000
ОтложитьЧитал
Книга 1
ГЛАВА 1
…Эльза, видя страдания несчастного, его боль, мучительные судороги, испытываемые им от высокой температуры, то как, несмотря на все ее старания, раны несчастного так и не заживают, она ясно осознавала свою беспомощность. Не видя выхода из сложившегося обстоятельства, она на свой страх и риск решила обратиться за помощью к местному врачу господину Карлу фон Штаубе. Господин Карл фон Штаубе был одним из сильнейших и высококвалифицированных врачей Австрии. Он был из потомственной династии докторов Штаубе, которые некогда были личными врачами знатных особ.
Почему же Эльза не могла обратиться к нему раньше?
На это у нее были несколько причин. Во-первых, их городок Зальцбург все еще находился под контролем немецкой армии, а доктор Штаубе служил у них в местном госпитале. А во-вторых, в феврале 1943 года на восточном фронте под Сталинградом он потерял своего единственного сына Герхарда. Герхард Штаубе, как и его отец, был хорошим врачом, хирургом. Несмотря на все уговоры своих родителей, имея бронь на руках, благодаря которой он мог нести службу в Австрии, Герхард не захотел воспользоваться ею. Ему так поступить не позволяла совесть. Не позволял долг перед Родиной. Осознание того, что пока он находится в тепле и уюте, где-то там на чужбине сотни, тысячи его соотечественников, не получив вовремя помощи, гибнут на фронтах. По сводкам приходящим из фронтов он понимал, что наиболее всего в его услугах нуждаются на восточном фронте. Так, придя в военный комиссариат, он намеренно напросился, чтобы его направили именно на восточный фронт. В ноябре 1941 года майор медицинской службы Германской армии Герхард Штаубе был направлен в госпиталь четвертой армии на восточном фронте.
Герхард Штаубе не был членом нацисткой партии. Он не разделял идеи Фюрера и его единомышленников. Презирал насилие, никогда не держал оружие в руках. Хотя по специфике своей специальности и должен был причинять людям боль, но в жизни он был добрым, отзывчивым человеком. Очень сильно любил свою страну, свой народ, был предан ей. Вот почему Герхард не мог более оставаться дома, когда быть может из-за него, там, на чужбине, гибнут его соотечественники.
Последнюю весточку от сына господин Штаубе получил датированной январем 1943 года, где Герхард писал отцу:
«Дорогой, родной, милый мой отец. Как Вы там, как твое здоровье? Как поживает сестричка Луиза? Не болеешь ли ты, все ли у Вас в порядке? Прости меня за то, что долго не писал Вам, за то, что пишу слишком редко. Дорогой отец, здесь у нас не то что для письма, даже вздремнуть иногда времени не хватает. Мы без перерыва, одну за другой делаем операции. Каждая минута, каждая секунда здесь дорога. Потому что она для кого-то становится спасительной, а для кого- то последней. И ради того, чтобы вырвать из пасти смерти их, нам врачам приходится жертвовать всем. В том числе и тем небольшим, что может тебе, родной, принести успокоение души, весточки от сына. Сегодня впервые за несколько дней случилось затишье, какая-то необъяснимая тишина. Мы так от нее отвыкли, что она действует на нас угнетающе. Знаем, что это временно, понимаем, что все еще впереди, но нас это ввергает в уныние.
Дорогой, милый, родной мой. Я надеюсь, ты поймешь меня. Поймешь как врач. Да порой мы должны быть безжалостными и жестокими ради спасения доверенных нам жизней. Должны быть гуманными и терпеливыми. Ведь Господом нам даровано умение прощать причиненные нам обиды.
Дорогой отец, если я когда-либо умру или же погибну здесь на войне, если даже за свои неосознанно совершенные грехи окажусь в аду, после всего того, что я видел здесь, ад для меня, быть может, не будет так уж страшен. Видя каждый день творимое зло человеком, жестокость, убийства, я ловлю себя на мысли о том, что возможно Господь врата ада уготовил нам здесь, в нашей нынешней жизни. А в загробной жизни нас ожидает рай. Веришь папа, не может быть на свете страшнее зла, творимого человеком. Не может быть Господь таким же жестоким, какими являемся мы люди. Ведь он нас учит быть милосердными, учит к любви ближнему, терпимости, доброте, состраданию. Там где я сейчас, всему тому, чему учит Господь, нет и в помине.
