Шапка live, или Через тернии в звезды

© Резепкин О., текст, 2017

© Оформление. ООО «Издательство «Э», 2017

* * *

В прекрасном городе Москве жили-поживали Красная Шапочка и ее матушка.

Не скрою от тебя, дорогой Читатель, это была уже не та наивная маленькая девочка, которую с таким талантом и вдохновением описал знаменитый Шарль Перро. На дворе, в конце концов, двадцать первый век, и сказок почти не осталось. Хрустальные туфельки продаются в фирменном магазине «Ламбутен», принцы и принцессы знакомятся друг с другом в соцсетях, и никто не гарантирует, что у любой истории обязательно будет счастливый конец…

Впрочем, начинать следует не с конца, а с самого начала. Так и поступим. Только учти – в том мире, о котором я рассказываю, есть не только привычные вам люди, но и разумные существа других видов. Например, волки, медведи, рыбы, гиены и прочие представители флоры и фауны, присущие нашей огромной стране. Но козлов, говорят, гораздо больше. Хотя сейчас я, конечно, не об этом…

Глава 1

Красная Шапочка лежала на перине и смотрела то в потолок старого деревенского дома, то в телевизор, то в смартфон.

По телевизору она наблюдала шестую серию популярного сериала «Москва-Сити», в смартфоне – мировые новости моды и свежие фотографии светских львиц, а на потолке рассматривала паутину.

За сутки, прошедшие после вчерашней аварии, где Красная Шапочка заработала сотрясение мозга и ушибы бедра, она на себе испытала, как утомителен бывает излишек внимания. Приходила вся съемочная группа сериала, где девушка снималась в главной роли, приезжал потный и трясущийся от волнения председатель местного совхоза Борисыч, виновный в пьяной аварии.

Хорошо, что обошлось без жертв. Автомобиль, российский неубиваемый «газик», перевернулся в пшеничном поле и так и остался стоять на крыше, пока Серый Волк, в миру Владимир Серов-Залесский, вытаскивал оставшихся в автомобиле пассажиров: Красную Шапочку, по паспорту Оленьку Разумовскую, второго режиссера Сергея Анатольевича и главную обвиняемую – красивую актрису Людмилу. Из талантов у последней был бюст четвертого размера, длинные ноги и голливудская улыбка от лучших стоматологов. Именно эта дива подговорила подвыпивших мужчин увезти ее и Красную Шапочку в Москву, чтобы сорвать съемки телесериала^[1].

Два раза Красную Шапочку навещал режиссер фильма и ее отец, Лев Львович, эффектный мужчина с львиной гривой, знаменитый в кинематографических кругах. Не зная, как выразить сочувствие, он хлопал Оленьку по руке своей лапой и приговаривал: «Все хорошо, все будет хорошо».

Забегали оператор и звукорежиссер, правда, при этом они не столько сочувствовали, сколь поедали со столика у кровати остывшую яичницу.

А Красная Шапочка тосковала по Волку. За последнее время ей стало необходимо видеть его ежедневно. Высокого, широкоплечего, сильного… Его мужественный вид и янтарные глаза, которые меняли цвет в диапазоне пятидесяти оттенков, от медового до коричневого, в зависимости от перемены настроения или погоды, волновали ее с каждым днем все сильнее.

Подумаешь, невидаль какая – Волк. В их мире половина населения зооморфы, ходят наполовину в зверином обличье. И Волк не самый худший случай. Как говорит матушка Красной Шапочки, имеющая в роду Черных Пантер: «Половина моих подруг живут с Козлами и, ничего, почти счастливы».

И вот в жизни Красной Шапочки появился наконец-то мужчина самой высокой мечты, а он и глаз не кажет. Все пришли, а Волк – нет… И что? Бежать к нему туда, где живет в деревенском клубе вся съемочная группа? Как-то стыдно…

Сегодня погода, как на грех, выдалась безоблачно-летней. Что только усугубляло отчаяние в душе Красной Шапочки, из глаз девушки даже потекли слезы.

Все три Сущности Подсознания Красной Шапочки (а какая современная глубокая личность без внутренних сущностей?) разделяли настроение хозяйки.

