Гора и Город

Посвящается Манечке, моему идейному идеальному вдохновителю.

I

Верхушки гор тянулись ввысь, погружаясь в сизую дымку. Она, густая и влажная, еще не была облаками, но, постепенно плотнея, становилась ими. С поверхности глубоких темных озер в ущельях отделялись молекулы влаги и поднимались к небесам, рождая облака: неплотную вату, пропускающую рассеянный солнечный свет, или же похожие на густую сливочную пену золотисто-розовые клубы, или даже свинцово-черные грохочущие и сверкающие тучи. Но не рождались на этой фабрике самые страшные из всех видов облаков – лавовые. Никто не знал, откуда приходили они, изливаясь на землю огненными потоками и оставляя за собой лишь мертвый серый пейзаж застывших лавовых рек. Все живое, почувствовав их приближение, этот знойный дымный дух, срывалось с места и спасалось бегством. Но мало было тех, кто успевал укрыться… Однако уже давно нигде не появлялись эти небесные духи смерти. Так давно, что само их существование уже стало легендой, страшной сказкой для всех существ, рассказанной самыми древними из них.

Охотница сквозь горный туман вглядывалась в очертания Города, что растекся по долине на манер реки из огней, домов и живых потоков улиц. Дневной свет потухал во мгле. Охотница понимала, что она не успеет спуститься в долину до ночи, значит, придется ночевать на дереве, сидя на ветке и крепко привязав тело веревкой к стволу. С рассветом она вновь отправится в путь и уже к полудню будет в Городе. Ее красно-медные волосы раскидались по плечам нечесаными прядями. За спиной у нее был колчан с необычайно тонкими стрелами и изящный лук, а на поясе висела кожаная сумка, крышка которой была закрыта на ременной замок. Из этой сумки то и дело раздавалось жужжание, как будто майский жук бился в окно и никак не мог попасть наружу. Когда жужжание становилось слишком громким и досаждало Охотнице, она постукивала ладонью по крышке, и звук вмиг замирал, но лишь на какое-то время.

В полдень следующего дня Охотница, пахнущая хвоей и сыростью, вступила на мостовую. Толпа раздражала ее, ей хотелось как можно быстрее вновь оказаться в чаще, слышать крики диких птиц по ночам, дышать влажностью и ароматами трав, пить из ручья, быть наедине с самой собой и слышать собственные мысли. Но Город нужен был ей время от времени как источник средств существования. Сама бы она вполне смогла добыть себе пропитание и одежду, но были ситуации, в которых приходилось платить только монетами. Именно эта потребность и приводила ее к неизбежному и столь нежеланному столкновению с внешним миром.

Быстро преодолев омерзительные, полные крыс и мусора задние дворы окраин, Охотница нырнула в узкий проход в стене, не сразу заметный глазу, особенно в сумерках задворок. Этот факт делал проход потайным на всякий случай. Неслышными шагами прокралась она по темному коридору и оказалась внутри освещенной лавки со всякой всячиной. Стоявший в комнате Верзила вздрогнул и зарычал:

– Опять ты в кошки-мышки со мной играешь! Зачем так тихо подкрадываешься со спины?! Вот возьму и всажу в тебя нож от неожиданности!

Охотница рассмеялась:

– Ты не успеешь даже дотронуться до рукояти кончиками пальцев, полено неотесанное! – И снова громко и от души расхохоталась прямо ему в лицо, так он ее повеселил своим испугом!

– Выкладывай! Чего притащилась? – Верзила негодовал, но понимал, что слова ее правдивы.

Вместо слов Охотница сняла потертую кожаную сумку с ремня на поясе и высыпала на стол живой комочек из маленьких телец. Существа эти были не больше мизинца, и казалось, они едва живы. В кожаной сумке с плотно закрытой крышкой они задыхались от тесноты и нехватки воздуха. Их было пятеро. Огромные глаза, похожие на стрекозиные, помогали им прекрасно ориентироваться в темноте. Но сейчас, после долгого заточения, они щурились от света, прикрывая лица крошечными ладошками. За спиной у них виднелись обрывки тонких чешуйчатых крылышек, которые беспрестанно шевелились, но больше не могли поднять их тщедушные тельца в воздух. Жалкое это было зрелище!

