Пролог
Украина. Артемовск. 01.08.2010.
Сегодня я проснулся как обычно. Посмотрел в потолок родимой отцовской хаты, и помянул недобрым словом еще один день. Затем с усилием поднялся с кровати, босиком прошлепал по полу, подошел к окну и окинул взглядом двор.
Все неизменно. Поросший травой двор. Покосившийся забор из ветхого штакетника, пустая собачья будка и раскидистая яблоня с обломанными ветками.
«Опять соседу на бутылку самогона не хватало, и он в ночь урожай собирал», – подумал я, глядя на бедное дерево, и тяжко вздохнул.
Старость не в радость. Был бы молодой, дал бы этому спившемуся алконавту Митьке в морду, а сейчас уже не смогу. Ни сил нет, ни здоровья, ни желания. Устал.
Я прошелся по комнате. Осмотрелся, переложил стопки книг, которые лежали на продавленном диване и, как это всегда со мной случалось по утрам, подумал, что давно пора навести в хате порядок. Только для чего это делать и ради кого? Век прожит, и через пару дней мне стукнет восемьдесят лет. Юбилей. Круглая дата, достойная чтобы ее отметили. Но максимум, что случится, звонок от сына, который проживает в Киеве, да и то, вряд ли. Ему некогда. А еще была дочь. Только ее, мою умницу, красавицу и любимицу, я проклял словно последнюю падлюку, недостойную жизни, и на это были веские причины.
Теперь я один, доживал отмерянный судьбиной срок, и все что мне оставалось, вспоминать прошлое. Ради чего я жил и всегда ли правильно поступал? Ответа нет. Хотя за плечами многое. Босоногое детство. Война. Оккупация. Освобождение. Голодное послевоенное время. Работа на соляных промыслах. Служба в армии. Комсомол. Учеба в МГУ на историческом факультете. Первые очерки в серьезных журналах. Первая любовь и перспективы. А потом все исчезло. Случайная встреча с Львом Николаевичем Гумилевым повернула мою судьбу на сто восемьдесят градусов, и я посмел по-новому взглянуть на исторические события прошлых веков. Зарывшись в архивы, много работал и написал несколько зарубленных редакторами статей. Кинулся доказывать свою правоту. Доброжелатели позвонили куда положено и, как итог, арест. После чего не жизнь, а дурной сон. Тюрьма, допросы и 5-го марта 1950-го года Иван Михайлович Богданов был приговорен к десяти годам лишения свободы с отбыванием наказания в лагере особого назначения. Шесть лет как в тумане, мытарства по зонам, и единственное, что было светлого в эти годы, общение с самыми разными людьми, среди которых снова оказался Лев Гумилев.
Многое мы с ним обсуждали, и зачастую наши взгляды на события минувших веков не совпадали. Но это и понятно – мы люди из разных миров. Я простой трудяга с казацкими корнями, историк-недоучка, а он дворянин, потомок хана Гумила, человек с именем и сын великих поэтов. О многом мы тогда спорили, и порой доходило до того, что неделями не разговаривали. Однако в одном всегда сходились. Настоящая история подменена, и то, что мы пытаемся вытащить на поверхность, дабы приоткрыть людям частицу великого прошлого, правительству не нужно. При этом не важно, какому правительству. Цари из рода Романовых прятали истину и переписывали историю, дабы свою власть и право на престол укрепить. А коммунисты действовали так же, ибо все, что происходило до них, должно считаться мракобесием и вековой тьмой. Правда, допускались редкие проблески и в тяжкую пору, дабы поднять боевой дух населяющих Россию народов, снимались патриотические фильмы о героях минувших эпох. Но это исключения из правил, и дело здесь не только в России. Проблема касается всего человечества, и те же самые демократы, либералы, республиканцы или фашисты, никогда не были заинтересованы, чтобы народ знал истинное прошлое. Знание для избранных, а рядовые граждане должны делать, что им говорят, поменьше рассуждать и кушать овес. Как правильно и верно говорил доктор Геббельс: «Отбери у народа его историю, и ты подчинишь его». В чем-чем, а в этом он был прав на все сто процентов.
