William S. Burroughs
Nova Express
© William S. Burroughs, 1964, 1992
© Перевод. В. Коган, 2019
© Издание на русском языке AST Publishers, 2019
* * *
Предварительное замечание
Раздел, названный «Это жуткое дело», написан в соавторстве с математиком Иэном Соммервиллом… Соммервилл составил также специальные заметки для раздела «Китайская прачечная»… Расширенный «метод нарезки» Брайона Гайсина, называемый мною «методом свертывания», тоже использован в данной книге, которая в конечном счете является компиляцией произведений многих писателей, ныне живущих и умерших.
Последние слова
Слушайте мои последние слова, где бы вы ни были. Слушайте мои последние слова в каждом из миров. Слушайте вы, министерства, синдикаты, правительства Земли. И вы, силы, стоящие за всевозможными грязными делишками, что обстряпываются в неизвестно каких сортирах, дабы вам досталось чужое добро. Дабы можно было навсегда продать Землю из-под еще не рожденных ног…
– Они не должны нас видеть. Не говорите им, чем мы занимаемся…
И это слова всемогущих министерств и синдикатов Земли?
– Не дай Бог, они узнают секрет кока-колы…
– И о Раковой Сделке с жителями Венеры…
– И о Зеленой Сделке… Не говорите им…
– И об Оргазменной Смерти…
– И о печах…
Слушайте: я обращаюсь ко всем вам. Все играющие – откройте карты. Верните все верните все верните все назад. Разыграйте все разыграйте все разыграйте все назад. Чтобы видели все. На Таймс-сквер. На Пиккадилли.
– Преждевременно. Преждевременно. Дайте нам еще немного времени.
Времени для чего? Для новой лжи? Преждевременно? Преждевременно для кого? Я говорю всем: эти слова не преждевременны. Эти слова могут опоздать. Остались минуты. Минуты до победы противника…
– Совершенно секретно… Военная Тайна… Для Правления… Для Элиты… Только для Посвященных…
И это слова всемогущих министерств и синдикатов Земли? Это слова лжецов, трусов, сообщников, предателей. Лжецов, которым нужно время для новой лжи. Трусов, которые страшатся открыть правду вашим «псам», вашим «тупицам», вашим «мальчикам на побегушках», вашим «бессловесным тварям». Сообщников Людей-Насекомых, Людей-Растений. Всех и каждого, кто предлагает вам вечное тело. Чтобы вечно испражняться. За это вы продали своих сыновей. Навсегда продали Землю из-под еще не рожденных ног. Предателей всех человеческих душ отовсюду. Вы хотите скрепить свои грязные делишки именем Хасана-и-Саббаха, дабы распродавать еще не рожденных?
Что за страх загнал вас во время? В тело? В дерьмо? Я скажу вам: страх перед «этим словом». Перед инородным словом «это». «Это» слово Врага-Инородца превращает «вас» в пленников Времени. Тела. Дерьма. Пленник, выходи. Бескрайние небеса открыты. Я, Хасан-и-Саббах, навсегда стираю это слово. Если хотите, я навсегда зачеркну все ваши слова. Зачеркну и все слова Хасана-и-Саббаха. На всех ваших небесах зрите немые письмена Бриона Гисина Хасана-и-Саббаха: начертаны над Нью-Йорком 17 сентября 1899 года.
Пленники, выходите
«Не слушайте Хасана-и-Саббаха, – скажут они вам. – Он хочет отобрать у вас тело и все телесные удовольствия. Слушайте нас. Мы предлагаем Сад Наслаждений, Бессмертие, Космическое Сознание, Лучшие из Наркотических Забав. И любовь любовь любовь в помойных ведрах. Как вам это нравится, ребята? Лучше, чем Хасан-и-Саббах с его холодным, обветренным, бестелесным камнем? Верно?»
Рискуя немедленно оказаться самым непопулярным персонажем всей беллетристики – а история и есть беллетристика, – я должен заявить следующее:
«Соберите воедино всю структуру новостей… Узнав структуру, выясните, кто исполнитель… Кто монополизировал Бессмертие? Кто монополизировал Космическое Сознание?