Здесь кругом царство зла, воздух насквозь пропитан смертью…»
Письмо Герхарда так и не было закончено, перемирие, вызванное переговорами, закончилось. Бои стали еще ожесточеннее. Кругом рвались мины, гремели канонады. Поступление раненных стало намного больше и особенно тяжелораненых солдат и офицеров с передовой…
А в марте 1943 года, господин Штаубе получил от командования четвертой Армии, где говорилось о том, что во время авианалета противника несколько бомб упали на госпиталь, где служил майор Герхард Штаубе. Госпиталь был разрушен до самого основания, и все кто там находились, погибли. Командование четвертой Армии, выражает искреннее соболезнование родным и близким майора Герхарда Штаубе, что они так же скорбят по нему, что смерть его была не напрасной, он будет отомщен…
Далее от имени командования четвертой Армии, майор Герхард фон Штаубе награждается железным крестом «ПОСМЕРТНО». Родные и близкие будут получать пожизненную пенсию.
Вот почему Эльза не могла идти к нему. Не могла просить у него помощи. Она понимала того, что ни один родитель не сможет простить убийц его ребенка. Пусть даже он этого и не делал, но ведь он сражался на стороне противника. Убивал таких же сыновей Германии, каким был его сын Герхард. А скольким же семьям принес он несчастие, известно одному лишь Господу Богу. Но сегодня, видя, как ему становится хуже, не в силах чем-либо помочь несчастному, Эльза пошла к доктору. Она для себя окончательно решила, чем так мучится и страдать в ожидании смерти, пусть лучше он умрет, если так решит доктор….
Последние три недели вокруг Сталинграда шли ожесточенные бои. Небольшой клочок земли за день по нескольку раз переходил из рук в руки. Вся земля была пропитана кровью. Трупами солдат и офицеров было устлано все поле сражения. Здесь друг на друге слоями лежали немецкие и русские солдаты. Из-за шквального огня что с одной стороны, что с другой, невозможно было вынести с поля боя не только погибших, но даже раненных. Так истекая кровью, не получив своевременно помощи, они там и погибали.
Майор Герхард фон Штаубе вот уже несколько дней практически без сна и отдыха, стоя на ногах у операционного стола, оперировал одного за другим поступающих раненных с передовой. Откуда брались силы у него и его коллег известно одному лишь Господу богу. Но, увы, силы человеческие не безграничны. После очередной операции, зашив рану бойца и сделав пару шагов в сторону стула стоящего у стены, он словно сраженный вражеской пулей, рухнул на пол без сознания. Тщетно попытавшись привести его в чувства, ефрейтор Мюллер и медбрат Краузе по приказу врача Рунге положили Герхарда на носилки и понесли в лазарет, расположенный напротив госпиталя, так как в данное время госпиталь был переполнен.
Как только они вышли из здания, тут же раздалась сирена, оповещавшая об авианалете русских. Ефрейтор Мюллер и медбрат Краузе решили укрыться возле машин, прибывшими с раненными с передовой, но не успели они добежать до него, как раздался оглушительный взрыв. Несколько авиабомб попали прямо в госпиталь, уничтожив его до самого основания. Ударная волна была такой силы, что ни машин с раненными, ни лазарета, после того, как пыль улеглась, не оказалось на месте. Ефрейтор Мюллер и медбрат Краузе так же погибли вместе с сотнями тех, кто в ту минуту находились возле госпиталя. В этом аду, взлетевшая крыша крыльца госпиталя, сделав крутой вираж в полете, каким-то чудом упала на лежавшего в без сознании на носилках Герхарда, да так, что прикрыла его от падающих обломков здания.
Вечером того же дня, по приказу немецкого командования, город Калач был оставлен ими. Куда на следующее утро вошли части Красной Армии.
