Глава 1
Саша
– Лиза, я все залы обошла, но так и не увидела «Морское дыхание». Куда ее повесили? – нетерпеливо уточняю у своей помощницы, стоит той появится в поле моего зрения.
– В первом зале висит, – девушка мягко улыбается в ответ, протягивая мне стакан воды. – Вы слишком нервничаете, Александра Сергеевна. Воды?
– Да, давай, – делаю несколько жадных глотков и возвращаю пустой стакан Лизавете, которая уже больше года выполняет бесценную роль моей ассистентки, администратора и, порой, даже няни. – Нервы сегодня совсем ни к черту.
– Вы зря волнуетесь, судя по первым отзывам критиков, вас сегодня ждет феерический успех.
– Думаешь? – я растерянно кусаю нижнюю губу.
– Иначе и быть не могло, – девушка осторожно касается моего плеча. – Вы столько работали ради этого!
– Спасибо за поддержку, Лиза. Ты даже не представляешь, насколько она для меня важна.
Уму непостижимо: моя первая серьезная выставка в одной из лучших художественных галерей Москвы. Столько сил потрачено, сколько бессонных ночей прожито, сколько отказов выслушано – не сосчитать. Но цель достигнута, осталось лишь открыться сегодня и пожинать плоды своих трудов.
А что если меня ждет провал?
Лиза уверена, что все будет хорошо, но история знает массу примеров, когда один отзыв критика рушил карьеру художника, которому до этого раздавали авансы. Справлюсь ли я, если у меня ничего не получится? Я ведь так долго шла к этому, несколько раз была готова свернуть с намеченного пути, но мама не позволила.
Даже не знаю, смогу ли я когда-нибудь отблагодарить ее за все, что она для меня сделала. Именно мама оказала мне колоссальную поддержку три года назад, когда я вернулась в столицу не понимая, как жить дальше, и продолжает выручать до сих пор, несмотря на то, что земля под моими ногами давно стала твердой.
– Александра, прекрасная выставка! Александра, какая чудесная серия! – слышу со всех сторон восхищенный хор голосов, стоит мне выйти из своего укрытия в основной зал полчаса спустя. – Ваши картины такие яркие, и в то же время очень глубокие… Я отложил две картины для себя… Мой клиент хотел бы приобрести ваши работы для своего загородного дома…
На высоких каблуках лавирую сквозь толпу, рассыпаясь в улыбках и благодарностях, ощущая, как успех пьянит голову, а за спиной вырастают крылья.
– Спасибо, что пришли. Очень рада вас видеть. Благодарю за столь высокую оценку моего творчества, – не остаюсь в долгу, с достоинством принимая комплименты.
– Саша, спешу поздравить вас с персональной выставкой, – передо мной вырастает Максим Зотов, популярный художник, особенно известный в светских кругах. – Картины потрясающие. Я всегда знал, что рано или поздно, вы очаруете художественное общество столицы.
– От вас вдвойне приятно слышать такие слова, Максим, – отвечаю сдержанно, чтобы у него не возникло мысли, что я с ним флиртую. – Я каждый день любуюсь вашим творением, которое висит у меня в гостиной на самом видном месте.
– А как мне приятно слышать, Саша! Ваши работы восхитительны, впрочем, как и вы сама, – он берет мою руку и, глядя мне в глаза, церемонно подносит мою ладонь к губам.
Я натянуто улыбаюсь, аккуратно высвобождая руку из мягкого захвата Максима. Мужчина далеко не в первый раз оказывает мне подобные знаки внимания, но обычно я обрубаю их на корню. Не хочу давать ложных надежд хорошему человеку и коллеге, который явно настроен перевести наше общение в более близкое русло.
– Александра, нужна ваша помощь, – от общества Зотова меня спасает появление Лизы.
– Извините, Максим, дела, – говорю я с облегчением и обращаю все свое внимание на взволнованную помощницу.
– Что случилось? – мы отходим на безопасное расстояние, чтобы никто не мог услышать наш разговор. – Видела бы ты выражение своего лица. Выкладывай, Лиза, не томи! Где горит?
