Несколько предварительных замечаний от автора,
в коих размышляет он о несомненной пользе мемуаров
Доводилось ли вам читать мемуары? Ну уж наверное. Среди моих соотечественников нередки люди, для которых история, описанная с детальной точностью очевидца, является единственно возможным чтением. К чему все эти романисты с их цветистыми побасенками и придуманными героями, когда есть события подлинные и герои истинные? Вот о ком интересно узнать. Не тратишь время на сантименты, а сразу окунаешься в череду событий, составляющих страницы истории Государства Российского. Даже если каждый автор дневников видит по-своему и картина, вышедшая из-под пера его, не совсем справедлива, она все равно более достоверна, чем сочинения господ романистов.
Так вот признаюсь вам, что и я более ценю мемуары, а потому прочитал их достаточно и удивить меня сложно. Однако недавно довелось мне поработать в старом архиве, куда пустил меня хранитель библиотеки князя Орлова. Ее решено было перестроить, но прежде стали разбирать некоторые бумаги, бессистемно лежавшие в хранилище. Я с радостью воспользовался такой возможностью: мне нужны были подлинные свидетельства времени, о котором задумал я роман.
По истечении нескольких часов, проведенных в архиве, моя жажда правды факта в значительной степени поостыла. Хранилище располагалось в подвале, достаточно сыром и озаряемом лишь парой свечей, что выдал мне старик-хранитель. То и дело в углу что-то шуршало, вероятно, мышь, которая до моего появления чувствовала себя полноправной и единоличной хозяйкой человеческой истории. Уверяю вас, что несмотря на сии неблагоприятные условия и мою субтильную природу, я держался молодцом и сдался только тогда, когда могильный холод десятилетий, пылящийся на полках в сыром подвале, окончательно пронизал все мои члены, но так и не открыл мне того, чего алкал я жадной душою не столько романиста, сколько исследователя. Только в этот самый миг дал я слабину и решил, что поиск следует прекратить, поскольку вряд ли он увенчается чем-нибудь стоящим. Я бы так и поступил, если бы мой прощальный взгляд не упал на пухлый том.
Господь вознаградил меня за мои старания (так, кажется, принято выражаться в подобных случаях?). Да, он вознаградил, потому что сии дневники оказались настоящим сокровищем. Как и большинство подлинных свидетельств, стремящихся отразить время без прикрас, записки экспедитора Тайной канцелярии Ивана Самойлова не могли в свое время увидеть свет по вполне понятным причинам: слишком близки были события и имениты лица, в них участвовавшие. А у нас на Руси, как известно, от сумы да тюрьмы не зарекайся, особо если посягнул ты на честь сильных мира сего.
Но вот эпоха минула, господа, чьими страстями и волей она двигалась, давно предстали перед высшим судией, и я решил, что могу без опаски вплести достоверные факты в свой роман. А для меня, как я уже докладывал, правда превыше вымысла, пусть и самого талантливого.
Верить или не верить всему рассказанному в этой книге, дело каждого читателя. Одно скажу, меня записки Самойлова увлекли, потому что созданы они были человеком недюжинного ума, к тому же оказавшимся вовлеченным в водоворот самых невероятных событий при царском дворе сразу после смерти императора Петра. Будучи сержантом драгунского полка, Иван Самойлов попал на службу в Тайную канцелярию и Тайный приказ, от одних названий которых у современников холодели руки и выступал пот. Наш же герой числился в сих Приказах экспедитором, или, если хотите, дознавателем до 1778 года. Так вышло, что именно через него прошли чуть ли не самые занятные и запутанные дела.
Записки Самойлова дали моему замыслу необходимую законченность, я облачил исторические факты в романную фабулу и предлагаю вам перенестись без промедления в эпоху переломную, когда решалась судьба не только нашего героя, но и всей России.
