По грязно-серой тундре полз человек. Полз медленно, то и дело замирая без сил и, наверно, даже теряя сознание. Но через какое-то время – минуту, не больше, приходил себя, и вновь начинал ползти, чтобы через несколько метров вновь упасть без сознания.
У человека почти не было ног. За ним волочилось нечто, что, вероятно, было внутренностями, вывалившимися из огромного разрыва в нижней части тела человека. Разорванные сосуды уже почти даже не кровоточили, хотя за ползущим по-прежнему оставался заметный влажный след из сукровицы.
Тело человека, полностью лишенное одежды, было страшно обожжено; ожоги бугрились ужасными рубцами, искажая и без того исковерканные очертания тела. Рук тоже почти не было – вместо них остались короткие головешки культей длинной где-то по локоть, ими человек и отталкивался от земли. Голова и лицо тоже представляли собой почти сплошной ожог: нос отгорел и провалился, губы, веки, ушные раковины – не говоря уж о волосах, – полностью сгорели. По всем канонам медицины и биологии, человек с такими повреждениями давно должен был умереть…
…но он был жив. И полз. Упрямо полз к неизвестной никому цели, в полном молчании. Безмолвствовала и природа; было светло, но по положению солнца, низко опустившегося к горизонту, каждый, кто бывал за полярным кругом, мог бы определить, что время близится к позднему вечеру, и в более южных широтах этой же долготы, наверняка, уже включают свет.
А человек все полз и полз, словно заклятый или заговоренный. Словно зомби из фильма ужасов, только не гниющий, а обожженный. Он полз, ни на что не обращая внимания, да и не на что было здесь обращать внимание – местность была пуста и безвидна, и лишь кое-где унылую серость почвы разбавляли неглубокие и крохотные озерца или редколесье сланника, да на горизонте виднелась невысокая скальная стенка.
Так было ровно до того момента, пока в небе не появилась увеличивающаяся в размерах черная точка. Она быстро росла, превращаясь в военно-транспортный вертолет. Это был трудяга Ми-8 в окраске, выдающей принадлежность к Министерству обороны – или еще какой-то силовой структуре.
С вертолета, очевидно, заметили ползущего по тундре человека – заложив короткий вираж, «мишка» споро приземлился, двери открылись, и из чрева винтокрылой машины посыпались десантники в беретах, вооруженные короткоствольными автоматами. Последним высадился гладко выбритый офицер в шинели с подполковничьими погонами. Синие полосы на погонах и синие петлицы указывали на то, что офицер представляет структуру с названием, три буквы которого вгоняли в оторопь и внутренних врагов, и зарубежных «друзей» Советского союза.
Офицер подошел к телу, распростертому на земле. Человек как раз пришел в себя и попытался приподняться на культях рук.
– Гарькин, сделайте ему обезболивающее, – распорядился подполковник, и один из солдат, расстегнув подсумок на бедре, достал необычный, похожий на пистолет, шприц, и коснулся его «стволом» плеча несчастного.
– Не… надо, – прохрипел тот, – за… чем?
– Можете говорить? – спросил офицер. Человек кивнул. – Кто Вы?
– До… ктор… Ма…льцев, – умирающий говорил отрывисто. – Не… надо… у… бейте…
– Вам помогут, – сказал офицер, скептически осмотрев человека. Вблизи зрелище представлялось еще более ужасным: тазовая кость была разломлена пополам, и торчала наружу, содержимое брюшины вывалилось и превратилось в какие-то ошметки, все туловище покрыто рубцами и глубокими ожоговыми язвами…. «Как он еще жив?» – думал подполковник.
– У… бейте, – повторил мужчина. – Вы… не пони… маете…
– Отвечайте на вопросы, – в голосе подполковника зазвенел металл. – Вы из группы Верховцева?
– Да, – кивнул мужчина.
– Произошла авария? – спросил подполковник. Мужчина странно дернул головой:
– Да… нет… это… там смерть…
– Кто-то еще выжил? – спросил подполковник.