Проходя мимо воронки на месте госпиталя, старший лейтенант разведроты, отдельной мотострелковой бригады Игорь Соколов под грудой мусора из досок и кирпича заметил шевеление ноги человека. Приглядевшись, он заметил под досками раненного на носилках. Подозвав двух бойцов из своего отделения, он приказал им вытащить его.
На нем не было ни каких опознавательных знаков отличия, ни документов, и даже жетона, которые обычно носили немецкие солдаты и офицеры. Соколов бойцам приказал отнести раненного в штаб, решив там разобраться. В штабе он доложил о случившемся начальнику особого отдела подполковнику Зюганову. Осмотрев его, начальник особого отдела приказал добить и сбросить в яму, где хоронят немецких солдат.
Капитан Кондратьев обратил внимание на его руки, и, раскрыв его халат, отменил приказ своего начальника. Когда его спросили, – ты что делаешь капитан?, – он ответил,
– Посмотрите на его руки, они белые и нежные.
– Ну и что?
– На плечах у него нет ссадин от приклада оружия и ремня, – затем указывая на кровь в халате, – взгляните сюда, кровь на рукаве, а также на самом халате указывают на то, что он, скорее всего, врач, и, наверное, хирург. Там где его нашли, располагался госпиталь четвертой Армии.
Приглядевшись, особист язвительно кивнул в сторону Кондратьева,
– Все-то ты знаешь, капитан. Пытаешься быть гуманным, милосердным. А ты знаешь, что если даже он и врач, но прежде всего фашист, наш враг, с которым, кстати, мы воюем? Если даже он и оперировал, так фашистов же. Так что некогда нам с ним возиться, пулю в лоб и в ров.
Тут капитан категорично ему возразил,
– Товарищ подполковник. По уставу мы обязаны его допросить. И еще, не мне Вам рассказывать о том, что в наших госпиталях катастрофически не хватает врачей и хирургов. От чего из-за банального ранения и несвоевременного оказания им помощи погибают сотни, а то и тысячи наших солдат и офицеров. Если он врач и если он тем более хирург, не лучше ли нам сохранить ему жизнь, заставить служить в нашем госпитале…
Доводы капитана Кондратьева были весьма убедительны, не соглашаться с ним Зюганов не мог, так как Кондратьев был абсолютно прав. Приказав бойцам отправить его в госпиталь, он добавил, – смотри капитан, головой рискуешь, не забудь поставить охрану возле его койки…
Так бывший майор германской Армии Герхард фон Штаубе, сам того не ожидая, оказался в госпитале недавних своих врагов. Но об этом его отец доктор Карл фон Штаубе и не догадывался…
…Эльза, собравшись духом и попросив у Господа милости, снисхождения по отношению к несчастному, направилась в дом доктора Штаубе.
Как раз в это время господин Штаубе сидел у себя в кабинете, не помня, сколько же раз за день прочитывал последнее письмо сына Герхарда. Слезы с лица его текли ручьем. Он был не в силах их сдерживать. Он все время повторял одно и то же, – Герхард, сынок, не уберег я тебя.
Странно, до сегодняшнего дня, когда он раньше пытался прочесть письмо сына, у него на это не хватало сил и воли. Каждая строка, каждые слова написанные рукой сына давались ему с трудом. И когда ему становилось невыносимо, он, его сложив, опускал в шкатулку. За эти два года Доктор Штаубе сильно сдал. Практически полностью поседели волосы. И если он как-то держался, то только благодаря дочери Луизе.
Но сегодня его одолевало какое-то необъяснимое чувство. Перед глазами смутно появлялся образ сына и, улыбаясь, он ему говорил, – Папа я жив, и мы с тобой еще увидимся…
Вот почему сегодня ему удавалось прочитывать письмо до конца, причем по нескольку раз. Когда доктор Штаубе, погрузившись в свои мысли, о чем-то задумался, как кто-то позвонил в дверь. Открыв ее, Луиза у порога увидела Эльзу. Обрадовавшись ее визиту, Луиза воскликнула,
– Здравствуйте дорогая Эльза, добро пожаловать в дом.
