000
ОтложитьЧитал
Глава вторая: обычаи, театр и христианство
Минул месяц. В Вербное воскресенье Царский город потрясла литургическая драма, разыгранная в храме Святой Софии. После вечерней службы там было разыгран Страшный, или как говорили в простонародье, последний суд.
Просцениум-амвон служил в храме местом сцены, которое изображал «грешную землю», а алтарь за закрытым занавесом – рай на небе.
Действующими лицами этой литургической драмы выступали: Христос, роль которого исполнил пресвитер Полиевкт, и народ, который изображался хором дьячков со священником во главе. Священник исполнял роль корифея хора.
Сотни верующих собрались на площади возле храма. Некоторым посчастливилось попасть внутрь. А те, которым не посчастливилось, жадно ловили слова добровольных рассказчиков, описывающих сцены происходящее в храме.
Гомон на площади стих, когда священник в полном облачении, с серебряным крестом в руке, на просцениуме преклонил колена перед закрытым занавесом и стал «молить с плачем». Он обращался к богу, слезно-молящим голосом взывая: «Милосердия двери отверзи нам!». В благоговейной тишине священник несколько раз ударил серебряным крестом по деревянному помосту, как бы стуча в двери рая.
В ответ второй исполнитель сольной партии литургической драмы, пресвитер Полиевкт, стоящий в алтаре за закрытым занавесом, грозно спросил: «Кто стучит во врата рая? Через врата господни проходят только праведники».
Священник с просцениума стал громко возражать, что не только праведники могут войти в рай, но и грешники, если они исповедались, причастились, замолили свои грехи и тем самым, мол, заслужили прощение.
Так они препирались и обменивались репликами некоторое время, пока в действие не вступил хор дьячков. Своим пением они изображали «мольбу народа о милосердии божьем».
Тогда в ответ из-за занавеса снова возвестил Полиевкт, что «трубы грозного бога громогласно взывают: се грядет жених, спешите ему навстречу!». Священник с просцениума слезно отвечал, что он и его «дети, которых дал господь», «жаждут лицезреть Христа и услышать благостный голос его».
Зрители внутри храма присоединились к мольбам священника: «Милосердия двери отверзи нам!». Эти слова подхватили на площади и вскоре все собравшиеся в едином порыве скандировали эту мольбу.
Вся эта тщательно разученная и гладко разыгранная сцена рассчитана была на то, чтобы подготовить аудиторию к дальнейшему театрально-эффектному зрелищу. Произносимые «слезножалобными голосами» мольбы оказались услышанными на небе. На просцениуме занавес раскрылся, и перед собравшимися в храме предстало яркое зрелище «рая», озаренного светом бесчисленных свечей, украшенного переливающимися в огнях драгоценными камнями, золотом и серебром. Святая София наполнилась благоуханием ладана, так же как в свое время античные театры наполнялись ароматами воскуриваемых благовоний.
Постановка имела в столице громкий успех. Феофилакт навестив Багрянородного базилевса в царском дворце не мог сдержать похвальных слов.
– Государь! Ты не ошибся! Эта девочка действительно талантлива. Представление имело огромный успех. Площадь перед Святой Софией не могла вместить всех желающих. Слух о чудесном представлении разлетелся мгновенно по всем окрестностям. Посмотреть на воссозданный «рай на земле» стремились и городской охлос, и жители предместий и гости из других земель, – восторженно рассказывал патриарх басилевсу. – Следующий шаг – это постановка Пасхальных мистерий, успешно принятых паствой в портовом городишке Гитио.
– Ну что ж, мы не ошиблись в ней. Прекрасная пара для наследника, – усмехнулся довольный Константин.
…
В конце лета в порту Гитио пришвартовался царский дромон. Служащий порта из ведомства эпарха, растерянно заикаясь, приветствовал именитого гостя на борту галеры. Как же. Сам магистр Никифор Фока прибыл в городок. Прибыл один, и, кажется, с неофициальным визитом. Его сопровождала только личная охрана. Посыльные со всех ног помчались оповестить коменданта гарнизона и эпарха города.
