4
В оформлении переплета используется иллюстрация художника Михая Тимошенко
© Рус Д., 2020
© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2020
Пробой пространства. Сообщение Лорду гранд-лордов.
«Сила благосклонна. Найдено потенциальное Гнездовье. Индекс совместимости биомассы близок к идеальному. Принято решение об экспансии Полного Круга. Накрыто крылом сорок инкубаторов. Яслям дарован масштабируемый Враг. Сорок миллионов Искр покинули родовые хранилища. Дети лордов встали на Путь. В горниле схватки да родится Сильнейший! Честь и Пламя!»
Глава 1
– Пить… – прошептал я беззвучно, с болезненным хрустом взламывая корку на спекшихся губах.
Трещины мгновенно набухли вязкой кровью. Рефлекторно сглатываю.
Соленая, не утоляющая жажду влага скупо смочила пересохшее горло. Окаменевшим связкам вернулась крупица эластичности.
– Пить!.. – прохрипел я немного уверенней.
Набравший силу голос разогнал липкую тишину.
Невдалеке кто-то взвыл – неверяще, восторженно и влюбленно. Загрохотала опрокинутая посуда, дробно затопали мелкие когтистые лапы – с заносами и прокрутами в интуитивно узнаваемых местах.
Ламинат кухни… паркет коридора… скрипящий порожек дверного проема… истертый ковер у дивана…
Знакомые звуки срывали печати с воспоминаний, вытаскивая меня из вязкой трясины болезненного сна.
«Ночь звездопада! Событие тысячелетия – раскройте глаза и кричите от восторга! Сегодня можно все! Выходите на улицы, поднимайтесь на крыши, танцуйте на шоссе!»
Я встряхнул головой, окончательно приходя в себя. Захлебывающиеся эмоциями голоса телеведущих звенели в мозгах зацикленным эхом.
«Сорок источников метеоритных потоков! Зрелище, способное перехватить дыхание! Завороженно молчат космонавты на МКС! И не стоит прислушиваться к паникерам – пилоты ведь тоже люди, простим им минутную слабость! Наверняка восторженно припали к иллюминаторам и совсем позабыли о времени!
Вы только представьте Землю с орбиты – планета сверкает, словно рождественская елка в отблесках тысяч салютных залпов!
Ох, как же нам сейчас завидуют американцы! На прямой связи со студией наш корреспондент из Нью-Йорка!
– Александр, я вижу вокруг вас множество грустных лиц! Расскажите, как вам наблюдается это невероятное, потрясающее и без преувеличения – уникальное метеоритное шоу в этот ослепительно‑яркий солнечный полдень?»
Болезненно откашливаюсь сухим горлом и вновь трясу головой. Бррр!!!
Вспыхивающие росчерки на фоне ночного неба – это я помню. А еще – заполонившие улицы толпы народа и все нарастающее ощущение тревоги.
«Спешите загадать желание! Океан желаний! Падающих звезд хватит на всех!
Напоминаем! Невероятное зрелище можно наблюдать не везде! Астрономы в недоумении, но звездопад четко локализован. Он приходит синхронными волнами, накрывая город за городом. В России метеоритные потоки сконцентрированы над обеими столицами, Нижним Новгородом, Екатеринбургом и…»
Память постепенно возвращалась. Зацепившийся за очередную картинку разум вывалил на меня пестрый калейдоскоп образов.
Звездопад действительно выгнал на улицы всех!
Не спали даже подслеповатые старушки. Согнав с ночных лавочек дворовую шпану и подстелив на сырое дерево клетчатые пледы, они стройными рядками рассаживались вдоль подъездов. Сморщенные лица задумчиво глядели в небеса и пугали прохожих отблесками звездного света в пустых бельмах выцветших глаз.
Помню сорвавших голоса полицейских, обильно потеющих в тяжелых бронежилетах и хмуро косящихся на ночное небо. Многочисленные патрули из напряженных нацгвардейцев. Ну и настойчивое пиликанье телефона, спамящего все более тревожными эсэмэсками от Системы Глобального Оповещения.
«Внимание! Во избежание несчастных случаев, в ночь с 18 на 19 июня рекомендуем Вам не покидать свое жилище. Избегайте мест массового скопления людей и выполняйте требования сотрудников служб МВД и МЧС».