– Один мужчина хочет купить «Морское дыхание», – отдышавшись, произносит она.
– Она не продается, – категорично заявляю я, для убедительности скрещивая руки на груди. – Я не просто так сказала повесить на эту картину табличку «Не для продажи».
– Я ему так и сказала, – в голосе Лизы отчетливо слышится волнение и даже тревога. – Но он сказал, что цена для него не важна, и его устроит любая сумма, которую озвучит художник.
– Эта картина бесценна, – повторяю натянуто. – Нет таких денег, за которые я бы согласилась ее продать.
– Я знаю, Александра Сергеевна, – произносит Лиза. – Но это очень уважаемый в обществе человек. И известный коллекционер. Боюсь, он не привык слышать «нет». Вы должны объяснить ему сами, иначе…
– Он хочет выпросить ее у меня? – скептически приподнимаю брови.
– Скорее, убедить вас в целесообразности уступить ему, – пожимает плечами помощница. – Я не знаю. Мне нужно идти к другим потенциальным клиентам – там уже выстроилась очередь из желающих приобрести ваши работы. Могли бы вы взять эту проблему на себя?
Я демонстративно закатываю глаза. Что за настырные люди? Ну, написали же русским языком, что картина не продается. Зачем выпрашивать?
– Конечно. Прочесть табличку «Не для продажи», если этот человек не умеет читать, я, конечно, ему смогу, – отвечаю раздраженно. – Где найти этого грамотея?
– Он у «Морского дыхания».
Лиза торопливо скрывается в соседнем зале, а я, выдохнув, иду на поиски настырного коллекционера.
А у него есть вкус, вынуждена сама себе признаться. «Морское дыхание» – моя лучшая работа. Лучшая и очень личная. На ней не просто волны, не просто море и скалы – там вся гамма чувств, которые может испытывать влюбленная женщина – от радости и надежды до горечи и разочарования. Не все могут это увидеть, но тем, кому картина по-настоящему «открывается», она западает в душу раз и навсегда.
Когда мы готовили выставку, я всерьез размышляла о том, чтобы ее не выставлять, но в конце концов поняла, что с моей стороны это было бы огромной ошибкой. «Морское дыхание» должны видеть. Но только видеть. Не покупать.
Уверенной походкой шагаю к первому залу, на ходу принимая комплименты. Мысленно прокручиваю в голове возможный разговор с настойчивым коллекционером. Готовлю несколько вежливых, но категоричных фраз, которые дадут понять, что эта работа для меня бесценна и не подлежит продаже ни за какие деньги. Но стоит мне подойти к картине, рядом с которой спиной ко мне стоит мужчина, вся моя решимость тает, как дым.
По телу пробегает озноб, щеки обдает кипятком, ноги древенеют, а грудную клетку так сдавило, что становится трудно дышать.
Не может быть. Этого просто не может быть.
Внушительная фигура. Широкие плечи, обтянутые дорогим пиджаком. Идеально уложенные черные волосы. Под это описание подойдут сотни мужчин, но я знаю, чувствую, что этот – тот самый, единственный, встречи с которым я бы хотела избежать.
Застыв на месте, я отчаянно пытаюсь перевести дыхание и унять бешеный стук сердца, которому стало явно тесно в груди. Лихорадочно ищу выход из создавшейся ситуации, но мозг отказывается соображать. Ну не бежать же мне, в самом деле? Да и как это сделать, если мои ноги буквально приросли к полу?
Нет. Обратной дороги нет. Но, по крайней мере, теперь для меня все встало на свои места. Я знаю, почему этот человек выбрал именно эту картину. И я знаю, что для него не существует слова «нет». Однако, сегодня он его услышит.
Мужчина, словно чувствуя мое присутствие, медленно оборачивается. Как в кино, но только это реальность. А я, едва дыша от бури чувств, клокочущих внутри, гордо вздергиваю подбородок и прямо встречаю обжигающий взгляд ледяных синих глаз.
