Предатели и палачи. 1941-1945

Светлой памяти моего друга

Анатолия Фёдоровича Нистряна

посвящается…

От автора

Продолжая тему, начатую в книге «Иуды в погонах», мы снова возвращаемся к персоне бывшего генерала Власова. На этот раз – это история о том, как советский военачальник-предатель стал вождём так называемого Русского освободительного движения (РОД). Рассказ о курсах «Выстрел», на которых довелось учиться Андрею Андреевичу в 1929 г., о роли и месте Власова в битве за Москву, а также о его «полководческих» способностях и методах управления войсками, значительно дополняет её новыми, ранее неизвестными документами и свидетельствами. Отдельное место в этой истории занимает подлинная биография одной из центральных фигур РОД – Милетия Зыкова.

Двое «инициативников» из ГРУ (подполковник и генерал-майор) и один перебежчик из КГБ (майор) – все они участвовали в Великой Отечественной войне и имели боевые награды. Истории их предательства написаны не раз, и всё-таки какие-то штрихи к этим портретам приоткроют совершенно новые факты их биографий.

Следующие «герои» – обыкновенные, если так можно сказать, палачи из нашего недалёкого прошлого, а также старушка из Гатчины, по недоразумению реабилитированная в 2002 г. Это совершенно разные истории, разные судьбы, которые, возможно, заставят задуматься о человеческой нравственности даже самых равнодушных людей.

Как Власов стал вождём «Русского освободительного движения»

1

Через несколько лет мы будем отмечать очередной юбилей Великой Победы – 70 лет! Казалось бы, история Великой Отечественной войны в целом написана, ясна и понятна. Но, безусловно, белые пятна ещё остаются. Причин тому превеликое множество. Среди них можно отметить и одну из приоритетных: диаметрально противоположные точки зрения на одни и те же события. Безусловно, касается это и некоторых исторических персон, по поводу которых споры всё ещё продолжают будоражить наши умы, между тем запутывая, прежде всего, молодое поколение, которому весьма непросто сегодня разобраться в хитросплетениях той, далёкой для него эпохи.

Например, о бывшем советском генерале А.А. Власове, несмотря на многие очевидные факты его предательства, дискуссии и споры с невиданным упорством продолжаются до сих пор. Более того, если его поклонники в былые времена в основном проживали на Западе, то с развалом Советского Союза они появились и в России. Судя по всему, их количество растёт. И растёт оно, к великому сожалению, из-за непонимания очевидного: предательство во все времена и во всех странах по сей день трактуется одинаково. Однако для предательства Власова ещё тогда, когда он тесно сотрудничал с немцами, было найдено «неплохое» тому оправдание под названием «Русское освободительное движение». В сущности, никакого такого движения не было, однако работа немецкой пропагандистской машины оказалась живучей вопреки историческим фактам и благодаря советской государственной системе, которая собственными руками взрастила такого посредственного «военачальника» и дала повод для оправдания его иудиного греха.

В 1946 г. Власов и его, так скажем, сподвижники были приговорены к смертной казни через повешение, а в 2001 г. с ходатайством о пересмотре приговора Власову и его соратникам в Главную военную прокуратуру обратился иеромонах Никон (Белавенец), глава движения «За Веру и Отечество». Однако военная прокуратура пришла к выводу, что оснований для применения закона о реабилитации жертв политических репрессий нет.

1 ноября 2001 г. Военная коллегия Верховного суда РФ отказала в реабилитации Власова А.А. и других, отменив приговор в части осуждения по ч. 2 ст. 58 УК РСФСР (антисоветская агитация и пропаганда) и прекратив в этой части дело за отсутствием состава преступления. В остальной части приговор оставлен без изменения»^[1].