Воспоминания обретали все большую четкость. Спеша восстановить целостность вчерашнего дня, они накладывались друг на друга, возводя нелепые торосы и одаряя все возрастающей головной болью.
Помню, как во дворах кучковались толпы моих сверстников – скучающих подростков и вчерашних выпускников, лениво добивающих остатки лета. Будущие пэтэушники, стройбатовцы, фигуранты уголовных дел и криминальных некрологов. Лузг семок, ленивое цвирканье слюной, ядреный выхлоп дешевого пива…
Ну хреновый у нас район, что поделаешь? Зона реновации, принудительного расселения и социального жилья, посреди которого зачем-то воткнули два дома для военнослужащих.
Что это – чья-то глупость, финансовая афера или социальный эксперимент? Типа – смогут ли три сотни офицерских семей навести порядок в бетонном муравейнике дешевого новостроя? Так я вам отвечу – хрен там! По крайней мере – в рамках современного законодательства.
Всплывающие в памяти лица царапнули душу ощущением близких неприятностей. Привычно заныл шрам над бровью, однозначно вангующий о скором мордобое. Воспоминания злорадно зачастили новыми слайдами – надменные рожи, сбитые в кровь кулаки, темные пятна на асфальте.
Млин, точно! Вчера у самого подъезда я напоролся на шестерок Зураба, резко осмелевших от выпитого пива и ночной темноты.
Сознание трусливо поджало хвост и вновь попыталось свалить.
Вновь? Кажется, я просыпаюсь уже не в первый раз…
Мысли поплыли, убаюкивающая тьма уверенно возвращалась…
Приближающийся топот мелких когтистых лап закончился характерным шлепком о ковер. Я привычно напрягся, принимая рухнувшую на грудь тушку.
Столкновение оплеухой встряхнуло разум.
– Ратник… – просипел я и поневоле улыбнулся, вновь калеча потрескавшиеся губы и болью расплачиваясь за эмоции.
Крохотный дизель завелся с пол-оборота – кот затарахтел и принялся торопливо вылизывать мое лицо обжигающе-горячим языком. Ратник вел себя странно: то мурчал и ластился, то шарахался и тоскливо взвывал.
Тревога за нежно любимую зверюгу качнула кровь адреналином. Что случилось с моим высокомерным и гордым кошаком? И что, в конце концов, происходит со мной?!
С трудом приподняв онемевшую руку, я погладил бархатистую шерсть кота. Хм, раньше он вроде поупитанней был…
Ратника била крупная дрожь. А ведь он не трус и имя свое получил не в кредит. Еще котенком схлестнулся с ошарашенным псом, задумчиво орошавшим одинокое дерево. Причем дрался кошак не забавы ради, а защищая мою сестру. И не то чтобы она нуждалась в защите, но право на гордое имя кот заслужил. Как и на кличку – после очередных косяков Ратника регулярно понижали в звании до почетного, но хулиганистого Ватника. Благо – раскрас подходящий. Георгиевский кот…
Мурлыканье усилилось, окончательно разгоняя давящую тишину. Сильный и подвижный, кот тыкался лбом в ладони, прихватывал пальцы острыми зубами, требуя ласки и радуясь пробуждению хозяина.
Антидепрессант ты мой замшевый…
Черт, да что ж мне хреново-то так?! И откуда эта вонь? Что за дикий коктейль из кошачьих ароматов, запахов немытого тела и застоявшегося общественного туалета? Плюс еще что-то, тревожное и напрягающее… Кровь, дым, гарь? Але, горим – не горим?
Оставив кота в покое, я спешно потянулся к глазам. Закисшим, намертво слипшимся, с колючим песком под веками. Полцарства за ведро воды!
Ценой десятка вырванных ресниц глаза все же удалось разлепить. Отодвинув настырного кошака, я с трудом приподнял дрожащую от напряжения голову.
Дом, любимый дом.
Привычная палитра запахов, с трудом пробивающаяся сквозь помойную взвесь. Мамины палочки корицы в вазе, кальян на полке и масляные краски вездесущих рисунков сестры. Художница…
Висящие на стене часы с давно издохшей кукушкой печально указывали на полшестого. Маятник застыл неподвижно, цепочки противовесов исчерпали завод. Хм, я же с вечера их подкручивал? Неужели сломались? А ведь это единственное, что осталось от прадеда.