Магистр не спеша, собрался и сошел с корабля. На берегу высокого гостя первым приветствовал комендант Кон Сивас. Портовые равдухи выстроились в шеренгу за начальником. Они выпячивали грудь и надували щеки, стараясь показать свою молодцеватость.
Магистр молча выслушал доклад Сиваса и сухо его поприветствовал. После этого вся делегация отправилась во дворец эпарха. Эпарх и его служащие встретили магистра у входа в здание курии и, обменявшись приветствиями, прошли внутрь. Там Никифор попросил Алана пропустить официальную часть и отпустить собравшихся чиновников восвояси.
Оставшись с глазу на глаз, Никифор сказал эпарху:
– Царь царей Константин Багрянородный одобрил выбор наследника и назначил время свадьбы царевича Романа и его избранницы. Торжественная церемония пройдет осенью в Царском городе. Ты ничего не слышал об этом, эпарх?
– До нас столичные новости доходят не так быстро, – пожал плечами Алан.
– А тебя не удивил мой внезапный приезд? – Продолжал тянуть время Никифор.
– Что? – Теперь встревожился Алан. – Что-нибудь случилось с Анастасией?
– Ты необычайно проницателен, – расплылся широкой улыбкой Никифор. – Твоя дочь избрана невестой Романа.
Алан выглядел несколько ошарашенным, но как воин ветеран смог быстро взять себя в руки.
– Не буду скрывать. Это очень неожиданное сообщение, – засуетился он. – Надо немедленно сообщить Цире!
– Что ж, поехали, – поддержал его Никифор. – Только прошу тебя, без лишнего обоза. Надеюсь, у тебя найдется в конюшне десяток лошадей для меня и моих телохранителей. Вполне достаточная свита. И распорядись, чтобы остальных моих людей разместили в городских казармах и поставили на довольствие, – наставлял Никифор слегка потерявшего голову эпарха.
Алан быстрым шагом пошел к выходу.
– Седлать 12 коней – отдал он распоряжение служке, стоящему возле дверей. Как видно некоторые слухи все же стали достоянием горожан. Когда эпарх закончил с распоряжениями для своих служащих, его перехватил Сивый Конь:
– Это правда?
– Да, друг, – Алан не скрывал своей радости. – Наследник престола венчается с Анастасией. Я отправляюсь в имение, чтобы обрадовать Циру. Прошу тебя рассели воинов сопровождающих магистра в казармах и поставь их на довольствие. Многие на радостях напьются. Удвой городскую охрану во избежание неприятностей. Они сейчас нам ни к чему. Оповести аристократические дома и старшин цехов. Тебя и остальных гостей я жду сегодня вечером на клиторий у себя в усадьбе.
– Не беспокойся за город, – заверил Алана Сивый Конь. – Я все устрою. Поезжай спокойно.
Не теряя больше времени на разговоры, кавалькада отправилась в путь.
Завидев пыль на дороге, поднимающейся из-под копыт приближающихся всадников, домочадцы немедленно оповестили об этом хозяйку поместья. Сердце Циры забилось от тревожных предчувствий. Но когда Алан с Никифором, едва соскочив с лошадей и стряхнув дорожную пыль, предстали перед Цирой, она уже была готова к любому повороту событий.
Цира стоя ожидала мужа с гостем в центре большой залы поместья. За ее правым плечом, сзади и чуть в стороне, стоял на всякий случай вооруженный Кахраман.
Алан и Никифор остановились в десяти шагах от нее. Обычаи не позволяли Алану проявлять свои нежные чувства к жене на людях.
– Дорогая жена! – Начал торжественно Алан. – Магистр Фока оказал нам честь. Он привез весть от царя царей. Наследник престола сделал свой выбор. Роман предложил нашей дочери стать его супругой и матерью их детей. Анастасия ответила согласием. Прославленный магистр прибыл в Гитио, чтобы пригласить нас в Царский город на венчание.