На лице Стаса Крестовского непроницаемая маска – невозможно понять, о чем он думает, пронзая меня своим взглядом. Зато в моей голове словно в центре торнадо: мысли сбиваются, установки ломаются, реальность путается с вымыслом, а воспоминания трехлетней давности обрушиваются лавиной, грозя утопить под собой остатки здравого смысла.
Столько лет прошло, а я все еще помню события того безумного лета до мельчайших подробностей. Терраса казино, ставка, проигрыш, Москва, Капри, та единственная и неповторимая ночь… И все, что было после… Неужели после всего, что я пережила этот человек снова стоит передо мной? И где, на моей первой выставке, которая должна была стать моим личным триумфом, а не неравной борьбой на выживание с прошлым.
Я так надеялась, что переболела, выкинула Стаса Крестовского из своей головы и из своего сердца, но сейчас, как и три года назад, меня в его обществе все также бросает то в жар, то в холод, колени слабеют, а пульс разгоняется до отметки, которую моя близкая подруга Марина посчитала бы нездоровой.
Стас чуть склоняет голову в пародии на приветствие. Это не полноценный кивок, лишь едва заметный наклон головы, который должен сказать мне, что он меня заметил. На лице – все то же закрытое, непроницаемое выражение, ни намека на чувства, ни шанса проникнуть за сдержанный фасад. Но разве мне когда-то удавалось нечто подобное? Лишь в мечтах, когда я глупо полагала, что этот человек передо мной раскрывается…
– Александра.
Одно слово, как разорвавшаяся надо мной бомба. И голос знакомый – тягучий, бархатистый, с хрипловатыми нотами, теплой волной прокатывающися вдоль позвоночника.
Я делаю осторожный шаг вперед, на ходу обдумывая нейтральную тему для разговора. Что-то простое, без чувств, без эмоций, просто обмен любезностями между чужими людьми, коими мы по-сути и являемся. Но нужные слова никак не находятся – язык деревенеет, горло сжимает спазмом и мне с трудом удается сглотнуть набежавшую слюну. Да и сам Крестовский не облегчает мне задачу, продолжая сканировать темнеющим взглядом, больше не говоря ни слова.
– Здравствуйте, – наконец, выдавливаю я, поравнявшись с ним. – Вы пришли на мою выставку.
Пытаюсь через силу улыбнуться, надеясь увидеть проблески ответной реакции, но в выражении лица Крестовского ничего не меняется, мужчина остается абсолютно серьезным.
– Добрый вечер, – до боли знакомый глубокий голос, кажется, проникает в самое сердце. – Я полагал, мы давно прошли тот этап, когда ты называла меня на “вы”.
– Вас заинтересовала именно эта картина? – спрашиваю я, делая вид, что не заметила его ремарки.
В ожидании его ответа задерживаю дыхание. Пальцы слегка покалывает, и я сцепляю руки в замок.
– Да, – короткий ответ. Крестовский не облегчает мне задачу.
– Эта картина не продается, – каждое следующее слово даётся мне с еще большим трудом. – Здесь есть табличка, на которой это написано.
И снова этот взгляд. Теперь чуть насмешливый. Словно “нет” из моих уст его развеселило.
Черт возьми! Мне нужно время. Я теряюсь от одного только взгляда, слова, рядом с этим человеком моя уверенность постепенно сходит на "нет". Ещё десять минут в обществе Стаса, и я рискую провалить мероприятие, к которому так долго готовилась. Пора заканчивать эту идиотскую беседу.
Ну почему это случилось именно сегодня? Я столько раз представляла нашу встречу, даже прокручивала в голове то, что скажу ему, но все случилось совсем не так. Реальность в буквальном смысле долбанула по голове и напомнила о чувствах, которые, как мне казалось, я зарыла глубоко внутри себя, повесив на них амбарный замок. Теперь я стою как школьница, подросток перед понравившимся мальчиком, не имея возможности связать два слова.
– Мне нравится эта картина, – от делового тона по спине пробегает холодок. Крестовский ничуть не изменился. – Озвучь свою цену.