Года летели, умер «великий вождь и учитель» товарищ Сталин. На вершину пирамиды, под названием власть, взобрался Хрущев, и настала пора амнистий. Освободили меня в марте 56-го, реабилитировали как жертву репрессий, но, тем не менее, доучиться не дали, а направили в родной Артемовск, некогда Бахмут. После возвращения из «мест не столь отдаленных» я устроился в среднюю образовательную школу учителем, преподавал историю и литературу, а помимо этого, как консультант, принимал участие в археологических раскопках. Поначалу хотел найти нормальную работу и забыть все, чем горел и дышал. Однако зона меня надорвала. Жить мог, а вот полноценно трудиться, например, в той же самой шахте, или на заводе, уже нет. Все порывался что-то изменить, а потом женился, родились дети, и я успокоился.
Так, тихо и мирно, я дотянул до пенсии. Грянула перестройка, и я оказался в незалежной Украине. Помнится, на волне демократических свобод некоторые мои труды хотели напечатать. Как ни посмотри, я жертва политических репрессий. Однако не сложилось.
Со временем схоронил жену. Сын уехал в столицу, и сейчас мелким клерком в банке заседает, а дочь…, про нее вспоминать не хочу, одно слово – тварь. И теперь, все что мне остается, кряхтя и постанывая, оставшись один на один со старостью, доживать свои годы, и радоваться тому, что, не взирая ни на что, я все еще могу самостоятельно передвигаться и сохраняю ясный рассудок.
Мысли в голове скользили неспешно и равномерно, а тело выполняло нехитрые привычные действия. Я почистил зубы, сбрил щетину и приготовил нехитрый завтрак.
Все шло своим чередом, и когда я собрался выйти во двор, неожиданно зазвонил мобильный телефон, самая простенькая модель с большими кнопками. Сердце радостно захолонуло. Пашка! Сын! Помнит про отца! Позвонил! Ай, молодец!
– Слушаю.
Ожидая, что услышу родного человека, я ответил на вызов. Однако голос был женский и совершенно незнакомый.
– Иван Михайлович Богданов? – спросили меня.
– Да, это я.
– Ой, как хорошо, что вы еще живы, – заторопилась женщина.
– А уж как я этому рад, вы себе представить не можете, – усмехнувшись, сказал я.
– Извините, – незнакомка сделала паузу, кого-то окликнула и спросила: – Вы слышите меня?
– Слышу.
– Меня зовут Алла Сергеевна Кузнецова, я эксперт по оценке предметов исторического наследия из Киева. У нас возникла нештатная ситуация. При раскопках в ваших краях была обнаружена некая вещь, и вас рекомендовали как хорошего знатока древностей.
– Было такое, я осматривал некоторые предметы. Но это еще при советской власти. Столько лет прошло…
– Ничего. Это даже хорошо, что у вас старая закалка и навыки. Мы с помощником сейчас в Артемовске и, если вы не против, я сейчас подъеду.
– Хорошо, жду вас.
Связь прервалась, и я подумал, что так и не сказал Кузнецовой свой адрес. Хотел перезвонить, а денег на счету нет. Заволновался, но зря. Спустя пятнадцать минут после разговора к моему двору на окраинной улочке Артемовска подъехала шикарная черная иномарка, из которой вышли двое. Первый, крепкий широкоплечий парень с небольшим кожаным чемоданчиком в руках, несмотря на теплую осень, в сером свободном костюме. Второй гость, наверное, та самая Кузнецова, миловидная русоволосая женщина в легком сарафане, слегка полноватая, но в движениях легкая, порывистая и резкая.
– Здравствуйте уважаемый Иван Михайлович, – открыв хлипкую калитку, женщина вошла во двор, и за ней последовал парень.
– Здравствуйте, – ответил я и уточнил: – Алла Сергеевна, насколько я понимаю?