Кто монополизировал Любовь, Секс и Сновидение? Кто монополизировал Жизнь, Время и Счастье? Кто отнял у вас то, что принадлежит вам по праву? И теперь они все это вернут? Хоть раз они отдали что-нибудь даром? Давали они когда-нибудь больше, чем приходилось отдать? Разве они всегда, при малейшей возможности, не отбирали отданное назад, а такая возможность была всегда? Слушайте: Их Сад Наслаждений – терминальная сточная канава… Испытав кое-какую боль, я нанес на карту эту область терминальных сточных вод в якобы порнографических разделах «Голого завтрака» и «Мягкой машины»… Их Бессмертие, Космическое Сознание и Любовь – подержанное второразрядное дерьмо… Их наркотики – отрава, предназначенная для того, чтобы полыхать в Оргазменной Смерти и Печах Нова… Держитесь подальше от Сада Наслаждений… Это людоедская западня, которая кончается липкой зеленой слизью… Откажитесь от их эрзац-Бессмертия… Оно развалится на части, прежде чем вы выберетесь из Большого Магазина… Спустите их наркотические забавы в сортир… Они отравляют и монополизируют галлюциногенные наркотики… учатся делать их без всякой химически обработанной пшеницы… Все их посулы – лишь завеса, дабы прикрыть отход из колонии, где они оказались постыдно никчемными правителями. Скрыть планы отступления, чтобы не пришлось платить доверителям, которых они предали и продали. Как только эти планы воплотятся в жизнь, они взорвут за собой все.
А что сулит вам моя программа тотального аскетизма и тотального сопротивления? Я ничего вам не обещаю. Я не политик. Таковы условия тотального чрезвычайного положения. И таковы мои инструкции на случай тотального чрезвычайного положения, а если выполнить их сейчас, они могут предотвратить тотальную катастрофу, которая сейчас уже надвигается.
Народы Земли, вы все отравлены. Превращайте все имеющиеся запасы морфина в апоморфин. Химики, круглые сутки трудитесь над разновидностями и синтезом апоморфинной формулы. Апоморфин – единственное вещество, которое может вызвать у вас дезинтоксикацию и убрать с вашего пути вражеский луч. Апоморфин и тишина. Я объявляю всеобщую борьбу против заговора, направленного на то, чтобы расплачиваться с народами Земли эрзац-дерьмом. Я объявляю всеобщую борьбу против Заговора Нова и всех, кто в нем замешан.
Цель данного документа – разоблачить и арестовать Преступников Нова. В «Голом завтраке», «Мягкой машине» и «Нова Экспрессе» я показываю, кто они такие, что делают и что будут делать, если их не арестовать. Остались считанные минуты. Души, сгнившие от их оргазменных наркотиков, тела, содрогающиеся от их печей Нова, пленники Земли – выходите. С вашей помощью мы сможем занять Студию Реальности и вновь завладеть их вселенной Страха, Смерти и Монополии…
(Подпись) Инспектор Дж. Ли, ПОЛИЦИЯ НОВА».
Постскриптум Регулятора: Хочу лишь предупредить… Говорить – значит лгать… Жить – значит предавать… Каждый – трус, когда ему грозят печи Нова. Существуют различные степени лжи, предательства и трусости… Другими словами – различные степени интоксикации… Все это вопрос регулирования… Враг – не мужчина и не женщина… Враг существует только там, где нет жизни, и действует, лишь имея целью поставить жизнь в абсолютно безвыходное положение… Вы можете убрать врага со своего пути посредством разумного применения апоморфина и тишины… Пользуйтесь лекарством здравомыслия – апоморфином.
«Апоморфин изготовляется из морфина, но физиологические результаты их действия совершенно различны. Морфин угнетает лобные доли мозга. Апоморфин стимулирует затылочные доли, воздействует на гипоталамус, регулируя содержание различных составляющих кровяной сыворотки, и таким образом нормализует состав крови». Я цитирую книгу доктора Джона Йербери Дента «Пагубные пристрастия и их лечение»…
Обратись в слух и внимай
Я ездил с Несносным Малышом по поводу «Потехи Нова»… Мы были в отрубе после заварушки в Галактике Рака, и все из-за этого двустороннего репертуара времени. Когда вы дойдете до конца биологического фильма, попросту перемотайте пленку и начинайте сызнова… Разницы никто не замечает… Да никого и нет до начала фильма…[1] Словом, начинают они мотать пленку назад, проектор взрывается, и мы еле ноги унесли на взрывной волне… Забились в эти холодные синие горы, наполнили позвоночники жидким воздухом и слушаем коротенькую джанковую ноту высшего класса – металлическая раскумарка и отру-бон на тысячу лет…[2] Сидим себе в крытом шифером домике, укутавшись в оранжевую мантию плоти, вокруг нас плавает голубая дымка, и тут получаем вызов… И только я ступил ногой на захолустную Землю, как сразу унюхал эту жженую металлическую вонь Нова.