– Она не продается. Вы можете выбрать любую другую понравившуюся картину, – я нервно сглатываю, на этот раз с достоинством выдерживая его взгляд.
Пока Стас хладнокровно пытается заполучить желаемое, внутри меня разгорается буря, подобная песчаной, которая, как не прячься, сметет на своем пути абсолютно все. Как бы я ни отрицала очевидное, но пора признаться хотя бы самой себе – моя эмоциональная зависимость от Крестовского никуда не делась. И мне хватило доли секунды, чтобы это понять.
Как ни странно, в последние годы он редко давал интервью, а на те, что были, я старалась не обращать внимания, пыталась делать вид, будто меня не интересует его жизнь. Я врала самой себе, отчаянно пытаясь сохранить себя ради того единственного дорогого, что у меня есть. Но одна лишь встреча разрушила мой хрупкий мир.
– Она не продается, – повторяю я. – Здесь много хороших работ.
– У тебя талант, Саша, – кивает он, переводя взгляд за мою спину. – Безусловно, все твои работы хороши, но мы же оба понимаем, какая из них лучшая. А я привык получать лучшее.
Его последняя фраза будто адресована лично мне. Чувствую себя некомфортно в его обществе, но я не могу просто взять и сбежать, как бы мне этого не хотелось. Я – профессионал своего дела, и никакие призраки прошлого не заставят пошатнуть во мне эту уверенность.
– Саша, привет! Вот ты где! – организатор выставки Кира Силина касается моего плеча. – Все получилось даже лучше, чем мы ожидали. Разговаривала с Лизаветой. Какая она умница. Все-таки ты в ней не ошиблась.
Я вновь ощущаю неловкость, но теперь от того, что Кира ведет себя подчеркнуто непрофессионально, говоря о рабочих моментах в присутствии посетителя.
– Кира, здравствуй, – приветствую девушку. – Думаю, мы можем поговорить об этом позже…
– Саша, ты уже познакомилась с моим женихом? Станислав Крестовский – лучший мужчина на этой планете, – беззаботно произносит она, продолжая широко улыбаться. А потом вдруг подходит к Крестовскому и мягко касается губами его щеки.
Бум. Удар. Бум. Ещё один. В голове набатом стучат ее слова. Я ещё не оправилась от потрясения встречи, как судьба уготовила мне новый "подарок".
Глава 2
Стас
В том, чтобы жить, руководствуясь разумом, а не сердцем, есть свои неоспоримые преимущества. Я это понял очень рано – когда в расцвете сил погиб отец. Нашей семье преподнесли аварию как несчастный случай, но всем было понятно, что это его расплата за то, что в какой-то момент он поддался эмоциям и поверил не тем людям. Большой бизнес сантиментов не прощает.
Мне тогда едва исполнилось двадцать. Отец всегда был для меня примером, поэтому когда его не стало, мир для меня пошатнулся. Но времени горевать у меня не было: нужно было брать на себя не только семейное дело, но и ответственность за маму и младшую сестру. Было непросто, но альтернативы просто не существовало – пришлось адаптироваться и быстро принимать взрослые решения без оглядки на собственные чувства. Так мама и Ариана оказались в Италии, вдали от клановых разборок, а у семьи Крестовских помимо строительного бизнеса, появился бизнес игорный – как плата за молчание.
В своей взрослой жизни я старался не совершать необдуманных поступков, таких которые стоили отцу жизни, – окружал себя только проверенными людьми, никого не подпускал достаточно близко для того, чтобы однажды проснуться от ножа, вонзенного в спину. На протяжении многих лет у меня был единственный друг – Марк, и много женщин, которые сменяли друг друга, не оставляя после себя ничего кроме смутных воспоминаний. Пока три года назад я не встретил ее – Александру Лебедеву, жену отчаянного игрока, который изо всех сил старался выбиться в люди. Именно в тот вечер все в моей жизни во второй раз пошло наперекосяк.