Он прислал их в апреле сорок пятого, в последней посылке из Германии, впечатлившись дивным механизмом. Деньги у командира стрелковой роты были – жалованье в полторы тысячи рублей и еще столько же в оккупационных марках. Плюс – компенсация на наем немецкой прислуги и ежемесячное право на десятикилограммовую посылку домой.
Сейчас мало кто знает о таких деталях – но в нашей семье историю помнят и берегут. Как и память о том, что прабабушка извлекла из часов полсотни иголок для «Зингера», бережно завернутые в вощеную бумагу и крепко выручившие семью в голодные послевоенные годы.
А прадед домой не вернулся. Погиб уже после Победы, четырнадцатого мая сорок пятого года, добивая в Курляндском котле остатки 15-й добровольческой латышской дивизии СС…
Отвлекшись от воспоминаний, прислушиваюсь.
Тихо-то как!
Непривычно тихо для любого дня недели и любого же времени суток. Лишь дробное топтание голубей по козырьку подоконника да неутомимое мурчанье Ратника, трудолюбиво массирующего передними лапами мятую майку на моей груди.
Выходящие на южную сторону окна прикрывают тяжелые шторы. Сквозь щели пробивается солнечный свет, вызывая полный диссонанс с непривычной тишиной.
Не шумит сотнями моторов проходящая через квартал четырехполосная дорога.
Не бьет по ушам мат строителей, сутками суетящихся на бетонном скелете очередного новостроя.
Да и стены не дрожат от перманентного ремонта в нашей недавно сданной многоэтажке.
Хм… Спонтанный выходной после фееричной ночи? Оправдание у людей имеется – ведь не каждое столетие Земля проходит сквозь аномальный кометный хвост?
Ох и кипела новостная лента в ожидании грандиозных событий! На интернет-форумах летела слюна, откладывались кирпичи и оглушительно рвались пуканы. Оказалось, что звездопад касается абсолютно всех! Астрологов и выживальщиков, экстрасенсов и домохозяек, оптимистов и параноиков.
В телевизоре тихо паниковали ученые, дикторы правительственных каналов имели бледный вид, а городские сумасшедшие поймали очередное обострение.
Хотя признаю – зрелище действительно оказалось выдающимся! Сотни одновременно падающих звезд! Шок и трепет!
Поймав себя на убежавших в сторону мыслях, я вновь нахмурился – что-то с моей головушкой не так… Разум плывет – как после наркоза, легко срываясь на яркие слайды воспоминаний.
Закрутив головой, пытаюсь понять: который час? Судя по тому, куда добралось солнечное пятно на обоях, – день перевалил за вторую половину и дело уверенно идет к вечеру. Однако лихо поспал!
Это ж во сколько я лег?
Гнать в постель меня некому: отец безвылазно инспектирует гарнизоны, охраняющие границы нашей необъятной. Учитывая объявленный в войсках «оранжевый» уровень тревоги – дома он появится еще не скоро.
Ну а мать с сестрой принимают на даче принудительные солнечные ванны. Батя отправил их за город практически насильно, волевым решением главы семьи. Беспокоило его что-то в последние недели. Ходил все больше задумчивый и напряженный.
Я свое право на независимость отстоял, тяжелый взгляд отца выдержал. Крыть ему было нечем, ведь он сам не раз повторял: «Ты уже достаточно вырос для того, чтобы самостоятельно принимать решения и нести за них ответственность».
Да, я могу проторчать всю ночь на балконе, залипнуть на диване с книгой или заиграться до рассвета на компе – никто слова поперек не скажет. Но утреннюю пробежку совесть отменить не позволит, да и тренер поблажки не даст. Скорее наоборот. Михалыч – дядька суровый, не признает он полумер. Либо закалит, либо сожжет. Жизнь на грани фола. И тяжело ему не столько без ноги, сколько без войны…
В квартире – полное ощущение нежилой пустоты. Порхает в тонком лучике света пыль, непривычная тишина давит на мозги. Кричать бессмысленно, но все же:
– Мам?.. Варя?..
Ответа нет. Ожидаемо, но…
Сердце сжимается в тревоге за близких. Батя – он любую беду сам в бараний рог свернет и на колени поставит. Но женщины…
И все же кричу вновь. Без надежды на ответ, скорее ища силы в магическом слове:
– Батя?