– Нет, – сказал мужчина, почему-то кивая. – Там… все… мертвые… но…
– Все равно надо проверить, – эти слова подполковник адресовал не умирающему, а своему заместителю. – Мартынов, берите командование, оставьте со мной Харсику и Павленко, ну, и Гарькина, конечно, с остальными спускайся вниз. Приготовьте средства индивидуальной защиты, там может быть газ…
– Не… газ, – подал голос мужчина, – это… не газ… огонь…внутри…
– Он бредит, – сказал Гарькин.
– Нет! – вскрикнул искалеченный. – Огонь… внутри! Они… заперты, но хотят… вырваться…
– Они? – прищурился подполковник. – Кто «они»?
– Им не выжить… без наших тел… – голос мужчины становился слабее, – проклятие… там все наоборот…
– Товарищ подполковник, – начал Гарькин, но кагэбист взглядом заставил его замолчать:
– Мартынов, Вы мой приказ слышали? Я не понял, почему вы еще здесь? Вперед!
– Стой…те… – попытался остановить солдат умирающий. – Не ходи… те… их червь… не умирает… и огонь… не угасает… Они заперты… внизу… в аду… но если они вырвутся… ад будет здесь!
– Чушь, – пробормотал подполковник. – Гарькин, дайте ему еще дозу.
– Это его убьет, – возразил Гарькин, доставая, впрочем, шприц, и перезаряжая его новой ампулой.
– А ты думаешь, он выживет со всем этим? – прошипел подполковник, потом, наклонившись к умирающему, тихо спросил его:
– Кто они? Что вы нашли?
– Эреб кибаль, – так же тихо прошептал тот. – Легенды… не лгали. Внизу то… что мы не можем пости… гнуть. Они… были… могущественными. От могущества… осталась… ярость. Они не умрут никог…да!
– Да кто «они»?! – прошипел полковник. – Кого вы там встретили?
– Товарищ подполковник, – ожила рация, – Вам нужно это видеть. Боже мой, тут такое…
– Сейчас подойду, – ответил офицер. – Оружие держите наготове – мало ли, что…
Он вновь наклонился над умирающим, и почти неслышно прошептал:
– Их можно убить?
– Только если… – сказал мужчина, и тут обрубок его тела пронзила страшная судорога.
– Он умирает, – сказал Гарькин.
– Я пока не ослеп, – зло ответил подполковник, а затем, схватив искалеченное тело за плечи, зло гаркнул:
– Если что?! Не вздумай умирать, падло, пока не ответишь!
Но тело несчастного сотрясали уже затихающие конвульсии агонии.
– Да чтоб тебя, – подполковник зло отшвырнул от себя обезображенный труп. – Вот гнида… Павленко, Харсика, Гарькин – вперед! Соединяйтесь с остальным. Оружие держите наготове, ясно?
– Так точно, – ответили в один голос десантники.
– Тогда бегом марш! – сказал полковник, выпрямляясь. Он заметил, что, когда склонялся над телом, испачкал полу шинели. Сплюнув, подполковник достал из кармана небольшую одежную щетку и быстро счистил грязь.
– Вот же урод, – пробормотал он себе под нос. – Безответственный выродок…
Он развернулся в ту сторону, куда убежали его солдаты – в той стороне виднелся огромный каменный холм высотой с пятиэтажку.
– Стой, – голос принадлежал только что умершему мужчине, но был сильнее, чем при жизни. Подполковник машинально остановился, потянувшись к ножнам на ремне, из которых виднелась рукоять НРС. – Хочешь знать, как можно убить элькибаль белети?
– Да, – пальцы подполковника отстегнули хлястик, удерживающий нож в ножнах, и осторожно легли на рукоять. – Так как же?
С этими словами офицер постарался резко обернуться, но ему не удалось это: вокруг горла обвилось что-то теплое, склизкое, мягкое – но, при этом, невероятно сильное. Там, где нечто касалось голой кожи, подполковник почувствовал слабое, но нарастающее жжение.
– Никак! – ответил мертвец. – Спасибо, что привел нам своих людей. А твое тело послужит мне лично. Да возгорится пламя! Алалари!!!
…Подполковник почувствовал, как его руки обвивает такое же мягкое, но сильное нечто. Там, где оно обхватывало горло, жжение становилось все сильнее, уже причиняя боль.