Впоследствии я много раз проигрывал в своих воспоминаниях нашу первую встречу. Думал, где находилась точка невозврата, которая в дальнейшем заставила меня совершать поступки – импульсивные, нелогичные, в чем-то даже незаконные, – которые были совершенно мне не свойственны. И пришел к выводу, что Александра пробудила во мне азарт. Когда жизнь превращается в игру, повышать ставки становится делом принципа. После ее демонстративного отказа на террасе казино, заполучить ее мне стало необходимо. Зачем? Просто доказать себе, что она такая же, как другие. Что рано или поздно купится на деньги и роскошь. Но я не учел, что пока я буду играть на ее чувствах, в схватку вступят мои собственные. И это был самый серьезный просчет в моей жизни.
Рядом с ней мир заиграл новыми красками. Проснулись эмоции и желания, смутные и неясные, которые меня, прожженного циника, поставили в тупик. Это раздражало. Хотелось реванша. И я нашел самый подлый способ его получить: предложил ее идиоту мужу поставить на кон свою единственную настоящую ценность. Красавицу-жену с настороженными, словно у пугливой лани, голубыми глазами. Я, конечно, всерьез не рассчитывал, что он согласится, что она пойдет на все, чтобы защитить жалкого мудака, недостойного называться ее мужем, но неожиданно получив девушку в свое распоряжение отпустить уже не мог. Хотелось проникнуть за ее сдержанный фасад, разобраться, что в ней такого особенного и почему рядом с ней я впервые за долгие годы начал ощущать себя живым человеком, а не роботом, обтянутым кожей.
Я это понял только позднее. Когда она единственный раз спала в моей постели, а я наблюдал, как тихо она дышит, испытывая необъяснимое жжение в груди – словно туда вставили тлеющий уголек и зашили, чтобы я уже никогда не смог его достать.
В Александре не было хитрости и фальши, привычной для женщин моего круга. Она не старалась казаться умнее, красивее, лучше, чем была, но главное – ее совершенно не впечатляла внешняя мишура, деньги и любые признаки богатства. Она отвергала все это, а вместе с этим отвергала и меня. Хотя неосознанно все же желала. И именно эту химию, чувственную совместимость я использовал, чтобы ее добиться. И даже не понял, когда пропал сам.
Я предоставил ей выбор – остаться со мной или уехать, считая, что поступаю в высшей степени благородно. Она выбрала уехать. Втихую. Даже не найдя смелости, или желания, попрощаться. Посмотреть мне в глаза после безумной ночи любви и сказать: “Все кончено, Стас. Я ухожу”. О том, что она сбежала, я узнал от Арианы и увязавшейся за ней соседской дурочкой Мари.
Если подумать, в том, что она предпочла мне своего никчемного мужа нет ничего удивительного. Это было в ее характере – поступать не так, как от нее ждут другие. Не так, как от нее ждал я.
Мог ли я вернуть ее? Наверное. Но я всегда следовал принципу, что за свои поступки стоит отвечать. Я сам позволил ей выбрать. И то, что ее выбор мне не понравился, не давало мне права снова ее ломать. В итоге ее отъезд разделил нас как глухая каменная стена, тяжелая и непреодолимая. В первое время думал, что сорвусь – поеду, верну. Пил и вспоминал ее, как фантомную боль, которая не желала уходить. В первый месяц нарушил свои принципы лишь однажды: позвонил, но ее телефон молчал. А потом, когда стало совсем невмоготу, как дурак помчался в Калининград. Просто увидеть, посмотреть в глаза, убедиться, что тот огонь и те чувства, которые я разглядел в ней, были просто игрой моего воображения и мне пора ставить точку.
Вместо этого увидел ее с Денисом. Судя по всему, простить его для нее было легче, чем остаться со мной. Это было как удар под дых, только в более уязвимое место – в самое сердце, которое я даже не знал, что у меня имеется.
После этого все как-то сломалось. Работать стало скучно. Смотреть на других женщин было тошно. Пришлось сублимировать в бокс. В конце концов и это пригодилось – бил морду Марку за то, что совратил мою младшую сестру, я почти профессионально.