– Шныриков притащила! Вот умница! – хлопнул от радости в ладоши Верзила. И тут же его грубое лицо вновь приобрело серьезный и даже устрашающий вид. – Получишь деньги, когда у них крылья отрастут, не раньше! В прошлый раз у двоих так и не выросли, пришлось выкинуть на улицу. Деньги на ветер!

– Черта с два! – стукнула крепким кулаком по столу Охотница. – Или деньги сейчас, или сама продам на черном рынке!

Верзила поморщился, фокус не вышел. Пришлось выложить пять гнутых монет.

Шнырики – ценный товар. Каждая уважающая себя барышня держит при себе такого. Изящная, разодетая в кружево фигурка, порхающая вокруг нее, – прекрасное дополнение к образу, модный аксессуар. К тому же может подать зеркальце, припудрить носик, очистить мандарин или орех. А самые искусные из них способны даже уложить прическу, украсить ее бутонами цветов. В реальности же свободное лесное создание вынуждено было заканчивать свои дни рабом, прикованным днем и ночью тонкой золотой цепочкой к запястью своей хозяйки. Шнырики – товар ходовой, в неволе долго не живут, а те, у кого так и не вырастают новые крылья, и вовсе погибают сразу, лишенные привычной среды обитания. Поймать их, быстрых и юрких умельцев маскировки в живой природе, – задача практически невыполнимая. Оттого и спрос на них высок круглый год. Особенно зимой, когда надо отыскивать места их зимовок под снегом.

Охотница специализировалась на шныриках и была мастером своего дела. Она прекрасно изучила их повадки и знала, где искать их убежища. Своими тонкими стрелами она метко сбивала им крылья, не повреждая самого шнырика. Бывало, правда, что шнырик падал в ущелье или тонул в болотной тине. Но это были неизбежные издержки охотничьего дела. Мало подстрелить, нужно было еще добыть их целыми и невредимыми.

Обычно Охотница уходила в горы на несколько недель, питаясь там скудным подножным кормом, проводя почти все время в засаде. Но и вознаграждение за труды стоило того! Вот и сейчас, получив желаемое и довольная тем, что она вновь может не появляться какое-то время в Городе, Охотница удалилась тем же путем, каким пришла сюда.

II

Надпись над дверями магазина на главной улице гласила лаконично: «Юбочная». Целый магазин разнообразных юбок! Длинных и укороченных, пышных и узких, до колена, со шлейфом и без, с воланами или же кринолином, однотонных или с рисунком, тонких и легких, как крылья шныриков, вязаных и валяных из овечьей шерсти, и прочих, и прочих. Хозяйкой в этом магазине была сумасшедшая тетка неопределенного возраста, с волосами, туго затянутыми в пучок на макушке. Глаза ее глядели безумно, ошарашенно вращаясь во все стороны, как у ящерицы. Низкорослая и пышнотелая, во множестве разноцветных юбок, которые носила все разом. В представлении Юбочницы в жизни не могло быть ничего важнее ее товаров. Стоило кому-то зайти в ее пестрый мир, как она набрасывалась на него с целым ворохом барахла и уже не выпускала из магазина без дюжины юбок. И упаси господи было спорить!

Напротив «Юбочной» располагался другой, не менее заметный магазин, надпись которого гласила: «Одежда, в которой невозможно устоять!» Это был оплот высокой моды: туфли со свинцовыми каблуками, литые корсеты с медной проволокой вместо шнуровки, широкополые шляпы с металлическими полями, украшенными галькой. Наряды эти хоть и не очень согревали в стужу, но заставляли своих носительниц изрядно попотеть в любое время года. А как же иначе? Ведь мода того требовала! Побаловать себя здесь могли и кавалеры чугунными тростями, серебряными цилиндрами, карманными часами с кованой железной цепью вместо карабина. Совершенно добровольно юные девушки и юноши, пышные зрелые дамы и полнотелые мужи, даже тщедушные старушки и немощные старички отдавали свои тела во власть этих кандалов.

