Вкус запретного плода

© Романова Г.В., 2019

© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2019

Глава 1

Она выглядела достаточно аккуратно и стильно, чтобы не нервничать и не чувствовать себя старой и разбитой. На ней были легкие брюки цвета кофе, совсем немнущиеся. Сложно было поверить, что она сутки провалялась в них на вагонной полке. Просторную бежевую кофточку из натурального хлопка с глубоким вырезом час назад она вытащила из чемодана и надела вместо футболки, в которой спала. Легкие кожаные танкетки на пробковой подошве, шоколадного цвета кепка, под которую она спрятала разлохматившиеся пряди, довершали образ. Образ элегантной женщины средних лет, вернувшейся с летнего отдыха.

Вздохнув, она нацепила солнцезащитные очки, чтобы спрятать уставшие глаза. Схватилась за чемоданную ручку и покатила чемодан через зал ожидания к стоянке такси. Она шла легко, красиво. Тонкий хлопок блузки обнимал загорелое стройное тело. Шелковистая ткань брюк не скрывала сильных мышц ее ног. Она всегда следила за собой. Бегала по утрам. Посещала бассейн. Сидела на диетах. Ей вслед смотрели мужчины. Она об этом знала. Она это чувствовала. Поэтому не имела права горбиться, опускать голову и плакать. Она не имела права на слабость. И никто в этом не был виноват. Она сама нацепила на себя ярлык сильной женщины. Теперь вынуждена была расплачиваться.

Такси подкатило тут же, стоило ей остановиться у бровки тротуара. Таксист помог убрать чемодан в багажник. Открыл ей заднюю дверь. Она поблагодарила без улыбки. Сил улыбаться не было. Хотелось поскорее домой. Под защиту своих стен. За тяжелую бронированную дверь. Сбросить с себя дорожные одежды, смыть всю пыль и раствориться в жгучей обиде, от которой дрожали губы и очень хотелось расплакаться.

Потом, уже потом можно будет позвонить дочери и сказать, что добралась отлично. Что замечательно себя чувствует. И что она рада, что приняла решение о преждевременном отъезде. Она устала от жары.

Да, это было неправильно. То, что она собиралась ей звонить. Да, это сильно смахивало на малодушие. И шло вразрез со всеми ее представлениями о гордости. Потому что она не принимала никакого решения о своем преждевременном отъезде. Она об этом даже не думала. Ее буквально выставили из номера. Зять выставил, предложив поселиться в номере в соседнем отеле. Подальше, стало быть, от них. Так и сказал:

– Наталь Пална, мне кажется, так будет правильнее всего.

– Что именно, Гоша? – поинтересовалась она, высокомерно вскинув брови.

Она только-только отходила от их последней перепалки. Проповедуемые зятем методы воспитания ее любимой внучки Наты никуда, по ее мнению, не годились. И час назад они сошлись с Гошей не на жизнь, а на смерть. Дочь Ирка разрыдалась, ушла на свою половину дома, который они арендовали. Зять скрылся там же, оставив последнее слово за собой. А она с Натой принялась складывать сложный пазл, пытаясь отдышаться.

А потом…

А потом зять вышел и предложил ей снять номер в соседнем отеле.

– Так будет правильнее всего, – этими словами он закончил свою речь.

– Что именно, Гоша?

Она еще плохо понимала тогда, что ее просто-напросто выгоняют, ей указывают на дверь.

– Чтобы вы были от нас подальше, – ответил ей зять, не особо подбирая слова.

– Подальше?! От вас?!

Она медленно поднялась с кресла, в котором полулежала, отдыхая после перепалки. Оглядела коренастую фигуру зятя с головы до ног. Сокрушенно качнула головой, вспоминая, как была против брака своей дочери с этим человеком. Глянула на дочь Ирку, выглядывавшую из-за плеча мужа.

– Ира? Ты чего молчишь? Ты что скажешь? – Она ласково улыбнулась ее бледной испуганной мордашке. – Твой супруг меня выставляет вон. Из дома, в котором больше половины комнат пустует. И…

– Мама, так будет лучше, – выпалила Ирка и спряталась за широкой спиной Гоши.