– Да-да, я Кузнецова, – она остановилась и спросила: – Где бы мы могли пообщаться?
– Пойдемте в беседку.
Через минуту мы расположились в увитой виноградными лозами беседке. Присели за стол. Гости расположились с одной стороны, а я с другой. Парень поставил на столешницу чемоданчик, раскрыл его и положил передо мной большой белый платок, в который было что-то завернуто. Прикасаться к нему я не стал, а только посмотрел и спросил:
– Что вы принесли?
Кузнецова развернула ткань и сказала:
– А вот это мы и хотели бы узнать.
Достав из нагрудного кармана рубахи очки, я посмотрел на находку. Темный металлический диск, выглядит как новенький, в диаметре семь-восемь сантиметров, украшен лиственным узором по краю и фигуркой волчьей головы по центру. Над головой волка вареное колечко, видимо, диск носили на шее. Работа тонкая и очень кропотливая, большой мастер трудился. Судя по всему, металл черное железо, которое практически не ржавеет, а значит работа древних тюрок, как их называл Гумилев, тюркотов. Если это так, а скорее всего, я не ошибаюсь, данный предмет сделан очень давно и стоил миллионы долларов.
Я перевернул диск и с другой стороны обнаружил то, что увидеть не ожидал. Тот же самый узор по краю, но по центру не волк, а руна, которая у скандинавов называлась Одал, и обозначала родство людей по принципу крови.
Раньше, хотя бы лет десять назад, держа в руках подобную вещь, которая еще раз доказывала проникновение культуры древних тюрок в северные и славянские народы, я прыгал бы от счастья, а сейчас перегорел. И спокойно положив талисман обратно на платок, я спросил Кузнецову:
– Итак, что вы хотите знать?
– Сколько лет этому предмету, хотя бы приблизительно? Каково назначение? И кто его создал?
– А где вы его нашли?
– В Часов Яре, на раскопках. Там же, в краеведческом музее узнали о вас, и вот мы здесь.
– Кое-что про этот предмет рассказать можно. Во-первых, это талисман степного шамана или вождя и предмету не меньше пятнадцати веков. Назначение его мне неизвестно, истинные тюрки в основном симпатической магией баловались и оборотничеством, а тут нечто иное. Вот, в общем-то, и все.
– Мало, но уже кое-что. Про руну можете что-то сказать?
– Одна из самых распространенных рун, которая у славян называлась Род, а у скандинавов Одал. Кроме того, она использовалась тюрками и до сих пор в чести у народов, сохранивших степную традицию, например у башкир, киргизов и племен Севера. Руна обозначает семью, близких людей и родную кровь. Используется мистиками и гадателями. Во время Второй Мировой Войны была эмблемой главного управления СС по вопросам расы, а также использовалась дивизиями «Принц Евгений» и «Нидерланды».
– Интересно. Что-то еще?
– Пожалуй, что нет. Отвезите этот талисман в Москву и обратитесь к ученикам Льва Николаевича Гумилева. Наверняка, профессионалы расскажут больше, чем провинциальный любитель.
Говоря это, я еще раз взял талисман, и неожиданная боль пронзила мои пальцы. Посмотрев на пальцы, я увидел, что они в крови. Как порезался, и сам не заметил.
Кузнецова схватила платок, перегнулась через стол и попыталась остановить кровь, но почему-то у нее ничего не вышло. Красная жидкость лилась на стол потоком, словно были повреждены не пальцы, а основные артерии. Кровь забрызгала талисман и, теряя сознание, я услышал в своей голове некий обезличенный голос:
«Чую родную кровь. Скажи, что ты хочешь, потомок?»
Как бы отреагировал на это обычный человек? Наверное, решил бы, что у него бред и галлюцинация. Но кое-что в своей жизни я видел, и слишком много знал о наших предках, которых принято считать дикарями. И, понимая, что ничего уже не поправить, моя кровь разбудила спящую в металле сущность, я выдохнул:
«Хочу, все изменить».