– Заряд уже выпущен, – сказал я НиНу (Непоколебимому и Неотразимому)… – Эта планета горит… Весь этот ебучий сортир может в любую минуту взлететь на воздух.
А Несносный НиН шмыгает носом и говорит:
– Ага, если уж это случается, то в момент… Медлить не приходится.
И чувствовалось, как вся структура гнется прямо под ногами от напора, словно готовая прорваться перемычка… Газета прислала за нами машину, и мы уезжаем из аэропорта, Малыш за рулем, жмет на газ… Едва не врезались в толпу пешеходов, и вслед нам орут: «Эй, вы что, хотите кого-нибудь укокошить?»
А Малыш высовывается в окошко и говорит: «Почту за счастье, черномазые! Тупицы! Псы земные!..» – Его глаза вспыхивают, точно паяльная лампа, и я вижу, что он в прекрасной форме… Так что мы сразу приступаем к работе, штаб-квартиру устроили в Стране Свободы, откуда и поступил вызов, страна эта и вправду свободна и настежь открыта для всех жизненных форм – чем гаже, тем лучше… Но более гадких типов, чем Несносный Малыш и ваш корреспондент, здесь еще не бывало… Если должна взлететь на воздух планета, туда вызывают НиНа, и он скачет от одной группировки к другой, подстрекает и оскорбляет противоборствующие стороны, пока все не начинают в один голос твердить: «Бог ты мой, да прежде чем я уступлю хоть пядь, весь этот ебучий сральник разлетится на куски».
Мы прибыли… На этой работенке медлить не приходится… А НиН – шустрый малый… Сталкивается с сотнями людей и, уворачиваясь, в мгновение ока успевает выплевывать свои непереносимые оскорбления… У нас был план, они это называют Управленческими Книгами, по которым видно, «что есть что» на этом глухом полустанке: три жизненные формы нагло паразитируют на четвертой, которая начинает набираться ума. И вся планета бьется в истерике, обезумев от панического страха. Вот такими они нам и нравятся.
– Проще дельца не бывает, – говорит Малыш.
– Угу, – говорю я. – Только уж больно все просто. Что-то за этим кроется, Малыш. Что-то не так. Чует мое сердце.
Но Малыш меня не слышит. Короче, все эти жизненные формы родились в самых невыносимых условиях: в знойном климате, холодном климате, терминальном стазе, и меньше всего хотят вернуться туда, откуда они родом. А Несносный Малыш выступает с шуточками вроде следующих:
– Прекрасно, забирайте с собой свои печи и на выходе заплатите Гитлеру. У него-то найдется местечко, где вам, евреям, нипочем не замерзнуть.
– Слыхал про черномазых? Откуда появились ниггеры? Да в антенных холодильниках они все родились, где же еще? Для хороших черномазых всегда найдется местечко.
– Из-за вас, пизденки, возникает проблема удаления отходов в ее худшем варианте, и вдобавок вы поднимаете такой мерзкий скулеж, какого никто и нигде не слыхивал: «Ты меня любишь? Ты меня любишь?? Ты меня любишь???» Почему бы вам не вернуться на Венеру удобрять леса?
– А что до тебя, Белый Босс, так ты всего лишь реквизит для затасканного фильма Мартина, ты, терминальный временной джанки, отбуксируй свою неподъемную металлическую задницу обратно на Уран. Последняя доза на дорожку. Она тебе не повредит.
К тому времени все обезумели даже больше, чем пересрали. И все-таки НиН считал, что дело подвигается чересчур медленно.
– Нужна зацепка, – сказал он. – Что-нибудь понастоящему мерзкое, вроде вируса. Не зря же они явились из страны, где нет зеркал.