– Мы в подъемнике, – сообщила рация на груди пытающегося вырваться полковника. Начинаем спуск. Наверху оставили Павленко с Харсикой. Товарищ подполковник, вы меня слы…
– Что это? – донесся из эфира другой голос; в нем явственно слышался страх.
– Н… не… – во втором голосе тоже появились нотки страха. И они нарастали, как жжение на горле, запястьях, спине подполковника.
Затем раздались выстрелы. Их сменили крики боли, а потом наступила тишина…
Глава I: Down in the ground, when the dead mens go
Вздрогнув, Даша проснулась. Она сидела в салоне большого пассажирского вертолета Ми-8, за иллюминатором которого тянулись однообразные панорамы Кольского полуострова. Если в мире и есть места более унылые, чем это, то их немного, думала Даша, глядя на этот пейзаж. Несмотря на то, что вертолет летел на высоте чуть больше двух километров, и обзор, таким образом, открывался очень широкий, взгляду внизу было буквально не на чем остановиться. Даже озерный край остался позади, хотя рек, речек, речушек, речушечек и прочих ручьев и ручейков хватало и здесь. Основным элементом пейзажа было его величество болото – поросшее ивняком и осотом обманчиво зеленеющее по весне пространство, гиблое для людей и животных, соблазнившихся сочной зеленью. Весна еще только вступала в свои права, но природа после полярной зимы стремилась как можно быстрее предъявить свои права на жизнь и цветение.
Изредка это пространство прорезалось серо-коричневыми возвышенностями – или широкими, но чаще суженными плато, поросшими низкорослой карельской березой и кривыми соснами, или пологие холмы, напоминающие перевернутые котлы – на их вершинах также порой возвышались инвалидного вида сосенки. Время от времени внизу мелькали мелкие и крупные валуны – темно коричневые, почти черные, кирпично-красные или зеленоватые от мха, иногда даже белые, как кость. Казалось бы – красиво… но все вместе навевало на Дашу, родившуюся и выросшую в Москве, уныние, если не сказать больше.
А еще эти сны… они начали сниться Даше после того памятного дня, когда ее «бойфренд» (точнее не скажешь, не муж, даже не любовник) Макс собрал их в большом номере гостиницы на, как он выразился, учредительное собрание экспедиции.
Макс, по паспорту – Максим Браиловский, был молодым ученым – геофизиком. Всего на два года старше Даши, но он уже успел экстерном окончить аспирантуру и защитить кандидатскую диссертацию по теме «Геофизика масконов земной коры». Даша в этом ничего не понимала; она была далека от геофизики. Даша изучала искусство и подрабатывала тем, что изготовляла бюсты для ритуальных контор. Кого-то эта работа могла бы привести в уныние, но не Дашу – ей нравилось воплощать в гипсе черты незнакомых ей людей, размышляя о том, какими они были при жизни.
Порой Даша замечала за собой странности. Ей приносили посмертные маски, иногда фотографии. С большинством из них работать было просто, и, выводя пальцами черты очередного «клиента» (она не использовала никаких инструментов, кроме собственных рук), Даша чувствовала покой и некую умиротворенность. Но некоторые «клиенты» несли другие чувства – страдания, гнев, отчаянье… эти чувства отдавались покалыванием в подушечках Дашиных пальцев, и она не оставляла работы до тех пор, пока покалывание не исчезало, а место изначально отрицательных эмоций не занимали привычный покой и умиротворение.
Однажды Даша попыталась узнать об одном из таких «клиентов», и сильно пожалела об этом – молодой парень, красивый, как Аполлон, покончил жизнь самоубийством. Он был геем, и влюбился в другого парня, прекрасно понимая, что тот никогда не разделит его чувств – вот и наложил на себя руки. Больше Даша никогда не пыталась узнать ничего о тех, чьи скульптурные портреты делала… Но и от работы не отказывалась – даже если чувствовала, что у нее будут проблемы.