В тот момент, когда я почти достиг эмоционального дна, на меня совершили первое покушение. Для заказчиков оно стало последним – нет, я не воспользовался их методами устранения, но упек в тюрьму на максимальный срок. Это стало тем звоночком, которого мне так не хватало – дав слабину ты становишься уязвимым. А я больше не собирался становится мишенью.
О Саше Лебедевой пришлось забыть. В Калининград не приезжать. В доме на Капри сделать капитальный ремонт, чтобы даже у стен не сохранилось воспоминаний о ней.
Дела шли в гору. И в какой-то момент глядя на счастливую сестру я понял, что мне тоже нужна семья. Без ерунды вроде чувств. Но на основе уважения.
С семьей Киры Силиной нас связывали крепкие финансовые связи. Ее отец занимал важный пост в правительстве и несколько раз помогал мне с нужными контактами. Я в долгу тоже не оставался. А потом старик Силин как-то намекнул, что его старшая дочь, умница, спортсменка и амбициозная галеристка Кира мной интересуется. И как-то пазл сложился. Все казалось правильным и понятным. Отношения с ней были лишены эмоциональных качелей, которых я изо всех сил старался избегать. И все шло хорошо и спокойно, пока судьба снова не подкинула мне ее. Теперь не милую не искушенную Сашу, которая как жертвенная овечка слепо шла спасать своего мужа, – утонченную Алексу Озерову, о выставке которой только и говорила Кира.
Я пришел сюда этим вечером совершенно не подозревая о том, что встречу ее. Но стоило мне увидеть работы, развешенные на стенах, в мозгу произошла вспышка сверхновой. Даже не видя ее, я знал, что она здесь. Ее рука чувствовалась в каждой картине, но особенно ярко проявилась в одной – морском пейзаже с видом точь-в-точь таким, какой открывается из окон моей виллы на Капри. Не нужно далеко ходить, чтобы понять, какие эмоции Саша испытывала от ее написания.
Желание обладать картиной было оглушающим и совершенно лишенным здравого смысла. И уж конечно меня бы не остановила ни цена, ни табличка «Не для продажи». Вопреки всякой логике мне хотелось забрать часть той Саши, которую я когда-то знал, себе. Просто потому, что картину забрать было легче, чем когда-то – заполучить ее.
Отказывать мне она пришла сама. Не струсила. Глядела в глаза, независимо задирая подбородок. А я просто смотрел – было удивительно видеть ее после стольких лет. Она похорошела. Округлилась. В теле появилась какая-то женственность. В движениях – мягкость. Волосы стали короче. А с безымянного пальца исчезло обручальное кольцо. Хотя бы не со своим никчемным мужем… Это уже хорошо.
Обмениваться с ней нейтральными фразами было непривычно. Деловитый тон, серьезный взгляд – она вела себя как настоящий профессионал своего дела, задвинув эмоции глубоко в себя. Убеждать продать, хотя по ее глазам я видел, что она скорее умрет, чем отдаст мне эту конкретную картину, всколыхнуло в душе давно забытый азарт. Вот только с тех пор многое изменилось… Все изменилось.
– Саша, ты уже познакомилась с моим женихом? Станислав Крестовский – лучший мужчина на этой планете, – внезапное появление Киры нарушило таинство этой первой встречи. Оно было не к месту, не по сценарию.
В глазах Саши… Нет, новой Алексы вспыхнуло удивление, которое быстро сменилось странной беззащитностью, а в моей груди что-то глухо затрещало. Эти ощущения – отзвуки того самого больного и волнующего чувства с трехлетней выдержкой, которое я давно похоронил глубоко в душе.
Глава 3
Саша
Галерея, в которой проходит выставка, представляет собой стильное пространство с высокими потолками и просторными залами, но мне вдруг резко не хватает кислорода, словно стены сдвинулись до размеров картонной коробки, не позволяя мне нормально дышать. И как, черт возьми, я должна реагировать на разворачивающуюся перед моими глазами сцену?
С женихом. Крестовский ее жених. Они с Кирой пара.
