Глава 1
– Таня? Ты чего здесь сидишь? Дождь ведь! Ну-ка, поднимайся… Еще не хватало в твоем положении простыть. – Лиза открыла зонт, без которого думала обойтись, и нетерпеливо, с едва скрываемым раздражением взмахнула рукой в направлении крыльца. Ее всегда удивляло, как безответственно некоторые беременные дурочки относятся к своему положению. Может быть, потому, что им все далось легко? Наверное… Во рту собралась горечь. И уже набивший оскомину вопрос «А почему мне… мне почему не дается?» отозвался в сердце тянущей давно привычной болью. – Тань! Ты меня слышишь? Да что с тобой не так? Случилось что-то?
– Да… Наверное, случилось. Я у врача была.
– И что? С малышом что-то? – Лиза скользнула ревнивым взглядом по раздувшемуся животу соседки. Зажмурилась. Вытолкнула из легких начавший жечь воздух и мысленно себя обругала. Когда она стала такой завистливой сволочью?
– Нет.
Голос соседки звучал абсолютно безжизненно. Безжизненным выглядело и ее лишенное всяких красок лицо с тонкими лучиками залегших в уголках глаз морщинок. Лиза свела брови, всерьез забеспокоившись.
– Подожди, дома расскажешь. Пойдем… Только к нам, ладно? Мне срочно кое-что нужно сделать, а потом я вся твоя.
Таня послушно кивнула. Медленно, будто очень-очень устала, поднялась со скамейки. Лиза отметила, что выглядит она хуже обычного. Редкие волосы, намокнув, облепили ее маленький странной формы череп, из-за строения которого ее лицо больше походило на мордочку какого-нибудь грызуна, бесформенное платье, нездорово тощее тело. Таня отчетливо понимала, что некрасива. Но если до того, как забеременеть – непонятно, кстати, от кого – Лизе она так и не созналась, та еще прикладывала усилия, чтобы выглядеть чуточку лучше, то потом и вовсе поставила на себе крест. На все Лизины уговоры сходить в парикмахерскую она отнекивалась. То на мигрень ссылалась, преследующую ее всю беременность, то на нежелание травить ребенка химией.
Лиза открыла дверь. Бросила короткий взгляд на обувницу. Нет, Сережа, её муж, так и не появился. А она надеялась. Каждый раз надеялась, возвращаясь, застать его дома. Он был военным. Служил в непростом подразделении. Таком непростом, что очень часто Лиза понятия не имела, где он и на каком задании. Поначалу она страшно боялась, когда муж уезжал. Но за годы брака, наверное, привыкла. Десять лет вот скоро, как они женаты… Лиза запланировала романтическую поездку в Париж. И даже забронировала билеты. Оставалось те выкупить. Вот почему она торопилась.
– Ты пока устраивайся. Все, что найдешь в холодильнике – твое! – Лиза подмигнула соседке и пошла в кабинет. Вообще-то, когда они с Сережей покупали квартиру, подразумевалось, что здесь будет детская. Делая ремонт, они и обои выбрали соответствующие. Дизайнерские. Дорогущие! С милыми зайцами, прячущимися в траве. Подходящие как мальчику, так и девочке. Сейчас стены были выкрашены в благородный серый… Обои Лиза сорвала после второго неудавшегося ЭКО. А потом было третье.
Лиза растерла лицо и удивленно уставилась на собственные дрожащие пальцы.
– Приехали! Снова-здорово.
Чтобы поскорее отвлечься от горестных мыслей, открыла лептоп и принялась за дело – ввела данные карты, подтвердила платёж. Свернула окно. И уставилась на фотографию заставки. Свою и мужа. Улыбнулась. А вот Сергей на фото не улыбался. И выглядел очень… крутым. За десять лет им многое довелось пережить, пришло и некоторое охлаждение, но она все равно его безумно любила.
– Возвращайся, Серенький… Возвращайся скорей! – шепнула, а потом, вспомнив о брошенной в кухне Тане, захлопнула крышку мака и пошла переодеться в удобное. Удобной была ношеная-переношеная борцовка мужа. Лиза коснулась носом лямки, но ткань не сохранила запаха здорового сильного, под завязку наполненного тестостероном тела.
К удивлению, когда она вернулась в кухню, Таня сидела в той же позе, что и когда Лиза уходила. Ни чайник не поставила, ни бутербродов не напилила.
– Ты голодная?
– Нет. Но, наверное, поесть надо.