«Попробуй, потомок».
Голос произнес эти слова и последнее, что я запомнил, испуганное лицо Кузнецовой, которая что-то кричала, и силуэт вскочившего парня. Затем провал в темноту и полет в полной черноте. Меня выворачивает наизнанку, я кричу от боли и теряю сознание.
1
Войско Донское. Река Бахмут. 01.06.1707.
– Никишка тонет!
Когда я пришел в себя, то обнаружил, что нахожусь в реке, тону и в рот попадает вода. Рядом кто-то орет истошным голосом. Берег всего в двадцати метрах, можно легко доплыть. Однако по какой-то причине ноги меня не слушались.
Мои ладони ударили по воде. Я постарался удержаться на поверхности, но не получилось. Что странно, руки у меня не те, что прежде, не старые, морщинистые, артритом побитые, а молодые, ребячьи, точно такие, какими они были в далеком детстве. От такой странности я даже растерялся, оставил попытки спастись и сразу пошел на дно.
Голова оказалась под водой. И в мутной непроглядной серости, которая меня окружила, ничего не разглядеть.
Рывок вниз! Своими новыми руками я провел по ногам и понял, что они запутались в рыбацких сетях. Постарался высвободиться, и у меня получилось.
Сети ушли на дно, а ноги получили свободу. Ладони загребли воду, тело поднялось наверх, и я оказался на поверхности. Рот судорожно ловил воздух, и я осмотрелся.
Небыстрая река. Пологий берег, который зарос кустарником, и на нем группа мальчишек. Вихрастые головы мелькали в кустах, перекликались и, увидев меня, один парень бросился в реку.
Мальчишка делал размашистые гребки, подплыл ко мне и спросил:
– Ты как, Никиша?
– Живой.
Я ответил и осознал, что мне известно имя паренька. Его звали Ванька. А так же я понимал, что мое имя, в самом деле, Никиша. Если точнее, Никифор и фамилия моя Булавин.
Вот это да. Ведь только что я находился в своей хате, в беседке разговаривал с Кузнецовой и талисман древних степных шаманов в руках вертел, а тут на тебе. Сейчас в реке, у меня ничего не болит, и выгляжу я не стариком-развалиной, а худощавым черноволосым мальчишкой. В голове шумит, но, наверное, это оттого, что под водой слишком долго пробыл.
– Погребли к берегу, – сказал Ванька.
– Давай, – согласился я, и мы поплыли к остальным мальчишкам, которые смотрели на нас.
Вдох! Выдох! Руки под углом входили в речную гладь. В теле чувствовалась крепость. Мышцы ныли приятной тяжестью и так хорошо я не чувствовал себя уже очень давно.
Ноги коснулись илистого дна и совершенно голые, пошатываясь, мы с Ванькой выбрались на берег.
Пять загорелых парней окружили меня и засыпали вопросами:
– Никиш, а что там было?
– Водяной, да?
– А какой он, зеленый?
– Страшный?
– Да ну, какой водяной, – ответил я, и направился к небольшому костерку, который находился в кустарнике. – Решил окунуться, а ноги в старой сети запутались. Еле отцепился.
От меня отстали. Я подошел к костру, который был обложен несколькими булыжниками, нашел свою одежду – знаю, что она именно моя, и натянул темно-серые выцветшие шаровары. Следовало немного побыть в одиночестве и переосмыслить, что со мной произошло. Поэтому, присев на бревно возле костра, я стал смотреть на огонь, и сам себе задавал вопросы.
Что случилось? Где я? Как такое возможно, что мой разум в ином теле, и почему я ощущаю себя не только Иваном Михайловичем Богдановым, но и Никифором Булавиным? Помню талисман и короткий диалог с непонятной сущностью в нем, а затем провал памяти, темнота и сразу река.
Спокойно. Без паники. Непосредственная опасность мне не грозит, рядом никого, а значит можно спокойно и без криков: «Помогите!», разложить ситуацию на составные части и попытаться проанализировать, что со мной произошло.