– Уважаемая Цира! – Добавил Никифор. – По старинному обычаю, как всякая мать, ты должна перед венчанием благословить дочь на этот союз. А отец – сопроводить дочь к алтарю.
Цира побледнела, у нее ослабли ноги. Внезапная весть огорошила ее. Кахраман подхватил ее за локоть, подвел к ближайшему стулу и осторожно усадил. Затем так же молча, отступил и встал за ее спиной.
– Как же мальчики, поместье, театр? – Бормотала она, пытаясь привести мысли в порядок. – У нас нет дома в Константинополе. Где мы будем принимать царевича Романа?
Вперед снова выступил Никифор.
– Достопочтенная Цира. Прошу, выслушай меня, – начал неторопливо говорить Никифор, давая время присутствующим усвоить информацию. – Я сам упросил Багрянородного отправить меня с радостной вестью к вам, чтобы здесь на месте разрешить все вопросы, связанные с предстоящей свадьбой.
Алан с Цирой переглянулись.
– По нашим древним обычаям, после венчания невеста должна находиться в доме родителей мужа, принимая поздравления и подарки многочисленных гостей. А жених, оказывая уважение родителям невесты, должен быть в их доме. До той поры, пока молодые, воссоединившись, не войдут в опочивальню собственного дома.
– Это так, – подтвердил Алан.
– Я вижу твоего брата, уважаемая Цира, который с честью исполняет обычаи предков. Он служит верной опорой дома Алана и воспитывает ваших сыновей, – магистр указал на Кахрамана. – К сожалению, у севасты Елены осталось только два брата: один священник, другой бюрократ. Поэтому Роман набожен и образован, но в воинском искусстве имеет подготовку слабую. Рано или поздно, но Анастасия подарит ему наследника. По обычаю, его воспитателем и крестным восприемником отца от святой купели должен стать брат Анастасии. Но что делать, если ее родные братья еще сами малы?
– К чему ты клонишь, магистр? – высказал общий вопрос Алан.
– В твоем доме эпарх уважают обычаи предков. В противном случае мое предложение не имело бы смысла. Я хочу стать крестным отцом и восприемником Романа для детей Анастасии. Своей семьей я не обременен – моя жена умерла вскоре после рождения единственного сына. Он – это все, что осталось у меня и удерживает в этом миру. Теперь же я хочу воспитывать будущих детей Анастасии, как своего собственного. Для этого прошу тебя Алан оказать мне честь и принять в свой род. А к достопочтенной Цире я обращаюсь со смиреной просьбой об усыновлении.
Алан и Кахраман озадачено переглянулись. Цира же даже глазом не моргнула. Невозмутимая, она сидела, гордо выпрямив спину, похожая на античную статую.
– Если вы окажите мне честь и согласитесь, то прошу провести обряд усыновления сегодня же вечером. В присутствии гостей, которые съедутся на клиторий. – Продолжал говорить Никифор. – После проведения обряда, вы с домочадцами, на законном основании сможете останавливаться в доме своего сына в Константинополе. А я, клянусь честью, стану любящим братом для Анастасии и достойным воспитателем царских детей.
– Твоя репутация магистр известна. И я почту за честь породниться с тобой, – сказал эпарх магистру после некоторого молчания. – Не боишься, что церковники воспримут старинный обряд, как проявление язычества?
– Старинные обычаи народа – это не язычество, – возразил Никифор. – Священники их не одобряют, но и не препятствуют им. Запрещать их – это все равно, что плевать против ветра.
– Не надо ссориться с церковью,– внезапно сказала Цира. – Я что-нибудь придумаю.
Алан и Кахраман снова переглянулись. Мужчины поняли, что она согласилась выполнить просьбу магистра.