Вот он и принялся издавать один журнальчик.
– Вот теперь, – сказал он, – я, с Божьей помощью, покажу им, каким мерзким может стать Мерзкий Американец.
И он изымает из банка образов все самые мерзкие картины и вводит их в подсознание, так что кризис следует за кризисом строго по графику. А НиН носится кругами, точно циркулярная пила, да еще этот его зловещий нова-смех – он слышен уже на всех улицах, он сотрясает здания до самого горизонта, точно все они бутафорские. Но я-то осматриваюсь, и чем больше смотрю, тем меньше нравится мне увиденное. Начать с того, что быстро и неумолимо, как еще нигде и никогда, надвигаются легавые Нова. Но НиН только и говорит, что копы на меня вечно страху нагоняют, и снова поворачивается к своему видеоэкрану:
– В каком-то заштатном местечке заживо сдирают шкуру с начальника полиции. Хочешь полюбоваться?
– Вот еще, – сказал я. – Меня интересует только собственная шкура.
И я выхожу на улицу, а сам думаю: может, и впрямь кое с кого не мешает заживо шкуру содрать. Потом заворачиваю в кафе-автомат, швыряю в щель монетки, беру пирожки с рыбой и наконец вижу воочию: китайские партизаны, к тому же на славу вооруженные вибрационными статически-образными пистолетами. Вот я и бросаю рыбные пирожки с томатным соусом и дую назад в контору, где Малыш все еще прикован к экрану. Он на секунду отрывается от своего зрелища, плотоядно ухмыляется и говорит:
– Хочешь растлить ребенка и тут же его распотрошить?
– Обратись в слух и внимай. – И я ему все выкладываю. – Эти косые да узкоглазые шутить не будут, ясно?
– Ну и что? – говорит он. – У меня еще есть Управленческие Книги. Я могу хоть завтра вдребезги расколошматить этот полустанок.
Без толку с ним говорить. Гляжу я повнимательней, и до меня доходит, что блокада планеты Земля прорвана. Целыми армиями вторгаются разведчики. И все заинтересованные лица по горло сыты Несносным НиНом. А он только и может сказать: «Ну и что? У меня еще есть». Резкая смена кадров.
– Управленческие Книги в наших руках. Фильм воняет горелым выключателем, словно паяльная лампа. Предварительно записанная тепловая вспышка сосредоточивается на Хиросиме. Этот полустанок настежь открыт для раскаленных людей-крабов. Медитация? Слушайте: ваша армия распыляется при поэтапной игре в «симбиоз». Мобилизованы мотивы возлюбить Хиросиму и Нагасаки? Вирус для защиты терминальных сточных вод Венеры?
– Все народы проданы лжецами и трусами. Лжецы, которым нужно время для проявления будущих негативов, надувают вас новыми лживыми посулами, а раскаленные люди-крабы сосредоточивают в Риме войну с фильмом на истребление. Эти донесения воняют Нова распроданной работой, дерьмовыми рождением и смертью. Ваша планета захвачена. На всей пленке вы – псы. Вся планета проявляется в терминальное тождество и полную капитуляцию.
– Но предположим, что киносмерть в Риме не сработает и благодаря нашим стараниям каждое мужское тело больше обезумеет, чем пересрет. Нам нужна зацепка, чтобы раскрутить порок на всю катушку. Показать им с Божьей помощью, какими мерзкими могут стать в темной комнате самые омерзительные картины. Устроим печные засады. Прольем свет на все управленческие трюки. Мошенничество с симбиозом? Могу точно сказать, что «симбиоз» – засада, откуда прямая дорога в печи. «Люди-псы» должны быть съедены заживо под раскаленными добела небесами Минро.