– «Тем, кто думает о себе слишком много, слишком мало думает». Сборник афоризмов, страница семьсот двадцать первая», – как всегда авторитетно процитировал умную мысль Разумей Занудович, отвечающий за правильное поведение девушки в быту и учебу в школе и в институте. – Отвлекись, Оля, от чувств, почитай энциклопедию…

– Ничего ты не понимаешь, Разумей! – возмутилась Внутренняя Богиня, полупрозрачная и нежная, в легком сарафанчике, виртуально сидящая в тарелке из-под яичницы на столике у постели девушки. – Оскар Уайльд сказал: «Любовь к себе – это начало романа, который длится всю жизнь».

И она запустила в Разумея молнию из своего тонкого пальчика.

– Чего я не понимаю? – спросил Разумей Занудович, без особого труда увернувшись от огненного снаряда. Опалились только край домашнего халата и тапка в виде медвежонка.

– Нам нанесено смертельное оскорбление! – Внутренняя Богиня затрепетала стрекозиными крышками и нацелилась метать молнии дальше. – До глубины души… Где этот Волк ходит, когда мы его ждем?

– Да мало ли где ходит! Он же не обязан возле нас сидеть, – пожала плечами Девочка-девочка. – Может, он занят.

– Я. Сказала. Нас. Оскорбили! – чеканила слова Внутренняя Богиня.

В этот момент летнее платье Внутренней Богини превратилось в судейскую мантию. Небо потемнело, его закрыли тяжелые грозовые облака. С каждой минутой Разумею Занудовичу становилось все труднее сохранять олимпийское спокойствие.

– Чего мы опять ругаемся? – робко спросила Девочка-девочка. – Все девочки переживают из-за влюбленности. Подумаешь. Может, лучше парного молочка попить?..

– Молоко полезно для цвета кожи и крепости ногтей. – На какое-то мгновение боевой запал Внутренней Богини снизился, но она тут же подняла его на прежний уровень. – Не увиливайте! Волка тут ждет лучшая девушка Москвы и Подмосковья. Страдает, между прочим. А ему, этому Серому Волку, и в голову не пришло, как мы переживаем! И он не приходит, не кается!

– Не идет тебе балахон инквизитора, – заметил Разумей, рядом с которым появилось нечто вроде деревянного глубокого колодца. – Знаешь что, раз ты такая умная, рули без меня, успокаивай Оленьку как можешь.

– Эй, ты чего? – на миг опешила Внутренняя Богиня.

– Я, милая, твои мысли читаю, не забыла? – спросил Разумей, перебираясь через край колодца. – И они мне не совсем нравятся! Ключевое слово «совсем». Слишком много истерики. Но слушать меня ты не хочешь. Так что бывай здорова, живи богато, а я ухожу в партизаны!

– Я тебе уйду!!! – завопила Внутренняя Богиня. – А ну вернись, подлый трус!

Но Разумей Занудович, не обращая внимания на истерику напарницы, перебросил вторую ногу через ограждение и скрылся в глубине колодца, над которым на миг вспыхнула неоновая надпись «Глубины души».

Внутренняя Богиня осталась наедине со своим гневом.

Девочка-девочка к тому времени поспешила скрыться – от греха подальше.

Душу Красной Шапочки наполняли гнев и обида.

«Что делать? Дальше плакать или попросить у родной бабушки, так вовремя приехавшей на съемки в деревню, приворотного зелья, подлить Волку, и пусть он мучается?» – задумалась Красная Шапочка.

– Молоком пахнет. Вкусно, – сонно высунулась откуда-то Девочка-девочка. – Хватит дурью маяться. Пора выздоравливать, гнать прочь хандру и опять становиться самой обаятельной и привлекательной. А Волк никуда от нас не денется, уж поверьте.

– Есть в этом предложении здравый народный смысл, – неожиданно согласился Разумей Занудович, осторожно выглядывая из колодца. – Завтракать необходимо.

С улицы перед домом Сказительницы послышался звук подъезжающего автомобиля.

– Есть хозяева в доме?