– То есть ты тоже меня выгоняешь?

Она все еще улыбалась. Она все еще не верила, что дочь предала ее. Что она пошла на поводу у этого брутального самца, не стеснявшегося шлепать ее по заду в присутствии матери.

– Так будет лучше, – слабым голосом пискнула дочь из-за спины мужа.

И тогда она обернулась на внучку. На семилетнюю Наташку, названную в ее честь. Уж она-то ее не предаст. Они всегда были подругами. Они всегда были единомышленниками.

– Ната, ты слышала? – спросила она у внучки с усмешкой.

– Да, – кивнула внучка, приводя в движение белокурые кудряшки.

– Твои родители меня выставляют. Выгоняют! – добавила она.

– Я слышала, ба. – Внучка воткнула крохотную деталь в сложный рисунок пазла, подергала плечиками. – Тебя не выгоняют. Тебе просто предлагают поселиться по соседству.

Она всегда была рассудительной. С трех лет. Очень умненькой и рассудительной. Ее кровь.

– Папа уже подобрал тебе номер в отеле через дорогу. Окна напротив, ба. – Ната вогнала в рисунок пазла еще один фрагмент, легонько постучала кулачком, чтобы тот плотно лег.

– То есть ты тоже не против?

Душа сжалась до размеров ее носового платочка, который она в тот момент комкала в кармане домашних брюк.

– Я не против, ба, – ответила Ната.

– То есть тебе я тоже мешаю?

– Нет, ба. Мне ты не мешаешь. Но, по мнению папы и мамы, ты все время все портишь.

– Да? – Ее брови снова полезли вверх, губы судорожно дергались, когда она спросила: – И что же я порчу у папы с мамой?

– Их отношения.

И взгляд пронзительных голубых глаз из-под белокурой челки внучки был осуждающим. И это ее добило.

– Хорошо. Я вас услышала. Я иду собирать вещи.

Гоша засуетился, заулыбался. Ирка принялась щебетать, строить планы на вечер. Совместный поход в местный театр она запланировала. Ната в их семейном ликовании участия не принимала. Продолжала свое занятие. Но когда ее любимая бабушка вышла из своей спальни с чемоданом, тяжело вздохнула и пробормотала:

– Прости меня, ба.

– Все хорошо, Наточка. – Она склонилась над ней, поцеловала ее в висок. – Все хорошо.

Хотя хорошего-то ничего не было. Два самых близких, любимых ею существа только что предали ее. Погнали прочь. И, конечно же, она прошла мимо приветливо распахнутых дверей отеля, расположенного через дорогу от коттеджа, арендованного зятем на месяц. Остановила машину. И перед тем как сесть на заднее сиденье – она всегда в такси там садилась, – глянула на дом, который только что покинула.

Никто не прилип к окнам. Никто не махал ей вслед руками. Никто даже не позаботился, благополучно ли она добралась до отеля или нет. Все решили, что раз она взрослая девочка, то вполне может перейти дорогу самостоятельно.

А может, они ругались сейчас? Ирка с Гошей ругались? Ирка плакала и упрекала мужа в бездушии, а он таким и был – бездушным. Он оборонялся, аргументируя свое бездушие, как всегда, логично. Может, ругались?

Так думать очень хотелось. И, усаживаясь в поезд, она все еще надеялась на телефонный звонок. Надеялась услышать заполошное Иркино:

– Мамочка, а ты где?

Дочь так и не позвонила. Она не обнаружила ее отсутствия. Они всем семейством сходили на обед, потом отдохнули, затем отправились на пляж. Они там жили по расписанию.

О ней никто не вспомнил. Даже Ната!

Звонок все же случился. Около восьми вечера.

– Мама, ты где? – Голос дочери был раздраженным.

– А что? – ответила она с вызовом.

Она все еще надеялась, что дочь решила навестить ее в отеле через дорогу. Обнаружила пропажу и дико перепугалась.

Она ошиблась.

– Мы уже собрались! – повысила голос Ирка.

– Вы? Куда собрались?