А «мальчики на побегушках» и «штрейкбрехеры» Несносного НиНа фискалят направо, налево и в центр:
– Мистер Мартин и вы, члены правления, пошлые, слабоумные американцы, вы еще пожалеете о том, что с помощью своих синтетических грибов призвали Богов майя и ацтеков. Не забывайте, мы храним точную джанковую меру причиняемой боли, а боль эта должна быть оплачена сполна. Понятно, мистер Несносный Мартин, или я должен еще пояснить? Позвольте представиться: Майяский Бог Боли и Страха с раскаленных добела равнин Венеры, а это вовсе не Бог пошлости, трусости, уродства и слабоумия. На поверхности Венеры есть прохладное место, на триста градусов холоднее окружающего пространства. Уже пятьсот тысяч лет я удерживаю это место от притязаний всех конкурентов. А теперь вы хотите использовать меня в качестве своего «мальчика на побегушках» и «штрейкбрехера», управляемого с помощью машины «Ай-Би-Эм» и горсточки вирусных кристаллов? Как долго вы, «члены правления», смогли бы удерживать это место? Думаю, секунд тридцать, со всеми вашими сторожевыми псами. И вы собирались направить всю мою энергию на операцию «тотальное уничтожение»? Все ваши «операции», тамошние или здешние, те или эти, как начнутся, так и кончатся, а потом – ищи-свищи. Верните мне имя. За это имя надо платить. Вы не заплатили. Мое имя – не для ваших целей. И отныне я считаю, что о тридцати секундах записано.
И видно, как простаки набираются ума, толпясь зловещими группами, и все громче становится ропот. С минуты на минуту ворвутся на улицу пятьдесят миллионов юных недоумков с пружинными ножами, велосипедными цепями и булыжниками.
– Уличные банды, рожденные на Уране в условиях Нова, выходите и боритесь за свои улицы. Призвать на помощь китайцев и прочие случайные факторы. Изрезать всю пленку. Сместить, отрезать, спутать, заболтать голосовые линии Земли. Слыхали о «Зеленой Сделке» Правления? Они намерены, нарядившись бабами, вскочить в первую спасательную шлюпку и бросить своих «людей-псов» под раскаленными добела небесами Венеры. Операция «Бич Небесный», известная так же, как Операция «Тотальное Уничтожение». Хорошо же, управленческие ублюдки, мы, с Божьей помощью, покажем вам Операцию «Тотальное Разоблачение». Дабы увидели все. На Таймс-сквер. На Пиккадилли.
Короче, упаковывай свои горностаи
– Короче, упаковывай свои горностаи, Мэри… Мы немедленно сматываемся… Я уже видел, как это происходит… Простаки на нас ополчились… И легавые на подходе… Помню, ездил я с Джоном Известняком насчет «Угольного Дельца»… А проворачивалось оно так: арендует он амфитеатр с мраморными стенами, он ведь камни расписывает, ясно? пока ты ждешь, может фриз сотворить… Так вот, напяливает он, значит, водолазный костюм, точно старый Пройдоха-Сюрреалист, а я влезаю на высокий пьедестал и качаю ему воздух… Ну а он принимается малевать соляной кислотой на известняковых стенах и носится, как реактивный, с помощью воздушных струй, так он может за десять секунд всю стену разукрасить, углекислый газ опускается на простаков, и те начинают кашлять и ослаблять воротнички.
– Но что он рисует?
– Не важно, главное – публике нравится, и весь театр задыхается…
Короче, выворачиваем мы у этих бедолаг карманы и двигаем дальше… Если не зевать, никто вам дела Нова не пришьет… Являемся мы в этот городишко, и мне сразу как-то не по себе.
– Что-то за этим кроется, Джон… Что-то не так… Чует мое сердце…
Но он говорит, что с тех пор, как нагрянули легавые Нова, копы на меня вечно страху нагоняют… К тому же мы ни при чем – обчищаем себе карманы пьяных лохов, только и всего, все-таки три тысячи лет в шоу-бизнесе… Вот он и превращает свой амфитеатр в каменоломню, созывает туда женские клубы, поэтов и очковтирателей и устраивает, по его словам, «Культурную Программу», а я влезаю в кабину подъемного крана и качаю ему воздух… Тут-то и собирается толпа лохов – старые мумии, увешанные бриллиантами, сапфирами и изумрудами, одна пышнее другой… Вот я и думаю: может, я не прав и все чисто, и тут вижу, что нагрянуло чуть ли не полсотни молокососов в аквалангах и с рыбьими острогами, и, недолго думая, ору с подъемного крана:
– Иззи Громила… Сэмми Мясник… Эй, наших бьют!