Вечером к усадьбе эпарха потянулись экипажи и отдельные верховые. Собирались гости. Алан и Цира встречали вновь прибывших гостей возле входа в центральный зал усадьбы, принимая поздравления. Из дальнего угла раздавались чарующие звуки арфы.
Когда зал наполнился, перекрывая голоса, раздался зычный голос Никифора, призывающий к тишине.
– Внимание! Прошу тишины и внимания!
Когда установилась тишина, Никифор подошел к Цире.
– Достопочтимая госпожа! Перед лицом твоих гостей и домочадцев смиренно прошу тебя об усыновлении. И пусть присутствующий здесь служитель Божий и собравшийся народ будут свидетелями в искренности моей просьбы.
С этими словами прославленный полководец опустился на колено и склонил голову.
Наступила гробовая тишина. Собравшиеся стали расступаться, собираясь возле стен и освобождая центр помещения.
Сивый Конь вынес и поставил в центре зала резной стул. Цира, прекрасная актриса, медленно обвела взглядом присутствующих и села на стул, грациозно развернувшись чуть влево. К ней подошел священник со Священным Писанием в руках и встал за ее спиной, символизируя Всевышнего.
В зал вошли вооруженные Алан и Кахраман, сияя надраенными до блеска чешуйчатыми доспехами скифов и ножнами, украшенными каменьями. Они подошли с двух сторон к Никифору и, ухватив за локти, помогли подняться. Не отпуская рук, подвели Никифора к Цире и помогли опуститься на колени возле ее правой ноги.
Потом мужчины встали по бокам. Они развернулись лицом к собравшимся гостям и обнажили кинжалы. Так они частично заслонили участвующих в ритуальном таинстве. Одновременно они символизировали собой защитников рода и зарождающейся жизни.
Как только защитники заняли свои позиции, Цира не торопясь, и даже как-то обыденно обнажила свою правую грудь. Никифор обхватил ее сосок своими губами.
Священник возвел очи и забормотал молитву Отцу Небесному.
– Благослови Боже сие таинство! Во имя Отца, Сына и Святого Духа. Аминь. – Закончил молитву священник. Цира убрала под платье свою грудь.
– Встань сын мой! – Сказала она, поцеловав коленопреклоненного Никифора в голову.
Никифор приподнялся и, пятясь, отступил назад на пару шагов. Там он остановился и выпрямился во весь рост. Алан с Кахраманом вложили кинжалы в ножны и первыми поприветствовали нового родича крепкими объятиями.
Глава третья: пираты
Наварх Василий Гэксамилит со своей эскадрой базировался у побережья полуострова Пелопоннес. В его задачу входило не допустить проход пиратских кораблей c острова Крит и сирийско-киликийского побережья Азии к греческим портам. Пока что он только вел наблюдение за перемещениями редких галер противника, совершая дозорные ходки вдоль побережья Византии. Молодой и горячий, он жаждал подвигов и славы.
На острове Эвбея, в портовых корчмах коротали время моряки трехпалубного флагманского дромона, вспомогательных галер флота и ладей федератов. В углу, за столом сидел мрачный викинг рих Эрман Рыжий. К нему подсел конунг Хильд Большой Топор с кувшином вина и разлил его в чарки.
– Скажи мне свей, почему тебе не сидится на Руси? – Угрюмо спросил Эрман у Хильда, осушив чарку до дна. – Династические войны в Приднепровье закончились в пользу Рюриковичей. Теперь при дворе вдовы Игоря варяги живут как сыр в масле. Чего тебе еще надо?
– Вот потому и не сидится, – усмехнулся Хильд. – Скучно.
– А тут весело… – криво усмехнулся Эрман.
– Не спорю. Сейчас и тут скучно, – мотнул косматой головой Хильд. – Ну, а ты почему такой мрачный, Херман? Или пряное вино ромеев тебя не веселит уже, или соскучился по родной медовухе? – Как все свеи, Хильд произносил слова с ужасным акцентом.