– Сейчас пиццу в духовку поставлю. Я, когда Сережи нет, не готовлю. Ты знаешь.
– Не объявлялся? – Таня, наконец, ожила и подняла на Лизу взгляд. Странно… Ей-то какое дело? Лиза была уверена, что Таня с Сергеем друг друга недолюбливают. У них с мужем даже как-то раз случился скандал по этому поводу. Тот однажды неприятно высказался о Таниной внешности. И Лиза обиделась за приятельницу. Уж кому как не ей знать, что не в красоте счастье? Да и вообще она такого похабного замечания от Серого не ожидала.
– Нет. Слушай, Тань, а ты у вас в конторе не можешь узнать? Ну, хоть приблизительную дату! Сил нет ждать. Сложно мне этот раз дался.
Так совпало, что Таня была секретаршей Сережиного босса. И имела доступ к секретке. Лиза никогда раньше ни о чем ее не просила. Да и в этот раз не собиралась. Оно как-то само собой вырвалось.
Таня ничего не ответила. И тогда Лиза, стушевавшись, пошла на попятный:
– Прости. Знаю, что не должна была тебя пытать. В неловкое положение ставить… Давай лучше о тебе. Что, ты говоришь, случилось?
Открыла духовку. Сунула пиццу. Лето заканчивалось, и день становился короче, кажется, с каждым днем. Осень в Париже – красивое время.
– У меня рак.
Осень меняет Париж на свой лад. На фоне золота листьев очертания зданий обретают совсем другой фокус. А пряный воздух с нотками палой листвы, пыли, кофе и хрустящего, только из печи, багета пьянит как вино. Им не дышать, его пить хочется… Кстати, о вине! Нужно будет непременно, непременно заказать в ресторане бутылочку. Или две, чем черт не шутит! В конце концов, их с Сергеем лечение уже давно носит формальный характер – можно себе позволить.
– Что, прости?
– У меня рак. Глиобластома.
Праздничная открытка, застывшая перед глазами Лизы, рассыпалась. И вместо чудных ароматов Парижа пахнуло могильной плесенью. Ей нужно было что-то сказать! Таня наверняка ждала от нее реакции. Слов поддержки, или, может быть, утешения. Но Лиза не находила таких слов. Все они казались такими… ничтожными. В конце концов, верх взял оптимизм.
– Послушай, Тань, но это ведь сейчас не приговор, правда? Тебе сколько? Тридцать семь?
– Тридцать восемь.
Вот как! Значит, Таня старше на восемь лет. Впрочем, разница, которая еще в детстве кажется бездонной пропастью, после тридцати стирается практически полностью.
– Ну, вот. Тридцать восемь всего. Организм молодой, сильный. Тебе еще жить и жить. Да и современная медицина творит…
– Доктор сказал, у меня есть полгода. Максимум.
Сумерки сгущались. И почему-то в них было совершенно невозможно оставаться. Лиза щелкнула выключателем. Сощурилась.
– Я не знаю, что сказать, Таня. Может быть, тебе стоит проконсультироваться у другого, более опытного врача.
Духовка дзынькнула, сообщая, что пицца готова. Лиза вынула противень, радуясь случившейся передышке. Она совершенно не знала, что нужно говорить в такой ситуации. Таня была сиротой. Кто за ней станет ухаживать? И что будет с её нарождённым ребенком, если ей действительно… полгода максимум. Его заберет отец?
– Уже. Там сразу собирают консилиум. Я же беременная, поэтому со всех отделений нагнали… – Таня взмахнула рукой. Опустила взгляд. С редких ресниц закапали частые слезы.
– Танька… Танечка. Я не знаю… Что мне сделать? Как помочь тебе? Ну, хочешь, я попрошу шефа, и мы через нашу газету организуем сбор средств? – оживилась Лиза. – Отправим тебя в самую лучшую в мире клинику, где эти, как ты сказала, глиобластомы лечат? – стараясь совсем уж не скатываться в театральщину, Лиза присела у Таниных ног и осторожно обняла приятельницу за хрупкие плечи. И тут же ощутила толчок. Малыш в ее животе пинался.
«Как же так? Зачем ребенок дан умирающей? Всем, кому угодно, но не ей. Не им!» – поймав себя на этой страшной мысли, Лиза чуть не застонала в голос. Безуспешные попытки стать матерью медленно, но верно ее меняли. Превращали в ту, какой она никогда не хотела бы стать. Лиза не узнавала себя в этой завистливой, обозленной на всех без исключения тетке.
– Нигде не лечат.