Часть I
Дозор
Глава I,
в коей герой наш, будучи испачкан грязью, переживает меж тем самый светлый миг своей жизни
В те времена, когда наш царь Петр Великий уже покоился в Петропавловской крепости, а царица наша, Екатерина, политикою не интересовалась, а больше предавалась безмятежным развлечениям, дела государственные сосредоточились в руках нескольких сподвижников Петра. Но, видно, открывшаяся возможность править единолично оказалась для них слишком тяжким испытанием – между ними началась борьба за власть. Екатерина же не знала о том или делала вид, что не знала. Судьба вознесла ее на трон из простых горничных, дворцовая жизнь так и не развила склонности к управлению государством, и она взирала на обязательства, возложенные на нее императорским званием, сквозь пальцы. Да и нелегкое это дело – быть государыней на Руси. Кроме непрестанной заботы о подданных надобно, все время держать ухо востро: хитроумные интриги при русском дворе легко приводили к власти одних, чтобы потом с той же легкостью убрать их с пути других. Долго на нашем престоле задерживались лишь избранные, к коим принадлежал государь Петр Алексеевич. При нем многое в России-матушке изменилось. Стали брить бороду, курить табак, и что уж совсем для «византийской» натуры нашей не свойственно – звания начали получать по заслугам, по способностям, а не только по крови дворянской и боярской.
Так при дворе оказался и светлейший князь Александр Данилович Меншиков. А начинал, было дело, мальчишкой на побегушках в торговой лавке и вот ведь до каких высот дошел. Конечно, заслуги его перед Отечеством были велики, а потому сподвижником императора и его фаворитом стал он по праву. И отвагу воинскую Александр Данилович проявил, и людишек на работу организовать умел, независимо от чина и звания, и искусства с науками поощрял. Но и корыстолюбием отличался князь, козни строить умел, как никто другой, коварства и жестокости ему было не занимать. Поговаривали при дворе, что после смерти Лефорта Петр, знавший о грехах любимца, сказал: «Осталась у меня одна рука, вороватая, да верная». А вот когда и сам русский царь покинул этот бренный мир, то оказалось, что не все довольны сосредоточением власти в «верной руке» сановного баловня судьбы. Но обо всем по порядку.
Заглянем в записки Самойлова и увидим, что он так начинает повесть своей жизни:
…Получив отпуск по случаю болезни и смерти отца, я, возвращаясь с похорон, должен был выполнить последнюю волю умершего – наведаться к князю Меншикову.
А значит, и мы начнем наш роман так. Представим себе, как лет двадцати с небольшим юноша (это и есть наш герой, сержант драгунского полка Иван Самойлов) шагал по мощеной улице, а на плече у него была лишь котомка с вещами. По дороге к Светлейшему он завернул к торговым рядам. Следовало подкрепиться перед столь значимым визитом. Обычный с виду день только зачинался, но базарная жизнь кипела вовсю: торговцы ругались с покупателями, пытавшимися отвоевать лишнюю копейку. Какой-то малец решил было украсть с лотка несколько яблок, да был пойман стражами порядка. Гвардейцы волокли незадачливого воришку к телеге, тот сопротивлялся, вырывался что было мочи из крепких рук. Юродивый, что до сего момента отрешенно мотал головой в такт просьбам о милостыне, прервал свое гнусавое «Подайте, кто сколько может, на хлебушек» и погрозил гвардейцам пальцем, промычав: «Не следует обижать малых детушек. Бог накажет». Один гвардеец шикнул на блаженного, замахнулся на него прикладом для острастки, оборванный мужик замычал в ответ что-то невнятное. До чуткого уха Ивана донесся голос торговки, что склонилась к своей товарке и возмущенно шептала ей на ухо:
– Совсем Бога не боятся. Где ж это видано, чтобы блаженных на Святой Руси не слушали? Нехристи!
– Ох, матушка, я и сама замечаю, недобрые времена настали.
Засмотревшись на картины столь кипучей для раннего утра жизни, Иван и не заметил летевшего по базарной площади всадника. Лишь резкий окрик «Посторонись!» спас его от копыт лошади, что неслась во весь опор. Он молниеносно отпрянул (реакция у него была отменная, несмотря на юный возраст), но налетел на прилавок. И поскольку расстояние между Самойловым и всадником не позволило им разойтись без последствий, то Иван ощутил всю силу оных на себе. Брызги мутноватой жидкости, вылетевшие из-под копыт, осквернили его чищенный накануне по случаю важного визита темно-зеленый кафтан да вдобавок испачкали лицо. Вот тебе и позавтракал! Он весь сосредоточился на том, чтобы привести костюм в порядок, но звонкий девичий смех прервал его занятия. Это уже было чересчур. Всегда и сам готовый посмеяться над человеком, попавшим в неловкое положение, тут он пришел в бешенство. Только что на глазах почтеннейшей публики он чуть было не лишился жизни на самом ее пороге, и что же вместо слов сочувствия и поддержки?.. Оказался достоин лишь смеха?! В возмущении поднял наш герой глаза, чтобы покрыть презрением виновниц, но увидел на противоположной стороне улицы двух прелестных особ.