– О, я догадываюсь! Ходят слухи о скорой свадьбе наследника Романа. Кажется, ты говорил, что знаком с его невестой?
– Я говорил, что ее отец – мой боевой товарищ, – поправил Хильда Эрман. – Тут другое. Послушай, Хильд. Ночью мне приснился Перкунас. Он сверкал глазами и манил за собой. Видимо мой путь под этими звездами близится к концу.
– Все мы рано или поздно попадем в Вальхаллу, – философски спокойно ответил Хильд. – Боги любят храбрецов. Покажи-ка тот медальон, что подарил тебе твой товарищ, отец невесты наследника.
Эрман вытащил из-за пазухи золотой медальон с изображением головы Горгоны Медузы. Змеи вокруг головы с раскосыми глазами образовали пышный ореол. Свет, преломлявшийся от изумрудов и рубинов, впаянных по краям медальона, делал изображение живым. Казалось, что змеи шевелились. Вот-вот, казалось, послышится их шипение.
– Брр. Она напоминает мне кошмарные видения после похмелья, – сказал Хильд, отводя взгляд. – Неужели где-то подобное чудовище существует?
– Ха! – Наконец-то криво усмехнулся Эрман.– Это мать драконов Мидии, к тому же весьма почитаемая в Скифии. Злые духи без оглядки убегают от одного только ее изображения.
– Я очень понимаю «злых духов»,– загоготал Хильд.
В корчму вбежал посыльный моряк. Увидев капитанов, протиснулся к их столу, в приветствии ударив кулаком по груди.
– Капитанов срочно созывает стратиг Василий на своем дромоне,– отчеканил он, и, повернувшись в зал, прокричал: – Приказ наварха стратига! Всем морякам немедленно вернуться на корабли.
– Что за спешка? – Угрюмо пробурчал Эрман, цепляя к поясу тяжелый тесак.
– Не могу знать, – отчеканил посыльный, и, бросив взгляд в сторону, полушепотом добавил:– только что к причалу подошла галера с юга.
В каюте наварха стратига под капитанским мостиком, собирались капитаны кораблей. Дежурный матрос у входа, докладывал стратигу о прибывающих.
– Комиты федератов Германариг и Гильдериг. – Резкие звуки в именах северян были не выговариваемы для ромейского горла.
В адмиральской каюте дромона собрались пять конунгов с ладей федератов и еще двенадцать капитанов с греческой вспомогательной флотилии. Они шумно приветствовали друг друга и наварха Василия.
Дав капитанам кораблей, время чтобы разместиться за столом, Василий обвел взглядом собравшихся и поднял руку, призывая к молчанию. Когда гомон в каюте утих, Василий заговорил.
– По сведениям рыбаков, азиатский флот эмира Тарса, усиленный кораблями Кипра и Триполи сирийского, идут на Константинополь. Сейчас они зашли на Крит. Можно не сомневаться, что к ним примкнут и пиратские корабли этого острова. Их цель ясна – помешать, а в худшем случае омрачить триумф по случаю празднования победы наших войск в Лангобардии. В столице сейчас собрались и архонты Византии, и посланники других стран. Как дружественных, так и не очень. С заверениями «вечного» мира прибыли послы даже от эмира Сицилии.
– Рыбак рыбака видит издалека, – подшутил кто-то из капитанов. – А насколько верны эти сведения?
– Кентарх30 Георг сам видел пиратский флот. По его мнению, нам их следует ожидать не позднее полудня следующего дня. Расскажи собранию, что ты видел, – повернулся к Георгу Василий.
– Их очень много, – доложил Георг. – Они шли к Криту ордером в линию. Я насчитал 24 корабля на горизонте. Да еще с десяток галер стоит на Крите.
Капитаны зашумели. Некоторые вскочили, судорожно хватаясь за рукояти тесаков.
– Тридцать против наших восемнадцати с дромоном и прибывшей галерой. Верная смерть. Надо слать вестовых за подкреплением.