– Как нигде? Нигде в целом мире?
– Нет. Это неизлечимая и очень агрессивная форма рака. Прости, что-то я совершенно себя не контролирую. Ты первая, кому я рассказываю, поэтому… – всхлипнула, так и не договорив, и снова заморгала в безуспешной попытке справиться с новым потоком слез.
«Первая? Она?» Лиза запнулась. Да, они с Таней были приятельницами, но не особенно близкими. А были ли у той другие подруги, она даже не знала. Выходит, ей не с кем даже поделиться своей болью? Как же так?
– Откуда только эти болячки берутся? – растерянно спросила Лиза совсем уж глупость. А Таня вопрос на свой счет приняла и ответила:
– Есть мнение, что беременность как-то катализирует этот процесс. Не знаю… Что уж теперь?
Лиза машинально кивнула. Желая утешить ей многие говорили, что если бог не дает им детей, то, возможно, оно и к лучшему? А она каждый раз бесилась от этой заезженной фразы, а она зубами скрипела, и только сейчас впервые задумалась, что, может, оно действительно так. Провела по лицу ладонями, заправила за уши волосы. Возможно. Да только ведь от этой мысли не легче. И ладно бы она была какой-то неполноценной! Или Сережа. Но после нескольких лет мытарств врачи, наконец, сошлись в едином мнении. Они с мужем абсолютно здоровы. А детей у них нет из-за редкой формы генетической несовместимости. Вот так вот.
– Танечка, я даже не знаю… Как мне тебе помочь?
– Помочь мне уже никто не сможет. Я не для этого тебе это все говорю.
– А для чего же? – совсем растерялась Лиза.
– Я хочу тебя попросить… в смысле, попросить тебя и Сергея позаботиться о моем сыне.
Если бы Лиза не была так ошарашена этой просьбой, непременно заметила бы, что под конец Таня отвела взгляд, будто стыдясь чего-то. Это было несложно. Актрисой та не была. А вот Лиза, будучи репортёром, славилась своей наблюдательностью.
– Да. Конечно. Кхе-кхе. Что ты под этим подразумеваешь? – свела красивые соболиные брови.
– Я знаю, что у вас детки не получаются, – шепнула Таня. – Вы бы могли воспитать Даника как своего, – и снова вся, будто стыдясь, сжалась. – Даня… Я его так назвать хочу.
Лиза, как подкошенная, упала на табуретку. В голове было столько вопросов, что она кругом шла. Откуда Таня знает? Они с мужем никогда не обсуждали свои проблемы с посторонними. И на все вопросы о детях отшучивались или говорили, что еще для себя не нажились. В общем, весь тот стандартный набор, к которому обычно прибегают бездетные пары в попытке скрыть, что у них ни черта не выходит. А впрочем, какая разница, откуда?! Она просит усыновить ее сына! Нет, конечно, было время, когда они с Сергеем обсуждали и такой вариант, но… Лиза не была уверена, что к этому готова. Она вскочила. И стала мерять кухню шагами от стены до стены. Прикидывая, на кого в случае чего шеф сможет перекинуть ее работу, как быстро сумеет закончить и сдать свою последнюю статью, и где найти контакты ремонтников, чтобы в детской заново наклеить обои. Да-да, обои. Только не с зайцами, нет.
– Я не жду, что ты сразу мне ответишь. Подумай. Жить мне недолго, – криво улыбнулась Таня, обнажая скученные, наползающие один на другой зубы. – Но до утра, даст бог, не умру.
– Не знаю, – шепнула Лиза, с трудом отгоняя от себя до дрожи желанные картинки. – Да и без Сережи я не могу принимать подобных решений. Вдруг он будет против?
– Думаю, он будет даже очень за, – уже совсем неразличимо прошелестела Таня, тяжело выбираясь из-за стола. Но Лиза ее не услышала, оглушенная происходящим.
– Я завтра к тебе зайду? До работы! – опомнилась, когда Таня уже в коридор вышла.
– А я уже не работаю. Мне больничный дали.
– Понятно. Я… я тебе могу еще чем-то помочь? Достать какие-то лекарства или…
Таня покачала головой. Сунула ноги в растоптанные совсем уж старушечьи балетки и толкнула дверь.