Когда Эльза вошла, Луиза продолжила,
– Что привело тебя к нам, дорогая Эльза?
– А доктор Штаубе дома?
– Да папа дома, прошу, проходи, – предложив, Луиза направилась к отцу.
В это время Эльзу охватил страх и чувство вины перед этой семьей. Ей захотелось убежать прочь от этого дома. Она чувствовала какую-то вину перед ними, спасая солдата, из-за которого погиб их сын. Она со своей просьбой становилась невольной соучастницей гибели их сына, а так же его жены, погибшей во время авиа налета Союзных войск на Берлин в 1944 году.
И только она хотела сорваться и убежать, как в дверях появился сам хозяин дома, доктор Штаубе.
– Здравствуйте, милая Эльза. Что ж Вы стоите у порога, – затем обернувшись назад, – Луиза, родная пригласи гостью в дом, как раз мы собирались обедать. Не составите ли Вы нам компанию? – вновь обернувшись, спросил у нее.
Эльза не успела даже выговорить, – Я…, как Луиза, взяв ее за руку, повела в гостиную. За ними последовал и доктор.
Усадив Эльзу за стол, Луиза принялась накрывать. Усевшись на свое обычное место, доктор Штаубе заговорил,
– Раньше, до этой проклятой войны у нас дома практически не прерывались посетители. Особенно когда Герхард был жив. Теперь у каждого из нас в душе горечь утрат. Наверное, не осталось семей, которых война обошла стороной. Улыбка и радость навсегда покинули наши лица, – потом немного подождав, пока Луиза ему наливала в тарелку первое блюдо, он продолжил, – Люди из-за этого перестали ходить друг другу в гости. Я думаю и Вы дорогая Эльза, пришли к нам не в гости, – затем взявшись за руки, он произнес, – Давайте помолимся Господу богу, за дарованный нам день, за тех, кого нет рядом с нами, за тех, кого мы ждем, – произнеся эти слова, он стал молиться.
За обедом доктор поинтересовался у Эльзы, как у нее дела, не трудно ли ей одной справляться с хозяйством, есть ли вести от ее брата Арнольда.
– Если я не ошибаюсь, Арнольд служит на западном фронте, не так ли?
– Да, на западном.
– Вы не волнуйтесь за него, на западном фронте спокойнее, чем на восточном фронте. Американцы и англичане не такие воины, как русские. Жаль матерей, отцов и жен, чьи сыновья оказались на востоке. Каждый второй там погибает, а те, кому и удается вернуться обратно, возвращаются калеками и инвалидами. Читая последнее письмо Герхарда я понимаю как им там было тяжело. Кстати, сегодня сам не знаю почему, я то письмо, наверное, разов пять прочитал, хотя раньше не мог и один раз прочесть. И вот какой со мной случился парадокс. Герхард несколько раз словно оживал перед глазами и мне ясно говорил, – Папа я жив и мы с тобой еще увидимся. – Немного призадумавшись, он продолжил, – А ведь такое же возможно на войне, не правда ли? Были же случаи, после того как родственники получали похоронку, а человек оказывался жив. Хотя я тоже получил похоронку от его командования, мне кажется Герхард не погиб. Я в это верю, я верю в чудо, я чувствую его, мой сын жив. Никто же не видел его мертвым. А вдруг он вышел из госпиталя во время налета. А вдруг в тот самый момент, когда в госпиталь попала бомба, его там не было. Правда же, может же быть такое, а, дорогая Эльза? – и тут на глаза доктора накатились слезы.
Видя состояние отца, Луиза, быстро подойдя к нему и обняв, сказала,
– Да папочка, ты, наверное, прав, и в правду никто не видел Герхарда мертвым. Мы непременно с ним увидимся. Я тоже на это надеюсь.
Слушая их, у Эльзы земля из-под ног уходила, словно все вокруг нее покатилось кувырком. Направляясь к ним, она надеялась на то, что за два года рубцы на сердце доктора из-за потери сына зажили. Верила в то, что, быть может, они свыклись с потерей сына, брата. Но, увы, она ошибалась, – Все возможно, на все воля Господа, – сказав, она попыталась их покинуть.
