возникала серьезная угроза никогда оттуда не вернуться. В этом случае бандиты имели значительный боевой опыт. И против них выставляли спецназ военной разведки как наиболее боеспособную часть армии. Сначала собирались данные на банду, потом спецназ выступал к месту проведения операции по уничтожению. Обычно дело происходило в глухих мрачных ущельях, куда редко заглядывают местные жители. Снайперы при выдвижении взвода грамотно использовали тепловизоры своих оптических приборов, высматривая отдельных бандитов и бандитские засады, которые не могли скрыть от тепловизора ни густые кусты, ни каменные брустверы, поскольку сквозь кусты «свечение» человеческих теплых тел просматривалось и простреливалось, а над камнями, из которых бруствер и составлялся, обязательно стояло светящееся «тепловое облако», сразу выдающее бандитов. В задачу снайпера, если он сам не был в состоянии уничтожить засаду, входило нанести отметку в своем приемоиндикаторе^[4]. Потом отметка появится на «планшетнике» командира взвода и у других бойцов на их приемоиндикаторах. А многие виды современного вооружения, доступные в настоящее время спецназу Главного управления Генерального штаба^[5], давали значительное, почти полное преимущество в схватке с бандитами. Так, часто была возможность попросту развалить каменный бруствер бронебойным выстрелом из РПГ-29 «Вампир»^[6]. Против такого оружия ни одна засада не могла быть должным образом укрыта. Выстрел «Вампира» пробивает двухметровую железобетонную плиту или девятисотмиллиметровый лист бронированной гомогенной стали, как бумагу. Такой защиты нет даже у самого мощного танка. А уж простые камни, даже не скрепленные раствором, просто разнесет в разные стороны в виде разной величины осколков, уничтожив тех, кто за таким укрытием прячется. Теми же самыми осколками камней убьет бандитов. Таким образом, снайпер только находит и показывает гранатометчику цель. К сожалению, РПГ-29 до сих пор является в войсках не самым часто встречающимся оружием, и потому снайперу приходится действовать своим оружием, которое тоже, кстати, может многое. Например, снайперская крупнокалиберная винтовка «Корд» при попадании в корпус разрывает его на части…