– О господи! Ну, нельзя же быть такой эгоисткой, мама! Мы собрались в театр. Все вместе. Ты не помнишь?

– Нет, не помню.

Ах да, театр. Она чуть не хихикнула. Ирка в качестве отступного решила сводить их всех в театр. Культурное мероприятие, призванное примирить несогласных.

– Мама, мы уже все собрались. Ждем тебя возле входа.

– Входа куда? В театр?

– Ну нет, конечно, – проворчала дочь. – Входа в твой отель.

– Ах, в отель. Ну, дорогая, для того, чтобы ждать меня возле входа в отель… Мой отель! – подчеркнула она неприятным голосом. – Надо бы для начала поинтересоваться, а живу ли я там.

– А ты?

– А я там не живу.

– А где ты живешь?

– В настоящий момент я живу в купе, на нижней полке.

– Что?! Ты… Ты уехала?! – И Ирка громко застонала.

– Да, дорогая, я уехала. Чтобы не создавать никому неудобств.

– Но мы…

– Себе в том числе, дорогая, – перебила ее она. – Я устала от отдыха, от жары. И мучилась там только ради вас. Но коли в моем присутствии никто более не нуждается, я решила уехать.

– Какая же ты… Какая же ты бессовестная! – выпалила дочь и отключилась.

Но она все равно ей позвонит. Вот сейчас, уже минут через семь-десять, доедет до дома. Войдет в квартиру. Снимет с себя дорожные одежды. Примет ванну. Переоденется в любимые домашние лохмотья. Так она называла трикотажные разноцветные балахоны, в которые рядилась дома. Сядет с чашкой горячего чая на лоджии. Вытянет уставшие ноги. И только тогда позвонит своей дочери. Только тогда. Ни минутой раньше.

Ирка прекрасно знала, во сколько приходит именно этот поезд в их город. Они в Иркином детстве частенько им добирались с отдыха. Знала и ни разу не позвонила. Не спросила:

– Мама, как ты добралась?

Не позвонила. Не спросила.

Что это? Равнодушие? Бездушие? Гошкина муштра? Почему ее дочь так изменилась? Почему совершенно не интересуется матерью?

Такси остановилось возле ее подъезда. Она расплатилась. Выбралась на улицу. Поблагодарила таксиста, вручившего ей чемодан. Зашагала к железной двери с кодовым замком. На скамейке у подъезда никого. Слава богу! Не будет лишних вопросов, любопытных взглядов, удивленного шепота. Она же предупредила пожилых сестер Котовых, стерегущих территорию, что будет отсутствовать до конца месяца. А тут неделя только прошла, и вот она – здрасте, уже вернулась. С чего бы это?

Наталья представила подозрительные взгляды сестер Котовых, их скорбно поджатые бескровные губы, догадливые кивки. И передернулась. Как же хорошо, что двор пуст!

У лифта тоже никто не встретился. Красота какая! В полном одиночестве она доехала до своего одиннадцатого этажа. Еле дождалась, когда тяжелая блестящая дверь отъедет в сторону. Шагнула из лифта и покатила чемодан по коридору к своей квартире.

У двери она чуть замешкалась. Ключи от квартиры куда-то запропастились. Гремели где-то на дне сумочки, а в руки не попадались. О, наконец-то! Ухватилась за брелок в виде красной дамской туфельки. Вытащила ключи, вставила один в нижнюю замочную скважину. Повернула и… вздрогнула. От щелкающего звука за спиной, от резкого дуновения холодного воздуха у нее затылок мурашками покрылся.

Она обернулась. Дверь соседней квартиры, выставленной на продажу пару месяцев назад, была открыта. Из прихожей торчали углы коробок. Значит, кто-то успел вселиться, пока она каталась на моря. Работал кондиционер. Видимо, на полную мощность, из квартиры несло холодом.

– Здрасте, – улыбнулся ей новый жилец, высунувшись из двери, пнул коробку, подвернувшуюся под ноги. – Вернулись?

– Здравствуйте. Вернулась. – Она слабо улыбнулась в ответ. – Вы все же купили эту квартиру?

– Купил. – Он продолжал улыбаться. – Загорели.