Несмотря на это, поклонники Власова капризно утверждают, что Власов и те, кто присоединился к Русскому освободительному движению, «были движимы патриотическими чувствами и остались верными своей родине, но не своему правительству». Один из приводимых аргументов в пользу данной точки зрения выглядит следующим образом: «если государство предоставляет гражданину защиту, оно в праве требовать от него лояльности, если же Советское государство отказалось подписывать Женевское соглашение и тем самым лишило своих пленённых граждан защиты, то граждане более не были обязаны сохранять лояльность государству и, значит, не были изменниками»^[2].

По справедливому мнению историка М.И. Фролова, попытки героизации А.А. Власова могут привести к весьма опасным последствиям:

«– Стремление к пересмотру итогов Второй мировой войны, в частности, к обесцениваю соглашений, достигнутых странами-победительницами на Ялтинской и Потсдамской конференциях, на Нюрнбергском процессе над главными нацистскими военными преступниками, к пересмотру подтверждённых Генеральной Ассамблеей ООН (11.12.1946) принципов международного права, признанных Уставом трибунала и нашедших выражение в его приговоре. Тем самым могут быть достигнуты различные негативные для России геополитические, идеологические и финансовые последствия.

– Оправдание коллаборационизма в других странах (в частности, в Прибалтике и на Украине), стремление найти морально-психологическое оправдание поступкам антирусских политических деятелей и сил, а также формирование общественного сознания, признающего правильный сепаратизм.

– Изменение ценностных ориентиров в обществе, стремление убрать источники позитивного самоощущения народа, обесценив победу в Великой Отечественной войне с помощью понятий “измена – доблесть”, а “трусость – героизм”».

Историк тысячу раз прав, когда говорит, что «представлять предателя Власова, коллаборационистов “в роли” борцов за Россию, за русский народ не что иное, как недостойная с нравственной точки зрения потуга, сознательное, преднамеренное извращение фундаментальных ценностей российского общества – патриотизма, любви к Родине, беззаветного служения интересам её народа»^[3].

И тем не менее на сегодняшний день вопрос: «изменил генерал Власов государству или всё-таки Родине?» некоторые поклонники Власова называют ключевым^[4]. Одним из таких можно назвать московского учителя истории, который считает, что «в нашей стране живут потомки тех, кто погиб или пострадал от рук чекистов в годы красного террора и последующих тотальных репрессий, включая и искусственный голодомор, развязанных большевистской номенклатурой против народ России. Поэтому хочу ещё раз напомнить, что фигуру генерала Власова и борьбу РОД нельзя рассматривать в отрыве от того, что происходило в нашей стране, начиная с 1917 г.»^[5].

Однако какое отношение к Власову имеют тотальные репрессии? Как раз таки бывшему заместителю командующего фронтом на них грех было жаловаться, так как именно в период репрессий у Власова появилась возможность выдвижения на тот самый верх, откуда он и попал в плен. Случилось это, как известно, в июле 1942 года…

В книге «Мифы о генерале Власове» её автор К.М. Александров пытается в очередной раз доказать нам в том числе и то, что Власов не был предателем. Для этого у историка есть свои, как он считает, весомые аргументы. Давайте ознакомимся с ними обстоятельно.

«Утром 13 июля, – пишет Александров, – Швердтнер и Пельхау доставили Власова и Воронову в штаб 18-й армии группы армий “Север”, размещавшийся на станции Сиверская (Красногвардейский район Ленинградской области). Здесь с Власовым выразил желание познакомиться командующий армией.