А про воздушный насос-то я и забыл, и Угольный Малыш синеет и пытается что-то сказать… Я спохватываюсь и подкачиваю ему немного воздуха, а он вопит:
– Нет! Нет! Нет!
Я вижу, как надвигаются другие простаки с фоторужьями и статическими пистолетами, Сэмми с ребятами ничего не могут поделать… Эти юнцы врубили реверс… И тут появляется, дабы разобраться, что тут за шум, сам Синий Динозавр и принимается швырять в этих неучей свои магнитные спирали… Те сперва отступают, а потом у него кончается заряд и он останавливается. Тут-то легавые Нова и надели на всех нас антибиотиковые наручники.
Соседи в аквалангах
Ездил я с Достойным Джоном насчет «Угольного Дельца»… Воровство с участием шайки покупателей… А об афере этой он услышал по радио… Вот он прошлой весной и принимается расписывать Ограду «Д»… И в захолустье обсирается воздушными струями… Десять секунд простоя, кончился наш углекислый газ, и по этому поводу мы начали кашлять и задыхаться под пальмой в кадке, в вестибюле…
– Медлить не приходится, ясно? Надо выпутываться из «Мошенничества с Рыбным ядом».
– Понял… Если не зевать, никто…
Снова переместившись в Южную Америку, врываемся мы в этот городишко, и нас тут же нагрел этот гнусный Джон… Он-то своего не упустит… Сжег во мне три тысячи лет игрой в полицейских и воров… Короче, собирается толпа лохов в вирусе, они вот-вот растворятся, и все шито-крыто… Ассимилируем бриллианты, сапфиры и изумруды – один за другим… И тут меня окружает чуть ли не полсотни молокососов… А у него только Сэмми с ребятами… Одна доза… Врубили реверс… Передвижная лавочка закрывается, а так я работать не могу… Джон устроил мне лечение… Нагасаки в кислоте на стенах постепенно исчез под каучуковыми деревьями… Джон может пешком дотянуть обратную связь до 1910 года… Мы были не прочь купить и с осадком… Запастись им на воротничках в китайской прачечной…
– Но что за душный телесный пансион…
Убаюкивает старых комедиантов… Словно Клеопатра ядовитого гада, вешает на вас дело Нова…
– Спиртное?.. Я его не люблю… Пустые карманы в истертом металле… Чуешь?
Но Джон говорит:
– Со времен космической аферы копы на тебя вечно страху нагоняют… Старая мумия увешана…
Тяжело и невозмутимо держится за прохладное кожаное кресло… Разглаживает редкие усики… Я остановился перед зеркалом… Еще краше в накрахмаленном воротничке… Это соседи в аквалангах с бесплатным завтраком повсюду распевают «Шестнадцатилетнюю милашку»… Я пошел без Иззи Громилы…
– Эй, наших бьют!
Как раз добрался до китайской прачечной… Узкоглазого у входа-то я и забыл… Словесная доза выводит из личинки Синего Динозавра… Я прочел ее магнитно задом наперед… Единственный способ сориентироваться… В поездках с узкоглазым малышом Джон настроил глотку так, словно уже сделана запись… «Каменное Чтение» – так называем мы это в отрасли… Пока вы ждете, он уже упаковывает вещи в Риме… Я проверил водолазный костюм, как и каждую ночь… Там, на высоком пьедестале, разыгрываю этот чудовищный спектакль… В кислоте на стенах… Хоть часы сверяй… Словом, попадаются нам двадцать улепетывающих через боковое окно простаков и воротнички…
– Но что в Сент-Луисе?
Всплывает картина памяти… И мы в качестве старых комедиантов потрошим серебряные гарнитуры, банки и клубы… В ту ночь, когда мы уходим, на вас вешают Дело Нова… Мне как-то не по себе… Что-то убирается в прачечной, и моя плоть это чует…
Но Джон говорит:
– Днем после дельца копы вечно страху нагоняют… Обычное дело после грабежа…
Мы ни при чем, обчищаем себе карманы… Но один раз все идет наперекосяк… шоу-бизнес… Мы никак не можем отыскать поэтов и разглаживаем редкие кадры, а плоть не действует… Вот мы и остались без связи, точно севшие на мель идиоты… По-моему, нам подложила свинью собственная хворь… Они нас взяли… Старые мумии на поезде с джанковым топливом… Нагрянула тающая плоть в аквалангах… Во всю глотку ору с подъемного крана…
– Эй, наших бьют!