Тишина…
Кот прислушивается вместе со мной и так же разочарованно мявкает. Отца он уважает и в квартирной стае ранжирует высоко. Может быть, даже рядом с собой.
Треплю рыжего по загривку.
– Прорвемся, Ратник, не дрейфь!
Кошак выглядит непривычно. Бока запали, закисшие глаза воспаленно блестят, короткая шерсть в слипшихся колтунах.
– Ого, рыжий! Где тебя так ушатало?!
Ратник ожидаемо не отвечает, лишь крепче утыкается лбом в мою ладонь.
Протираю большим пальцем кошачьи глаза, затем напрягаюсь и с трудом привожу себя в сидячее положение. Скомканная простыня валяется на полу. Характерные бурые пятна на посеревшей от грязи ткани заставили испуганно замереть.
Меня что, ножом во сне пырнули? Дом у нас хоть и новый, и вроде как даже офицерский, но не особо благополучный. Бывают в жизни такие выверты, уж поверьте. Да и ворье сейчас нервное – вдруг залез кто-то ночью, а я пошевелился не вовремя? Вполне можно было нарваться на заточку в печень или молотком по темени…
Было бы чем – сглотнул бы испуганно или поплевал через плечо.
Спешно ощупываю свое тело, подспудно готовясь обнаружить бугры подсохшей раны или ощутить, как проминается под пальцами кожа на черепе. Жажда – это ведь тоже нехороший симптом. Первый признак при обширной кровопотере.
По мере осмотра хмурюсь все более недоуменно. Что за черт?!
Нет, лишних дырок во мне не насверлили, но куда за одну ночь подевался десяток килограммов мышечной массы?! Предплечья заметно сдулись, похудевшие бицепсы пляшут в нервном треморе, а исчезнувший подкожный жир оголил перетянутый сухожилиями пресс. Ну здравствуй, самая непокорная мышца…
Непонимающе трясу головой – идей нет, полный ступор. А ведь я не тупой физкультурник – книги люблю, да и с математической олимпиады где-то грамотка пылится. Правда, отыскать ее в увесистой стопке будет непросто – там все больше благодарности за пулевую стрельбу и поощрительные грамоты за моральное участие в юношеских турнирах по самбо.
Спросите – что это за дикий формат участия в соревнованиях?
Ну, как могу…
Если в двух словах, то это когда здоровье – так себе и получать удары в голову врачи крепко не рекомендуют. Но при этом упорства и спортивной злости – у меня на троих. Вот и приходится работать в основном по груше либо в паре с тренером.
На улице, правда, справку не предъявишь. Тем более в нашем-то районе…
Тут я замечаю стоящую в изголовье кружку, и лютая жажда мгновенно вышибает из головы все сторонние мысли.
ПИТЬ!!!
Рывок к чашке и почти сразу же – полный разочарования стон! Где мой вчерашний недопитый чай?! Триста граммов чистейшего «аш-два-о», а в нагрузку – бумажный пакетик с заваркой, палочка корицы и праздничные три кусочка сахара?!
Кот палится мгновенно – принимает совершенно безразличный вид и начинает внимательно изучать солнечные пятна на потолке. Если бы не косился на меня одним глазом – можно было бы и поверить.
Сиплю в праведном возмущении:
– Ватник, совсем офигел?! С каких пор ты сладкий чай зауважал, мудила ты полосатая?!
Кошак понимает, что разоблачен, но каяться не торопится. Мявкает – дерзко, раздраженно и непривычно хрипло. Прыжком переносится в изголовье дивана и начинает торопливо выгребать ништяки из-под смятой и забитой в угол подушки.
Одноглазая плюшевая мышь – его любимая и самая драгоценная игрушка. Пустая изгрызенная поилка, кошачья подстилка из коридора и мумифицированный, заметно пованивающий голубь.
– Вата! Фу! Брось эту крысу с крыльями! Ты на фига ее ко мне притащил?!
Кот на пару секунд возмущенно замирает, буравя меня зелеными глазами.