– Молчать! – Василий ударил по столу. Кувшин с вином опрокинулся, залив стол красным вином. Все тупо уставились на это красное пятно, как на предзнаменование. Наступила тишина.
– А как же победа объединённого флота Византии и иберийских арабов Кордовы над флотом Фатимидского халифа у Сицилии? Разве там пиратов было меньше? – Вспылил Василий.
– У мыса Мазары флоту Гонгилы помог внезапно налетевший шторм, – проворчал один из капитанов. – А кто поможет нам?
– Может быть, отступим и подождем фемный флот Кивирреот31 из Антальи32? – Предложил другой.
– Ждать мы не можем и отступить мы не можем,– возразил Василий. – В свете сложившихся обстоятельств я вынужден раскрыть сведения государственной важности, не подлежащие разглашению.
В Гитио находится магистр Фока. Он прибыл с неофициальной миссией для приглашения родителей невесты на обряд венчания в Константинополь. И это мероприятие произойдет сразу после триумфа победителей из Лангобардии.
В каюте повисла гробовая тишина.
– Теперь вы понимаете, что отступать нам некуда, – усталым голосом продолжал Василий. – Если что-либо омрачит радость царского венчания, виновных ждет позор и казнь. Отступим – смерть, останемся – смерть. Но, оставшись, ценой наших жизней мы сможем задержать флот агарян. И еще сможем отправить вестовых в Гитио и Константинополь. Пусть готовятся к нападению.
По мере того как Василий говорил, речь его становилась все громче и тверже.
– Дадим византийским стратигам время на подготовку к встрече врага. А сами умрем, но зато со славой! – Вскочил Василий, подняв руку с обнаженным тесаком.
Капитаны снова зашумели. Не все были готовы сложить головы «просто так».
– Разреши мне сказать, наварх, – начал не спеша Эрман, прерывая гомон.
– Говори, Германариг.– Василий устало опустился на стул.
– Отправить вестовых конечно надо. Но мать Слава предпочитает победителей, а не побежденных. Давай посмотрим, что мы имеем? – Эрман начал раскладывать на столе предметы. Все уставились на стол.
– Вот дромон, – он поставил кувшин с вином в центр стола.
– Вот наши галеры и ладьи, – он поставил впереди кувшина три кружки.
– А вот это флот азиатских арабов. – Он сгреб остальные кружки в другой конец стола и выстроил друг за другом – «змеей».
– В каждой ладье в среднем по пятьдесят воинов, на каждой галере около сотни человек гребцов33 и морских пехотинцев34, не считая флагмана. У противника и галер больше, и воинов. Следовательно, в абордажной сцепке нас задавят.
Капитаны загалдели – это и так ясно. На каждый корабль по два пиратских. Внезапно Эрман ударил по столу так, что кружки подпрыгнули.
– Тише! Я не все сказал. – Он обвел тяжелым взглядом присутствующих. После того как гомон прекратился, спокойно продолжал:
– А сказал я, что в абордажную схватку нам вступать не стоит. Но теперь подумайте, чего у нас есть, а у них нет? Чего боятся пираты? – Спросил Эрман и сам себе ответил: – Сифонафор с мидийским огнем!
– Да, но таковыми оборудован лишь флагманский дромон, – теперь живо заинтересовался и Василий.
Все уставились на кувшин, как на Мессию. И снова загалдели.
– Тишина! – снова проревел Эрман голосом, который перекрывал рев бури на море. Галдеж стих, и он снова продолжал спокойным голосом:
– Допустим, что дромон нападет здесь, на голову «змеи». – Он поставил кувшин перед тремя кружками.
– Я успею сжечь пару кораблей, – ответил Василий. – Остальные либо возьмут меня на абордаж, либо обойдут стороной.
– И такое же произойдет, напади дромон в любом месте этой «змеи». Значит, такой план нам тоже не подходит, – рассуждал Эрман.