Доктор Штаубе остановил ее,-
– Вы куда собрались? Пока не расскажите о цели Вашего визита, мы Вас никуда не отпустим.
Осознавая безысходность состояния больного, понимая того, что без помощи доктора он не выживет, Эльза, набравшись мужества, рассказала ему о цели своего визита….
ГЛАВА 2. Мартин Борман
К весне 1945 года, советские войска подходили к границам Австрии. Шли ожесточенные бои на территории Венгрии. Неся огромные потери, советские войска прорывались к столице Австрии, к Вене.
В Берлине, в бункере Гитлера Рейх-с министр Мартин Борман пригласил к себе в кабинет штурмбанфюрера СС Вальтера Шнитке.
– Слушай меня, Вальтер. В Бразилии, когда наши войска увязли на восточном фронте и особенно после того, как мы потерпели сокрушительное поражение под Сталинградом в 1943 году, мы тогда поняли, что стратегическая инициатива перешла на сторону противника. А после Курской дуги, и после того, как русские форсировали Днепр, нам стало ясно, поражение неизбежно, крах третьего Рейха было делом времени. Вот тогда, мы истинные патриоты Германии, стали задумываться о будущем Германии. О будущем нашего дела, о будущем нашей веры, немецкой нации. В те годы на наших колониях в Бразилии, в устьях Амазонки мы тайно начали строить города для будущих переселенцев цвета немецкой нации. Об этом знают немногие. Теперь знаешь и ты Вальтер. Русские стоят у границ Германии. Они наступают по всем фронтам. Хотя мы не оказываем должного сопротивления как русским, Союзники вряд ли успеют быть раньше их в Германии. Если русские раньше Союзников оккупируют Германию, вряд ли они нам простят то, что мы творили у них, не так ли? Скорее всего, они станут нам мстить, и всю свою злость выплеснут на немецкой нации. Не допустить этого мы не в силе. Но спасти цвет нации, ее богатства, ее ценности мы еще сможем…
В это время завыла сирена, стали слышны залпы противовоздушных орудий, отчетливо стали слышны где-то рядом оглушительные взрывы разрывающихся мин.
Рейх-с министр немного помолчав, прошел в сторону шкафа. Открыв его, он достал из бара французский коньяк, взял два бокала и плитку шоколада. Как только Рейх-с министр вернулся к столу, штурмбанфюрер вскочил с места. Борман, по-отцовски похлопав его по плечу, усадил на место. Затем разлив по бокалам коньяк, он один бокал протянул Шнитке.
– Давай Вальтер, выпьем за будущее Германии, немецкой нации, за его возрождение, за таких сыновей как ты и за тех, кто сейчас сражается на фронтах, – затем приподняв свой бокал, – за наших детей, за возрожденную, сильную Германию.
По инерции Шнитке вскрикнул «Хай Гитлер!», его тут же остановил Борман.
– Дорогой Вальтер, будущего Германии с Фюрером нет. Из-за его неверных, непростительных ошибок, из-за его эгоизма, упрямства, мы оказались на краю бездны. Дальше немецкая раса будет идти врозь с Фюрером.
Тут Рейх-с Министр, вновь взяв паузу, пристально стал глядеть на Шнитке. Он хотел уловить, понять его реакцию на сказанные им слова. Но штурмбанфюрер, не показывая ни тени сомнения, внимательно слушал Рейх-с Министра. А тем временем канонада от орудийных залпов усилились. Взрывы разрывающихся мин над их головами стали отчетливо слышны.
– Противник пытается разрушить всю инфраструктуру и оборонительные системы вокруг бункера, – налив в свой бокал немного коньяка, он протянул бутылку штурмбанфюреру, – не стесняйся Вальтер, наливай коньяк, разговор с тобой у нас предстоит долгий. – Но штурмбанфюрер, отодвинув бутылку в сторону, стал внимательно слушать Рейх-с Министра.
Тем временем М. Борман, сделав пару глотков из своего бокала продолжил, – Помнишь летом 1942 года ты меня и Гесса сопровождал в инспекции в Альпах?
– Так точно, помню.