Знаменитая встреча с Линдеманом напоминала скорее не допрос, а спокойную беседу, в которой речь шла о боях на Волхове в предыдущие два месяца. Об этом свидетельствуют малоизвестные показания бывшего кадрового сотрудника Iс штаба 18-й армии зондерфюрера Франца Тондорфа, уроженца Санкт-Петербурга, 1894 года рождения. В 1949 году в Ленинграде Тондорф допрашивался сотрудниками УМГБ по Ленинградской области о методах работы и деятельности немецкой военной разведки в годы минувшей войны. Зондерфюрер присутствовал при беседе Линдемана и Власова 13 июля 1942 года, а также участвовал в допросах советского генерала на следующий день. В 1949 году Власов был давно казнён, поэтому показания немецкого разведчика представляли лишь исторический интерес. В частности, Тондорф сообщил: “Я присутствовал при беседе Линдемана с Власовым в качестве переводчика. Линдеман задал Власову несколько вопросов о плане выхода из окружения 2-й ударной армии, которой командовал Власов. Власов подробно рассказал об этом, показывая на карте, где он думал создать оборонительные рубежи, как рассчитывал выйти из окружения. Других вопросов Линдеман Власову не задавал”. Очевидно, других тем собеседники не касались.

Заявление Тондорфа носит важный и принципиальный характер для нашего повествования, так как позволяет критически оценить популярный тезис о предательстве Власова, якобы совершённом им на допросах в штабе 18-й армии 13–14 июля»^[6].

Следующие аргументы Александрова таковы:

«14 июля Власов допрашивался начальником отдела Iс штаба 18-й армии майором Вернером Рихтером, уроженцем Бад Лаасфе, 1906 года рождения. Кроме Рихтера в допросе участвовали Тондорф и другие сотрудники Абвера, и содержание допроса хорошо известно. Власов изложил свою биографию, перечислил по номерам армии Волховского фронта (по состоянию на июнь) и назвал фамилии их командующих (кроме 4-й), перечислил по номерам бригады и дивизии разгромленной 2-й ударной армии и вновь описал её боевые действия за истёкшие два месяца. Дал субъективные характеристики генералам армии Георгию Жукову и Кириллу Мерецкову, генерал-лейтенанту Всеволоду Яковлеву. Очень расплывчато охарактеризовал служебное положение в советской военной иерархии генерал-полковника Александра Василевского, маршала Бориса Шапошникова, генерал-майора Григория Кулика, маршалов Семёна Будённого (“Имеет задачу формировать новые войсковые соединения в тылу”) и Климента Ворошилова (“Командной должности теперь не занимает”).

На вопрос Рихтера о планах Ставки Власов ответил, что с планами вышестоящего командования не знаком, так как они представляют военную тайну (“Командующие армиями не знали о намерениях командования даже на соседних участках”)»^[7].

«…вот что о допросе Власова сообщили в 1949 году ленинградским чекистам бывшие сотрудники Абвера Франц Тондорф и Вернер Рихтер (на 1945 – полковник Генерального штаба). Тондорф: “Власов рассказал свою биографию, дал подробные показания о численности и вооружении 2-й ударной армии. Других показаний Власова я сейчас не могу вспомнить”. А Рихтер фамилию Власова вообще запомнил лишь “потому, что о нём писали много в газетах, как в немецкой, так и в советской печати, где о нём очень отрицательно отзывались”. Нет никаких сомнений в том, что если бы Власов предоставил какие-либо ценные сведения, повлиявшие на перемещение войск в масштабах группы армий “Север”, тем более – в масштабах всего Восточного фронта (!), допрашивавшие его профессиональные военные разведчики хорошо бы запомнили это незаурядное событие»^[8].

По мнению историка Александрова, «утверждение о разглашении Власовым секретных сведений, результатом чего якобы стало усиление войск Вермахта на южном крыле с последующим прорывом к Сталинграду, не выдерживает критики и не соответствует действительности»^[9].

Постоянно выгораживая «героя своего романа», Кирилл Александров никак не может понять одну простую истину: Власов, прежде всего, нарушил военную присягу. И это главное. Другой вопрос, какой он ущерб нанёс в результате своей «беседы» с немецкими военачальниками и офицерами в результате этого преступления.

