Театр искусственно вводит нас в сферу чужих бедствий и за мгновенное страдание награждает нас сладостными слезами и роскошным приростом мужества и опыта…
Фридрих Шиллер
1.
– Ну что же вы, Валентина Николаевна? Вот не верю я! Сегодня во мне властвует Константин Сергеевич Станиславский, и он говорит: «Не верю!»
– Я пытаюсь заплакать и не могу, Виталий Денисович… Не могу! Все слёзы выплакала из-за этого гада, и теперь ни слезинки не осталось.
– А вы сюда за тем и пришли, чтобы выжать из себя всё, и уйти заново рождённой! Не можете плакать, кричите, топайте ногами… да что угодно, хоть всю душу наизнанку выверните. Я для того и создал этот театр, чтобы люди могли высвобождать свои эмоции! На вашем месте завтра может оказаться точно такая же жертва домашнего террора и сыграть это так, что все зрители готовы будут защищать её в суде!
– Я поняла. Давайте попробуем ещё раз?!
– Пять минут на отдых, а после я жду от вас эмоции! Времени совсем нет! Через два дня вы должны выложиться на все сто на этой сцене и…
– Виталий Денисович, вас тут спрашивают!– сказала громко молодая девушка, и помахала рукой, чтобы её точно заметили.
– Кто там ещё, Ната? Если не очень срочно, то пусть перезвонят, или придут завтра с утра. Я занят!
– Но…
– Всё, не отвлекай меня! У нас перекур и мне просто необходим перерыв… и немножечко тишины.
– Хорошо, как скажете.
Виталий с тяжёлым вздохом сел на один единственный стул, стоящий прямо посередине сцены. Денёк выдался тот ещё. Утренний кукольный спектакль, из-за снежной бури, пришлось отменить. Виталий и сам смог добраться до театра только к полудню.
Сколько нервотрёпки принёс ему это детский кукольный театр, но желание продолжить дело своего деда, пока ещё не прошло. Вот уже четвертый год Виталий пытается найти на реставрацию хорошего спонсора. Здание театра строилось ещё до революции, владельцем был богатый купец, предпочитающий жить на широкую ногу. Он души не чаял в своей красавице жене и трёх дочерях. Кукольный театр был их прихотью, и для него отвели огромный просторный зал. Сейчас, спустя век, сложно было представить, как на самом деле всё выглядело. Но дед Виталия утверждал, что кукольный театр точно существовал и занимал почти половину первого этажа, а это не меньше ста квадратных метров площади. В знак доказательства демонстрируя каждый раз часть, а точнее – клочок пожелтевшей газеты, где был виден фасад здания. Прочесть текст под фотографией уже не представлялось возможным, но дед говорил, что там писалось о первом в их городе домашнем кукольном театре купца Кокушкина. Виталий хорошо запомнил эту фамилию, потому что решил, что дед ошибся и фамилия у купца была Кукушкин. Порывшись в интернете он кое-что выяснил об истории дома и самом хозяине – Прохоре Петровиче Кокушкине, владельце крупной ситценабивной, как тогда говорилось, фабрике.
– Я прошу прощения,– раздалось со стороны. – Виталий от неожиданности вздрогнул. Это была всё та же Валентина Николаевна. Она явно нервничала, потому что постоянно поглядывала на свои наручные часы и тяжело вздыхала.
– Хотите уходить?
– Да… Муж…
– Помощь нужна?
– Нет, ну что вы, спасибо…
– Тогда всего доброго, – спокойно ответил Виталии, заранее зная, что женщина откажется от помощи. Он так же знал, что она поедет сейчас к своему мужу-тирану, латентному алкоголику, и вероятнее всего завтра в театр не вернётся. Интуиция его редко подводила, и дай бог чтобы это «редко» случилось завтра, и Валентина Николаевна приехала на репетицию. Всё, чем Виталий мог помочь это женщине, он уже сделал. Впрочем, без актёров он не останется, желающих выплеснуть свои эмоции на сцене предостаточно. Некоторые даже готовы платить, и с удовольствием это делают, только на реставрацию театра всё равно не хватает.
– Виталий Денисович, уже поздно, я могу ехать домой? – спросила тихо Ната, подойдя совсем близко к сцене и боясь отвлечь от раздумий своего обожаемого руководителя.
– А?… А-а-а, это ты?! Кстати, кто там меня спрашивал?
– Какая-то девушка, но она уже ушла, хоть я и предложила ей подождать.
– Ясно,– вздохнул он. – А с погодой что?
– Пока спокойненько, вьюги нет, но похолодало. Ещё Яша звонил, сказал что, приболел и его завтра заменит Стас.
