В день своего пятидесятилетия Дэвид Глесс отдался воспоминаниям о людях и событиях, так сказать, возвратился в прошлое.
Это нельзя было назвать праздником в прямом смысле: никто ему не подарил ни цветка, ни торта, ни комплимента, да и сам он не позволил себе даже лишнего глотка пива. Недолгие воспоминания резюмировались одной фразой: «Какое все–таки свинство – жизнь!»
Тут в лавку влетела мисс Троссет и напустилась на мистера Глесса: зачем он ей продал красную фасоль, которая никак не желает поджариваться?
Обычно Дэвид Глесс не имел ничего против мисс Троссет – покупательницы скаредной и вечно недовольной, но в этот день, да, как раз в этот среди стольких других, она ему не понравилась. Между тем, вздорная злобная трещотка и не собиралась останавливаться.
– Мне надо купить полфунта риса, но ведь ясно, что он будет весь заплесневелый и в мышином помете! А уж как вы меня обжулите на унции перца!
Бакалейная лавка Дэвида Глесса располагалась между Лавендер Хилл и Клапхэм Коммон на углу кривой улочки, уходящей в мрачный захламленный пустырь. По необъяснимой причине «смог» – этот тяжелый, черный туман Лондона – оседал именно в здешних краях.
И в данный момент безобразная рваная пелена цвета сажи развернулась перед окном: стены старой транспортной конторы на той стороне померкли и пропали из поля зрения.
Дэвид Глесс мягко вступил в монолог:
– Анабелла Троссет, подите вы к дьяволу.
– Что?… Как?… Вы сказали…
Мисс Троссет закрыла руками живот, словно ожидая немедленного удара.
– Мало вам еще? Хотите слушать дальше, пожалуйста: вы грязная потаскуха… любовница старого ножовщика, прогнившего от блуда и экземы, вы, любезная… воруете в больших магазинах!
– Праведный Боже! – взвыла мисс Троссет, которая в свое время была одной из самых ярых прозелиток Армии Спасения. – Небо, защити меня… Пьяница… Сумасшедший…
– Фасоль в моей лавке первосортная, и я в жизни никого не обвесил, – змеиным шепотом продолжал Дэвид, – и должен вам сказать, балованное дитятко сточной канавы…
Он заговорил совсем тихо, прислушиваясь к шуму, который пробивался сквозь плотную завесу тумана…
– Должен вам сказать…
– Не желаю ничего слушать, – завопила мисс Троссет и заткнула уши.
– Отлично, – усмехнулся бакалейщик, – это лучшее, что вы могли придумать.
Шум постепенно определялся: грр… грр…
Покупательница настежь распахнула дверь и несколько помедлила перед черной рыхлой стеной.
Дэвиду Глессу нарастающий шум был хорошо знаком.
– Ступайте к дьяволу, Анабелла Троссет! Если не ошибаюсь, вы сейчас туда попадете.
И он сильно толкнул ее в спину.
Мисс Троссет поневоле ускорила шаг и растянулась на мостовой в ту секунду, когда из тумана появился… грр… грр… огромный грузовик, забитый тюками с хлопком для завода компании «Бразилиа».
* * *
Возможно, в мире и есть места, где о мертвых говорят хорошо. Лавка Дэвида Глесса к ним, безусловно, не относилась, особенно когда собирались окрестные кумушки.
На улице «смог» рассеялся после внезапного утреннего ливня и проглянуло смутное солнышко; дождевая вода смыла очерченный мелом контур, где лежал труп мисс Троссет.
Отпуская муку, маринованную лососину и патоку, Дэвид внимал поучительной беседе добросердечных покупательниц.
– Упокой Господь ее бедную душу!… Однако, представьте, эта тварь носила шляпу и кастрюлю святых дам из Армии Спасения и в то же время служила… подстилкой этому старому подонку – лудильщику Слайку.
– Так, – соображал мистер Глесс. – Это не ножовщик, а лудильщик. Ладно.
– У нее нашли кучу вещей, пропавших из магазина бижутерии миссис Хук, куда она устроилась якобы подметать полы.