31 мая 2011 года Патриарх Кирилл, на встрече со слушателями Военной академии Генерального штаба, назвал смертным грехом нарушение воинской присяги^[10]. Как вы думаете, почему? Потому что во все времена военная присяга являлась торжественной клятвой на верность своему Отечеству, ради которого иногда необходимо пожертвовать и собственной жизнью. У военной присяги не может быть каких-то оговорок и недомолвок. Там всё конкретно. Когда Власов принимал её и ставил под ней свою подпись, он прекрасно отдавал себе отчёт в том, что делает. В толковом словаре русского языка присяга – «Официальное торжественное обещание, клятва соблюдать верность, какие-либо обязательства, поступать согласно с законом», а нарушить (её) значит: «Не соблюсти, преступить» и т. д.^[11]

Согласно 17-й статьи Конвенции, «каждый военнопленный при его допросе обязан сообщить только свои фамилию, имя и звание, дату рождения и личный номер или, за неимением такового, другую равноценную информацию»^[12]. То же самое, но с некоторыми дополнениями записано в современном уставе внутренней службы Вооружённых Сил Российской Федерации (см. «Общие обязанности военнослужащих»):

«23… Военнослужащий, захваченный противником в плен, при допросе имеет право сообщить только свою фамилию, имя, отчество, воинское звание, дату рождение и личный номер. Он обязан сохранять честь и достоинство, не разглашать государственную тайну, проявлять стойкость и мужество, помогать другим военнослужащим, находящимся в плену, удерживать их от пособничества противнику, отвергать попытки противника использовать военнослужащего для нанесения ущерба Российской Федерации и её Вооружённым Силам»^[13]. То есть и сегодня для военнослужащих нашей армии требования остаются практически теми, что были и раньше. Так что режим и власть к воинским преступлениям отдельных военнослужащих никакого отношения не имеют. Всё это современные попытки задним числом оправдать банальное предательство. И что самое интересное, занимаются этим люди, которые никогда не служили в армии, а потому подход у них свой, сугубо штатский, правда, со ссылками на подходящие им источники. При этом они упрямо доказывают свои «военно-исторические открытия», переворачивающие с ног на голову общепринятые нормы, существующие веками во многих армиях мира. К сожалению, на этот нонсенс почти никто не обращает внимания, а жаль. Но вернёмся к их любимому Андрею Андреевичу…

Умел ли Власов хранить военную тайну? Самое интересное, что до своего пленения да! Для этого есть совершенно конкретные документальные примеры. Например, в своём письме походно-полевой жене Агнессе Павловне Подмазенко от 14 февраля 1942 г. он пишет:

«Меня вызывал к себе самый большой и главный хозяин. Представь себе, он беседовал со мной целых полтора часа»^[14]. Понятное дело, что речь идёт о Сталине, и всё же имя вождя Власов в письме не называет. А вот два отрывока из другого письма от 26 апреля 1942 года уже законной жене Анне Михайловне Власовой:

«Раньше у нас с тобой связь почти наладилась, было уже хорошо, но как я переменил место работы, то связь стала хуже. Сейчас я работаю недалеко уже от того места, где жила Надя! (…)

Он, видимо, служит там, где я служил раньше и откуда я убыл 8 марта сего года. На новом месте работа по объёму стала больше, ответственнее и почётнее»^[15]. В этом послании Власов напрямую не говорит, что назначен командующим 2-й Ударной армии, но намекает на своё местонахождение под Ленинградом. В письме Подмазенко от 26 апреля 1942 года Власов подсказывает свою новую должность:

«Я сейчас выполняю ответственную задачу. Письмо от тебя ко мне и наоборот идёт гораздо дольше, чем раньше, когда я был на старом месте. Что можно сказать о себе? Бьём фашистов крепко и готовим им крепкие весенние подарки ещё сильнее. Работаю примерно на той же должности когда был с тобой вместе, только объёмом она гораздо больше, почётнее, ответственнее. Но ты прекрасно знаешь, что, куда твоего Андрюшу ни пошлют правительство и партия, – он всегда любую задачу выполнит с честью»^[16]. В следующем письме походно-полевой жене от 17 мая 1942 года Власов намекает на окружение:

«На всё это я не стану тебе долго отвечать, потому что ты в своё время рядом пережила известную обстановку. Правда, сейчас обстановка немного лучше, чем тогда, когда мы начали бой, тогда, когда ты вместе со мной ехала в машине, но всё же обстановка серьёзная. Но невзирая ни на что, мы проклятых извергов фашистов всё равно сотрём с лица земли. И это будет очень скоро»^[17].