– Ну да, есть немного.

Она вдруг смутилась неожиданному мужскому вниманию. В голову полезли какие-то лишние, неуместные мысли, что совсем неплохо иметь в соседях симпатичного холостяка средних лет. А он, кажется, холост.

– Красиво, – мечтательно закатил глаза новый сосед.

– Спасибо, – не отводя от него взгляда, она повернула еще пару раз ключ в замке. – Ну, вы обживайтесь. И заходите вечером на чай.

– С малиновым вареньем?

– Почему с вареньем? Я могу и пирог испечь.

Она могла. У нее получались замечательные пироги. Особенно лимонный, с нежной кисло-сладкой начинкой.

– Я его люблю. Малиновое варенье, – пояснил он, смущаясь.

– Ну хорошо. Будет вам варенье.

Она едва слышно рассмеялась. Вставила второй ключ в верхний замок. Открыла. Распахнула дверь, вкатила внутрь чемодан.

– До вечера?

Она оглядела с головы до ног нового соседа. А ведь он хорош! Странно, что она не смогла рассмотреть этого с первой минуты. Вроде и не молод, но подтянут, мускулист. Лицо обычное, славянского типа, как охарактеризовал бы педант Гоша. Но приятное. Взгляд открытый. Улыбка милая.

– До вечера, – кивнул он.

И вдруг, когда она уже вошла в свою квартиру, когда уже почти закрыла за собой дверь, он окликнул:

– Простите меня!

– Что? – она выглянула из-за двери.

– Простите меня, бога ради. Я не могу попросить вас о помощи?

– Какого рода помощь?

Она толкнула ногой подкатившийся чемодан, быстро глянула на себя в зеркало. Да она прекрасно выглядит! Сутки в дороге, а цвет лица изумительный. Пряди, вырвавшиеся на волю из-под кепки, придавали ей шарма. Одежда свежая, не измятая. Белье она утром в вагонном туалете поменяла.

Что за мысли? Одернув мысленно свой разгулявшийся бред, она вышла из квартиры.

– Чем помочь?

– Да вот, – он смущенно сморщил симпатичное славянское лицо. – Надо кое-что переставить. Не тяжелое, но громоздкое. Одному не справиться. Не поможете?

– Ну, если это не тяжело.

– Нет, нет.

– Тогда помогу, конечно.

И она вошла в его квартиру.

Глава 2

Кирилл прищурил левый глаз, его коснулся солнечный луч. Значит, времени три пополудни. Как только солнце перейдет к правому глазу, будет половина четвертого. До конца рабочего дня останется два с половиной часа. Если они пройдут в таком же ритме, то у него есть шанс навестить сегодня родителей. Собирается уже вторую неделю, месяц обещает. И все никак. Непременно что-то отвлечет, обязательно что-то помешает.

Мама вчера в телефонном разговоре долго упрекала его в невнимании, а потом расплакалась и призналась, что невозможно соскучилась. У него в горле запершило от ее слез. И он поклялся себе, что уж завтра-то, то есть сегодня, он обязательно выберется к ним на дачу. И проведет с родителями один из пары отведенных ему начальством выходных. И станет послушно кушать витаминные салаты матери. И с интересом рассматривать обрезанные розовые кустарники. И возможно, даже поможет отцу рыть котлован под небольшой бассейн, который тот планирует подарить будущим внукам.

Солнечный луч замер на переносице, когда зазвонил телефон внутренней связи.

– Начинается! – проворчал со злостью его начальник Федор Иванович Хорцев. – Сейчас непременно какую-нибудь дрянь сообщат. И придется ехать. А до конца рабочего дня два с половиной часа. Надеялся, что все пройдет тихо. И девчонкам своим обещал сегодня вечер семейный. Тьфу!

Хорцев достаточно громко выругался и снял трубку. Принялся слушать и односложно отвечать.

Кирилл почувствовал на правом веке теплое касание солнечного луча. Половина четвертого наступила. Но значения это уже никакого не имело. Планы на вечер пятницы были разрушены. Телефонным звонком внутренней связи. Той самой информацией, которую заслушивал сейчас майор Хорцев и от которой отвратительно бледнел.