Читая сии строки, я счел возможным привести их дословно. К чему описывать чувства героя, тогда как он сам потрудился пережить их, перенося на бумагу?
Все мелочи этой встречи, как и сейчас у меня перед глазами, хотя лет и событий с того памятного момента минуло немало. Они стояли у лотка напротив входа в аптекарскую лавку. Одна была постарше, но пониже ростом, с темными волосами. Она лукаво улыбалась, глядя на меня. Вторая, видимо меньшая, – веснушчатая блондинка – и была обладательницей звонкого смеха. Я решил, что они сестры. В их чертах было много общего.
Едва я взглянул на их прелестные лица, как весь мой гнев моментально улетучился. Я расплылся в робкой улыбке и выглядел, думаю, довольно глупо: забрызганный камзол, перемазанное лицо, улыбка, появившаяся на моем лице столь некстати. Но как бы я хотел снова оказаться на том месте в столь глупом положении! И теперь, по прошествии многих лет, я уверен, что это было одно из самых счастливых мгновений моей не самой счастливой жизни.
Да как же нашему герою не испытать смущения? До поры женщин Иван почти не видел, разве дворовых девок в родовом имении. Отданный отцом на службу в полк еще в шестнадцать неполных лет, он привык к солдатскому взгляду на жизнь. Грубоватое отношение военных к прекрасному полу хоть и вызвано было скорее скудостью выбора (ведь кроме пяти видавших виды маркитанток в полку никого не было), но стало единственно возможным для него.
Совсем смутившись под насмешливыми взглядами красавиц, Иван поспешил перейти улицу, но вновь чуть не попал под карету. Это вызвало еще больший смех. Чтобы хоть как-то сгладить неловкость своего положения и произвести на дам должное впечатление, он поравнялся с ними и вознес руку к треуголке.
– Честь имею представиться, Иван Самойлов!.. – отрапортовал юноша со всей веселостью, какую нашел в недрах суровой солдатской души.
И тут его снова задели, на этот раз прохожий. Ничего не скажешь, если уж не задалось с утра, так, почитай, весь день насмарку. Брюнетка посмотрела на героя нашего с лукавой улыбкой:
– Вам бы поводыря нанять!
– А то так не ровен час… – поддержала ее меньшая.
Несерьезный тон, который они взяли для разговора, казалось, не сулил Ивану ничего хорошего, но надежда его на прочность знакомства все более крепла – уж больно о многом говорили глаза той, что с темными волосами. Поддавшись чарам этих глаз и игривости тона, он ответил:
– Поводыря? Так я с радостью! Возьметесь?
Девушки переглянулись и вновь рассмеялись.
В этот момент из лавки вышел грузный придворный с потным лицом и, повернувшись, крикнул в открытую дверь:
– Ага, ты себе эти пиявки знаешь куда засунь?! Никакого проку от этих лекарей.
Он подозрительно оглядел молодого человека и сердито окликнул дочерей:
– Поехали отсюда!
Под его тяжелым взглядом веселость девушек мигом слетела с прелестных лиц. Но перед тем как скрыться в карете, старшая из сестер улыбнулась Самойлову на прощание и сделала чуть заметное движение рукой. Он с грустью посмотрел на отъезжающую карету, помахал в ответ и тяжело вздохнул. На сердце стало сладостно и горько – два этих чувства смешались в его душе в единый миг. Слишком уж хороша и вместе с тем недосягаема была красавица для простого драгунского сержанта, пусть даже дворянских кровей.
Иван с тоскою опустил глаза и обомлел: на земле, где только что стояла карета, белел платок. Он поднял его, вдохнул запах незнакомых духов и прикрыл глаза от удовольствия.
