Старый «ГАЗон» натужно гудел движком, и казалось, вот-вот захлебнётся, выбьется из сил, остановится и завязнет в снежной каше. Сергей привычно переключал рычаг коробки скоростей, помогая машине. Печка дула во всю мощность, не позволяя воздуху в кабине остывать. Щётки монотонно шкрябали задубевшей резиной по стеклу, разгоняя снег, но справлялись слабо, он сыпал быстрее. Лучи фар упёрлись в невидимую стену впереди и толкали ее, раздвигая густую зимнюю темноту.
На пассажирском сиденье дремал старик в обтрёпанном белом тулупе. В руке он сжимал меховую шапку. Его волосы спадали на плечи седыми спутанными лохмами, перетекая во всклокоченную бороду и усы. В ногах стоял поношенный мешок из грубой ткани. На воротнике и валенках ещё не растаяли снежинки, но Сергей не помнил, где и когда подобрал старика. Уже минут десять он думал об этом и не находил ответа.
Видимо, сказывалась усталость, слишком длинным и тяжёлым выдался сегодняшний день. На самом деле, после того как пришёл снег, все дни были нелёгкими. Время будто застыло, а стрелки часов грубо врали. Солнце растворилось в белой мгле. Небо исчезло. Дышалось тяжело. Снегопад душил.
Сергей сосредоточился на дороге. В конце концов, какая разница, где он подобрал старика? Всё не одному в машине трястись. И поговорить можно. Каждый раз, вопреки установленным правилам, возвращаясь из города, он брал пассажира. С односельчанами договаривался заранее, а в их отсутствие попутчика искал на автовокзале. Не давал ему покоя страх однажды заснуть за рулём и попасть в аварию. Особенно страх этот обострялся зимой. А в компании и сон не страшен, и дорога короче.
По-хорошему, сменить бы работу и не мучиться, но зарплата держит. К тому же машина всегда под рукой. Да и привык уже.
«ГАЗон» подпрыгнул на очередном ухабе, и старик проснулся. Задвигался, усаживаясь поудобнее, но глаз не открыл.
– Чего замолчал? Не сплю я, не сплю.
– Говорю же, подарок дочке везу. Ёлочку живую.
– Живую? – старик открыл глаза. – Так ведь срубили её, какая же она живая – мёртвая.
– Скажешь тоже, дед. – Сергей не понял, шутит он или говорит серьёзно.
– Ёлочка живая там. В лесу. Жизненной силой заряжает, а срубленная силу эту из тебя тянет, питается ею, выжить хочет. – Старик повернулся к Сергею. – Метель вот за окном – живая, а впусти ее и дверь закрой, оторви от природы – нет метели. Снег падает, кружится – живой, а в избу занеси его – сырость одна. Почто же ёлочка живая?
Слушать старика было интересно. В его витиеватых рассуждениях о жизни ничего плохого не было, но Сергей был материалистом и верил в то, что можно потрогать, ну или хотя бы увидеть.
– Живая. В-третьих, дед, ёлочка! Живая! В доме оттает, запах пойдёт – милое дело. – В предвкушении он не сдержал блаженной улыбки. В памяти всплыл аромат свежей хвои с лёгким привкусом мандаринов и шоколада, успокаивающий и наполняющий торжественностью. Настоящее волшебство. Наверное, именно его подсознательно он старается подарить дочке каждый год. – И дочка рада будет. Знаешь, какая хохотушка она у меня?
– Не знакомы мы. – ответил старик и, помолчав немного, спросил: – Признал что ли меня?
– А должен?
– Уже неважно. Сказано. Твоя правда. Нельзя гостинцам пропадать. Завершение всего незавершённого. Не в моих силах изменить порядок, созданный Родом.
Многое из сказанного Сергей не понял, но, казалось, уловил главное.