Итак, никому ненужный, всеми забытый инвалид и пенсионер Иван Михайлович Богданов оказался в теле молодого парнишки. Колдовство? Магия? Сила предков? Научный эксперимент инопланетян? Неизвестно. По этой причине данный вопрос пока в сторону. Принимаю происходящее как данность и размышляю далее. У меня новое молодое тело, которое послушно как родное. Желания, мысли, чувства и воспоминания мальчишки стали моими. Точно так же, как и все, что знал Богданов, знает он. Мы как будто сплавились в одну массу. Симбиоз. Нет явного разделения на «он» и «я», мозг един. Хорошо это или плохо? Пока непонятно. Однако паники нет, что осталось во мне от Никифора чувствует себя естественно, и только суть Богданова беспокоится. Вот ведь как, уже отделяю себя от этого человека. Забавно. Немного страшно, но одновременно с этим интересно.
Мелькнула мысль. Как вернуться обратно? И тут же, следом, другая. Зачем возвращаться, а главное – куда? В тело больного и никому ненужного старика, которому жить осталось год-другой? Нет уж, сложившаяся ситуация меня полностью устраивает. Тем более, что я очень быстро осознавал себя совершенно новой личностью, которая при возвращении, наверняка, будет потеряна. Судьба и некая магическая сила дали мне шанс прожить новую жизнь, и был бы я полным дураком, если бы пренебрег таким подарком.
Кто я, тот новый человек, получившийся из двух? Никифор Булавин, тринадцать лет, проживаю в казачьем городке Бахмут, сын атамана Кондратия Булавина. Что характерно, сейчас на дворе лето 1707-го года. Вот это да! Получается, переброс старого сознания произошел не только в тело, но и в другое время, на триста с лишним лет назад. С одной стороны это серьезно, а с другой, на общем-то фоне, вполне допустимая шутка судьбы. Не надо на этом зацикливаться.
Решено, на данную тему постараюсь больше не думать, а сосредоточусь на настоящем.
Что я имею от личности Богданова? Много. Во-первых, знание российской истории, и пусть старик специализировался на древностях, как школьный учитель он преподавал весь курс предмета, от каменного века до современности, и про восемнадцатый век знал немало. Кроме того, у него имелся огромный жизненный опыт, который можно использовать. Это служба в рядах Советской Армии, простым пехотинцем, но все же. Школа, работа, семья. А помимо того, как ни странно, память об отсидке на спецзоне, где он получил такой багаж знаний, какого ни в одном университете не получишь, поскольку в заключении зэка Богданов общался с самыми разными слоями лагерного контингента. Тут тебе и власовцы-красновцы с эсэсовцами. И советские командиры с интернационалистами-коминтерновцами. И сектанты со священниками. И раскольники с националистами. И партработники высшего звена с ворами в законе. И сионисты с антисемитами. А кроме них ученые, музыканты, литераторы, шпионы и вредители, как мнимые, так и настоящие. Ну и прочие люди, среди которых были как хорошие, так и плохие, как глупцы, так и мудрецы.
Теперь, что касательно Никифора. Кажется, что может знать и уметь паренек в тринадцать лет? Не очень много. Но это только на первый взгляд. К своим годам этот мальчишка, человек своего времени и природный казак, уже был превосходным наездником, хорошим стрелком и неплохо владел саблей. И это все, помимо знаний об окружающем мире, которые моя новая личность от него получила.
Как ни посмотри, задел на будущее неплохой. Конечно, я не перенесся в тело короля, императора или принца крови, но и то, что есть, иначе как чудо, не назовешь. Сплав двух сознаний. Порывистость мальчишки и осторожность старика. Пытливый ум и опыт. Решительность и знания. Устраивает меня подобная ситуация? Остался бы чистым Никифором или Богдановым, скорее всего, она бы мне не понравилась. Но я симбиоз двух людей. Следовательно, меня все устраивает.