Его вернул к действительности гнусавый голос:
– Что, солдатик, видит око, да зуб неймет?
Самойлов оглянулся и увидел того юродивого, что пытался защитить от гвардейцев мальчишку. Иван почтительно произнес в ответ:
– Всему свое время. Скажи-ка, добрый человек, как мне к дому князя Меншикова пройти?
– Так ты оборотись направо-то! Вот он перед тобой!
Самойлов повернулся к цели своего путешествия и увидел, как к парадному подъезду дома Светлейшего подъехал человек в плаще. Одним махом всадник покинул седло и поспешил ко входу. Самойлов немедля последовал его примеру.
Глава II,
в коей Светлейший плетет интриги, будучи сам опутан сетями Тайной канцелярии
Александр Данилович подошел к окну, побарабанил пальцами по стеклу. За последнее время, пожалуй, не было в государстве Российском человека более могущественного. Знал князь, и кому, может быть, даже помимо воли сей персоны, «обязан» сим положением. Не только покровителю своему умершему, но и вдове его Екатерине. «Это хорошо, что дела государственные не прельщают Ее Величество, несмотря на годы, проведенные рядом с царственным супругом. Как не стало над ней более длани Петра, призывающей к порядку и чувству меры, так словно прорвало бурный поток. Пускай ее тешится, это нам только на руку, – стоя у окна, рассуждал Александр Данилович. – Пусть предается увеселениям, пусть подолгу от них отходит. Главное, чтобы не мешала».
Екатерина тоже слишком хорошо помнила, кому обязана своим восхождением на трон, начинала-то она горничной в пасторском доме. А после взятия Мариенбурга и пленения оставили ее прислугой у драгунского полковника Бауэра. Там-то и приметил хорошенькую девушку Меншиков – уж больно ловко прислуживала на обеде. Александру Даниловичу как раз нужна была такая расторопная прислуга, да к тому ж приправленная европейским лоском. И, как всегда, не прогадал царский любимец! В первый же раз, как увидел Петр прелестницу в доме Светлейшего, так и приказал «принесть свечу в опочивальню». Благодаря чему оказалась Марта Скавронская царевой женой, перекрестившись в Екатерину. Может, и не самое приятное это было воспоминание, но ее ливонская кровь понуждала помнить добро. К тому же именно стены княжеского дома стали свидетелями первой романтической истории с денщиком царя, а затем и с самим Петром. Амурные сцены юной страсти не раз вызывали у императрицы ностальгические слезы.
Размышления князя были прерваны. Из окна он увидел, как подъехавший к дворцу всадник соскочил с лошади и направился к дверям. Его шаги гулко отозвались в анфиладе комнат.
Едва незнакомец скрылся из виду, в анфиладе мелькнула еще одна фигура. Невзрачный низенький человек, следивший из-за колонн за гостем, поспешил прочь. Ушаков не зря определил в дом князя этого расторопного и смышленого служаку. Его наблюдения давали Андрею Ивановичу не только пищу для размышлений, но и возможность знать каждый шаг Светлейшего.
Ушаков давно приметил за князем привычку не придавать особого значения персонам, состоящим у него в услужении. Ею и воспользовался. Впоследствии эта нелепая рассеянность повлияет на жизнь Александра Даниловича самым роковым образом. Но пока Светлейший князь вынашивал весьма амбициозные планы и уж конечно не помышлял о столь скором падении.
По озабоченному лицу доносчика было видно, что ему есть что рассказать начальнику Тайной канцелярии, приставившему его следить за означенной персоной.
Меншиков внимательно прочел письмо, доставленное посланником, и, сложив его, пытливо взглянул на гостя.
– Значит, генерал Ордена уверен, что сможет добиться согласия самого Папы?
Посланник ответил с итальянским акцентом:
– Ваша светлость! Масоны – самая влиятельная сила в Европе! После брака царевича Петра с вашей дочерью наш Орден заинтересован в еще большем политическом укреплении своего члена, ставшего во главе России. Если с наследником приключится беда, Папа официально признает вас императором и у монархов Европы не останется выбора. Но это необходимо подготовить. Люди, искушенные в подобных делах, уже на пути к вам.