– Понял. Выходим, – закончил он слушать и положил трубку на аппарат. – Все, Игнатов. Прием солнечных ванн закончен. Поднимайся. Выезжаем.

Хорцев полез в сейф за кобурой. Кирилл нехотя приоткрыл глаза.

– А может, без меня, Федор Иванович? Я маме обещал сегодня приехать. Лейтенанта Егорову возьмите.

– Лейтенант Егорова сегодня выходная, если ты забыл, – отозвался майор, запирая сейф. – И выезд этот не для нее.

– Что значит, не для нее? – Кирилл подтянул ноги, сел ровно, с хрустом потянулся. – Не для ее мозгов, вы имеете в виду?

– Не для ее тонкой женской организации, – отозвался со вздохом Хорцев. – Там такое… Там такое!

Кирилл медленно поднялся, медленно пошел за начальником. Он уже понял, что дело дерьмовое. На месте преступления они наверняка проторчат до позднего вечера, если не прихватят ночь. И намечающихся выходных точно не будет. Завтра с утра они точно здесь все соберутся, и послезавтра тоже. Будут работать, выдвигать версии, отрабатывать по горячим следам. Метаться по городу будут, беситься от бессилия.

Не просто так бледнел Хорцев, отвечая дежурному. Не просто так.

Но ему не хотелось сдаваться. Не хотелось заранее погружаться в гадкий ужас рабочих будней, поэтому он продолжил бубнить начальнику в затылок, пытаясь отвлечься:

– Это у кого же, по-вашему, товарищ майор, тонкая женская организация? У лейтенанта Егоровой? Да она вздрагивает, когда ее кто-то девушкой называет, товарищ майор. Про таких, как она, говорят…

– Послушай, умник. – Хорцев внезапно остановился у двери, резко повернулся к нему, ткнул указательным пальцем ему в грудь. Глянул недобро. – Не забывай, у меня две дочери. И по этой причине к девчонкам у меня отношение особенное. Уважительное и трепетное. И говорить о девчонках гадости я не позволяю никому. Ты не исключение.

– Егорова не девчонка, товарищ майор, – протянул с обидой Кирилл. – Хотя я давно заметил, что она у вас на особом положении.

– Это на каком?

– Вы всегда потворствуете ее слабостям. Надо выходной в пятницу? Пожалуйста. Отпуск летом? Похлопочу. А я…

– А ты мне нужен сейчас там, капитан, – проговорил, перебивая его, Хорцев. – Со своим острым взглядом. И со своим не совсем нормальным мышлением.

– Спасибо, – фыркнул, не обидевшись, Кирилл.

И снова зашагал за майором, рассматривая обширную лысину на его макушке, едва прикрытую редкой русой порослью.

– Не стоит обижаться, капитан, – отозвался майор через непродолжительную паузу. Они как раз спускались по лестнице на первый этаж. – Все знают о твоем специфичном даре. Странно, но ты часто мыслишь как преступник. Ты как будто читаешь их мысли, капитан. Мне даже иногда неуютно рядом с тобой, капитан Игнатов.

Это он так шутил. Пытался сгладить то, что отчитал Кирилла за девчонок. Он вообще-то был очень миролюбивым и добрым – майор Хорцев. И Кирилла уважал за профессионализм и хватку. И многим ставил в пример. И перед начальством за него заступался. Единственное, чего ему не прощал, так это вольной холостяцкой жизни. Тридцать пять лет уже парню, а он ни о каких серьезных отношениях не задумывается. А пора бы уже, пора.

Они сели в машину Кирилла. Он не терпел выезжать на место преступления на служебном автомобиле. Все время приходилось кого-то ждать. Он раздражался, отвлекался, а в первые часы надо было быть особенно собранным.

– Куда едем?

Он покосился на Хорцева. Тот казался уставшим, все время молчал. И странная бледность, высветившая его частые веснушки, все не проходила.

– Федор Иванович? – Он тронул его за локоть. – Все в порядке?