* * *
У Даши был родной брат Мишка, на два года старше ее. Он также участвовал в экспедиции; собственно, именно он когда-то и познакомил Дашу с Максом. Мишка тоже был геофизиком, учился с Максом в одной группе в Университете, но в аспирантуру не пошел, а, сразу после окончания вуза, стал работать в компанию по геологическими исследованиям для частных застройщиков. В компании неплохо платили, и Мишка был весьма доволен своим выбором. С Максом Даша познакомилась как раз на дне рождения Мишки, причем последний приложил, кажется, титанические усилия для того, чтобы Макс и Даша начали встречаться. Так и получилось, но… дальше кино, кафе и выставок у Даши с Максом не заходило. Они были как металлические шарики с одинаковым зарядом – вроде, заряд один и тот же, но что-то отталкивало их друг от друга. К тому же, в это время у Макса появился очень странный друг – Александр Филиппович Македонский. Пожилой мужчина носил окладистую бороду, черную с проседью, но вид у него был такой, что любой сразу бы определил его принадлежность к какой-то из структур. Хотя сам Македонский не особо это скрывал.
– Он – полковник КГБ в отставке, – рассказал ей Макс во время одной из их прогулок, когда Даша полушутя, полусерьезно спросила, не собирается ли Макс поменять ее общество на общество Македонского. – Ушел давно, с тех пор вел интересную жизнь – создал ЧОП, занимался охраной ценных грузов и разных экспедиций. Весь мир объездил.
– А к тебе у него какой интерес? – спросила Даша.
– Он мне одну интригующую идейку подкинул, – поведал Макс. – Подробнее расскажу чуть позже, вот слетаем в Югославию, как вернусь – поговорим.
– Хорошо, – согласилась Даша с деланым равнодушием. На самом деле, рассказ Макса ее заинтересовал, а еще больше ее интересовало, что могло объединять столь разных людей, как Макс и Македонский.
Вскоре она об этом узнала, как раз в тот день, когда состоялось учредительное собрание экспедиции. Даша была приглашена на него сначала просто как гостья Макса. К своему удивлению, она заметила среди пришедших Мишку с его новой пассией Ирой, миловидной блондиночкой в круглых очках с нулевыми диоптриями и с выкрашенными тональным шампунем в розовое прядками в волосах. Мишка уже успел познакомить Дашу с Ирой до собрания, и знакомство не заладилось – Ирочка показалась Даше через чур легкомысленной и вообще не от мира сего. В общем, как говорится, прелесть, какая дурочка… И как рациональный и целеустремленный Мишка с ней вообще сошелся?
Компания в номере подобралась весьма разношерстая. Кроме Мишки, Макса, Македонского (все на эм, как на подбор), Даши и Иры, присутствовало еще восемь человек. Во-первых, пожилой, но крепкий, похожий на штангиста-тяжеловеса в старости профессор Павел Петрович Кулешов, который у Макса и Мишки был руководителем дипломной работы. Пожилой мужчина с некогда рыжей, а сейчас седой бородой, худым лицом, изборожденным глубокими морщинами и каким-то цепким взглядом блекло-зеленых глаз представился МакарычемТощий, сутулый парень – не крепыш, хоть и не заморыш, державшийся в стороне от остальных и все собрание пялившийся в гаджет, оказался связистом и системным администратором группы. Звали его Игорь.
Оставшиеся пятеро – трое молодых мужчин и две девушки, были людьми совсем другого типа, так сказать, от станка и от сохи, хотя ни того, ни другого ребята, вероятно, в жизни не видели. Парни были на подбор крепкими – темнокожий Генка, высокий крепыш, прекрасно говорящий по-русски, и, как выяснилось, русский до мозга костей, даром, что мулат; красавчик – блондин Феликс, похожий на молодого Эдриана Пола; обритый на лысо татуированный Кирилл, одетый в байкерскую куртку, представляли мужскую часть этой пятерки. Под стать им была одна из девушек, Таня – высокая, спортивного телосложения, она была похожа на профессиональную баскетболистку, хотя, как выяснилось, являлась КМС по академической гребле. Другая девушка – среднего роста, кругленькая и смешливая Женя, как оказалось, была медиком.