На пороге кухни появился высокий и суровый Михаил Комов, медвежьи уши которого торчали с обеих сторон красной бейсболки. За ним протиснулась тетка Выдра, домоправительница Михаила, распоряжавшаяся в его лесном трехэтажном особняке. Что Михаил Комов, что тетка Выдра были одеты в помятые льняные костюмы брюки-пиджак-футболка, чуть ли не домотканые.

– Оля! – проревел Михаил. – Лев Львович просит тебя приехать в деревенский клуб. У них там какая-то запара, совещание и сборы в Москву, нужно появиться. Мы за тобой.

– А где твои сиделки? – фыркнула плоским носом с небольшими усиками тетка Выдра.

Гибкая и коротконогая, она обнюхала плиту, сковородку с четырьмя оладушками и клубничное варенье в кастрюльке.

– Они, то есть Сказительница и бабушка, тоже в клубе, – растерянно объяснила Красная Шапочка и спустила ноги с кровати. – Мне даже надеть нечего. – И она стала нащупывать на полу тапочки, но ей попались красные туфли на высоких каблуках.

Встав, Красная Шапочка одернула ночнушку.

– «Надеть нечего» – самая распространенная женская фраза, – проворчал Михаил. – Езжай как есть.

– Все не так, – стала объяснять Красная Шапочка. – Я ведь, когда приехала сюда, в деревню, привезла с собой два чемодана, таких темно-розовых. – Взгляд Медведя начал свирепеть, и девушка заторопилась: – Так вот, в чемоданах была моя одежда. Но мостик через ручей, вернее не мостик, а бревно сломалось, и мы с Волком упали в воду. А Волк не умеет плавать…

Взгляд Михаила Комова не потеплел.

– В общем, уплыли оба мои дорогие, я бы даже сказала, дорогущие чемоданчики с одеждой. А ведь я целый год подрабатывала на покупки – писала глупые статьи для глянцевого журнала. У матушки два платья стыри… попросила, – объяснила Оленька самое важное, на ее взгляд.

– Я сейчас не то зарыдаю, не то завою, – со вздохом прошипела Выдра, рассматривая себя в зеркале на стене, трогая короткую прическу и прижатые к голове велюровые ушки. – Ты, Красная Шапочка, прямо вот так и иди, симпатичное платьице.

– Это ночнушка, – обиделась Оленька.

– Короче, я в ваших бабских нарядах мало понимаю, – проревел Михаил. – По мне хоть в мешке из-под картошки иди, но если хочешь доехать до своих киношников, то через пять минут ждем тебя в машине. Мы с утра уже туда Людмилу отвезли, и она в отличие от тебя поехала молча. Пойдем, тетка Выдра, а то я разозлюсь.

«Так это же повод увидеть Волка!» – обрадовалась Оленька. И тут же пришелся кстати звонок по смартфону. Красная Шапочка с удовольствием увидела на экране подружку Эльвиру Плотву.

– Я приехала в твою глухомань! – радостно заявила Эльвира. – Привезла пирожки с капустой, мясом, рисом и яйцами, печенкой и…

– Точно, пора ехать! – снова взревел Михаил. – Быстрее, а то сожру обеих.

Громко топая, Михаил вышел из дома, а тетка Выдра быстренько переложила тонкими когтистыми пальчиками оладушки в найденный на кухонном столе пакет и туда же вылила клубничное варенье.

– Ты давай поспешай, – суетилась тетка Выдра, завязывая пакет. – Наш благодетель Михаил шутить не любит.

Глава 2

Глядя в бревенчатую стену деревенского клуба культуры, Волк по-своему переживал вчерашний случай.

Авария вышла какая-то несолидная, по большому счету никто не пострадал. Машина, въехав на поле со сжатой пшеницей, резко затормозила и перевернулась на крышу.

Красная Шапочка, за которой он бежал, оказалась на заднем сиденье с завязанным тряпкой ртом и связанными руками. Конечно же, из приоткрытого окна автомобиля Волк первой вытащил Оленьку. При ее идеальной стройности это было несложно, и он осторожно переложил девушку на скошенную пшеницу, стараясь не уколоть ее об острую стерню.