Изумленно ломаю бровь:
– Типа бартер, да? Или… или ты решил меня подкормить, пока я тут галюны ловил? То-то мне мертвечина всякая снилась! Ах ты ж морда моя заботливая, бестолковая…
Сгребаю кота в охапку, вжимаюсь в короткую рыже-черную шерсть. Друг ты мой георгиевский…
Кошак фамильярности не терпит, но на этот раз не вырывается. Лишь нервно бьет хвостом и косится в сторону. Намек понимаю, да и самого жажда душит – как никогда в жизни. Еще немного – и я даже моргать начну с характерным песочным скрипом.
– Идем-ка, брат, на кухню… Ну их к черту, эти непонятки…
Ратник – кот мудрый: все понимает, иногда даже говорит. Мгновенно вырывается из рук, торжествующе мявкает и мчится вперед, показывая дорогу и призывая к действию.
За окном, вдалеке, прогрохотала бестолковая автоматная очередь – на весь магазин и на расплав ствола. Там явно не воюют – а развлекаются, нажравшись водочки, калеча себя и оружие.
Мне нет дела до идиотов, и я устал от странностей. Потом, все потом…
Встаю, по-стариковски кряхтя. Валяющийся на столе мобильник даже не проверяю – шибко жадный он до батареи, сдох уже давно. Если с вечера на зарядку не поставил – то не питай с утра надежд. Опыт, сын ошибок трудных…
Пошатываясь и держась за стеночку, ковыляю в коридор. На ходу пару раз тупо щелкаю выключателем – света нет. Безразлично пожимаю плечами – в нашем доме такое случается. Захватившие пустующие квартиры мигранты с электричеством не дружат. Нагружают сеть самодельными кипятильниками, регулярно выбивая автомат и выжигая проводку. Официальные жалобы не помогают – управляющая компания также регулярно собирает с гастарбайтеров мзду и предусмотрительно не забывает делиться с контролирующими органами. Однако терпение жильцов на исходе – долетали до меня батины разговоры с соседями. Грядет русский бунт – бессмысленный и беспощадный. Ох и умоются кровью оборзевшие рожи…
Тяжело офицерам разъезжаться по местам несения службы, зная, что в тылу у них осталась вторая линия фронта. Ведь и моя сестра не просто так свалила на все лето в Подмосковье. Помимо прямого указания отца есть и другая проблема – красивая она очень, дуреют от нее джигиты, берега теряют.
Да и у меня своя война. Сломанный мизинец и шрам над бровью – не такая уж высокая цена за выкрик в лицо: «Вася, я твою маму драл!». Во-первых – я не Вася, а во‑вторых – за базар нужно отвечать. Не по понятиям – клал я на них, а по жизни.
Урок временно усвоен. Наезды отфильтровались до уровня: «я твой дом труба шатал, мой собак твой ног кусал».
Но я понимаю – это еще не победа и даже не перемирие. Так – минутная сшибка, привычный наезд «на русака». Прилетела неожиданная ответка – отвалили задумчиво, теперь вот кружат вокруг, зло посматривая в спину и выбирая момент для неожиданной атаки.
Ну-ну, соколики курчавые. Надежды юношей питают…
Ковыляя вдоль стены, на ходу поправляю перекосившуюся картину в простенькой рамке. Пока никто не видит – можно проявить заботу о полотне. Вообще-то – это Варькина мазня. Весь дом завешан плодами ее последнего хобби. А почему «мазня»? Потому как нечего меня рисовать! Да еще в виде рыцаря с боевым котом у ног!
«Я так вижу!» – художница, блин…
Захожу на кухню и по щиколотки вязну в мусоре. Недоуменно осматриваю последствия локального армагеддона.
– Слышь, хрен с ушами! Ты тут на две кастрации наворотил! У тебя что, совсем крышу сорвало?!
Все кухонные ящики исцарапаны и распахнуты – даже подвесные. Вопрос «ну как, мля?!» остался без ответа. Содержимое полок, пакетов и банок – мелким фаршем на полу. Макароны, крупы, консервы, бытовая химия…
В качестве украшения – тысячи мелких голубиных перьев, вяло шевелящихся от легкого сквозняка. Оконная сетка продрана, в здоровенную дыру как раз заглядывает очередной курлыкающий посетитель, алчно приценивающийся к разбросанному на ламинате меню. В солнечных лучах танцуют хлопья пепла, затягиваемые ветром через все то же окно.