– Я всем вам уже немного говорил о том, куда мы собираемся, – начал свой рассказ Макс, хотя Даше ни он, ни Мишка о предполагающемся мероприятии ничего не сообщали, – но, полагаю, перед выездом стоит рассказать подробнее. Если кто-то из вас после этого откажется от участия – я пойму. Не все упирается в деньги.
– А что, это так опасно? – спросил Феликс.
– Трудно сказать, – ответил Макс. – Я расскажу вам, а вы уж сами для себя решите, опасно это, или нет. Наверно, все вы слышали байки про Кольскую сверхглубокую?
Команда вразнобой закивала.
– В начале девяностых эта скважина достигла рекордной глубины в двенадцать с лишком километров, – продолжил Макс. – После чего была закрыта. Это породило массу домыслов, даже рассказывали про какое-то существо, якобы, вырвавшееся из скважины, – Макс фыркнул, – посмотрел бы я на это существо, которое двенадцать километров ползло по туннелю шириной в двадцать сантиметров! На самом деле, ничего сверхъестественного на КСС, конечно, не происходило, и, на первый взгляд, остановка проекта имела совершенно банальную причину – наступали девяностые, и денег на такие проекты просто не было, но…
Макс сделал паузу, и оглядел присутствующих. Ему явно удалось их заинтересовать.
– Авария все-таки была, – продолжил он. – Правда, не на Кольской сверхглубокой. В трехстах километрах к востоку от Мурманска, в пустынной Кольской тундре есть, на первый взгляд, ничем не примечательное плоскогорье. В начале восьмидесятых на этом плоскогорье был начат удивительный проект. Начнем с того, что проект был частным – можете себе представить, что это означает, в условиях СССР, где даже на частное мнение смотрели косо. Финансировал проект некий югослав. Проект анонсировался как испытание горного оборудования в сложных условиях, и инвестор обещал, по окончанию работ, передать государству пакет документации на это оборудование – проходческий агрегат сверхглубокого бурения. Поэтому ему и выдали разрешение на работы. Заведовал проектом молодой и талантливый, если не сказать больше, ученый – Мстислав Верховцев.
Даша заметила, что, при словах Макса о Верховцеве профессор Кулешов странно поморщился, а Макарыч – загадочно улыбнулся. Что это значило, она не поняла, но для себя этот момент отметила.
– В группе Верховцева, конечно, был представитель КГБ, – продолжил Макс. – Раз в три дня он передавал на Лубянку отчет о работе. Часть этих отчетов мне предоставил Александр Филиппович.
Македонский степенно кивнул.
– Вероятно, эта проходческая платформа, действительно, была очень эффективна, – продолжил Макс. – Первый запуск произошел в апреле восемьдесят четвертого, а к февралю платформа уже прошла глубину в десять километров – удивительная скорость! Но в конце марта отчеты на Лубянку приходить перестали. Встревоженные кураторы проекта попытались выйти на связь со своим представителем, и им долгое время это не удавалось, а потом пришло короткое сообщение: «ЧС. Не ходите. Здесь ад».
Ира заметно вздрогнула.
– Естественно, после такого сообщения, было решено отправить на станцию группу, которая бы на месте разобралась, что к чему. Группа из состава знаменитой «Альфы» отправилась на станцию в конце апреля, а вот что было дальше – тайна. Мы с Александром Филипповичем выяснили, что группа не вернулась. Вероятно, чернобыльская авария застопорила дальнейшее расследование этого дела. Как бы там ни было, о проекте «Б-11» забыли на тридцать лет.
Макс сделал паузу, взял стакан, стоявший на журнальном столике и отхлебнул из него сок:
– В итоге мы имеем вот что, – сказал он. – В Карелии на большой глубине лежит некое устройство, которое теперь, по сути, не принадлежит никому. Судя по всему, платформа Верховцева сумела добраться до той же глубины, что и знаменитая Кольская сверхглубокая – если не еще глубже. Есть люди, заинтересованные в установлении истины о том, что же произошло на одиннадцатой много лет назад, а главное – профинансировавшие экспедицию, которая сможет это узнать. Нашу, то есть, экспедицию.