Неся девушку в деревенский дом Сказительницы, Волк чувствовал себя самым счастливым существом на свете. Беззащитная, притихшая после аварии, ненакрашенная, она казалась такой любимой и родной. Он чувствовал единение с девушкой…

Но на пороге дома их поджидали бабушка Мария Ивановна и Сказительница.

– Девочка наша, да что же у нее руки до сих пор связанные? – громко запричитали они.

Уложив Красную Шапочку в кровать, Волк тут же ретировался. Он вернулся в деревенский клуб культуры, улегся в кровать и уткнулся носом в бревенчатую стену. Ему нестерпимо хотелось видеть Ольгу, но он боялся, что не совладает со своими чувствами и будет настаивать на любовных отношениях, а девушке нужен покой.

Так и лежал Волк, стараясь не выть, до самого утра. На вопросы забегавших в комнату членов съемочной команды не отвечал. Он думал. Прежде всего о том, что случится дальше. Можно кинуться в омут страсти с головой, но не лучше ли подождать, дать себе и ей время. Да, их тянет друг к другу, отрицать это бессмысленно и глупо. Но и то, что они слишком разные, чтобы быть вместе, – тоже факт.

Правильно говорят: постель – не повод для знакомства. Так, может, и не стоит сближаться с Оленькой? Может, лучше держаться на расстоянии, пока у него совсем не сорвало сероухую голову?.. Как там любила повторять бабушка: держись подальше от глухих лесов и от наивных девочек в красных шапочках – от них, поверь, все неприятности. Серов-Залесский верил. Но все же что-то ныло и болело там, в области сердца.

* * *

– Нужно срочно возвращаться в Москву! – категорично заявил Лев Львович при появлении Красной Шапочки, вышедшей из джипа Михаила Комова. – Итак, начнем наше совещание.

Вся съемочная группа и половина населения деревни сидели перед деревенским клубом за пластиковыми столиками, кто пил чай, а кто потягивал пивко, и на всех столиках стояли блюда с пирожками.

Бабушка Оленьки, Мария Ивановна, Сказительница и ее подруга, местная пятидесятилетняя красотка Нина, разместились за отдельным столиком. Рядом с ними громко переговаривались местные девицы: продавщица сельского магазина Соня, сильно смахивающая на хрюшку, Крольчиха Зоя лет тридцати и Машенька страусиной внешности.

В отличие от молодого поколения, сплошь в джинсах и футболках с принтом мультфильма «Ну, погоди!», пожилые дамы были приодеты в летние платья и шляпки. У Сказительницы и Нины – соломенные с цветочками, у Марии Ивановны – широкополое произведение итальянского мастера.

Конечно же, первым делом Красная Шапочка сфокусировала взгляд на Волке, сидящем между оператором Потапычем и председателем Борисычем, но девушку, замахав рукой, позвала Плотва:

– Оленька, я тут!

Волк промолчал.

Пришлось садиться рядом с подругой, с костюмершей-гримером Леночкой и Львом Львовичем.

– А когда выезжаем? – уточнил звукооператор Сема, с внешностью сенбернара и дредами до плеч. Он с громким причмокиванием отпивал пиво.

– Завтра с утра. Нам дают площадку для досъемок, а главное – нужно пробивать спонсоров. Ребята! – Лев Львович поправил свою ковбойскую шляпу. – Скажу честно, у нас опять заканчиваются деньги!

Съемочная группа ответила на заявление тихим: «У-у-у».

Не слушая режиссера, Плотва наклонилась к Красной Шапочке:

– У вас здесь так интересно! Не зря я по совету Марии Ивановны метнулась на киностудию и купила пирожков. Сто штук, между прочим. Хочу у твоего папаши взять интервью. Как ты думаешь, он согласится?

То, что режиссер Брюковкин оказался настоящим отцом Оленьки, стало, пожалуй, вторым по значению событием последнего времени. Первым, конечно, являлась встреча с Владимиром Серовым-Залесским, называемым также Волком.

– Давать интервью – это часть работы режиссера и актеров, – проговорила Красная Шапочка, отвлекаясь от мыслей о Волке. – Согласится.