– Да где уж! Какой тут порядок! – отозвался тот, вздрогнув. – Какой порядок, Кирилл, если такое творится! Поезжай на Звездную. Там расскажу, где сворачивать.

– А что случилось, товарищ майор?

Кирилл тронул машину с места. Ехать было недолго. Соседний микрорайон. Он знал его отлично. Пару лет назад у него там жила девушка. Он с ней провстречался рекордно долго – полгода! Девушка ему нравилась. Он ей тоже. А вот его работа – нет. И несмотря на то что им невероятно славно и комфортно было вместе, они все же расстались.

– Тебе надо искать единомышленника, то есть единомышленницу, капитан, – посоветовал Хорцев, распознав причину мрачности подчиненного. – Она не станет ворчать, когда тебя из-за стола праздничного выдернут или в выходной с постели в пять утра поднимут. Она будет с тобой всегда рядом. До поры до времени. Как моя Галя, к примеру. И когда ей потом пришлось уйти с оперативной работы из-за девочек, она никогда не ворчала. Потому что – что?

– Что?

– Потому что понимала.

Понимающих Кирилла девушек, убей, не находилось. А та, что пришла работать к ним в отдел, совершенно ему не подходила. Даже если бы она все его мысли читала, даже если бы угадывала настроение, даже если бы красавицей была невозможной, она все равно бы ему не подходила.

Маленькая, вредная, заносчивая стервозина. Это про ее характер. А что касается внешности, то тут судьба над ней просто посмеялась, наградив мелким ростом, неразличимой глазу грудью, худыми ногами и скучным, вечно пасмурным лицом.

Что в ней могло нравиться мужчине, Кирилл не представлял.

Глаза? Ну, вроде ничего глаза, карие, крупные. Ресницы длинные. Но вечно злыми какими-то ее глаза были. Взгляд колючим. Рот нормальный, да. Подкрась чуть, было бы сексуально. Но Егорова никогда не красилась. Никогда. И молчать этим ртом, когда надо, не умела. Постоянно сыпала колкостями. И ему очень часто хотелось зажать ее рот ладонью и держать до тех пор, пока Егорова не выдохнется, не умолкнет.

– О чем думаешь, капитан? – окликнул его Хорцев.

– Да так, ни о чем особенно. Что к родителям снова не попаду, – соврал он. – Месяц собираюсь. Мама плачет уже. Отец обижается.

– Это плохо, Кирилл, – сделал строгое лицо майор. – Никуда не годится. Тем более что теперь мы, кажется, так встряли… Что выходных нам с тобой не видать еще очень-очень долго. Если, конечно, ты не проявишь чудеса смекалки и не найдешь убийцу по горячим следам.

– Да что хоть случилось-то, товарищ майор, что?

В животе неприятно заныло, как всегда перед каким-нибудь гадким резонансным делом.

– Сегодня после обеда участковому микрорайона Звездный позвонила встревоженная домохозяйка пожилого возраста и потребовала его явиться к ней немедленно. Будто бы ее заливали соседи с верхнего этажа.

– Так позвонила бы в управляющую компанию, – пожал плечами Кирилл.

– То же самое ей посоветовал сделать и участковый.

– А она что?

– А она ответила, что заливают ее кровью. Полна люстра, мол, налилась.

– Чего?! – Кирилл почувствовал, как шевельнулись волосы на затылке.

– Того! Говорит, соседи сверху залили ей весь потолок кровью.

– Может, краска?

– Участковый и это предположил. На что пенсионерка его обругала, потребовала немедленно явиться, пригрозила прокуратурой. И добавила, что краску от крови она отличить еще может.

– Он поехал и?

– Он поехал. Принялся звонить в квартиру, расположенную этажом выше квартиры пенсионерки. Ему не открыли. Он вызвал представителей управляющей компании. Они с понятыми вскрыли дверь, а там…

– А там? – Кирилл свернул на Звездную. – Здесь куда, товарищ майор?

Хорцев ткнул пальцем в дом номер сорок восемь. Указал на средний подъезд.

– Так что обнаружили в квартире этажом выше, Федор Иванович?

– Два оскальпированных тела и море крови, – скороговоркой выпалил Хорцев, будто боялся, что если начнет с подробностей, то его непременно стошнит.