О том, что тогда произошло, ничего не известно. Возможно, было что-то банальное, вроде взрыва подземного газа или еще что-то в том же духе. Мы этого не узнаем, если не побываем там. Конечно, может быть все, что угодно, но мы к этому подготовились. Вся группа будет снабжена необходимыми средствами защиты, включая новейшие разработки, такие, как полностью изолирующие от воздействий неблагоприятных сред костюмы, респираторы закрытого типа, в которых можно хоть год провести без доступа кислорода извне, графеновые комбинезоны, защищающие от механических повреждений, включая крупнокалиберные пули. Обычные бронежилеты тоже будут.
У нас будет самое современное оборудование, в том числе, мощный электрохимический генератор и даже разведывательный беспилотник. Будет у нас и оружие. В общем, мы будем готовы ко всему… но я могу понять тех, кто откажется. Неизвестность всегда страшит. Не хочу, чтобы потом кто-то сказал, что я его не предупредил о возможных… нюансах мероприятия. Какие у кого мысли на этот счет?
Даша отметила, что напуганной казалась только Ира. Но она высказалась первой:
– Ну… я от поездки не откажусь. В этом месте кроется какая-то тайна, а тайны – это всегда немного страшно. Север России – одно из тех мест на Земле, которое людям известно очень мало. А ведь древние рассказывали о том, что когда-то за полярным кругом существовала развитая цивилизация, и мы вполне можем нести в себе гены этой цивилизации. Ради правды можно и рискнуть…
– … тем более, что с тобой буду я, – сказал Мишка с воодушевлением. – А уж я-то точно не отступлюсь. Я в деле с самого начала.
– Ну, что там может быть такого? – пожал плечами Феликс. – На такой глубине? Я, конечно, в геологии – что свинья в апельсинах, но даже мне понятно, что десять километров – это почти у самого края мантии. Я в деле.
– Я тоже, – коротко сказал Волосатый, и покосился на Генку.
– И я, – лениво ответил тот. – Мне еще с карантина хотелось куда-нибудь рвануть, но куда-то в интересном направлении. Почему бы не Карелия?
– В такой компании, – сказала Женя, – с такими ребятами и девочками… с удовольствием. А то, что там что-то произошло… в жизни есть более страшные вещи, чем аварии на шахтах, уж поверьте моему опыту.
– Сказала, что еду, значит – еду, – отрезала Таня. – И плевать на обстоятельства. Не черти же в этой шахте засели?
– Может, и черти, – не согласилась с ней Ирочка. – Люди часто относят к нечистой силе то, чего не понимают. А известный исследователь палеоконтакта, Эрих фон Деникен, говорил, что…
– Милая, потом доскажешь, – остановил ее Миша. – Дай высказаться остальным, хорошо?
– …что рожки, с которыми изображают чертей – это антенны инопланетных скафандров, – машинально продолжила Ира, но осеклась и добавила: – хорошо, милый.
– Я еду, – добавил Игорь, стоявший чуть позади Тани, глядя на нее. – В чертей я не верю, а поработать со связью в таких высоких широтах будет занимательно. Надеюсь, что оборудование будет на высоте?
– Самое лучшее, – заверил его Макс. – Но учти, даже с самым лучшим оборудованием наладить там связь – непростое дело.
– Учту, – кивнул Игорь.
– Я не услышал ничего такого, что могло бы меня убедить отказаться от поездки, – сказал Макарыч. – Единственно, надеюсь, вы будете не против курильщика в компании? Если нет, я в деле. А вот профессор наш, наверно, откажется…
– С чего Вы взяли? – удивился Кулешов.
– Знаю я вашу породу, – ответил Макарыч, – вы когда видите что-то, что не влезает в прокрустово ложе вашей официальной науки, сразу назад сдаете.
– Может, кто-то другой, но не я, – холодно заметил Кулешов. – Я почти полвека своей жизни посвятил геологии, а тут такой шанс увидеть все это своими глазами! Вы думаете, я откажусь? Да ни за что!