Вспыхивают три серебристые цифры… А про мадридские улицы-то я и забыл… И, ясное дело, подкачиваю ему немного воздуха, а он сказал:
– Que tal, Henrique?
Я стою и качаю ему воздух в невидимую дверь… Врываемся мы в городишко, и тут же сексуально возбуждающая мазь…
– Док очумел тут, Джон… Что-то не так… Слишком много испанского.
– Что? Это – зеленое море? Зеленый театр?..
Так что мы потрошим простаков и в качестве старых комедиантов арендуем домик… И смываем с этого прохладного чистого китайского героина налет шоу-бизнеса… А Джон приступает к полноценному зеленому ритуалу и устраивает волокнистый серый амфитеатр в старой репе… А про тяжелое синее безмолвие-то я и забыл… Угольный Малыш прибегает к помощи холодного жидкого металла и бежит подкачивать ему немного воздуха в голубой дымке испарившихся киношлемов… Металлическим джанки не подфартило… Ребятишки пересеклись с Полицией Нова… Мы всего лишь поток пыли с размагниченных моделей… Шоу-бизнес… Календарь в веймарских юношах… Поблекшие поэты в безмолвном амфитеатре… В этом воздухе исчезла его тюрьма… Щелкаем Сент-Луис под гонимой ветром сажей… Вот я и думаю: может, я был в старой клинике… Неподалеку от Восточного Сент-Луиса… За пару зелененьких в неделю краше не бывает… А про «Мамашу»-то я и забыл… А вы бы?.. Док Бенвей и Угольный Малыш устраивают в Далласе заварушку, и все из-за этого насоса – очумели от эфира и подмешали киношлемы…
– Он ушел через весь город, и тут же позади магнитофоны с его голосом, Джон… Что-то не так… Могу я задать бесцветный вопрос???
– Порядок… Главное – у меня есть тишина… Словесная пыль оседает три тысячи лет сквозь старый голубой календарь…
– Уильям, no me hagas caso[3]… Люди, которые сказали мне, что я могу на тебя настучать, сами раскалываются как миленькие… – сказал Уильяму «Прощай» и «Если не зевать», а я услыхал, как он врывается в этот городишко, и тут же захлопнул дверь, когда увидел Джона… Что-то не так… Невидимый гостиничный номер, только и всего… У меня был только нож, а он сказал:
– Ну и жарища – это Легавые Нова прорвались сквозь швы… Словно три тысячи лет в раскаленных клешнях у окна…
А ми-истер Уильям в Тетуане и говорит:
– У меня есть штуковина, безопасная и жутко хитроумная… Эти бесцветные листы – и есть воздушный насос, а я вижу плоть, только когда она приобретает цвет… Написанное содержит некую идею, которая движет всякой плотью…
А я сказал:
– Уильям, tu es loco[4]… Врубил реверс… No me hagas, пока ты ждешь…
Кухонный нож в сердце… Чует… Ушел… Врубил реверс… Место бесполезное… No bueno… Он упаковывает caso… Уильям, tu hagas вчерашний вызов… Эти бесцветные листы пусты… Можете искать где угодно… Бесполезно… No bueno… Adis, ми-истер Уильям…
- Пока подружка в коме
- Последний поворот на Бруклин
- Эй, Нострадамус!
- Страх и отвращение в Лас-Вегасе
- Брошенные машины
- Голый завтрак
- Нова Экспресс
- Вернон Господи Литтл
- Царство страха
- Поколение свиней
- Лучше, чем секс
- Ромовый дневник
- Пигмей
- Сочини что-нибудь
- Пристань святых
- Реквием по мечте
- Ссудный день
- Любовь гика
- Дневник
- Вирт
- Джанки
- Рабы Microsoft
- Мягкая машина
- Цирк семьи Пайло
- Билет, который лопнул
- Пыльца
- Бойцовский клуб
- Прогулка
- Чердак
- Человек теней
- Дикие мальчики
- Приют святой Люсии для девочек, воспитанных волками
- Год Оракула
- Голый завтрак
- Мягкая машина
- Билет, который лопнул
- Нова Экспресс