Меншиков смерил посла долгим взглядом и, взяв колокольчик, промолвил:
– Я позабочусь, чтобы их встретили и тайно доставили ко мне. Не угодно ли с дороги? – Он налил водки из графина. – Может, баньку?
– Благодарю, генерал Ордена желал, чтобы мой визит остался в тайне, я должен ехать немедленно.
Посланник поклонился и вышел. Меншиков вернул колокольчик на стол и направился проводить гостя. Сквозь приоткрытую дверь Александр Данилович увидел Самойлова. Да и как не увидеть? Иван чуть не столкнулся в дверях с масоном, не ведая, разумеется, о миссии сего человека и его отношениях со Светлейшим князем. Он вообще в то время слишком мало разбирался в политике и дворцовых интригах.
– Ко мне? – спросил Меншиков, оглядев юношу с головы до ног.
– Сержант драгунского полка Иван Самойлов! – отрапортовал тот.
– Знакомое лицо – знакомое имя. Ну заходи! – ухмыльнулся князь, и Иван оказался в большой белой зале с камином.
А в это время за стенами кабинета происходили странные вещи. Посланник, так желавший остаться незамеченным, чуть только скрылся из поля зрения драгун, стоявших в карауле у дверей князя, получил удар по голове. Он даже и пикнуть не успел, не то что позвать на помощь. Оглушенного масона затащили в боковой коридор. Уже знакомый нам слуга в очередной раз выглянул из колоннады, посмотрел на дверь кабинета Александра Даниловича и, убедившись, что дело его рук осталось незамеченным, поднял оброненную посланником шляпу и поспешил следом за похищенным масоном.
Тем временем в кабинете продолжалась неспешная беседа. Меншиков изучающе разглядывал Ивана.
Потом крякнул, налил себе из графина водки и выпил. Поморщившись, сел в кресло:
– Н-да! Отцовская кровь! Сразу видно! Я бы тебя и так узнал. Уж больно на батюшку лицом схож. Толковый был следопыт твой батя. Мы ж с потешных с ним знались. Сколько раз его сноровка жизнь нам спасала… Жаль, что господь прибрал его так рано. Ну а ты, что ж? По стопам отца пошел али как?
Самойлов прижал треуголку к груди и отрапортовал, как учили в полку:
– С малых лет приучен был к охоте, следы читать. Вот и сейчас, после похорон, обратно в полк.
Князь пристально посмотрел на Ивана, в голове его уже зрел тайный план. «Как вовремя! И главное, его никто не знает, он неприметно выйдет как очередной проситель и выполнит любое поручение.» А вслух сказал:
– В полк, говоришь? Вот что, дружок, сослужи-ка ты мне службу! Встретить надобно одну особу и сопроводить ее ко мне. Одного не пущу, возьмешь себе двух моих драгун провожатыми, что в дозоре на дальней заставе стоят. Но главное – встретить и провезти надо по-тихому… Внутрь кареты не заглядывать. А полковнику твоему я отпишу.
Польщенный столь важным заданием, Самойлов по-солдатски лихо отрапортовал:
– Рад служить, Ваша светлость!
Меншиков, давно не видевший при дворе такой искренности, вдруг замялся:
– Ты это… Оденься поскромнее.
Что-то отцовское прозвучало в этих скупых словах. Иван был тронут до глубины души. Человек, о котором с восторгом слушал он в детстве рассказы отца, говорил с ним так по-свойски, без гонору. Словно ожила детская сказка. Если б он знал, что сказки, овеянные благородством поступков, остались в том глубоком детстве в родном имении.
Глава III,
в коей Самойлов находит кашу недосоленной, а вместе с ней и верных спутников
Предрассветный час затянул густым туманом зелень деревьев. В растворяющихся сумерках таинственная лесная чаща, окутанная седой пеленой, лишь изредка оглашалась одинокими криками птиц. Но по мере того как полдневное светило вступало в свои права, туман потихоньку рассеивался.
Два драгуна, стоявшие на дальней заставе, совершали нехитрый утренний ритуал. Не зря их определили сюда. Место было глухое, но, несмотря на это обстоятельство, всяких недобрых людишек в окрестных лесах хватало. А все потому, что было здесь чем поживиться. Западные рубежи империи проходили неподалеку и разного рода гости вынуждены были преодолевать эти недобрые места. А кто лучше Маслова с Вожжовым сопроводит их? Обережет покой честных странников и купцов? Ведь чутье у драгун было охотничье, сердце отважное, а выдержка железная. Они уже с неделю стояли здесь и ждали скорой замены.