Эта информация проносится в сознании бесконечной бегущей строкой, пуская свои разрушительные корни в мое сердце, которое я так долго пыталась склеить, и чувства, вмиг пробудившиеся от глубокой спячки.
Не вижу смысла обманывать Киру, но и всей правды ей знать необходимости нет. Наша с Крестовским история давно осталась в прошлом, нечего его ворошить.
С нечеловеческим усилием возвращаю на лицо профессиональную улыбку и набираю в легкие воздух, чтобы ответить на адресованный мне вопрос, как вдруг справа раздается низкий бархатистый голос Стаса, от которого по всему телу прокатывается волна сильнейших вибраций.
– Мы знакомы с Александрой.
Затаив дыхание, перевожу осторожный взгляд на Крестовского, ожидая продолжения. Его лицо суровое, глаза похожи на голубые льдинки. Он выглядит так неприступно и мрачно, что на мгновение мне даже кажется, что прямо сейчас он возьмет и расскажет своей невесте позорную правду о нашем общем прошлом. Как мой муж Денис, уже давно бывший, отдал меня, как вещь, на десять дней чужому мужчине. А я была такой идиоткой, что на это согласилась.
От унизительных воспоминаний спина покрывается мурашками, а ладони становятся липкими от пота.
– Правда? – удивленно уточняет Кира, опуская ладонь на плечо Стаса. – Ты не упоминал об этом.
– Я понятия не имел, что вы с Александрой знакомы, – спокойно отвечает мужчина, пожав плечами. – В прошлом у меня были общие дела с ее мужем.
Упоминание Дениса заставляет мое сердце предательски ухнуть вниз. Крестовский не врет, дела у них действительно были. Но глубинный смысл его нейтральных слов понятен лишь мне. Для Киры они – простая формальность, для меня – напоминание о предательстве людей, которым я имела глупость довериться.
Несмотря на душевные терзания, я прямо встречаю испытывающий взгляд Стаса. Чувствую, что дать слабину сейчас непозволительно. Однажды этот мужчина уже прошелся катком по моей жизни, второй раз я ему этого не позволю.
В диалоге повисает пауза. Мы оба будто ходим по острому лезвию, как и три года назад, пытаясь противостоять друг другу. Только сейчас это происходит иначе. Молчаливо, на уровне инстинктов. Но мне достаточно одного взгляда, чтобы понять – игра не закончилась.
– Сашенька, ты замужем? – спрашивает Кира и переводит взгляд на безымянный палец правой руки. – Ты никогда не говорила о супруге.
– Мы развелись три года назад, – мне хочется провалиться сквозь землю.
В какой момент моя персональная выставка превратилась в публичный разбор моей личной жизни? Я начинаю нервничать еще сильнее, но тщательно скрываю свое состояние за нейтральной улыбкой. Больше мне ничего не остается. Вот только Крестовского так просто не проведешь. Он как и тогда видит меня насквозь, читает между строк. Не знаю как, но я чувствую, что мои внутренние метания для Стаса – не секрет. Он понимает, что в настоящий момент я в смятении, поэтому эту светскую беседу нужно заканчивать. И как можно скорее.
– Извини, – с сочувствующим выражением лица произносит Кира, – наверное, это не совсем уместная тема для разговора.
– Все это осталось в далеком прошлом, – быстро отвечаю я, игнорируя блуждающий по моему лицу взгляд Крестовского. – А в настоящем мне бы просто хотелось, чтобы вы насладились выставкой. Прошу меня извинить, мне нужно поздороваться с другими гостями.
– Мы не обсудили твою картину. “Морское дыхание” если я не ошибаюсь, – мужчина криво усмехается, но его голос звучит настойчиво и абсолютно серьезно. – Я отпущу тебя к гостям в обмен на эту ценность.
– Стас, эта картина не продается, – возражает Кира. – Я согласна, что она потрясает до глубины души, задевает какие-то особенные струны, но для Сашеньки она слишком дорога.
Черт возьми! Как мог один из лучших дней в моей и без того непростой жизни в одно мгновение перевернуться с ног на голову?