– А где наша горе-киднеппенша? – неожиданно спросила Сказительница. – Где эта актриска на букву «Б»? – Лариса Ивановна посмотрела сначала на подругу Нину, затем на Марию Ивановну. – Она же не хотела, чтобы меня в сериал приглашали! Не нравится ей, как я с нею разговариваю. Без заискивания!

– Людмила сидит в подсобке, то есть в гримерке, – отозвалась гримерша Леночка, как всегда что-то штопая. – Она вместе с Сергеем Анатольевичем. Не знаем, что с ними делать. Вроде арестовали, а дальше-то что?

Допив свою бутылку пива, оператор Потапыч взял с земли вторую и скрутил крышку.

– Анатольевич хороший помреж, на нем вся массовка и второй план. Объемно снимает, убедительно, если со мной, конечно же, – добавил Потапыч.

– Его мы простим, – торжественно пообещал Лев Львович, умевший ценить талант, усугубленный не слишком большими финансовыми претензиями. – А что делать с Людой Людоедкой?

Женщины ехидно переглядывались, мужчины молчали. Кто усиленно курил, а кто допивал пиво.

Интуитивно прочувствовав нужный момент, из клуба на крыльцо выбежала Люда. И тут началось представление с классическим заламыванием рук и с подвываниями в голосе. Одернув короткое платье, Люда пробежала три шага и пала пред режиссерским столиком, а заодно и перед медведем Михаилом, сидевшим рядом. Между прочим, открывая лучший вид на свое простирающееся едва ли не до пупа декольте.

– Простите меня, Лев Львович! Простите, все остальные! Прости меня, Володенька! Бес попутал! Позавидовала работе этой… Простите, друзья мои!

Давно зная «искренность» Людмилы, соратники по съемкам только скептически скривили губы, а звукорежиссер Семен слабо поаплодировал, показывая, что не верит ни одному слову.

Зато местное население смотрело на Люду с восторгом провинциалов, принимающих в гостях знаменитую актрису. Больше всех был впечатлен антигламурный Михаил Комов.

Как же в это мгновение Красная Шапочка, наблюдая «за театральным этюдом» Людмилы, пожалела, что в школе уделяла мало внимания военной подготовке и не умела обращаться ни с ружьем, ни с автоматом Калашникова… А лучше бы с пулеметом «Максим».

Возможно, этот чудо-аппарат был в распоряжении Внутренней Богини и почти наверняка имелся в необозримых загашниках Разумея Занудовича. Но Девочка-девочка являлась убежденной пацифисткой, а Разумей и Богиня посчитали желание хозяйки расстрелять бывшую соперницу эффектной пулеметной очередью дурью. А жаль. Красная Шапочка шмальнула бы раза три, для верности. Виртуально, конечно же.

– Перестань ревновать, – у уха Красной Шапочки тепло зашептал голос Волка.

– Я не ревную, – уверенно соврала девушка.

– Я забираю Людмилу к себе, – неожиданно прозвучал рык Медведя Михаила.

Вертящий в руках сигару, которую он никогда не прикуривал, Лев Львович от неожиданности уронил ее на колени.

– А чего так? Я бы не рискнул: девушка у нас слегка заморочена на деньгах и желании стать знаменитой.

Медведи не умеют краснеть, поэтому Комов только рыкнул, хмыкнул, кашлянул и выдал:

– Она полы хорошо моет. А денег у меня хватит и на нее, и на себя, и на детей, если они будут.

Выдра на эти слова потупила круглые глазоньки, скосив их к плоскому носу, и фыркнула.

Зато нужно было видеть, как изменилось лицо Людмилы. Да, она девушка популярная и эффектная, и несколько человек из киногруппы знали, насколько виртуозна она в постели… Но к тридцати пяти годам Людмилу никто не приглашал замуж, к тому же Михаил – богатый человек. И неожиданно для себя Людмила в два движения ладоней стерла ярко-алую помаду и одернула короткий подол платья.

– Я согласна.

– Вот и отлично, – решил режиссер и встал. – Ребята, пора заниматься упаковкой аппаратуры и костюмов. Оленька, ты пока свободна, иди отлеживайся.

