0.
– Я сделаю это сегодня утром!
– Где?
– По адресу, который ты мне дал.
1.
Холодно, и жутко трясет, но хорошо, что не воняет, как это обычно бывает в последней электричке в город. В окнах проплывает вокзал, величественный и мерзкий – каждому свой. Город тоже каждому свой, одному – это путь в будущее, другому – в прошлое. Я еду в прошлое.
Электричка дергается и замирает, открываются двери, и я спрыгиваю на перрон.
Снег. Валит снег, как я это люблю. Сквозь снежную стену смотрю на цифровые часы вокзала.
22:00.
Надо же, пришла вовремя. У меня еще есть … Так два часа до полуночи плюс семь. Девять часов. Как раз хватит, хотя, наверное, и много для такого мелкого дела. Еще нужно кое-куда заглянуть.
Я поднимаюсь по ступенькам, ноги вязнут в снегу, идти тяжело. Конечно же, кому придет на ум чистить снег на самом проходном месте крупного сибирского города?! Снег-то растает сам по себе, а вот выделенные средства на его чистку можно списать в свой карман. А еще говорят, что деньги не растут из воздуха.
От такой физкультуры тянет закурить, а где сигарета, там и кофе. Помните же фильм «Кофе и Сигареты» Джармуша? Они просто болтают за кофе весь фильм, а я получил кайф от просмотра. От воспоминаний хочется кофе еще сильнее.
Два года я его не пил.
Аня заставила бросить меня эту привычку действенным и простым способом. Я измерил давление, а потом попил кофе и снова измерил. Повысилось.
– А прикинь, – сказала она тогда, – на сколько повысится давление, если ты семь или восемь раз за день попьешь кофе. Ты вынуждаешь свой организм работать на пределе. Ради меня не пей кофе. Ладно? Я не хочу тебя потерять…
А я ее потерял ровно год назад в этот самый день в этом самом городе. Чертов псих сбил ее на пешеходном переходе и умчался.…
Стоп! Хватит! Не хватало мне еще расплакаться и привлечь внимание ментов, разгуливающих по вокзалу. Им же только и надо, что докопаться до кого-нибудь и напугать. А у меня кое-что есть во внутреннем кармане куртки. Кое-что, что им явно не понравится. Пистолет марки «Макаров» с шестью пулями.
Я захожу на вокзал. Народу почти нет, двое полицейских бродят по периметру. Они даже не смотрят на меня, а мне кажется, что я покраснел. Я привлекаю к себе внимание…. Я ускоряю шаг, главное, не побежать, надо просто быстро идти. Вот она – заветная дверь с надписью «EXIT», я ее толкаю, и вот уже улица и снег, тут спокойнее.
Город… Уже не слышно его шума, он почти спит, дремлет. Даже таксисты разъехались.
Но мне они неинтересны, в этот день я буду гулять, а утром встречу ее…
Мое внимание привлекает яркая вывеска «Посидим, поедим». Вывеска очень яркая, а внутри – дешевая забегаловка, в которой воняет горелым маслом. Почему никто не делает наоборот, ведь это логично. Готовить вкусную еду с приятным запахом, а вывеску можно совсем не делать, и так люди будут идти.
Продавец стоит ко мне спиной и делает шаурму, мое внимание привлекает человек, сидящий за стойкой. Он смотрит в окно и что-то пишет в блокноте.
Мой пристальный взгляд заставляет его повернуть ко мне голову. Он улыбается.
– Не советую вам тут есть, – предупреждает он.
– А вы? Вы же тут едите!
– Я да, но мне надо.
– В каком смысле?
– Я художник, я рисую картину про людей и город. Я пожру тут, потом выпью пиво и пойду рисовать.
– Зачем?
– Зачем рисовать?
– Не-е-т. Зачем жрать тут, если не советуете.
– Я рисую музыканта, который сидит на вокзале и ждет свою возлюбленную. Он поет ей песню про любовь, а она не придет, потому что до этого он ее прогнал. Мне надо чувствовать его боль, но я не могу просто так чувствовать его боль. От этой еды болит желудок, меня тошнит, так я приближаюсь к его боли.
– А почему бы просто не отрезать себе палец? – вылетает у меня.
– Эту идею я придержу для другого раза, когда буду писать про мертвого человека.
Ему подают шаурму, а я покупаю обычный кофе и пачку сигарет «Mallboro». Я всегда курил только их, во всем виноват фильм, а точнее, фильм «Харли Дэвидсон и Ковбой Мальборо».
Я делаю глоток. Кофе горький и сладкий. Выхожу на улицу и закуриваю. Выдыхая дым, не чувствую ничего. Обычно в фильмах в такие моменты герой чувствует облегчение, а я ничего.
Я направляюсь в сторону моста, мне нужно попасть на другую сторону города… Я возвращаюсь домой… Делаю вид, что возвращаюсь.
Затяжка. Глоток кофе.
Ко мне навстречу быстрым шагом движется толстый мент. Что такое?
Он увидел пистолет? Бля! Может, не ко мне.
Я оборачиваюсь. Сзади никого. Значит, ко мне.
Остановиться – единственный вариант, что я и делаю, при этом еще приопускаю руку с сигаретой, чтобы сразу выхватить пистолет. Стрелять в голову? А смогу ли я выстрелить?
– Потушите сигарету! – говорит он мне, тяжело дыша.
И все, только из-за этого и бежал?!