– Что?! С убитых сняли скальпы?

– Ты правильно понял, капитан. Зачем переспрашивать? – Хорцев поморщился, как от зубной боли.

– Убитые кто? Личности установлены?

– Издеваешься, Игнатов? – возмутился майор, повышая голос. – Эксперта для чего тогда вызвали? Нас с тобой? Если все там установлено, понимаешь!

Кирилл его понял. Тому надо было чуть погневаться, чтобы отвлечься, чтобы не тошнило, чтобы ноги не тряслись, когда станет переступать порог квартиры, где совершено убийство. Хорцев очень не любил вида крови. А когда ее было так много, особенно.

– Ну, там все же участковый. Может, опознал по каким-нибудь приметам жильцов квартиры, или…

– Заткнись! – простонал Хорцев, зажимая рот. И пробубнил из-под ладони: – А то я тебе сейчас прямо на коленки сблюю.

– Понял.

Он загнал машину на парковку. Поискал взглядом служебную машину. Еще никто не подъехал. Они первые. Вот именно по этой причине он и ездит всегда на своей. Пока каждого дождешься, пока водитель путевой лист оформит…

– Никого нет, товарищ майор.

– Вижу. – Хорцев отдышался. – Будем ждать.

– А может, я пока пойду? – Кирилл вылез из машины. – Чего время терять?

– Иди, раз приспичило, – ворчливо отозвался Хорцев и нехотя тоже полез из машины. – Я тут эксперта подожду. И остальных.

– Так точно.

– Да, и вон, кажется, тебе помощница явилась.

Кирилл глянул в направлении, куда кивнул майор, и стиснул зубы. Егорова! Собственной персоной! Не сидится ей в выходной день дома на диванчике с меховой накидкой.

Нет, дома он у нее не был. Точно не был! Так, в соцсетях как-то нашел от нефиг делать ее страничку, зашел. Фоток было не густо. Смотреть особо было не на что. Посмотрел и тут же забыл. А вот широченный диван с меховым покрывалом запомнился. И носы ее теплых лохматых тапок, налезающих на щиколотки. И меховая подушка на острых коленках. Физиономии Егоровой не было. Только диван, покрывало, тапки, подушка и острые коленки.

Почему-то запомнилось. И даже подумал тогда, что ей, наверное, уютно там сидеть. Перед теликом с чашкой горячего кофе.

Чего же сегодня-то ей не сиделось на этом диване? Чего в свой выходной притащилась на место преступления? Острых ощущений захотелось на острые коленки? Хорцева – матерого, бывалого опера – и то мутит, стоит ему представить, что произошло в квартире сорок восьмого дома. И время он тянет, дожидаясь группу.

А эта нарисовалась! Дура!

Он не стал ее ждать, пошел широкими шагами к подъезду, возле которого толпились перепуганные жильцы. Но разве она отстанет! Это просто банный лист какой-то, а не лейтенант Егорова!

– Капитан, подождите. Я с вами, – проговорила она, догнав его без труда у дверей. Хрипловатый низкий голос звучал, как обычно, почти без выражения. – Позвонили из дежурки. Рассказали.

– Ух ты, – он притормозил, оглядел ее с насмешкой. – Это кто же такой заботливый, Егорова? Не тот ли сержант, что покрывается щетиной, не успев побриться, а?

– Это неважно.

Она покраснела? Она покраснела! Ух ты. Да у девчонки появилась уязвимая точка. Запретный интерес. Молодой сержант из дежурки – жгучий брюнет с веселыми зелеными глазами. Кирилл-то думал, что ему показалось, когда он застал их шепчущимися у дежурки. А оказывается, нет, не показалось. Эти двое в отношениях?

– Вообще-то Егорова, у тебя выходной, – напомнил он, входя в темный прохладный подъезд и останавливаясь, чтобы осмотреться.

– Вообще-то отгул. И я могу его прервать по своему усмотрению, поскольку официально он нигде не проводится. – Она тоже закрутила головой. – Надо бы здесь все перекрыть.