Тут же – в муке и сахаре – валяются мои борцовские перчатки, притащенные котом из комнаты. Натуральная кожа погрызена, понторезная надпись «Kanpeki Elite» практически не видна.
С трудом давлю в себе ярость. Гнать на кота бессмысленно, ситуация явно сложнее, чем загубленные перчи.
Полторашка минералки, на которую я так рассчитывал, оказалась пуста. Растерзанный пластик напрямую сдавал своего мучителя.
Покосившись на кота, уточняю:
– Пиво-то хоть не выпил?
Сам я не ценитель спиртного, но где батина заначка, естественно, в курсе.
Ратник юмор не оценил. Он уже запрыгнул на мойку и демонстративно грызет железо смесителя.
Шагаю к вожделенному источнику, внимательно выбирая, куда ставить босые ступни. Запах гари раздражает нос, но если что-то и горит – то явно давно и точно не у меня в квартире.
Организм обезвожен до предела. Еще немного, и из меня посыплется песок.
Дотянувшись до крана, до упора выкручиваю вентиль холодной воды. Подождав пару секунд, уже без особой надежды, кручу кран горячей.
Смеситель едва слышно вздыхает, выжимая из своих недр одинокий ржавый пузырь. Кот не брезгливый – мгновенно слизывает каплю и требовательно взвывает. Сушняк – не тетка, стакан не подаст…
Да что ж за день-то сегодня?!
Ярость придает силы – я начинаю двигаться резче, целеустремленней. Знаю – в такие моменты глаза у меня характерно прищуриваются, а на скулах угрожающе вспухают желваки. Это наследственное. Батя таким взглядом гопоту в интеллигентов превращает. Ментальная магия…
Распахиваю устоявшую перед котом исцарапанную дверь холодильника и тут же отшатываюсь назад. Похоже, что электричества нет уже давно. Очень давно… С неделю – как минимум. И не спрашивайте, как это возможно. Сам в шоке.
В темном «индезитовском» нутре зародилась микроцивилизация. Зацвело и завонялось все, что только могло. Как-никак – середина лета, стабильные «плюс тридцать»…
Затравленно рычу, вновь откладывая вопросы на потом. Пить!
Кот опять поразил меня глубиной своего падения. Не раздумывая, он с ходу ломанулся в серо-зеленые заросли.
– Ратник! Фу! Да погоди ты! Понос при обезвоживании тебя точно доконает! Потерпи, тут где-то пакет молока был! Ультрапастеризованное – ни одной живой бактерии, нечему там портиться…
Отыскав-таки пакет, я протер его удачно подвернувшимся под ноги полотенцем и оторвал перфорированный уголок. Бегло принюхался и тут же – жадно присосался к живительному источнику. Вода! Подкрашенная, с добавками пальмового масла и конской дозой консервантов, но ВОДА!
Да здравствует молоко серпуховского завода «Стальное вымя»! Стратегический продукт на случай ядерной войны. Срок хранения – до первого археолога следующей цивилизации!
Утробный вой обделенного кота приводит меня в чувство. Эйфория отступает, возвращая контроль дорвавшемуся до водопоя разуму.
Глянув на отощавшего, тоскливо завывающего на одной ноте Ратника, я поперхнулся и ощутил дикий стыд. Тут же припомнилась заботливо принесенная котом любимая игрушка, которую он обычно ныкал от всех и гонял по квартире исключительно ночью. А уж какой жертвы стоил для голодного животного пойманный и заботливо отложенный для меня голубь – человеческим умом не понять…
– Прости, дружище, сейчас налью! Где-то тут тарелка валялась…
Отыскав присыпанную мукой посуду, щедро наполняю ее до краев. Пить по-прежнему хочется неимоверно, но трепыхнувшуюся было жабу душу на корню.
И хлеба горбушку – и ту пополам…
В животе забурлило, резкая боль скрутила кишки. Причем серьезно так, до скрипа зубов и невольных слез из глаз. Приступ прошел через пару секунд, отпуская и великодушно позволяя сделать вдох. Сдавленно матерюсь, хватаюсь за живот и ковыляю в туалет. Света нет, половая плитка заминирована кошачьими кучами. Судя по количеству – проспал я не меньше недели.
– Аристократ хренов… – бормочу я вполголоса, старательно игнорируя мутные непонятки.