– А через пару дней после прибытия, мы с Гессом отлучились на несколько дней, оставив Вас в той деревушке у реки Морава?
– Так точно, помню.
– Тебе твои бойцы ничего не рассказывали о том, где мы были?
– Никак нет. Они мне сказали о том, что их у реки заменили другие, и Вы ушли с ними в горы на те самые несколько дней.
– Правильно, та миссия, которая была возложена нам с Гессом, была секретной. О ней знали только узкий круг людей, включая самого Фюрера, а также Гимлер, Геббельс, Геринг, Гесс, Я и те, кто непосредственно ею занимался. Так вот. Там в Альпах мы скрытно от всех строили штольни. Строительством руководила отдельная команда спецподразделения СС. В работах были задействованы военнопленные из концлагерей. Не догадываешься, для чего мы их строили?
– Никак нет, господин Рейх-с Министр!
– Хотя ты должен был догадаться. Эти штольни мы строили для того, чтобы в них хранить ценности, вывезенные нами из оккупированных территорий. Туда мы свезли культурно-исторические ценности практически со всего мира. Да и драгоценностей, золота, бриллиантов там столько, что хватило бы на несколько поколений вперед. Мы надеялись, когда война закончится, их используем во благо нашего народа. Тогда еще мы и не предполагали о том, что все так обернется. Я и мои соратники по партии теперь считаем о правильности принятых нами тогдашних решений. Противник рвется к границам Германии. То, что мы проиграли войну не вызывает ни у кого сомнения. Единственное, на что мы можем уповать, это на сколько нас хватит. Сколько еще мы можем продержаться. По моим расчетам, и по тому, как рьяно русские рвутся к Берлину, мы можем продержаться два, максимум еще три месяца. Значит, у нас с тобой осталось слишком мало времени, хотя бы какую-то часть тех драгоценностей вывести. Ты меня понимаешь Вальтер?
– Так точно, господин Рейх-с Министр.
– Задача, которую я собираюсь возложить на тебя, архисложная. От успешного решения зависит не только твое, мое будущее, но и будущее всей возрожденной Германии, будущее всей немецкой расы. Когда все утрясется и война закончится, эти ценности нам помогут встать с колен. Поможет повести немецкий народ, немецкую расу к более высоким свершениям, к более значимым победам. Поможет нам вновь стать доминирующей расой человечества. В чем я ни сколько не сомневаюсь.
Затем Борман, достав из стола карту, подозвал штурмбанфюрера к себе,
– Вальтер, видишь вот эти крестики на карте? – показывая на них, спросил Борман.
– Так точно, вижу!
– Вот этот населенный пункт, та Австрийская деревня, где мы с Гессом тебя оставили. Кстати, деревушку эту ты не в одной карте не найдешь. Так вот, от нее до ближайшей штольни 23 км, а до Зальцбурга семьдесят два. Кроме этих двух населенных пунктов за сотни верст нет ни единой души, мы их всех переселили. В деревне живут в основном наши люди, те, кто в дальнейшем будет переселен в Бразилию. Но даже они не знают о существовании тех хранилищ. Когда ты поедешь туда можешь их использовать, если понадобятся.
Затем показав ему на карте город, расположенный вдоль Рейна, – спросил,
– Тебе хорошо знаком Фридрихсаин?
– Так точно, господин Рейх-с Министр.
– Видишь этот крестик близ Рейна?
– Да,
– Здесь находится фарватер для подводных лодок. О его существовании так же никто не знает. Основные его сооружения находятся глубоко под землей. В том фарватере Вас будут ожидать с десяток подводных лодок. Капитаны субмарин о тебе проинформированы.
Тут Рейх-с Министр нажал на кнопку в столе. В кабинет вошел высокий, статный человек в штатском. На нем была одета коричневая дубленка из толстой овечьей шкуры, под которой виднелся белый свитер с коричнево-синими кружевными узорами. Брюки галифе на нем были из черного, толстого драпа и великолепные унты, в которых обычно ходят Австрийцы на охоту.