Не просто понимающая, но и чувствующая все Мария Ивановна, попеременно поглядев на любимую внучку и Волка, повернулась к режиссеру:

– Левушка, я сегодня переночую у Михаила в его лесном особняке. – Улыбнувшись Медведю всеми тридцатью зубами, свойственными представителям кошачьих, Мария Ивановна кокетливо спросила: – Не прогоните, милый Михаил?

– Буду рад, – рыкнул Комов.

– И я с тобой в гости съезжу, – решилась Сказительница и кивнула Волку: – Ты, Серый, проводи Красную Шапочку домой. Путь длинный, а у нее еще мозги не встали на место… Что вы на меня уставились? У девочки ведь это… потрясение. Сотрясение, то есть.

Глава 3

Впервые в жизни Красной Шапочке было так больно находиться рядом с Волком. Хотелось забыть обо всем и прижаться к любимому, обнять и поцеловать глаза, принявшие сейчас оттенок янтаря с золотой искрой… Но все не так просто.

Вся киногруппа встала со своих стульев, деревенские мужики вызвались помочь и стали складывать пластиковую мебель, а деревенские девушки так и сидели за своим столиком и кокетничали, доедая пирожки и допивая пиво.

– Лев Львович, – громко говорила Плотва. – Мне нужно от вас интервью, не зря же я сюда, на другой конец географии, ехала. А тебе, Оля, я попозже перезвоню.

В этот момент Оля почувствовала, что сегодня произойдет что-то важное в ее жизни. И она, опустив голову и прислушиваясь к внутреннему состоянию, пошла в сторону дороги, ведущей через поле, к дому. Волк направился вслед за нею.

Так они и шли, Красная Шапочка впереди, Волк на два шага позади.

И только когда за изгибом дороги скрылся клуб, а деревню было не видно из-за высоких колосьев, Серов-Залесский сделал решительный шаг и обнял Оленьку за плечи. У той сразу же подкосились ноги, и она замерла.

– Я так ждал этого, – признался он.

– И я тоже, – едва ответила Красная Шапочка.

И тогда Волк стал стаскивать с себя футболку и одновременно целовать Ольгу в волосы, в шею, в губы. Его внешность странно менялась. В лице появилось больше человеческого, а шерсть на голове переросла в волосы.

Он дотронулся до Красной Шапочки, и шерсть его стала шелковой, а лапы-руки – нежными… Что-то необычное поднялось в душе Красной Шапочки, в ее Сущностях.

Через минуту футболки и джинсы обоих лежали среди высоких колосьев. Отдельными пятнами краснели шляпка и туфли.

– Как необычно, – прошептала Красная Шапочка, незаметно для себя частично превращаясь из привычного человека в стройную Черную Пантеру. – Люби меня, мой ненаглядный.

Тела влюбленных слились в том вечном движении, что продлевает жизнь и дает ощущение счастья.

Вспотев под жарким солнцем и дыша запахом летнего поля, Серый Волк и Красная Шапочка, голые, блестящие от пота, лежали на своей одежде и смотрели в небо.

Протянув руку, Оленька сорвала колосок.

– Что это? Рожь или овес?

– Я в мясе разбираюсь, а в злаковых не очень, – улыбался Волк. – Только понимаю, что сейчас мы на яровом поле, а там, где перевернулась машина, были озимые и потому скошенные…

И тут ужас пробил сознание Красной Шапочки. Она увидела свою руку… На ней медленно исчезала шерсть зверя. Ее шерсть.

– Володя, что это?

– Тебе хорошо? – Волк поцеловал руку Оленьки…

Смятые джинсы и футболки, полегшая рожь или пшеница, кто ее разберет, показывали, насколько увлеклись любовники. Они лежали посередине поля, смотрели то в небо, то в высокие колосья вокруг них с редкими васильками.

– Такого не бывает, настолько хорошо…

Проведя ладонью по своей руке в короткой темной шерсти, Оленька снова взглянула на Волка.

– Что? – спокойно ответил Волк. – Проявилась твоя настоящая сущность. Вот твоя Эльвира Плотва. И пахнет как дорогая вкусная рыба, и темперамент у нее такой же. А ты кто?