Я бросаю взгляд по сторонам. Урны нет. Тогда просто кидаю сигарету в стакан с кофе.
– Новые тупые правила, – добавляет он.
Я с облегчением улыбаюсь.
– Раньше мы преступников ловили. А теперь у нас преступники все. Поскорей бы пенсия, – он усмехается.
Я киваю головой и шагаю дальше. Как назло, хочется курить и кофе.
Выбрасываю стакан в урну, останавливаюсь. Самое время воткнуть наушники. Если что, я всеяден в плане музыки. Люблю Касту, GUFа, Порнофильмы, Анаконду, Нойза, ДДТ. Но сейчас я включаю Шуберта.
Вы только представьте: сильный снег, яркий серый город, редкие машины, а в ушах играет скрипка. Божественное ощущение. Но я себя не чувствую Богом, может, только Данилой Багровым … Хе, и как я раньше верил всему, что он говорит с экрана. С возрастом ничего не меняется, это точно. Все меняется со знанием. Жаль, что это мало кто понимает, и я в их числе.
Ноги вязнут в снегу.
Год назад была такая же погода?
По-моему, снега было меньше. В такой снег я бы не проехал по проселочной трассе. Да, точно было холоднее, а снега меньше, город вроде лучше.
2.
Я помню то утро, но я до сих пор не понимаю, как я мог на нее так сорваться.
Я помню, что открыл глаза от звонка будильника и подумал:
«А на хера мне это все надо?» Имея в виду работу за 20000.
И эта мысль вертелась в голове до утреннего этапа кухни, где я не стал ничего есть: ныл желудок. Я лишь налил себе Пуэр. Я думал, что он поднимет мне настроение, но каждый глоток был гвоздем в крышку гроба моего настроения: «Что дальше?», «Зачем мне это?», «Чем все закончится и когда?»
Именно в этот момент на кухню вошла вечно улыбающаяся и счастливая Аня, в черной форменной юбке и белой блузке, напевая про счастливые страницы Влади.
– Че не ешь? – спросила она, наливая себе Пуэр из заварника.
– Неохота.
Она села напротив меня, усмехнулась, улыбнулась.
– Ты чего такой смурной? – не унималась она.
– Ничего, – я вложил в этот ответ всю свою тоску, но она не поняла, лишь огрызнулась:
– Какие мы злые!
Я стал осматривать кухню. Я, честно, не искал, к чему придраться, но эти четыре буквы сами бросились мне в глаза. «Kofe». И только тут я заметил, что этими четырьмя буквами исписаны все обои.
– Ты читала эту надпись? – тут же возмутился я.
– Какую? – она обернулась, мельком взглянула и тут же снова уставилась на меня, повторив вопрос: – Какую?
– На обоях.
Она снова обернулась.
– Ну, надпись, да надпись, – пожала она плечами.
– То есть тебя там ничего не смущает?
– Нет. А что?
– А кто их выбирал?
– Мы с мамой на рынок пришли, тебе же тогда было некогда. Ей понравились с Эйфелевской башней.
– С Эйфелевой, – поправил ее я.
– Ну, с Эйфелевой. А мне с кофем, вроде как под стиль кухни. Кофе – кухня.
– Надо их убрать и переклеить.
– Зачем? Красивые же обои.
– Надпись прочитай.
– Ты че с утра со своей надписью завелся?!
– Ты ее прочитай!
– Ну, там написано «кофе».
– Да! Там написано «кофе»! На каком языке?
– На английском.
– «Кофе» на английском через «си» пишется!
– Ой, ну надо же, какие мы знатоки. У всех через «си», у нас будет, – она оборачивается, – через «Ка». Какая разница-то? Год висят и еще повисят.
– Ты понимаешь, что этим мы показываем нашу тупость. Дешевые обои и неправильная надпись! Может быть, тебе нравится быть дурой, мне нет. Я хочу, чтобы у нас все было четко!
– До этого ты эту надпись каждое утро читал, а тут, надо же, она неправильная.
– Вот именно, она меня бесит каждое утро. Кофе. Должно быть через «си». Но ты как какая-то дура, выбрала себе…
– Я не позволю тебе так со мной разговаривать! – рассердилась она и встала. – Ведешь себя по-скотски.
«Ведешь себя по-скотски» – это ее последние слова, сказанные мне лично.
В обед она мне позвонила, мы перебросились парочкой малозначащих фраз, вроде таких: «Как дела? Ел? Вовремя приедешь?»
Вовремя приедешь? Если бы я приехал вовремя… Я задержался на четыре часа, подъезжал к подъезду уже около девяти и тогда ощутил нечто странное. Я не знаю, как это объяснить, но я точно чувствовал, что что-то случилось. Позже, когда несколько раз прокрутил эти события в голове, я понял, что свет в наших окнах горел только в комнате, а Аня боялась темноты, поэтому зажигала свет везде, когда была одна.
Я помню, как поднимался на третий этаж, помню запах жареных беляшей из 34 квартиры на втором, помню, как нечто не давало мне открыть квартиру, помню, как вошел и позвал ее, помню мертвую тишину в ответ.
Из комнаты вышла ее сестра, толстая брюнетка.
– Аня умерла, ее машина сбила, – сообщила она. – Мы звонили тебе, но ты был недоступен.
Я сел в коридоре. Просто сел на пол, надеясь, что это все дурацкая шутка.