Принц и семь гномов

Гертруда выпила. Совсем чуток, всего лишь полграфина волчеягодной настойки. Взболтала остаток и, решительно заявив себе: «Не мелочись, Герти!», выхлебала до дна.

Ну а что делать, когда срочно нужны новые рабочие инструменты, а их нет? Котёл неделю как прохудился, а лудильщик ушёл в запой (сам, дурак, виноват, волчеягодная настойка – штука коварная для непривычных к ней организмов. А его ведь предупреждали, да). Волшебную палочку Гертруда берегла пуще глаза и так надёжно запрятала, что пятый год не могла найти. А магический шар, который случайно уронила, треснул и теперь показывал всякую дичь.

Оставались кости крыс да жабьи кишки, но окрестная живность за последний год совсем повывелась, а та, что выжила, как-то подозрительно поумнела и больше не желала попадаться в ловушки. Даже стало казаться, что мелюзга сплела заговор – стоило выйти из дома, как отовсюду слышался шепоток: «Атас, ведьма», – и лес вымирал.

Вот и сейчас, когда, оставив пустой графин, Гертруда вышла на крыльцо, то услышала шорох. «Да, это я!» – крикнула она сердито и двинулась вглубь леса, туда, где за елями начиналась тропинка, ведущая к лесной дороге, которая в свою очередь вела на тракт.

Коварная растительность хватала за подол, ветки, не жалея собственной жизни, бросались под ноги, но ведьму было не остановить – она шла напролом и вскоре действительно вышла на дорогу. «Пойду в город и куплю себе новую палочку. Или котёл. Или шар», – решила она, шагая к развилке.

Там, на развилке, ноги её и подвели: покачнувшись, она оперлась о покосившийся дорожный столб, и тот, не выдержав надругательства, рухнул.

– Ух ты, – восхитилась Гертруда, отплевавшись от пыли, – а силушки-то во мне ого-го!

И, подняв упавшее, кряхтя воткнула обратно, совершенно наплевав на то, что указатели теперь показывают совсем не туда, куда надо.

Поглядев на небо, Гертруда решила, что солнце уже слишком высоко, и отправляться в город нет никакого смысла. Затем вспомнила, что в чулане ждёт своего часа отличная настойка из бузины с мухоморчиками и, развернувшись, двинула домой.

Едва она скрылась в лесу, как на тракте показалась карета, запряжённая тройкой резвых лошадей. Подняв тучи пыли, она остановилась у столба, и на дорогу выскочил стройный белолицый парень с чёрными как смоль волосами, одёрнул коротковатую одежонку и посмотрел на кучера. Тот, спрыгнув с козел, протянул ему тяжёлый кожаный кошель, а затем обнял.

– Доброй дороги, ваше высочество, – произнёс кучер, смахивая скупую мужскую слезу, и, посмотрев на столб с указателями, махнул в сторону леса: – Вам туда. Идите и никуда не сворачивайте, к вечеру будете в Трольбурге, а куда дальше, сами знаете.

– Спасибо, Вальтер, – ответил парень и быстро зашагал прочь.

Кучер смотрел ему вслед, пока тот не скрылся из виду, а затем вздохнул, утёрся рукавом и полез обратно на козлы. После чего развернул карету и двинулся обратно.

Ещё чуть позже эта же самая карета подъехала к крыльцу королевского замка, и кучер, бросив поводья подоспевшему слуге, опрометью бросился вверх по ступеням.

– Ваше величество! – воскликнул он, вбегая в покои королевы. – Его высочество изволили сбежать! Я не успел остановить, не велите казнить! – он бухнулся на пол, прямо к подолу расшитого драгоценными каменьями платья.

– Встаньте, Вальтер, – послышался строгий голос. – Негоже королевскому егерю валяться на полу. Встаньте и расскажите подробней, как это произошло.

– Ваше величество! Я мчался быстрее ветра!..

– Умерьте эмоции, я хочу знать факты.

– Простите. Да. Сию минуту. Их высочество сбежали, когда я подъезжал к развилке. Они выпрыгнули из кареты и пустились во весь дух по тропе, ведущей к Трол…

– К Ферграну, вы хотели сказать.

– Да, – поправился егерь. – Совершенно верно, к Ферграну. Так всё и было.

– Вы хотя бы сбавили ход, когда его высочество изволили выпрыгнуть?

– Конечно!

– И убедились, что он бежал в подобающем простому страннику виде?

– Конечно!

– И не с пустыми руками.

– Конечно, ваше величество!

– Хорошо. Тогда можете быть свободны. Вот вам за труды, – королева протянула ему мешочек с монетами.

Оставшись одна, она стряхнула с плеча невидимую пылинку и, подойдя к комоду, достала зеркало в изящной оправе.

– Ну что, мой стеклянный друг, просыпайся, – произнесла она, постучав по поверхности длинным алым ногтем, – давай-ка, покажи нашего беглеца…

Что бы там ни утверждала молва, королева Изольда обожала своего пасынка. Когда она вышла замуж за его отца, королевич Ганс был совсем крошкой и оказался таким сладким пусечкой, что сердце дрогнуло, а план отравить никчёмного выродка лопнул с оглушительным треском, стоило только взглянуть в милые доверчивые глазки.

На людях Изольда демонстрировала холодность, старалась всячески показать, что младенец её раздражает, однако на самом деле тщательно следила за тем, чтобы у Ганса были самые лучшие няньки, чтобы он рос в любви и заботе. И без промедлений увольняла тех, кто проявлял к малышу холодность или излишнюю строгость.

Малыш Ганс рос умным мальчиком и сразу понял, к кому можно прийти вечером, втайне от посторонних глаз, забраться на колени и, обняв, поведать обо всех своих горестях. И кто обязательно выслушает и поможет.

Когда Ганс вырос, и отец вознамерился его женить, именно к ней, дорогой матушке Изольде, пришёл он в поисках утешения и совета. А повод для беспокойства и впрямь имелся – девица, которую отец прочил в невесты, была наследной принцессой из соседнего королевства. В качестве приданого её родитель обещал отдать четверть земель, но был изрядный шанс отхватить половину, поскольку дочурка была страшна как незнамо что. Отец Ганса мечтал расширить свои владения, поэтому увильнуть от женитьбы не светило.

Отговорить мужа королева даже и не пыталась, зная его упрямый нрав, поэтому решила ситуацию иначе. И сейчас, вглядываясь в зеркало, желала увидеть результаты своего труда.

По её прикидкам, Ганс должен был уже приближаться к Трольбургу, но вместо крепостных стен и башен, маячащих вдали, в зеркале отразилось то, что вначале ошеломило, а потом заставило возмущённо воскликнуть:

– Что это такое?!

– Дом, ваше величество, – ответило зеркало, – вид изнутри.