Вот и еще один служилый день зачинался. Вожжов неспешно чистил ружье. Маслов аккуратно брился небольшим ножом. Они не имели привычки болтать по пустякам, а потому все происходило в полнейшей тишине.
Внезапно перед драгунами на поляну вышла олениха. Маслов замер, любуясь на природную грацию животного. Рядом щелкнул взводимый затвор. Маслов обернулся и увидел, что Вожжов прицелился в оленя из фузеи.
– Погоди-ка! – остановил он товарища.
Василий, не ожидавший такой сентиментальности от бывалого драгуна, возмутился:
– Ну что ты?.. Оленины поели бы!
Маслов показал на вспугнутых птиц и шепотом приказал:
– Тсс!
Олениха, тоже почуяв неладное, еще немного постояла на поляне, втягивая туманную прохладу влажными ноздрями, потом нервно задвигала ушами и бросилась в чащу. Маслов, свистнув Вожжову, прижал палец к губам и указал на кусты. Они слишком давно служили вместе, а потому все знаки оказались понятны Вожжову. Он залил огонь и нырнул в кусты.
Когда Самойлов выехал на поляну, то увидел лишь дотлевающий костер, небольшой нож, явно служивший еще полминуты назад бритвой своему владельцу, да котелок с дымящейся кашей. По всем приметам он понял, что из кустов за ним наблюдают. Ну что ж, хотите представления? Пожалуйте. Иван не спеша покинул седло и подошел к одиноко висевшему котелку, взял плошку, заботливо поставленную около костра, плюхнул в нее добрую ложку каши, потом подождал, но поскольку компанию ему никто не составил, добавил к первой еще пару щедрых, с горочкой. Вдохнул полной грудью приятный аромат и снял пробу. Каша оказалась отменной, но Иван решил раззадорить тайного зрителя:
– Недосолили! – громко поставил он оценку лесной стряпне.
Но выдержка у наблюдателя оказалась отменная – ни одна веточка не шевельнулась вокруг. Иван понял, что представление пора кончать, а потому крикнул:
– Эй! Хватит по кустам шариться!
В этот самый момент он почувствовал приставленный к спине ствол. Так и застыл с поднятой в руке ложкой – глупый вид, но ничего не попишешь: обыграл его наблюдатель.
– Оборотись-ка, дружок, только медленно!
Самойлов подчинился. Картина, открывшаяся его
взору, не сулила ничего хорошего. По напряженным лицам и наставленным ружьям он понял, что в целом зрители остались недовольны увиденным представлением. Драгуны явно не были рады незваному гостю, да к тому же обладавшему зверским аппетитом. Оценив ситуацию, Самойлов не стал лезть на рожон с начальственным тоном, наоборот, взял эдакий дружеский, даже разухабистый. Такой у них был принят в полку. Видимо, без доброй шутки тяжело солдату, потому как смерти каждый раз в глаза смотреть не всякий может. Вот и сдабривают служивые свою жизнь то шуткой, то байкой.
– А я-то думал, кто ж это костер в дозоре палит! А это наши драгуны греются! Хоть кашу сварили и то ладно…
Один из драгун расплылся в улыбке:
– Ладно скалиться, ты руки-то опусти!
Эта команда понравилась Ивану больше первой, а потому он охотно подчинился и сел на поваленное дерево. Затем покопался в сумке, достал свернутую в трубочку бумагу и протянул улыбчивому драгуну со словами:
– Приказывают нам встретить карету. От реки сопроводить до самой столицы. Вопросов не задавать, внутрь не заглядывать. Это тайный посланник, вроде.
Тот повертел приказ в руках и протянул товарищу. Второй драгун осмотрел письмо, но, видимо, грамота не была его сильной стороной, он погладил роскошный ус и сказал:
– Тайный – значит, тайный!
Долгие годы солдатской службы приучили его к мысли, что приказы начальства и обсуждать нечего – все равно сполнять придется.