– Знаю я его «приболел», в запой опять ушёл. Вот хороший актёр, а какой-то несобранный что ли, и вечно жалуется, что вынужден тянуть за ниточки каких-то кукол и никто его не видит, разве что после спектакля на поклоне.
– Он мог бы играть в вечерних спектаклях, но не хочет!
– Да, вечерние «междусобойчики», как он выражается, его не устраивают – видите ли уровень не тот. Ни силком же его тянуть?! И вообще, я так тебе скажу, Наточка, кто хочет страдать всегда найдёт причину… Ты иди, я сегодня тут останусь ночевать, в мастерской есть работа.
– Хорошо. Тогда, до завтра! – она искренне улыбнулась, вложив в эту улыбку всё своё обаяние, но Виталий, как всегда, ничего не заметил или не захотел замечать. Ната знала, что он не такой чёрствый и бесчувственный, каким хочет казаться. Возможно она слишком для него молода, ей всего двадцать пять, а ему аж сорок четыре, но кого и когда это останавливало. Правда, Ната не была уверена, что у Виталия никого нет, хотя за два с лишним года работы вместе, никакой подруги, невесты или жены в театре не появлялось. И это позволяло всё больше надеяться, что когда-нибудь директор посмотрит на неё взглядом мужчины, а не руководителя.
Виталий наконец остался один, продолжая сидеть посреди сцены. С утра тут разыгрываются кукольные спектакли для детей, а вечером любительские – для всех, кто желает выплеснуть наружу свои эмоции. Когда-то он и сам таким образом избавился от внутренних переживаний, выговорив со сцены всю свою боль. Вокруг оказалось много слушателей, это были друзья, приехавшие поздравить его с днём рождения. А он стоял один, посреди сцены, и просто говорил, не замечая лиц, пока полностью не высказал всё. Стало легче, боль немного утихла и мир перестал казаться таким уж серым и безнадёжно потерянным. С этого дня, два с половиной года назад, Виталий принял решение помогать всем, кто эмоционально подавлен и разбит, потерял надежду и смысл жизни. Любой человек с улицы мог прийти в театр и участвовать в вечерних спектаклях. Ничего, кроме: желания, немного времени на парочку репетиции, и полной отдачи на сцене, не требуется. Один небольшой спектакль, часто импровизируемый по ходу игры, если кто-то забудет текст, и этого вполне достаточно – человек будто заново рождается. Постоянной труппы в театре не было и нет до сих пор, за исключением кукловодов, и те трудятся где-то ещё по вечерам. В вечерних спектаклях принимают участие всё те же – пришедшие за помощью раньше и получившие её в качестве душевного равновесия. Люди остаются выслушать других, иногда помочь советом, а иногда и материально.
Виталий прикурил и смял пустую пачку от сигарет, посмотрел на часы. Надо было идти в ближайший Маркет. Раз он решил поработать, значит и курить будет много, хотя давно зарекался бросить, но всё никак не получается.
Погода и вправду была безветренной. Снег хрустел под тяжёлыми модными кожаными ботинками. Чернильного цвета небо вовсю было усыпано звёздами разной величины, а вот луны видно не было. Виталий постоял немного, вдыхая морозный воздух, и пошёл в сторону дороги. До ближайшего круглосуточного Маркета целых полтора квартала. На улице ни души, хотя время всего около десяти вечера. Редкие машины, проезжающие по расчищенной от снега узкой полосе дороги, освещали немного путь. Уличные фонари почему-то не горели, и Виталий списал это на утреннюю непогоду, и её последствия. Подходя к Маркету он краем глаза заметил женщину на скамейке. Определить возраст, не видя лица за огромным с меховой отделкой капюшоном, было сложно. Объемный пуховик, не менее объемная обувь – на первый взгляд ничего странного, – сидит и сидит себе, рядом небольшой рюкзачок. Может у неё вечерний променад или встреча с подругой, или она просто дышит свежим воздухом и медитирует. Виталий прошёл мимо, и пока отоваривался в Маркете уже успел забыть о любительнице вечернего зимнего воздуха. «Чем бы женщина не тешилась, лишь бы молчала», – любил повторять он, перефразировав знаменитую пословицу. Каково было его удивления, когда, спустя не менее получаса, он вышел и увидел всё ту же картину. Подойдя почти вплотную к скамейке Виталий аккуратно тронул женщину за плечо.
– Вы живы? Эй, ау! – он не знал как обратится к бесформенной, будто замороженной фигуре в объёмной одежде и решил не церемониться. Может пьянчужка какая или хуже того – наркоманка, пусть и хорошо одетая. Под пуховиком могла оказаться и представительница одной из древнейших профессии, а может и золотой молодёжи, а может сразу всё вместе.