Такой успех не мог не раздражать Юбочницу. Она не терпела конкуренции своим товарам, в связи с чем поздними вечерами, не боясь быть обнаруженной, бросалась юбочными вешалками в витрины ненавистного магазина напротив, с чувством долга и наслаждения глядя на появившиеся трещины и разбросанные осколки.

На главной улице воздух был наполнен жужжанием маленьких крылышек, словно луг в солнечное утро. Бедняги шнырики повсюду вынуждены были следовать за своими модными хозяйками, которые неспешно прогуливались, с удовольствием разглядывая себя в витринах.

Крошек продавали и покупали здесь же, как любой другой товар. Вслед за магазинами моды тянулись вереницы магазинчиков по продаже всякой живности. В маленьких клетках томились сотни модных и симпатичных зверьков. Шнырики пользовались наибольшим спросом.

– Дама желает рыжеволосую бестию? – услужливо звучал голос продавца. Он демонстрировал зашедшей покупательнице клетку с энергичным шныриком, у которого выше лба рос рыжий хохолок.

– Не слишком ли он резкий в движениях? – сомневалась модница. – Такое поведение может испортить мой образ уравновешенной особы…

– О, мы не можем этого допустить! – вновь засуетился продавец, быстро переставляя клетки с жужжащими и взволнованными шныриками. – Посмотрите вот на этого, он похож на маленького аристократа среди своих. Очень уместное дополнение к вашему туалету!

Дама заулыбалась, но остановила свой выбор лишь на пятом нежном и прозрачном создании, отсчитав за него, не торгуясь, всю сотню монет. Подобные сделки постоянно совершались в этом месте. Иного рода торговля шла на рынке, куда более бойко! Рыночные воротилы, боясь упустить свою выгоду, торговались с поставщиками магазинов за каждую монету. Так что в среднем каждый шнырик уходил не менее чем за двадцать пять, а то и за все пятьдесят монет. На рынок же шнырики попадали за семь-десять монет из подвалов и подворотен, где их держали дельцы, которые приобретали их из рук охотников. Весь этот водоворот из шныриков, монет, торговцев и охотников крутился с сумасшедшей скоростью, не замирая ни на один день. Выгодное это было дельце – торговать шныриками!

Гора, нависшая над долиной, не сулила ничего хорошего ее обитателям. Нижние пещеры были темными холодными щелями, заполненными протухшей водой круглый год. Как это водится, они были отведены под тюремные камеры. В большинстве из них узникам нельзя было выпрямиться в полный рост и приходилось, сидя на корточках по колено в грязной жиже, погибать от холода и истощения. Даже стражники с неохотой и опаской спускались сюда.

Средние пещеры, куда более просторные, сухие и светлые, служили комнатами для прислуги, кухней, прачечной и для прочих технических нужд.

На вершине Горы главные залы, просторные галереи, обдуваемые ветрами, были обителью Агатовой Королевы.

Давным-давно проплывали над этими местами лавовые облака, оставив как напоминание о себе Гору, богатую агатами в застывших лавовых слоях. Но сейчас запас этих прекрасных самоцветов был истощен до крайности. Виной тому была ненасытность Королевы; все больше и больше требовала она добывать камней, все глубже и глубже уходили пещеры внутрь скалы. Агатами платили за все: голубые были дороже всех, красные ценились чуть меньше, дальше шли зеленые, желтые, черные и серые. Казалось, им и богатству Королевы не будет конца. Теперь же у нее осталась лишь горстка разноцветных камушков, да безграничная нескрываемая ненависть ко всему сущему.

Сейчас правительница сидела в одном из своих огромных залов. Она была в крайнем раздражении, раздумывая над путями поиска средств для своей короны. Советник, зная это, зашел очень тихо, но так, чтобы Королева сразу обратила на него внимание и его появление не явилось для нее неприятной неожиданностью.

– Советник, – сразу перешла она к делу. – Вы принесли мне отчет об обороте средств от продажи этих… как их там… шны… шны-ро-ков.