– Сейчас приедут и все сделают. – Он посмотрел себе под ноги. – Чисто. Как непозволительно чисто в этом подъезде.

Он пошел к почтовым ящикам и прошелся вдоль них туда-обратно. Ткнул пальцем в номер пятьдесят девять.

– Твой сержант не говорил, в какой квартире произошло убийство?

– В пятьдесят девятой. – Егорова шмыгнула носиком. – И сержант не мой. Сержант Управления полиции.

– Угу…

Кирилл достал из заднего кармана джинсов тонкие резиновые перчатки. Успел захватить из ящика стола, где держал солидный запас. Натянул на руки, подергал дверцу почтового ящика с номером пятьдесят девять. Пробормотал:

– Дом номер сорок восемь. Квартира номер пятьдесят девять. Символично. Как думаешь, Егорова, не случаен выбор?

– В смысле?

Она наблюдала, как он открывает дверцу почтового ящика, заперто не было. Вытаскивает целую кучу корреспонденции. Начинает перебирать конверты. Какие-то вскрыл и прочел то, что в них находилось. Ей о прочитанном не сказал ни слова. Все бормотал и бормотал как заведенный:

– Дом номер пятьдесят девять, квартира шестьдесят… Дом номер шестьдесят, квартира семьдесят один…

– Вы о чем сейчас, Кирилл? – не выдержала Егорова его бормотания.

– А?

Он резко на нее обернулся и сморщил лицо, будто увидел нечто его раздражающее. Будто он вовсе забыл о ее существовании и не помнил, что она тут и даже смеет голос подавать.

Она почувствовала, что краснеет снова.

– Капитан, то есть вы хотите сказать, что выбор нумерации не случаен? И что, если тут орудовал маньяк, он нанесет следующий удар именно в такой… По такой системе?

Он так нагло, так самодовольно заулыбался, что она поняла, что попалась.

– Замечу, я ничего такого не говорил, Егорова. Это ты сказала. И про маньяка… – Кирилл сделал страшные глаза и прикрыл рот кончиками пальцев, затянутых в резину. – Не вздумай никому об этом сказать. Если хочешь удержаться на службе и дослужиться до капитана хотя бы.

– Почему?

Она плотно стиснула зубы. То, как вел себя с ней Игнатов, не лезло ни в какие ворота. Он разговаривал с ней как с дурочкой. Смотрел на нее как на уродину. А она, между прочим, не была ни дурой, ни уродиной. Она была лучшей на курсе. И внешность у нее нормальная. То, что она не ходит в обтягивающих коротких юбках и блузках с глубокими вырезами, обусловлено спецификой ее служебных обязанностей. И краситься на работу и делать прически, она считала, нет необходимости. Зачем?

– Потому что тема маньяков у нашего руководства под запретом. Тс-с-с! – Кирилл снова приложил пальцы ко рту. – Представляешь, что будет, если об этом узнает широкая общественность?

– Что?

Она все пыталась заглянуть в те конверты, которые он держал в руках, которые не вернул с остальной рекламной корреспонденцией обратно в почтовый ящик.

– СМИ раздуют скандал, бесконечные брифинги, пресс-конференции, ежедневные отчеты, заседания. Будет так штормить, Егорова, что тебе некогда будет на твоем меховом диване посидеть.

И он отвернулся. И медленно двинулся не к лифтам, к лестнице.

– А откуда вы знаете про мой меховой диван? – спросила она.

Поясница Кирилла, тесно обтянутая черной трикотажной кофтой, маячила перед ее глазами.

– Случайно наткнулся на твою страничку в соцсетях, – нехотя и не сразу признался он.

– И как вам? Мои фотки?

– Долго ржал. – Он бросил взгляд на нее через плечо. – Над твоими тапками. Ноги мерзнут, Егорова?

– Не твое дело, – буркнула она, внезапно перейдя на «ты», и ухватилась за краешки конвертов, мелькавших перед ее глазами. – Что там, Кирилл?

– А там, Егорова, – он выдернул конверты из ее пальцев, не позволил взять их. – А там ответы на многие вопросы, которые у нас возникнут уже через пару минут.