Прошло ещё несколько томительных минут пока Виталий решал, что делать с женщиной. Ничего путного в голову не лезло, кроме как взять её за плечи, поднять и тряхнуть хорошенько, чтобы очнулась, благо рост и комплекция позволяли. К счастью крайняя мера не пригодилась и объёмный пуховик зашевелился.
– Ну слава богу, очнулась спящая красавица и без поцелуя обошлось,– с облегчением выговорил он и, присев на корточки, попытался разглядеть лицо под капюшоном. – Вам плохо, женщина? Помощь нужна?…
– Не… Нет, спасибо! – послышался слабый голосок. – А сколько времени?
– Ну, на последний трамвай вы ещё успеваете.
– А что тут ходят трамваи? – голос под капюшоном стал уже более уверенным, при этом явно удивлённым.
– Да, вы правы, трамваи тут давно уже не ходят,– он встал и, посмотрев на пустую дорогу, добавил. – Это я так, проверил вас на вменяемость. Простите!– Виталий вынул из кармана пальто мобильный и посмотрел на экран. – Время без четверти одиннадцать… вечера естественно. Так вам помощь нужна или я могу идти?
– Можете идти…
– Ладно, как хотите. Я тогда ухожу… До свидания!
– До свидания… Хотя, стойте!
– Стою! Могу покурить даже. Если вы не против конечно?!
Женщина видимо уже окончательно пришла в себя и повернула голову в сторону Виталия, потом немного поправила капюшон, чтобы посмотреть на собеседника. В бледном свете, единственного прожектора при входе в супермаркет, показалось симпатичное юное лицо девушки. На первый взгляд ей можно было дать не больше двадцати лет.
– Ой, а это вы?! – сказала она обрадовавшись.
– Я, – спокойно ответил Виталий. Он уже привык, что его узнают, особенно в районе театра. – Значит представляться не имеет смысла?!
– Нет конечно, вы Виталий Денисович Думчев,– девушка заулыбалась, прикрыв при этом рот пушистой вязаной варежкой.
– Вот не поверите, чёрт возьми, но мне очень приятно. А могу я узнать ваше имя?
– Алина… Алина Алая!
– Ого, красивая у вас фамилия, да и имя. Алина Алая, прямо как калина красная. Я запомню! Так что, Алина… Алая, пока вы не стали синей от мороза, давайте я вас провожу?! Вы где-то тут живёте?
– Так я к вам! Это я вечером заходила в театр, а мне сказали…
– Знаю, знаю! Могли бы подождать, вам же предложили? Знаете что, Алина, идёмте-ка, если вы конечно не боитесь, я вас чаем напою и вы мне всё расскажете?!
– Поздно уже, я лучше завтра!
– А сейчас у вас времени нет что ли? Или вы ждёте здесь кого-то ещё? – Виталий обвёл взглядом пустынную улицу и посмотрел на девушку. Она продолжала сидеть на скамейке и не решалась встать.
– Мне, если честно, идти некуда. Продавщица из этого Маркета,– Алина показала на светящуюся вывеску над входом в магазин. – Она обещала пустить меня после одиннадцати вечера в подсобку, раньше никак. Сказала, что может заехать директор, он вроде как звонил. А завтра с утра…
– Так, всё ясно! Идёмте со мной, Алина, я вас приглашаю. Обещаю, приставать не буду!
– А это точно удобно?
– Удобней некуда, я вам устрою ночную прогулку по музею кукол. Вы знали что в театре есть ещё и музей?
– Не-ет…
– А теперь знаете! Потом вы расскажете зачем меня искали, и мы посмотрим что с вами делать. Я имею в виду, решим куда вас определить: на работу или… не знаю ещё куда-нибудь. Идёмте, а тётю Свету я предупрежу, что вы со мной и подсобка сегодня в полном её распоряжении. К тому же и вам будет спокойнее, тётя Света будет знать, что вы у меня. А это, согласитесь, какая никакая гарантия того, что у вас есть свидетель.
– Свидетель чего?– удивилась девушка, вставая с лавочки и отряхиваясь от налипшего сзади снега.
– Свидетель, что вы ушли со мной в театр добровольно.
– Вы о чём?
– Не обращайте внимания, это я неудачно пошутил. Идёмте вместе в Маркет, если до сих пор сомневаетесь, и тётя Света вам подтвердит, что я не маньяк, и вы можете смело переночевать в театре.
– Я вам верю, но продавщицу я всё-таки предупредить хочу, она очень добрая и сама предложила мне остаться на ночь в подсобке.