Кот у меня брезгливый – дважды в грязный лоток не ходит. Страдает, орет, но обычно терпит.
– Твою же мать… – воды в унитазе нет, финский фаянс покрыт ржавыми разводами.
То ли высохла, то ли кот выхлебал. Ну да – аристократ аристократом, но жить захочешь – еще не так раскорячишься.
Бачок также оказался пустым. Однако взбунтовавшийся кишечник вновь стегает меня болью, отключая сознание и на минуту превращая в животное, спешно избавляющееся от яда. Меня рвет черной желчью, слезы заливают глаза, из носа лениво струится густая кровь.
Как ни странно – после аварийной чистки мне реально полегчало. Голова прояснилась, дрожь ушла, руки вновь обрели силу. Решив наполнить туалетный бачок, я с удивительной легкостью сворачиваю головы вздувшимся баклажкам с забродившим квасом.
Тело действительно изменилось. Подкожного жира почти не осталось. Мышцы уплотнились, просев в объеме, но заметно прибавив в твердости.
Вновь забив на непонятки, я обтираю лицо, оторвав от разлохмаченного рулона длинный кусок туалетной бумаги. Совком сгребаю кошачье добро, меняю наполнитель в лотке. Ратник нависает над душой, внимательно контролируя процесс и поощрительно тыкаясь в ноги.
Отодвинув наполненный ящик в угол, отряхиваю ладони и делаю приглашающий жест:
– Прошу!
Кот прыжком влетает в лоток, в три гребка выкапывает котлован, пристраивается сверху в позе лотоса и счастливо выпучивает глаза.
Подмигиваю:
– Почти как оргазм, да?
Оставляю задумчивого кота в одиночестве, спешу в нашу с сеструхой комнату. Да, живем мы не по-барски, да и не по стандартам ювенальной юстиции – у взрослых разнополых детей одна комната на двоих. Но я не жалуюсь – в тесноте, да не в обиде.
Внутри – ожидаемо пусто, и даже без разрухи – Ратник сюда не добрался, круглая дверная ручка не поддалась кошачьим усилиям.
Скидываю серое от грязи нижнее белье, вновь тщательно обтираюсь найденными у сестры влажными салфетками. Перебираю заботливо выглаженное мамой белье – руки предательски дрожат. Мама, Варя… Стискиваю зубы, загоняя тревогу в дальний угол сознания. Рутинные действия занимают мозг и успокаивают, отгоняя панику и спасая от притаившегося безумия.
С облегченным вздохом переодеваюсь в чистое. Начинаю понимать Ратника. Грязь реально давила.
Отыскав в рюкзаке внешний аккумулятор, ставлю на зарядку телефон. И только после этого, решительно выдохнув, раздвигаю шторы и выхожу на балкон.
Первое, что бросается в глаза – диссонанс чистейшего воздуха и десятков дымных столбов по всему горизонту. Город вяло горит, пытаясь дотянуться до небес серыми шевелящимися клубами. В доме напротив – верхняя пара этажей чернеет закопченными провалами окон. На стихийной парковке во дворе – тлеет остов изуродованного внедорожника. И будь я проклят, если на водительском месте не сидит скорчившаяся почерневшая фигура! Или это игра теней? Надеюсь…
Машин на дороге нет, по крайней мере – на ходу. А вот вдоль обочин, на газоне, тротуаре, бамперами в стенах и витринах – хоть отбавляй. Распахнутые двери, вывороченные тряпки, сработавшие подушки безопасности, крошево битого стекла…
Что тут, черт побери, случилось?!
Вновь, захлебываясь, пророкотал автомат. В небо, где-то в районе отдела полиции, ушла длинная очередь трассеров. Да что там творится? Развлекаются? Подают сигналы о помощи? Для этого есть телефоны, рации, ракетницы, сигнальные дымы, в конце-то концов!
Быстро приближаясь, донесся рев автомобильного движка. Из-за поворота с жутким заносом, вылетел красный пижонский спорткар. Сверкающий серебром мустанг на радиаторе, затонированные в ноль стекла. Гремящая на сотню децибел музыка рвет тишину, раскаленные шины пятнают асфальт. Пара секунд, и машина скрылась за перекрестком, бортанув на прощанье завалившийся на обочину микроавтобус.