Мысли немного улеглись и приняли более или менее стройный вид. Я подкинул в костер сучковатую палку и прислушался. Где-то на реке шумели мальчишки, которые шарились вдоль берега в поисках раков. Рядом по-прежнему никого и, пользуясь моментом, я вернулся к своим думам.
Как жить дальше и что меня ожидает в будущем? По-хорошему, плыви по течению и радуйся. Молод, свободен и имеешь за плечами некоторый жизненный опыт, который ни за какие деньги не купишь. Однако не в самое лучшее время я попал на Дон. Царь Петр Романов, в народе более известный как «царь Ероха», воюет со шведами и реформирует страну. Действует жестко и, можно сказать, жестоко. Русских мужичков, за красивые понты перед западом, тысячами в землицу укладывает. И там, где можно ситуацию решить дипломатическим путем, а перемены в жизнь страны ввести без насилия, он ломает людей и загоняет недовольных под ярмо. Дворяне, ладно, их не так уж много на Руси, и этим есть что терять. А мужик, у которого последнее отбирают, таким положением дел недоволен. Поэтому, дабы выжить, он делает, что может, и идет на крайние меры. Режет бояр, уходит в леса и бежит в те края, где, как ему кажется, можно стать вольным человеком, а не бессловесной скотиной, то есть на Дон.
Понятно, что царь на эти безобразия был просто обязан реагировать. А реакция его была простой. Всех поймать. Зачинщиков пытать и вешать. Остальным рвать ноздри, каждого заклеймить, словно животное, и вернуть хозяину. Кто не в состоянии перенести дальнюю дорогу на Русь, а это дети, старики и калеки, на месте прикончить. Вот тебе и реформатор, который по сути своей хуже чужеземного ворога. Того хоть в лицо различаешь и понимаешь, что его надо убить. А этот говорит, что о благе государства заботится, и в бой против тебя не только наемника кинет, но и муштрой забитых русских солдатиков пошлет. Что тут скажешь? Со своей стороны Петр Романов прав – он самодержец Всероссийский, для которого все люди, живущие под его властью, просто рабы. А с точки зрения народа – нет.
Сейчас лето 1707-го года. Что дальше? А дальше будет большая кровь. Поздней осенью на Дон пожалует князь Юрий Владимирович Долгорукий с карательным отрядом и станет вылавливать беглых людишек. Ладно бы он вел розыск, как это делали до него стольники Пушкин и Кологривов, да тамбовский дворянин Бехтеев. Атаманы донские прикрыли бы ему глаза звонкой денежкой и отребье всякое выдали, от которого на казачьих землях одно беспокойство. Но не таков князь Юрий. Он спесив, заносчив и желает выслужиться, а значит, кинется на людей как дикий зверь, и разницы между казаком или вчерашним холопом увидеть не пожелает. Много зла князь натворит и как воздаяние за беспредел, будет убит, а казаки и беглые, что характерно, под кумачовыми, то есть красными, знаменами поднимут восстание.
Царский отряд разобьют и распылят. Восстание возглавит отец Никифора, бахмутский атаман Кондратий Булавин. Жертв среди солдат и драгун будет мало, ибо у казаков к рядовым служакам претензий не было, выпороли, оружие отобрали и отпустили. Казаки возьмут Черкасск и казнят нескольких изменников из казацкой верхушки. Затем войско разделится и начнет наступление на Изюм, Царицын, Тор и Азов. Почти везде казаки и крестьяне будут отбиты, им не хватило мобильности и решительности, и из крупных городов они захватят только Царицын.
Петр Романов подавление восстания возьмет под особый контроль и смерть Юрия Долгорукого не простит. Новые карательные отряды выступят на Дон. Драгуны, пехота, пушки, калмыки хана Аюки и татары. И может быть казаки смогли бы отбиться, силы для этого были и предпосылки имелись. Но в спину бунтовщикам ударили предатели. Богатые казаки из «низовых» испугались репрессий, окружили дом Булавина в Черкасске и в результате боя лидер восстания был убит. С ним вместе погибла дочь, которая сражалась как воин, и пять казаков охраны.