– Как только агаряне завидят наш флот, они тут же перестроятся из походной колонны в атакующую стену, – предположил Василий. – Наверняка они тоже осведомлены о количестве наших судов. Поэтому, чтобы использовать свое количественное преимущество они построятся в двойную стену.
Василий расставил три кружки и кувшин в один ряд, а оставшиеся кружки выстроил, напротив, в два ряда.
– Таким образом, они пройдут по нам, как гребень по волосам, – подытожил Василий.
– Конечно, пираты перестроятся из «змеи» в двойную «стену», – подтвердил один из капитанов.
– «Стенка» на «стенку»?! Когда две противоположенные «стены» сойдутся, каждый из наших кораблей окажется между двух вражеских галер. А те, кто попытается вырваться вперед из абордажного кольца, попадет во вторую «стену» пиратов, – добавил другой.
– В первой «стене» пираты будут только обстреливать, стараясь нанести нам урон. А на абордаж возьмут наши корабли во второй «стене». Во всяком случае, я бы так сделал, – заметил конунг Хильд.
– Хоть так, хоть эдак. Все равно это чистое самоубийство! – Загомонили остальные.
– Это так, но если мы не переиграем их! – Эрман обвел тяжелым взглядом присутствующих капитанов.
– Не тяни коня за хвост, – не выдержал Хильд.
– Флагману надлежит встать здесь! – Эрман поставил кувшин за крайней из трех кружек. – Когда мы попадем под перекрестный огонь первой «стены», будет жарко. Но все корабли при этом сбросят ход. Пока мы будем отбиваться, дромон должен будет сделать маневр, развернувшись на одном из флангов. Встав на курс параллельно меж двух «стен».
Эрман поставил кувшин с краю, между двумя рядами «вражеских» кружек. – Заняв исходную позицию с флагмана должны подать сигнал флагом. По этому сигналу все корабли, сражающиеся с противником в первой «стене», делают то, что от них и ожидает враг. Они вырываются из-под обстрела галер первой вражеской «стены» и входят под обстрел второй. Галеры противника в обоих «стенах» будут какое-то время обездвижены. Вот тут вступает в действие и наш «бегун». Дромон на максимальной скорости проходит между вражескими кораблями выстроившихся в два ряда, поливая их огнем из сифонафор с обоих бортов.
Наступила тишина. Какое-то время каждый из капитанов обдумывал необычный план предложенный федератом.
– Галеры арабов тяжелее и медленнее. Передний ряд пиратских кораблей не успеет набрать ход, чтобы уйти из-под огня. А второй будет скован перестрелкой с нашими галерами, – у Василия начали загораться глаза. – Придумано толково, может получиться.
Его шумно поддержали другие капитаны. Как только смолк гвалт, снова заговорил Василий, обращаясь к капитанам:
– Решено! Мои трубачи протрубят дважды. Первый раз, когда я буду выходить к исходной позиции, на мачте поднимут бело-голубой флаг. И второй раз, перед тем как я начну поливать их огнем, поднимут красный флаг. Постарайтесь набрать ход и уйти с линии обстрела.
– Это значит, что для свободы маневра ни в коем случае нельзя позволять пиратам сцепляться для абордажа, – добавил Хильд.– А это неизбежно произойдет, если наварх задержится с исполнением своего маневра.
– Галеры врага выше. Стрел и камней будет много, поэтому чтобы прикрыть гребцов и стрелков надо будет соорудить навесы вдоль бортов и короб для кормчего, – добавил другой.
Капитаны снова зашумели.
– Если все сказано, утверждаю это решение, – подвел итог Василий – Завтра с утра выходим в море. Я на флагмане первый, за мной по старшинству. При обнаружении врага занимаем оговоренную боевую диспозицию. Совещание закончено. По кораблям.
Лазурное море. Легкий ласковый ветерок. Солнце и чайки. Мирная картина в пастельных тонах. На горизонте показались вражеские корабли. Один, два, три, десять… дальше не сосчитать.