– Кто? – с ужасом спросила Красная Шапочка. – Я кто?

– Судя по тому, что сейчас было… Ты наполовину пантера, в свою матушку, а местами львица, в папу своего, Льва Львовича.

– У меня никогда не было таких ощущений… – Красная Шапочка всхлипнула. – Необыкновенно.

– Наверное, это не просто секс. – Протянув свою руку-лапу, Волк провел ею по волнам золотистых волос Красной Шапочки. – Любовь?

– Наверное… Теперь я понимаю, из-за чего происходили войны. За такие моменты в жизни можно сражаться. Мне необходимо тебе признаться. – Ольга медленно одевалась, лениво отмахиваясь от новых поцелуев Волка. – Небольшой, но сексуальный опыт у меня уже был.

– С твоими-то данными. – Волк отвернулся от девушки и натянул на себя футболку. – Кто бы сомневался? Но я вообще-то не ощутил твоего «опыта».

Обернувшись к Волку, Ольга легко провела ладонью по его подбородку, заглянула в карие глаза, потемневшие от ревности.

– Потому что мой неудачный опыт был давно, два года назад. Но почему я тогда не превращалась в пантеру?

– Значит, никакого опыта у тебя не было! – резюмировал Волк и стал снова снимать с Ольги футболку, не переставая целовать девушку.

Расстались они спустя два часа и то только потому, что у Волка проснулась совесть и нужно было идти в клуб, помогать паковать вещи и аппаратуру.

Абсолютно счастливая Красная Шапочка одна добрела до дома, наскоро приняла душ на кухне, стоя в тазу и поливая себя из чайника, и сразу легла спать.

* * *

Утром со всех сторон к клубу стягивались члены съемочной группы. Операторы и двое похмельных мужиков из местных засовывали в минивэн с надписью «Киносъемочная» софиты, фильтры, кинокамеры, километры проводов и остальную технику.

Деловитый, с портфелем и туго набитыми пакетами, но сонный Альберт Евгеньевич предстал перед съемочной группой, когда погрузка уже была закончена, и все сделали вид, что не заметили этого. Директор картины никогда при своих очень редких опозданиях не появлялся без «выполненных штрафных санкций».

Через пять минут после Альберта Евгеньевича появилась разрумянившаяся тетя Нина. Села она рядом с подругой Сказительницей, та уже откровенно плакала, утирая мокрый нос. Она мысленно расставалась со съемками, хоть и в эпизодической роли, и с ощущением кинодивы в своей деревне, и со всеми людьми, к которым привязалась.

Деревенские дамы, от детей до старушек, горько рыдали, даже мужики сурово хмурили брови и украдкой смахивали скупую мужскую слезу.

* * *

Красная Шапочка сегодня была накрашена больше обычного. От желания нравиться она перестаралась, и Волк, если подходил близко, чихал от запаха ее духов. Наблюдая за девушкой, он изумлялся все больше. Она надела ажурное платье, еле прикрывающее стройные ноги, и, несмотря на неудобство, продолжила вышагивать на пятнадцатисантиметровых каблуках.

Все были заняты своими делами, только Красная Шапочка мешала всем, пытаясь помогать.

Сидящие в сторонке Лев Львович и Плотва сосредоточенно смотрели в монитор розового ноутбука, вычитывали текст.

– Вот тут вот я указала вашу первую премию, еще 2001 года, за короткометражку о возрождении цветоводства в Зеленограде в Подмосковье…

– Вот этого не надо. – Лев Львович поправил ковбойскую шляпу и достал из кармана летней джинсовой куртки сигару. – Я этой работой не горжусь. И… Дорогая Эльвира, у меня есть личная, так сказать, интимная просьба…

– Я согласна!

Подскочив на своем пластиковом стульчике, высокая и тощая Плотва даже протянула руки, чтобы удобнее повиснуть на шее режиссера, бывшего сантиметров на десять ниже ее. Но Лев Львович, привыкший к реакции актрис, желающих всеми способами, вплоть до недостойных, привлечь к себе внимание, вовремя отскочил от начинающей журналистки. Сняв шляпу, Львович помахал ею перед собой, «охолаживая» Плотву.