– Знакомься Вальтер. Этот господин Гельмут Шульц. Он будет тебя сопровождать в Альпах. Он единственный, кто знает дорогу к штольням. Так что тебе придется беречь его как зеницу ока. – Тут Шульц и Шнитке, поприветствовав друг друга, пожали руки. После того, как они сели за стол, Рейх-с Министр продолжил,
– Задача, которую мы патриоты Германии хотим на Вас возложить, наверное, Вы оба ясно осознаете. Она не простая и, скорее всего, чрезвычайно сложная. Ответственность на Вас двоих ложится огромная. Будущее третьего Рейха, его богатства, их сохранность, а так же служение во благо нашего дела, всецело ложится на таких людей, как вы.
– Мы это понимаем, господин Рейх-с Министр, – ответил Шульц.
– Самая большая ответственность за их сохранность ложатся на тебя и на твоих людей Вальтер. Вот почему последние полгода, хотя ты и твой полк рвались на фронт, мы Вас держали при себе в резерве.
– Теперь я понимаю, господин Рейх-с Министр.
– Нам для того, чтобы переправить все ценности в Бразилию, нужны были проверенные и надежные люди, которым мы могли все цело доверять. Ты Вальтер рядом со мной с 1929 года и ни разу меня не подводил, и не предавал. Был верен мне и нашим идеалам, но самое главное ты надежный человек. Когда русские подошли к границам Польши, я отозвал твой полк с восточного фронта. Не хотел рисковать тобой и твоими солдатами….
В это время зазвенел телефон. Звонили из канцелярии Фюрера. Когда Рейх-с Министр поднял трубку, на другом конце провода адъютант Фюрера срочно приглашал его в Рейх-с канцелярию.
Положив трубку, Рейх-с Министр предупредил своих посетителей о том, что ему необходимо их покинуть, и предложив им встретится завтра, вышел из кабинета. Вальтер с Шульцем так же ушли вместе…
ГЛАВА 3. Охота
Зимой 1929 года, доктор Штаубе с друзьями графом Эрнестом Розенбергом и бароном Альфредом фон Занге решили поехать в горы на охоту, чтобы отметить совершеннолетие его сына Герхарда. Когда накануне охоты доктор Штаубе, подарив сыну английский винчестер, объявил ему об их решении, радости сына не было границ. Раньше доктор Штаубе, не смотря на все его мольбы, никогда сына не брал с собой на охоту, всегда категорично отказывал ему. Отказывал не потому, что не хотел, он просто боялся за озорного и неугомонного сына. Боялся того, что несмышленый, ребячески озорной Герхард, там, в горах взбредет куда-нибудь, или еще хуже, оступиться и сорвется со скалы.
Доктор Штаубе с рождения всячески лелеял и опекал своего сена. Он был единственной и желанной опорой для него. Ради сына он жертвовал всем. Вот почему он так сильно боялся брать сына на охоту. Страх потерять его был превыше всего.
Но на этот раз Герхарду накануне исполнилось шестнадцать лет и он решил таким образом сделать сыну своеобразный подарок. То есть, отметить совершеннолетие сына на природе, в кругу друзей, кабанят иной на вертеле.
В назначенный день друзья доктора Штаубе собрались у него дома. Погрузив амуницию, провизию на подводу, они пожелали друг другу удачной охоты, и выпив по бокалу вина, двинулись в путь.
Герхард был на седьмом небе от счастья. Ни на минуту не выпускал из рук подаренный отцом винчестер. Он мысленно был уже там, в горах, в чаще Альпийских лесов, среди густых елей и сосен. Он ясно слышал стуки копыт кабана, чувствует его приближение. Затаив дыхание, крепко сжимая приклад своего винчестера к плечу, он ждет удобного момента для выстрела. Как только пробил его час, ни секунды не мешкая, как бывалый охотник, нажимает на спусковой крючок. Раздаются несколько оглушительных выстрелов, нарушая тишину в горах. Кабан с визгом, сраженный его выстрелами, замертво падает на землю. Тут подбежав к нему, остальные участники охоты и видят, как он со вскинутым винчестером стоит возле сраженного кабана. Кругом все его хвалят, восхищаются его удалью, а отец тем временем гордо похлопывает его по плечу. Эти мысли не покидали Герхарда ни на минуту, он их не в силах был держать в себе. То и дело при малейшем шорохе в кустах, вдоль дороги, вскакивал с места и пристально всматривался по сторонам. Хотя их караван не проехал и четверти пути, он неоднократно спрашивал у отца, не доехали еще на место. А друзья отца, видя это, всю дорогу подшучивали над ним. Не обращая внимания на их шутки, он мысленно им говорил, – Смейтесь, смейтесь. Когда приедем мы на место, я Вам всем утру носы. Вот увидите, первого кабана, которого Вам придется испробовать, даю слово, Вы испробуете сраженного мной.