Варяги встали на молитву:
– Отче наш небесный!.. – Начал Эрман, и все на ладье вторили ему. Завершив молитву, он обратился к своим воинам:
– Товарищи мои! Чем страшнее враг, тем почетней победа! Не посрамим памяти прародителя Гаута! Перкунас благословит наше оружие! Вперед Гаутинги! Слава героям! Смерть врагу!
Смерть! Смерть! Смерть! – Повторяли воины в такт ударов мечей о щиты.
И вот сошлись два флота. Закружилась смертельная карусель. Вопящая, изрыгающая тучи стрел и камней схватка галер. Оглушительный треск поломанных весел и проломленных бортов. И вот внезапно в самой гуще скопления изуродованных кораблей появился «царский бегун», изрыгая огненные струи с обоих бортов.
Жидкое пламя полилось на вражеские корабли. Попав на палубу, мидийский огонь, который позже стали называть греческим, быстро разгорался. Его нельзя было потушить водой. Яркое пламя разгоралось. Черный дым окутал галеры. Крики радости пиратов, от предвкушения победы, сменились воплями ужаса. Достигнутая, казалась, победа, мгновенно сменилась поражением. В считанные минуты весь пиратский флот был объят негасимым огнем. В отчаянии морские разбойники бросались в воду.
Капитаны, судам которых посчастливилось не попасть под огонь, в спешке разворачивали свои галеры, торопясь покинуть место морского пожара. Но их настигали византийские галеры и брали на абордаж.
Еще догорали некоторые суда, но сражение закончилось. После схватки, оставшихся в живых моряков вылавливали из воды.… И своих и чужих.
В порт острова Эвбеи вошли изрядно потрепанные триумфаторы. Трем ладьям варягов и четырем малым ромейским триерам не суждено было вернуться в порт.
В каюте наварха на флагмане Хильд передавал Василию последнюю волю Эрмана.
– И когда все закончилось, я подошел к его горящей ладье, – рассказывал Хильд. – Даже затрудняюсь с чем-то сравнить ее. То ли с ежом, то ли с решетом. Живых я взял к себе на борт. Херман же не пожелал покинуть свою ладью, наполненную мертвыми телами. Он отправился с ними к своим предкам в Вальхаллу. Я просил его передать мой поклон предкам и приветствие Одину. Славная, хорошая смерть!
– Я не вмешиваюсь в ваши варварские обычаи, но мне доложили, что вы привязали женщину к мачте горящей ладьи. Зачем?
– Это была одна из корабельных шлюх пиратов. Мои товарищи выловили ее из воды. Очень кстати. Негоже было такому вождю, как Эрман отправляться в долгий путь на Небо без женщины, обслуживающей его.
– Его подвиг не забудут в Византии. Я позабочусь, чтобы причитающееся ему жалование было передано тебе. Ну а ты распорядись им по своему усмотрению согласно вашим обычаям.
Пропустив мимо ушей риторику Василия, Хильд протянул вперед свою ручищу и разжал кулак. На ладони лежал золотой медальон, с отвратительной Горгоной, изображенной на нем.
– Ты будешь в Константинополе на триумфе. Наверняка, тебя пригласят и на свадебные торжества. Секонунг дал мне это, и попросил, чтобы ты передал его невесте царевича Романа со словами: «Это подарок на свадьбу от риха Хермана Рыжего».
– Я исполню последнюю волю героя. – Василий взял медальон из ладони викинга.
Флот азиатских арабов потерпел сокрушительный разгром. В ближайшее время можно было не ожидать пиратских набегов на прибрежные города Византии. Но все же Василий дождался эскадру галер из Антальи, пришедшую им на смену. Отправив свои потрепанные ладьи и галеры на ремонт в центральный порт фемы Пелопоннес36 Коринф37, Василий на флагманском дромоне поспешил с докладом в Константинополь. Он вез с собой пленных предводителей пиратов, посаженных на время перехода за весла, вместо византийских гребцов.