После смерти вождя среди восставших начались разброд и шатания. Единой власти не стало, и каждый потянул одеяло на себя. Одни сражались и гибли. Другие бежали на Кубань, нашли приют во владениях крымского хана и лишились родины. А что касается мирных жителей, оставшихся в станицах и городках, только по официальным документам, таких погибло около сорока тысяч человек, преимущественно женщины и дети, среди которых оказалось много тех, чьи мужья и отцы в это время воевали против шведов в армии царя. В жертвы не были включены беглые, которых вернули боярам. И если подсчитать общее количество павших в боях и казненных, только за один неполный год Россия потеряла под сто тысяч убитых, и примерно столько же людей покинули родину.
В конце про меня, точнее сказать, про парня, в теле которого я оказался. По одной версии его убьют в бою. По другой запытают в застенках царские палачи. Оно мне надо, такой конец? Нет, не надо. Значит, придется суетиться и думать о том, как в живых остаться и близким людям хорошо сделать.
«Надо же, родня Никифора Булавина мне уже близкие люди, – снова отметил я. – Сплав сознаний в действии, а иначе это никак не объяснить.
Интересно, получится изменить историю? Ясно ведь, что одному человеку потянуть такое дело практически невозможно. Хотелось бы, чтобы среди тех, кто близок тебе по крови было как можно меньше жертв. Возможно ли такое? Пока не попробуешь, не узнаешь. Впрочем, время пока есть, надо присмотреться к людям, определиться в своем отношении к тем или иным событиям, а только потом думать, что можно сделать.
– Отогрелся?
Прерывая мои размышления, к костру подошел Ванька Черкас. Тот самый паренек, который в воду бросился и хотел мне помочь.
– Да, – ответил я и спросил: – Как раки, всех переловили?
– Разве всех переловишь? Взяли сколько надо.
Подняв глаза к небу, я посмотрел на солнышко, которое клонилось к закату, и сказал:
– Дело к вечеру. Пора к дому.
– Так я чего и подошел. Двинули?
– Айда.
Вскочив на ноги, я собрал свои вещи, простенькую латаную рубаху с поясом и накинул все это на плечо. Мы дождались остальных добытчиков и направились к Бахмутскому городку. Шли недолго. По редкому леску поднялись на пологий склон и вскоре оказались на месте…
Город Бахмут был самым обычным сторожевым постом на границе Войска Донского на пятьсот жителей. Частокол, пара деревянных башен, ворота и широкая улица от них. Ноги сами несли меня к дому атамана, веселые и довольные удачным походом на реку мальчишки рассыпались, а я, оставшись один, вышел на майдан и вскоре оказался на широком справном дворе, который обнесен плетнем.
Все совпадает с воспоминаниями Никифора, покинувшего двор рано утром, пока его не застукали сестра или мачеха Ульяна, вторая жена батьки. Кругом чистота и пара работников из тех, кто от бояр сбежал, заняты своими делами. Посреди двора стояла большая просторная изба, в воздухе витал вкусный запах жареной рыбы, и в животе заурчало так, что это было даже слышно.
Пока меня не обнаружили, я обогнул дом, вышел к летней кухне, где стояла печка, и полностью положился на реакции Никифора.
Шаг. Другой. Третий. Осторожно заглянул на кухню. Никого, и это хорошо. Заскочил внутрь и выхватил из духовки, где стоял противень, большого пропеченного судака. Рядом несколько чистых тряпиц, завернул рыбу в одну из них, и собрался покинуть кухню, когда меня резко схватили за правое ухо, и язвительный женский голосок, который я определил, как голос сестры Галины, поинтересовался:
– И куда это ты собрался?
– Отпусти.
Вырвавшись, я отскочил в сторону, улыбнулся и впервые в своей новой ипостаси увидел сестру. Симпатичная фигуристая брюнетка с двумя косами за плечами, чем-то похожа на меня, или я на нее. Сразу заметно, что мы родня.