Но это было в письмах, было это и на службе в Красной армии, которой Власов отдал 22 календарных года. Зато теперь, попав в плен, он как-то разговорился, хотя его никто не пытал и не собирался расстреливать.

Итак, 15 июля 1941 г. штаб 18-й немецкой армии направляет две части протокола допроса командующего 2-й советской Ударной армией генерал-лейтенанта Власова. Уже в начале первой части протокола допроса Власов непонятно зачем сообщает немцам: «…вступил в Коммунистическую партию с целью продвинуться вперёд в Красной Армии»^[18]. Далее Андрей Андреевич поведал своему врагу «Подробности о Волховском фронте и 2-й Ударной армии». В частности, он назвал состав Волховского фронта на середину марта 1942 года, командующего фронтом Мерецкова и командующих армиями (52-й, 59-й). К слову сказать, почему-то Власов не смог назвать командующего 4-й армией генерала П.И. Ляпина, который с января 1942 года занимал должность помощника командующего войсками Волховского фронта, а в феврале был назначен командующим 4-й. А ведь новый заместитель командующего войсками Волховского фронта генерал-лейтенант А.А. Власов как никто другой должен был знать всех командармов, тем более их было всего несколько^[19].

Любопытна оценка Власова генерала Мерецкова и генерала Яковлева. Своего бывшего шефа он называет эгоистом, очень нервной и рассеянной личностью. Своего коллегу, наоборот, хорошим военным работником, недовольным своим применением. Личностью частых переходов, известным, как пьяница^[20]. Затем Власов по просьбе допрашиваемых плавно переходит к причинам неудачи отхода своей армии, рассказывает о пополнении (призванных возрастах), о формировании новых соединений, оборонной промышленности, продовольственном положении, иностранных поставках, оперативных планах, об оружии, о семьях перебежчиков, про обращение с русскими военнопленными в Германии, о Ленинграде и, конечно же, о кадрах^[21]. В общем, он рассказал на допросе своему врагу всё, что знал. И здесь, мне думается, не столь важно, в каком объёме Андрей Андреевич обладал секретной информацией, не важно, что он из-за пребывания в окружении многое знать просто не мог. Важно другое. Он охотно беседовал со своим противником, которого во всех письмах своим жёнам, и, видимо, не только, «бил и гнал», которого высмеивал и называл побеждённым. Не думаю, что современный историк, будь он хоть трижды доктор наук, способен объективно определить ценность информации выданной командующим армией Власовым немцам в 1942 году. Для этого всё-таки нужна определённая компетенция, а, кроме того, понимание сути профессии Родину защищать! Уж, извольте, но Андрей Андреевич был с немцами словоохотлив, впрочем, поговорить он любил всегда.

Для тех, кто не знает, могу привести несколько примеров поведения немецких генералов в советском плену. Например, вот что записал в своём дневнике оперуполномоченный КРО ОО НКВД Донского фронта старший лейтенант госбезопасности Тарабрин о поведении пленённого командующего 6-й армией генерал-фельдмаршала Паулюса и его начальника штаба генерал-лейтенанта Шмидта:

«3-го февраля 1943 г.

Сегодня в 11 часов утра опять у Паулюса, Шмидта и Адама. Когда я вошёл, они ещё спали. Паулюс проснулся, кивнул головой. Проснулся Шмидт.

Шмидт: “Доброе утро, что видели во сне?”

Паулюс: “Какие могут быть сны у пленного фельдмаршала? Адам, вы уже начали бриться? Оставьте мне горячей воды”.