Утра Лиза еле дождалась. За ночь не сомкнув глаз, она то укладывалась в кровать, то бродила по пустой квартире, будто приведение, заново позволяя себе мечты. Видя их с Сережей, только их малыша, повсюду. Вот он пополз, а вот разбросал кастрюли по полу. Картинка была отчетливой, яркой, детальной. Как зачарованная, Лиза протянула руку, чтобы погладить привидевшегося ей мальчонку по темненькой, как у отца, голове. А потом в дверь позвонили, и чары развеялись. Зато сердце пустилось вскачь. Неужели Сережа опять забыл ключи? Подлетела к двери, как на крыльях, толкнула что есть сил. И застыла, заледенела, покрылась инеем. Потому что это был не Сергей… Потому что явление этого мужчины вперед её Серенького могло означать только два варианта. Плохой. И самый худший.
– Ярик? А… что с Сережей? Где Сережа? Где мой Сережа, Яр?!
Глава 2
– Ты уверен, что хочешь сам ей сообщить?
Яр отвлекся от разглядывания открывающихся за пыльным стеклом пейзажей – хотя, казалось бы, на что там смотреть? Ничего особенного в высотке, где жил Серега с Лизой, не было. Так, типичный новый квартал. С закрытым двором, парками, детскими площадками и даже собственной набережной с велосипедной дорожкой. Идеальное место, чтобы растить детей. Вот, собственно, почему Серега с Лизой здесь обосновались. И вот почему он сам отказывался здесь бывать.
– Давай все же я с тобой пойду, – стоял на своем их с Серым командир – майор Богданов. В ответ Яр заупрямился:
– Не надо, Демьян. Лучше я сам. Лиза – девочка сильная. Справится.
– А я сейчас не о ней переживаю, – отбил тот. Повернулся на сиденье вполоборота и напряженно уставился на друга.
Впрочем, Ярослав сомневался, друзья ли они теперь? Это раньше мужики в группе не разлей вода были. Попробуй не сблизься, когда ты в связке. Когда от умений, профессионализма и личных качеств каждого из восьми ежесекундно зависит твоя жизнь? В условиях боевой или разведывательной операции довольно быстро становится понятно, кто чего стоит. Отсев проходит молниеносно. Остаются лишь те, на кого ты можешь без оглядки положиться. Но последние события все изменили.
Серега оказался кротом. Его лучший друг. Тот, за кого Ярослав, не задумываясь, отдал бы жизнь. Тот, кого он знал с детства, тот, кому давал списывать физику. Тот, кого Яр однажды, выблевывая легкие, тащил на себе оставшиеся пять километров марш-броска по пересеченной местности, чтобы тот только сдал норму. Тот, кого сотни раз прикрывал своим телом. Тот, кому уступил женщину, которую сам любил… Черт, да кого он обманывает?! Которую до сих пор любит, несмотря на все попытки избавиться от этого изматывающего чувства… И вот тот оказался крысой.
Самое страшное, что эта крыса поставила под удар не только проведение крайней операции и жизни восьми участвующих в ней бойцов, но и здорово подорвала доверие среди тех, кто несмотря ни на что выжил. Самому Ярославу, чтобы доказать свою преданность, пришлось пройти через изматывающие многочасовые допросы. Невыносимым было то, что непосредственное участие в них принимал и Богданов. Тот тоже ему не сразу поверил. И хоть умом Ярослав понимал, что иначе быть не могло, что ситуация была слишком запутанной – сам черт ногу сломит, и что он на месте Демьяна поступил бы точно так же, принять это сердцем Яр просто не мог. Может, со временем и получилось бы, но не сейчас – так точно.
– Обо мне переживать не стоит. Я ведь сказал, что в норме.
– Да с хрена в норме-то? Невозможно быть в норме, пустив пулю в лоб лучшему другу. Я настаиваю, что тебе нужно проработать эту проблему с психологом.
– Я пустил пулю в лоб предателю. И никаких проблем с этим у меня нет, – наверное, в сотый раз повторил Ярослав и, резко дернув ручку двери, вышел прочь из машины.
Да, это он убил Серого. Возникли ли у него в связи с этим проблемы? Психологические, мать его так, проблемы? Нет. В условиях боя у Ярослава не было другого выбора. Повторись ситуация снова, он бы поступил точно так же. Узнав, что его лучший друг – предатель, пустил бы ему пулю в лоб. Все просто. Согласно инструкции, чтоб ее.
А если бы этот предатель не был женат на женщине, по которой сам Ярослав сох с восьмого класса?
К черту! Этот факт ничего не менял. Лизу Серега тоже предал. Об этом знали все. Но почему-то никто не подумал о том, что неспособный на верность женщине человек неспособен и на верность присяге. Снисходительно махнули рукой, списав поведение Серого на его кобелиную, свойственную, в общем-то, многим мужикам сущность. Тем самым оставив без внимания яркую, как неоновая вывеска, подсказку.