Я улыбнулся, Никифор всегда так делал, когда его ловили. А Галина, напротив, нахмурилась и, уперев руки в бока, изобразила строгость. Однако заметно, что и она тоже хотела улыбнуться. По душе прокатилась добрая теплая волна, реакция младшего Булавина, а значит, теперь и моя.
– Так куда ты собрался? – повторила свой вопрос сестрица.
– Проголодался. Думал, перехватить чего до ужина.
– Где весь день шлялся?
– На реке, раков ловил.
– А улов тогда где?
– Где-где? В реке плавает.
Делаю попытку проскользнуть к выходу, но Галина девка быстрая и ловкая. Одно движение ногой по полу и, чуть не попавшись на подножку, я отскочил назад.
– Ладно, – сестра направляется к печи. – Ложи рыбину на место, и ступай в чистое переодевайся.
– Чего так?
– Гости у нас. Друзья батькины, есаулы верховские, приехали, Филат Никифоров и Григорий Банников. Сейчас они в приказной избе, а вечером у нас будут.
– Наверное, и Андрей Мечетин с ними? – вспоминая молодого казака из ближних к Банникову людей, который с сестрой при прошлой встрече перемигивался, спросил я.
– А тебе-то что?
– Да так, интересуюсь.
– Быстро переодеваться.
В голосе старшей сестры прозвучали приказные нотки, и Никифор знал, в такие моменты, надо делать, что говорят, и не бузить.
Я вернул судака на противень и направился в дом. Прихожая, светлица и три комнаты. Вот и все жилье атамана. На стенах ковры, турецкие и персидские, столы, сундуки, лавки, большая печь, в холода согревавшая домочадцев, и покрытые слюдой окна. Вроде небогато, но функционально. Места всем хватает, тем более что у атамана это не единственное пристанище, и помимо дома в Бахмуте, имеется каменный в Черкасске, да в станице Трехизбянной деревянная изба. Для человека со своими солеварнями, пасеками, лесопилками и рыбными ловлями немного. Только надо учитывать, что не вся прибыль шла Булавину в карман, и деньги он тратил не только на свои нужды, но и на казаков, готовых в любой момент поддержать его в любом деле.
Из светлицы, отодвинув занавеску, я прошел в свою полутемную комнатку. Из сундука, стоявшего рядом с широкой лавкой, на которой спал, достал чистую рубаху, шаровары и сапоги. Быстро переоделся, грязную одежду скинул в угол, и вышел на крыльцо. И как только я там оказался, во дворе появилась троица весело переговаривающихся казаков, при саблях, но без огнестрелов.
Верховские есаулы Банников и Никифоров, загорелые мужчины лет под тридцать пять с курчавыми головами. Третий сам хозяин подворья, отец моего реципиента, Кондратий Булавин. Средних лет, красивый чернобровый и вихрастый человек. Одет в бархатный кафтан нараспашку. На ногах новые кожаные сапоги. За кушаком сабля, а в левом ухе большая золотая серьга. Идет по земле мягко, вроде как все, а в то же самое время будто крадется. По ухваткам всегда готовый к битве воин и, одновременно с этим, франт, который любит себя показать. Примерно так его современники и описывали. Теперь посмотрим, каков атаман в жизни.
– Как день прошел, Никиша? – проходя мимо, спросил батя.
– Хорошо.
– Ну и ладно. Поторопи Ульяну и Галину с ужином, а то мы голодные как волки. Да, браты? – атаман поворачивается к есаулам.
– Да-а! – поддержали они своего старшего товарища и рассмеялись, видимо, какой-то одной им известной шутке.
Атаман скрылся в доме, есаулы следом. На ходу они о чем-то переговаривались, а я грел уши, и старался понять, о чем речь. Разговор обычный. Торговля, оружие, сходить в налет на крымчаков и сколько стоит печать азовского воеводы на некий документ. Всего несколько случайных слов, а информации к размышлению на полчаса.