Начинается процедура утреннего умывания, бритья и проч. Затем завтрак и обычные сигары. Вчера Паулюса вызывали на допрос, он всё ещё под его впечатлением.

Паулюс: “Странные люди. Пленного солдата спрашивают об оперативных вопросах”.

Шмидт: “Бесполезная вещь. Никто из нас говорить не будет. Это не 1918 год, когда кричали, что Германия – это одно, правительство – это другое, а армия – третье. Этой ошибки мы теперь не допустим”.

Паулюс: “Вполне согласен с вами, Шмидт”»^[22].

По воспоминания начальника штаба 64-й армии генерала И.А. Ласкина, после пленения фельдмаршал Паулюс, генерал Шмидт и адъютант Паулюса Адам были приглашены на обед. В своих мемуарах он описывает один интереснейший эпизод:

«За столом Паулюс весьма осторожно прикасался и к содержимому в бокале, и к еде. На вопрос Шумилова, почему фельдмаршал так осторожен к пище, Паулюс ответил, что за последнее время он очень мало ел и сейчас боится перегрузить желудок.

А генерал Шмидт совсем не пил и почти ничего не ел, очевидно боясь быть отравленным. И за столом у командарма и во время обеда он не проронил ни слова. Жестокий и надменный фашист, он теперь выглядел жалким, затравленным волком.

Совершенно по-особому и как-то независимо от своего начальства вёл себя адъютант Паулюса полковник Адам. И в выпивке и в еде он себя не ограничивал. Развязнее стал и его язык.

По окончании обеда я спросил его, почему генерал Шмидт всё время молчит.

– Шмидт хорошо знает, что побеждённые должны молчать, – ответил Адам»^[23].

И ещё один штрих к биографии Паулюса. В феврале 1943 года его привезли в Красногорский оперативный пересыльный лагерь № 27 НКВД по Московской области. В июле этого года там был создан Национальный комитет «Свободная Германия». В нём приняли участие более ста человек, избравших президентом СНО генерала В. фон Зейдлица. «Для Паулюса и его соратников, которые были ещё весной переведены в генеральский лагерь в Спасо-Ефимиевом монастыре под Суздалем, это было предательством. Семнадцать генералов во главе с фельдмаршалом подписывают коллективное заявление: “То, что делают офицеры и генералы, ставшие членами “Союза”, является государственной изменой. Мы их больше не считаем нашими товарищами, и мы решительно отказываемся от них”»^[24]. Только в августе 1944-го Паулюс подписал обращение «К военнопленным немецким солдатам и офицерам и к немецкому народу», то есть сделал то, чего от него добивались целых полтора года. Но почему? Говорят, ему «помогло в этом»: «открытие Второго фронта, поражение на Курской дуге и в Африке, потеря союзников, тотальная мобилизация в Германии, вступление в “Союз” 16 новых генералов и лучшего друга, полковника В. Адама, а также смерть в Италии в апреле 1944 года его сына Фридриха. И, наконец, покушение на А. Гитлера офицеров, которых он хорошо знал. Его потрясла казнь заговорщиков, среди которых был и его друг генерал-фельдмаршал Э. фон Вицлебен. Свою роль сыграло видимо, и письмо его жены, доставленное из Берлина советской разведкой»^[25]. Выходит, в отличие от советского генерала Власова, немецкий генерал-фельдмаршал по меньшей мере был настоящим солдатом. За что, собственно, его и можно уважать.

В свою очередь поклонники Власова в своих разоблачениях частенько упоминают легендарного генерала Лукина. Для них почему-то имя этого человека, мужественно пережившего все ужасы фашистского плена, потерявшего ногу и, в сущности, руку, до сих пор не даёт покоя. В каких только грехах они его не обвиняли, однако Сталин выпустил Лукина сразу же после спецпроверки. Неужели, вы думаете, вождь простил бы Лукину предательство в неволе? Глубоко сомневаюсь. Проверяли тогда тщательно. И любой голос против искалеченного генерала не смог бы предотвратить его наказания за измену. В этом можно даже не сомневаться. Сталин таких вещей не прощал никому.