– Хорошо, – сказал Макс, – раз все высказались…
– Я не высказалась, – ответила Даша. Макс удивленно посмотрел на нее:
– Даша, но тебе вовсе не обязательно ехать…
– То есть, ты бы меня даже не пригласил? – улыбнулась Даша. – Но затащил на это собрание… зачем? Если для того, чтобы заманить меня в экспедицию, то поздравляю: у тебя получилось. А если для того, чтобы напугать, так после твоего рассказа я только больше заинтригована. И, если на борту есть место…
– Для тебя – конечно есть, – улыбнулся Макс. – Но Даша… да и все остальные… я ведь не пугать вас хотел. Я честно предупредил обо всем. Может, не совсем обо всем – например, не упомянул, что местные жители – саамы, считают это место проклятым, и обходят его десятой дорогой. Та местность, куда мы летим, называется Чоккаперкальм…
Ирочка даже взвизгнула от удовольствия.
– Как-как? – переспросил Мишка.
– Чоккаперкальм, милый, – Ирочка с легкостью произнесла это сложное слово, – в переводе с саамского – могила острого колпака.
Генка фыркнул.
– …причем все три слова относятся к дофиноугорскому субстрату саамского языка, а сам этот субстрат…
Мишка воздел очи горе:
– Ирочка, давай ты чуть позже расскажешь мне. Думаю, другим это будет неинтересно.
– Не слушай его, Ира, – подмигнула Женя. – Всем интересно, ты такие увлекательные вещи рассказываешь! И так умеешь заинтересовать.
Макс кашлянул:
– Я согласен с Женей, – сказал он. – Думаю, Мишка, да и все остальные, тоже с ней согласны. Но Ира, если мы будем слушать лекции по языкознанию – собрание затянется. А многие из присутствующих приехали после работы, наверно, устали за день.
– А еще, сегодня пятница, и граждане страны желают пива, – тихо заметил Генка. На него никто, кроме Даши, не обратил внимание.
– Командир, – сказал Макарыч, – как ты знаешь, я сам родом из тех мест, и байки эти слышал с детства. Послушать саамов, так вся Кола кишмя кишит разной нечистью, а уж в Понойской тундре нормальному человеку и делать-то нечего. Но знаешь, за свою жизнь я там бывал, куда мой батя телят не гонял, и везде одно и то же – местные пришлых не любят, стараются их запугать. Так что брось ты это дело. Кстати, про то, что в тех краях пропадали отдельные люди и целые экспедиции, тоже можно не говорить – за Полярным кругом так везде. Тундра коварна – там легко заблудиться, легко в болото попасть. Но мы – люди учёные, и запросто не пропадем, да, молодёжь?
Молодежь дружно закивала.
– Понятно, – сказал Макс, – напугать вас, значит, не выйдет. Если честно, мне это нравится. И Александр Филиппович – вы все с ним, конечно, знакомы, – так мне сразу и сказал. Потому у меня есть предложение…
Макс выдержал паузу, и сказал:
– В общем, нам стоило бы обсудить детали. Сверить, так сказать, часы. Это правильно, но… сегодня пятница. Вы устали после рабочей недели. Давайте переведем это в другую форму. Я слышал, что граждане страны желают пива? Так почему бы нам не посидеть в баре за бокалом пенного? Там все и обсудим.
* * *
На пиво, сославшись на занятость, не пошел только академик Кулешов. Даша, однако, про себя решила, что тот просто не счел их компанию достойной его академического высочества. То есть, в экспедицию с этими маргиналами поехать, конечно, можно, а вот пиво с ними распивать…
Даша почти не пила. Она могла себе позволить пару раз в год пропустить пару рюмок на каком-то мероприятии, или вот так вот посидеть с бокалом пивного пунша, довольно приятного на вкус, в хорошей компании, но не более того. В разговоры Даша тоже почти не вступала. Она смотрела.
Даша любила смотреть на лица людей, хотя сама она делала скульптуры больше по фотографиям и посмертным маскам, Даша не понимала преподавателей, которые учат ваять по неподвижным моделям. Скульптурный портрет может быть довольно точным, но он никогда не выйдет живым, если ты не видишь лицо человека в движении.