Резвится золотая молодежь? Да откуда ей взяться в рабочих окраинах Москвы?
Оторванное зеркало еще кувыркалось на дороге, как мое внимание привлекла новая картина. В поле зрения появился ребенок. Чумазая девочка лет пяти, одетая лишь в грязную майку и с замурзанной мягкой игрушкой в руках. Босые, сбитые в кровь ноги мелко семенили по плитке. Беззвучно шевелящиеся губы успокаивающе убалтывали плюшевого зайца.
Я окаменел. Такого просто не может и не имеет права быть! Никогда и ни под каким предлогом! Это же современная столица, а не Сайгон времен американской оккупации.
Побелевшие от напряжения пальцы с силой вцепились в бортик балкона.
Из разгромленной витрины «Пятерочки» выглянуло чье-то лицо. Осмотревшись, наблюдатель дал отмашку куда-то вовнутрь зала, и из магазина рванулаcь цепочка подростков с набитыми до краев тележками. Сверкали яркими красками узнаваемые упаковки – чипсы, шоколадки, толстые пузыри газировки и матовые бутыли с пивом.
С трудом отпустив перила балкона, я пару раз с хрустом сжал кулаки, избавляясь от судороги и возвращая пальцам чувствительность. Больно… Отрезвляюще…
Шум на улице вновь заставил перевести взгляд.
Суетящиеся внизу ребята действовали на удивление слаженно.
Боковое охранение из парней постарше. На вид – чуть младше меня, лет четырнадцать-пятнадцать. Однотипно одеты в свободные спортивные костюмы. На шеях и запястьях – густое месиво из сверкающих золотом цепочек. Ганста-стайл…
Руки, в тактических перчатках с обрезанными пальцами, уверенно сжимают тяжелые биты. Оружие доработано по заветам «Безумного Макса» – в дерево вбиты гвозди-двухсотки, заботливо заточенные с недетским старанием.
В грузчиках пацанва поменьше, одетая куда более разнообразно, но также кричаще дорого и бестолково.
Одинаковые стрижки и направление движения выдавали в банде обитателей 58-го детского дома – застарелой боли всего района.
Одну из тележек волокла приметная девушка, облаченная в строгое, но дорогущее «милитари» с пижонским золотым орлом «Aeronautica Militare». На ногах – ботинки с высокой шнуровкой. Широкий офицерский пояс перетягивает тонкую талию. И только пышный хвост розовых волос выбивается из образа. Постап аниме…
Заметив бредущего в никуда ребенка, девушка вывалилась из колонны и, проигнорировав окрик встревоженного наблюдателя, подкатила к малышке. Заступив ей дорогу, бросила тележку и присела на корточки рядом с девочкой. Заглядывая в глаза, торопливо заговорила, что-то спрашивая и придерживая за руку. Не дождавшись ответа, растерянно замолчала, закусив губу, а затем вскочила и попыталась вручить ребенку горсть шоколадок.
Однако плюшевый заяц оказался ценней – блестящие обертки рассыпались по асфальту, а малышка лишь крепче вцепилась в игрушку.
Острота собственного зрения удивляла и настораживала. Вообще-то я на двадцать четвертом этаже, а до супермаркета – сотня метров по прямой. Но стоит лишь присмотреться, и глаза начинают зумить лица не хуже двукратного коллиматорного прицела. Вот за что мне эта напасть?
Одергиваемая все более раздраженными окриками, розоволосая беспомощно огляделась. Вдалеке раздался гул приближающегося автомобиля. Детдомовцы засуетились, резко ускоряясь и один за другим исчезая в проходе между домами.
Прикрывавший отход бритоголовый старшак, не по сезону одетый в черную кожаную косуху, властно и зло окрикнул отставшую. В его руке появился пистолет, затвор хищно лязгнул сталью. Направив оружие на дорогу, откуда вот-вот должен был показаться автомобиль, парень вновь рявкнул на девушку.
Та, наконец, решилась. Оттолкнув тележку, схватила ребенка в охапку и бросилась через дорогу, вслед за ушедшей колонной. Разъяренный мат бритоголового расслышал даже я. Не раздумывая, он влепил девушке тяжелую пощечину. Ее голова дернулась, хвост розовых волос хлестнул по лицу удерживаемую на руках девочку.
- Дети апокалипсиса