Зато историк К. Александров уверенно сравнивает показания генерала Власова с показаниями генерала Лукина, а сравнив, делает вывод:

«Никто из исследователей не обвинял Михаила Лукина в разглашении сведений, составлявших военную тайну, и, следовательно, в государственной измене»^[26]. Конечно же он имеет в виду протокол допроса военнопленного генерал-лейтенанта М.Ф. Лукина от 14 декабря 1941 года. Но вот в чём заключается проблема. Как пишет кандидат исторических наук, участник Смоленского сражения В.В. Шлеев, «после опубликования выдержек из этого “протокола” в переводе на русский язык в парижском издании “Обозрение” в 1982 г. ссылка на этот “протокол” появляется в книге И. Хоффмана»^[27]. В работе Иоахима Гофмана «Власов против Сталина» действительно приводится этот протокол. Даётся и ссылка: «322. Здесь и далее: Допрос генерал-лейтенанта Лукина Михаила Фёдоровича, командующего 19-й армией (в последнее время – командующего группой войск 32-й, 20-й, 24-й и 19-й армий). Группа армий “Центр”, Iс/АО, 14.12.1941 (на нем. яз.) // ВА R 6/77; Генерал-лейтенант Лукин о земельном вопросе. Группа армий “Центр”, Ic/АО, 14.12.1941 (на нем. яз.) // Там же. М.Ф. Лукин»^[28]. Но, что любопытно, «поисковые данные этого документа в Бундесархиве Германии, неточно указанные И. Хоффманом… не позволяют проверить его подлинность. Это подтвердил и ответ из Бундесархива»^[29].

По мнению В.В. Шлеева, «какое-то представление об этом допросе-беседе могли бы дать и упоминавшиеся воспоминания В. Штрик-Штрикфельдта, по-видимому, участвовавшего в этом допросе. Но внимательное знакомство с его книгой ясно показывает, что идея создания так называемой Русской национальной освободительной армии (РНОА) в первую очередь принадлежит не советскому генералу М.Ф. Лукину, а самому В. Штрик-Штрикфельдту и некоторым единомышленникам из немецкого офицерства. Ведь ещё в октябре – ноябре 1941 г. В. Штрик-Штрикфельдт по поручению Штаба Главного командования Вооружённых сил Германии, побывав в лагерях советских военнопленных, составляет план формирования из них освободительной армии для начала с 200 тыс. добровольцев. На этом докладе имелась резолюция фельдмаршала фон Браухича: «Совершенно согласен. Россию можно победить только Россией же. Считаю формирование русской армии для борьбы против большевиков делом неотложно необходимым».

Не случайно в рассказе об одной из бесед с М.Ф. Лукиным В. Штрик-Штрикфельдт подчеркнул, что развитая им самим мысль “о возможностях евразийской федеративной политики”, т. е. союза гитлеровской Германии и антисталинской России якобы “захватила” и М.Ф.Лукина.

Становится очевидным, что в этих воспоминаниях В. Штик-Штрикфельдт свои собственные мысли стремится приписать М.Ф. Лукину. Но примечательно, что никаких конкретных сообщений о наличии протокола допроса М.Ф. Лукина от 12 декабря 1941 г. у В. Штрик-Штрикфельдта, да и в других публикациях 1940—1970-х гг. не содержится»^[30].

Протокол допроса Лукина действительно какой-то необычный. Но больше всего он поражает в самом конце, где будто бы советский генерал, после всей сказанной антисоветчины и всех выданных военных тайн, заявляет: «Я прошу Вас сохранить всё это в секрете, так как у меня есть семья»^[31]. Такие слова не очень подходят к такому мужественному человеку, как генерал Лукин. Словно их произнёс не боевой генерал, а трусливый мальчишка из младших классов средней школы: «Вы только никому не говорите!»