– …Пока никому не говорить о моем отцовстве. Могут возникнуть сложности в общении с продюсерами.

Опустив поднятые руки, Плотва надула губки, подкрашенные в ее любимый перламутровый цвет.

– Намек поняла, хотя для меня это сложно… Моя артистическая натура требует реализации – слушателей, зрителей на худой конец…

– Я тоже намек понял, у нас в сериале есть небольшой эпизод с гламурной девушкой. Девушка потерялась в лесу, чуть не утонула в болоте… Смешно.

Поправив лямку топика на совершенно плоской груди, Плотва взяла с белого пластикового стола свою сумочку и открыла ее, ища сигареты.

– Я готова в лес прямо сейчас.

– Не стоит, эту сцену мы доснимем осенью. Знаете, листья на деревьях красочные, дождик, лужи… Красота… Правда, вода в болоте холодная…

Если Лев Львович хотел напугать Плотву, то добился обратного эффекта. Серые рыбьи глаза Эльвиры закатились от счастья.

– Как я люблю дождь и осенние пруды! Я даже в своем джакузи включаю холодную воду. А если бы вы видели, какой роскошный у меня отрастает хвост! – Эльвира достала сигареты и прикурила тонкую цветочную «Мариэтту». – Я же не только человек по отцу и рыба по бабушке, я еще немножко акула по маме.

– Хвост? – Профессионально оглядев плоскую и длинную Эльвиру, Лев Львович хищно улыбнулся. – А вот это интересно.

* * *

Полностью готовая к отъезду, Мария Ивановна сидела на стуле, прижав к груди большой ридикюль. На ее плече пристроилась летучая мышь Брателла, с первого мгновения проникшаяся любовью к бабушке. Мышь даже спала над ее кроватью.

А Красная Шапочка безостановочно рассказывала всем о своей «трагедии»:

– Так что я осталась без вещей и чемоданов. Они уплыли по ручью в неизвестном направлении, а Волк только смеялся.

– Что ты так беспокоишься из-за вещей? Купишь новые, – не понимала внучку бабушка.

Хмыкнув, как хмыкают киты, Плотва покачала головой.

– Как можно спокойно расстаться с вещами? У моей мамы Акулины собственный швейный цех, под Италию работают. Она забивает гардероб и только расширяет его, а вещи так и висят на сотнях вешалок или убраны в коробки. Хватит шмоток на академический театр.

– И что в этом хорошего? – не понял восторженного тона Плотвы Волк, проходивший к мини-вэну с очередной коробкой с проводами. – Мо́ли, наверное, и пыли много.

– Ой, ничего ты не понимаешь в нормальной жизни. – Достав из сумочки журнал, Плотва сунула его в руки Красной Шапочке. – Пойдем, сядем вместе, посмотрим на новинки. А эта, как ее? Дочка Дерипаски, ты бы видела, в каком платье она явилась вчера на тусовку! Вот может же, когда хочет! И деньги есть, и стиль хороший. А Женя Линович соригинальничала и заявилась в летнем платье и в сапогах. Сапоги нормальные, но не для юбилея. Я сейчас тебе их в «Инстаграме» покажу.

Заметив подъезжающий автобус, вся съемочная группа вышла на дорогу.

Тут же началось прощание с местным населением, слезы, объятия женщин и рукопожатия мужчин. Киношники то забирались в автобус, то возвращались, чтобы еще с кем-то проститься. Хрюкастая Соня так и лезла с поцелуями к звукорежиссеру Семе, а Альберт до последней минуты что-то нашептывал тетке Нине, и она, вытирая носик от слез, рассеянно улыбалась.

Сказительница, то есть теперь уже только Лариса Степановна, так и продолжала реветь со вчерашнего дня и часто прикладывалась то к щеке Марии Ивановны для поцелуя, то к бутылочке из-под лимонада «Дюшес», конечно же, с иным содержимым – для успокоения расшатанных нервов.

Рассчитывающий довезти Красную Шапочку на своем «Харлее Дэвидсоне» Волк раздосадованно наблюдал, как его любимую девушку уводит в другой конец автобуса ее болтливая подружка.