Так в раздумьях о предстоящей охоте, Герхард и не заметил, как они проехали весь путь. Не заметил и долгую изнурительную дорогу, усталость. Уже затемно они добрались до заимки, домика егеря. Поприветствовав егеря, еле волоча свои ноги от усталости и тряски подводы по горной дороге, они добрели до своих кроватей и рухнули на них, не дожидаясь ужина.
Егерь, господин Филипп Лам, приготовив ужин для гостей, не смог их добудиться. Горный альпийский воздух, его чистота и тишина, царившая в сторожке, так убаюкивающее подействовали на наших охотников, что они проспали мертвецким сном, аж до полудня следующего дня.
Пока гости отдыхали, егерь прошелся по своим ловушкам и капканам, оставленным им накануне. В капканах под огромной елью попались парочка зайцев. А в сетях возле речки барахтались с десяток куропаток. В Кормушке, специально оставленной под густым кустарником, он поймал двух здоровенных куропаток. Оставив всю добычу в сторожке, он направился к реке, где так же около больших камней была натянута сеть для ловли горных форелей. Вытянув ее, он извлек с десятка два огромных рыбин. К тому времени, как наши охотники один за другим стали просыпаться, их ожидала великолепная еда, приготовленная господином Ламам.
Еле-еле проснувшись от сладкого сна, Герхард вышел на улицу. Ослепленный лучами солнца, проникающими сквозь чащи высоких елей, он, на мгновение прикрыв глаза, воскликнул, – О боже, как же здесь красиво.
Действительно, кругом все ярко переливаясь от отражающихся кристалликов снега, солнечные лучи так блестели, словно вся земля усыпана бриллиантами и алмазами. Зимний, чистейший горный воздух с первым вздохом его до самых костей пронизывал своим холодком все тело Герхарда. От резкого холодка он немного продрог. Чтобы как-то согреться, Герхард стал выполнять легкие спортивные упражнения. Затем повесив свое полотенце на перилах ступеней, он пошел в сторону небольшого выступа скалы. Встав на него, взглянув в простирающуюся даль, он увидел настоящую красоту, созданную матушкой природой. Пейзаж, открывшийся перед его глазами, до глубины души пронзил его своей красотой и великолепием. Высоко в небе то там, то здесь виднелись редкие, но белые-белые облака. Справа и слева от него возвышались горы, уходящие высоко в небо. Величавые ели и сосны, покрытые недавно выпавшим снегом, словно приветствуя его, пригибали свои ветки. А горизонт был таким чистым и голубым, будто он опоясывал всю долину своим ремнем. Вокруг виднелись небольшие возвышения, где-то покрытые снегом, а где-то каменистыми скалами. Чуть дальше от него, с гор бежала небольшая речушка, журчание ее вод в этой тиши отчетливо были слышны ему. Воды речки, падая вниз со скал и ударяясь о камни, пенились так сильно, словно вода в ней вскипала. То там, то здесь были слышны пения птиц, благодаря эху, далеко-далеко разносились их голоса. Ветерок, слегка обдуваемый его, ни на минуту не останавливался. Стоя на краю отвесной скалы, Герхард искренне благодарил отца за то, что он позволил ему прикоснуться и насладиться этой божественной красотой. Он благодарил Всевышнего за то, что Господь создал эту красоту и даровал ее нам, людям, чтобы мы могли ее прочувствовать и насытиться ею.