Хотя иногда Даша даже создавала скульптуры людей, которых никогда не видела в жизни. Причем, почему-то, именно они были для Даши самые дорогие. Среди них выделялись танцующая балерина и «терминатор» – мужчина в косухе с обожженным лицом. Обе скульптуры вместе с ее собственным автопортретом, стояли в нише комнаты, которую Даша отвела себе под мастерскую, и Миша в шутку называл эту компанию «пенаты Даши». Но такое бывало редко. В основном, изваять скульптуру Даша могла, лишь вдоволь наглядевшись на мимику оригинала. То есть, не то, что могла – только такая скульптура получалась настолько хорошо, что казалась самой Даше живой. Если не считать тех двух, что были ее ларами, конечно – Даша звала их просто: балериной и терминатором. Они тоже были живыми, и порой Даше казалось, что балерина вот-вот поплывет в танце по комнате, а «терминатор»…
А мужчина с обожженным лицом, ничуть не похожий на Шварценеггера, подойдет и молча ее обнимет.
– Значит, недели всем хватит? – спрашивал Македонский. – Или дать вам две недели, чтобы уже точно?
– Две недели, конечно, лучше, – заметил Макарыч. Он заказал какое-то очень темное и крепкое чешское пиво и к нему – вяленую рыбу, которую ел, не разделывая, только косточки хрустели. Вообще, Макс расщедрился, пива и закусок на столе хватало. – Я-то и за три дня управлюсь, но… две недели, короче, лучше.
– Так и запишем, – кивнул Македонский. – В общем, второго выезжаем, к четвертому будем на месте. Как раз то время, когда полярный день еще не наступил.
– Так там что, ночь? – испугалась Ира. Мишка вздохнул:
– Ирочка, между полярным днем и полярной ночью есть время, когда солнце уже всходит утром, но еще заходит вечером. Межсезонье такое.
– А, понятно, – кивнула Ира. – Я таких простых вещей не знаю…
– Зато ты знаешь много такого, чего не знают другие, – улыбнулась ей Женя.
– Вот кстати, – сказала Ира. – Макарыч… простите, не знаю, как вас по имени…
– Просто Макарыч, – ответил тот, протягивая руку к блюду с рыбой. Даша заметила, что на безымянном пальце у Макарыча вытатуирован перстень с черным квадратом. А еще – каждый из пальцев украшала цифра, вместе они складывались в число 1992. «Это же зоновская татуировка!» – поняла Даша, но отчего-то не испугалась. Несмотря на перстень (как потому узнала Даша – символ того, что его обладатель отсидел «от звонка, до звонка», а цифры на пальце означали дату выхода на поселение), Макарыч не казался ей страшным. В его лице было что0то печально, трагичное, но не злое.
– Макарыч, а расскажите что-нибудь… – начала Ира, и смущенно запнулась, – ну, из легенд. Вы говорили, что с детства их слышали.
– Между мной и моим детством пропасть глубже любой сверхглубокой скважины, – сказал Макарыч, прихлёбывая пиво из уже почти пустого бокала. Пил он быстрее других; Макс, заметив это, подозвал кельнера, и попросил повторить «для нашего друга». – Да, в общем, ничего оригинального. Про чакли – это такой маленький народ. У них лица на затылках, а еще они людей воруют, и делают из них других чакли.
– Детей? – переспросил Генка.
– И детей, и взрослых, – ответил Макарыч. – Они хоть и маленькие, но сильные, как бугай. Еще говорят о Царе Подземелий – у него сила ста молодцов, разум ста мудрецов и что-то там еще, он, дескать, ест людей и может приобретать их обличья… – Макарыч взял у кельнера полный бокал, и жадно выпил. Кельнер забрал его пустой бокал. – Хотя нет, одна легенда мне запомнилась. Была одна молодая саамка, и влюбилась она в проезжего помора. А ее родители уже засватали за другого саама. Помор помог ей бежать. Искали саамы беглянку по тундре, да не нашли, в отличие от ее возлюбленного, точнее, его трупа. Труп тот весь измочален был, решили, что это волки, что той зимой лютовали. Ну, и подумали, что девушку тоже волки разорвали – не стали больше искать. Погоревал саам-жених по неверной невесте, да и забыл, на следующую осень взял себе другую. Случилось ему ехать к Ловозеру от Святого носа, где…
- Б-11