– Когда я впервые ее увидела, мне тоже захотелось заполучить эту картину, – продолжает Кира, в то время как мы с Крестовским сверлим друг друга глазами. – И как я не упрашивала Сашу, она была непреклонна. Так что и ты, мой милый, потерпишь поражение.
Кира мягко улыбается, поглаживая Стаса по плечу, а внутри меня разгорается совершенно неуместное пламя под названием ревность. Не могу поверить. Не понимаю себя. Столько лет прошло. Да и этот мужчина никогда по-настоящему не принадлежал мне.
– Проиграть битву не равно проиграть войну, – отвечает Крестовский, приподнимая уголки губ в подобии улыбки. – А теперь я прошу меня извинить, – указывает на звонящий мобильный, – важный звонок.
Вежливо кивнув мне и Кире он удаляется, а я чувствую себя морально раздавленной. И дело даже не в вызове, которым он обозначил свое намерение заполучить мою картину, а в том, что где-то в глубине души я знаю, чувствую – моему мирному существованию пришел конец.
Несмотря на то, что лицом к лицу с Крестовским мы больше не сталкиваемся, незримо я ощущаю его присутствие повсюду. В отражении мраморной плитки стен, в воздухе, который пахнет его одеколоном, в атмосфере, которая стала разряженной, как бывает перед грозой. Это паранойя, знаю, но я не могу отделаться от ощущения, что пока я медленно передвигаюсь по залу, ведя светскую беседу с гостями, за мной неотступно следуют обжигающие голубые глаза…
Подумать только, а ведь я всерьез думала, что изменилась. Что за три года стала независимой, самостоятельной, сильной – женщиной, которая больше никогда не пойдет на поводу у мужчины. И что же? Стоит Крестовскому появиться на горизонте, как я снова чувствую себя слабой и уязвимой. Разве это справедливо?
– Александра Сергеевна, на вас лица нет, – это Лизавета осторожно касается моей руки. – Устали? Может быть, пока вечер в разгаре, немного отдохнете в кабинете? Я что-нибудь из еды принесу.
– Не волнуйся, Лиза, – делаю попытку улыбнуться, чтобы не волновать помощницу. – Со мной все в порядке. Немного переволновалась, вот и все.
– Ну, волноваться больше не о чем, – отвечает она с облегчением. – В первом зале почти все картины из вашей морской серии проданы. Во втором и четвертом несколько работ на брони, – она наклоняется ближе к моему уху и шепчет: – Даже Макс Зотов приобрел одну из ваших картин.
– Ну, раз даже Макс Зотов… – смеюсь я, но Лиза не обижается, только слегка краснеет. Она молодая и впечатлительная студентка академии искусств, а Макс – уже своего рода легенда в арт-кругах. Ничего удивительного, что к нему она испытывает особую слабость.
– Лиза я все же ненадолго отлучусь, – говорю я. – Ты права. Мне надо немного передохнуть. Если что, я буду в кабинете. Телефон со мной.
– Хорошо, Александра Сергеевна. Я вас прикрою.
Кабинетом мы с Лизой называем небольшую подсобку в офисной части галереи, которую Кира с самого начала выделила под наши нужды. Тут были складированы мои работы, которые не попали в финальную экспозицию, чехлы для перевозки картин, наши личные вещи и компьютер, на котором Лиза вела учет и подготовку к выставке.
Скинув на пол туфли на шпильках, я с удовольствием забираюсь на небольшую кожаную софу и достаю из сумочки телефон, чтобы по видеосвязи поговорить с мамой и дочерью.
– Привет! – с улыбкой произношу я, увидев на экране очаровательную мордашку своей двухлетней малышки, которая сидя на руках у моей мамы, с умным видом тычет пальчиком в экран.
– Мама, домой иди! – заявляет Лея, насупив брови и смешно надув губы. – Баба не дает мультики.
– Я же говорила тебе, что мама сегодня вернётся позже, Лея, – напоминаю мягко. – А мультики и я бы не дала тебе посмотреть. Ты же знаешь – полчаса в день. А ты их еще утром использовала. Чем вы с бабушкой занимаетесь?