31 августа 1945 года начальник Главного управления контрразведки СМЕРШ генерал-полковник В. Абакумов представлял Сталину список генералов Красной армии, освобождённых из германского плена. По поводу генерала Лукина в этом документе говорится следующее:

«Что же касается генерал-лейтенанта ЛУКИНА М.Ф. – бывшего командующего 19-й армией, в отношении которого имеются материалы об его антисоветской деятельности, но, учитывая, что в результате ранения он остался калекой (парализована рука и ампутирована нога), а также (…)

– на которых в процессе проверки каких-либо материалов пока не добыто, считал бы целесообразным этих лиц освободить и обеспечить агентурным наблюдением»^[32].

Однако вождь не согласился с таким мнением, и генерал Лукин проходил спецпроверку до 21 декабря. В следующем документе на бывшего командующего 19-й армией, доложенном Сталину, говорилось:

«…Показал, что в октябре 1941 года в районе Вязьмы при попытке выхода из окружения был тяжело ранен и захвачен немцами в плен.

Показаниями арестованных Главным управлением “Смерш” одного из руководителей НТСНП белоэмигранта Брунста, изменника Родины Власова и бывшего начальника курсов мл(адших) лейтенантов 33-й армии Минаева устанавливается, что Лукин, пребывая осенью 1942 года в лагере военнопленных в городах Цитенхорст и Выстрау, проявлял антисоветские настроения по вопросам коллективизации сельского хозяйства, карательной политики Советской власти и клеветал на руководителей ВКП(б) и Советского правительства.

Лукин, будучи допрошен по этому вопросу, отрицает преступную связь с этими лицами и проводимую им антисоветскую деятельность.

В результате ранения у Лукина парализована рука и ампутирована нога»^[33].

Как утверждают Л. Решин и В. Степанов, «в сотнях томов следственных дел, заведённых на советских генералов и офицеров – действительных и мнимых предателей, – не содержится и намёка на сотрудничество генерала Лукина с гитлеровцами или их пособниками. Он был верен своему солдатскому долгу, несмотря на негативные высказывания о колхозах или о репрессиях. Об этом говорили на допросах все, от офицера-патриота до предателя Власова»^[34].

Но тогда почему Сталин разрешил выпустить Лукина на свободу? Для этого обратимся к статье В. Шлеева:

«…вспоминается рассказанный мне самим М.Ф. Лукиным во второй половине 1960-х гг. эпизод о том, как к нему, ещё в госпитале для русских военнопленных в Смоленске, заявился бывший помощник начальника особого отдела 19-й армии, тоже попавший в плен и вскоре перешедший на сторону гитлеровцев. По поручению немецких властей он предложил и генералу Лукину поступить так же, якобы ради интересов русского народа, ибо, по мнению этого предателя, война в основном была нашей страной проиграна и в Европе будет устанавливаться так называемый гитлеровский “новый порядок”. Однако М.Ф. Лукин с возмущением отказался от такого предложения и прогнал предателя.

Кратко рассказано об этом в литературной записи воспоминаний М.Ф. Лукина в “Огоньке”, а позднее в книге В. Муратова и Ю. Городецкой и более подробно в обстоятельной беседе генерала с писателем К.М. Симоновым, зафиксированной на диктофоне. Машинописный текст этой беседы с сопроводительной запиской К.М. Симонов переслал М.Ф. Лукину незадолго до его кончины. В этой беседе генерал также сообщил писателю, что несколько лет тому назад в Смоленском областном партийном архиве его познакомили с одним из документов упомянутого выше предателя-особиста, в котором он сообщил, что генерал М.Ф. Лукин решительно и бесповоротно отказался от любого сотрудничества с гитлеровцами. Этот материал, ставший известным советским властям и органам военной юстиции, как говорил мне сам М.Ф. Лукин, сыграл решающую роль в его окончательной и полной реабилитации»^[35].