Интересно, а этой Тане кто-нибудь потрудился сообщить, что Серега мертв? Как она теперь будет? Рожать. В одиночку воспитывать ребенка… Может, Князев ей от конторы какую-то помощь выпишет? Все же она его секретарша.
У двери Яр с шумом выдохнул. Обернулся. Демьян немного отъехал, чтобы припарковаться – их корочки позволяли въехать даже в закрытый двор.
Домофон запищал. Дверь открылась. Еще один глубокий вдох на пороге квартиры. Ему предстоял самый тяжелый, самый изматывающий разговор в жизни. Он прокручивал его в голове снова и снова. Но все еще не был готов.
– Ярик? А… что с Сережей? Где Сережа? Где мой Сережа, Яр?!
Даже в семь утра Лиза выглядела как модель с обложки журнала. У нее была вызывающе яркая, сексуальная внешность и самые красивые в мире глаза. Ярослав каждый раз, глядя в них, терялся. Будто на дне тонул.
Лизу миллион раз приглашали работать на телевидение, где такая внешность вкупе с безусловным профессионализмом могли помочь ей сделать головокружительную карьеру. Но Лиза бредила настоящей журналистикой. И поэтому устроилась в независимую газету. Ее журналистские расследования многим не давали жить спокойно. Дважды она ходила по такому тонкому льду, что если бы не их связи в разведке, для нее все бы закончилось плохо. Много раз Яр задавался вопросом – понимала ли она, как рискует? А если понимала, где брала мужество продолжать? Ее бесстрашие он любил, наверное, больше всего. Она была совершенно отбитой.
– Почему ты молчишь? – Лиза схватила его за футболку. Сжала плотный трикотаж в тонких пальцах. Встряхнула, обдавая Ярослава невозможно притягательным ароматом теплой со сна женщины. Он судорожно сглотнул.
– Мне жаль.
– Нет! – шепнула она. – Нет! – повторила увереннее и отступила вглубь квартиры, захлопнув ладонью рот. – Не говори мне этого. Слышишь?! Не говори мне этого, – заскулила, ухватилась рукой за комод, словно ей непременно нужно было за что-то держаться, чтобы не упасть.
– Он ушел как герой.
Банальные слова. Да к тому же лживые. Но Яр сам настоял, что близким Сереги не надо знать правду. А поскольку условия их работы вообще не предусматривали необходимости что-либо объяснять, сказать он мог по большому счету все, что угодно. Опуская никому не нужные детали.
Лиза уставилась на него, как на полного идиота. Всхлипнула. Заметалась по комнате. С ее губ рвались странные, раздирающие душу звуки. Напоминающие не то вой, не то хрип бьющегося в агонии зверя. В какой-то момент она замерла, подняла руки над головой, обхватила затылок распластанными пальцами. Борцовка Серого задралась, еще больше обнажая ее безупречные голые ноги.
Он, наверное, совсем пропащий, если даже в такой момент это замечал… Прислонился к стене. Долбанулся изо всех сил затылком, чтобы встали мозги на место. А когда открыл глаза, они с Лизой уже были не одни. В дверях застыла Таня. Ярослав окатил ее брезгливым взглядом, подошел к Лизе. Осторожно обнял ее хрупкое дрожащее тело. Будто желая оградить её от неожиданной гостьи. Которой Лиза столько хорошего сделала! В то время как эта убогая у той за спиной закрутила с её мужем. Хоть убей, Ярослав не понимал, что такого этот мудак нашел в ней? На что позарился? Там же не на что было смотреть! А Серега к тому же позволил этому зайти так далеко, что теперь уже их с Таней не только секс связывал. Ярик уставился на её раздувшийся живот. Дерьмо.
От того, что у Серого с любовницей происходило, не должны были дети рождаться. Ничего святого там не было. Одна грязь. Яр с отвращением вспомнил, как Серый об этом говорил, когда он припер его к стенке.
– Почему она? Да потому что голодная и безотказная. Хочешь с черного хода, хочешь с переднего. А хочешь, за щеку возьмет. Когда глаза закрываешь или ее мордой в подушку толкаешь, ведь похер, кто под тобой. В том месте все бабы одинаковые, знаешь ли. Только у нашей Татьяны Ивановны голова никогда не болит. Она, как пионер, всегда готова. А с Лизой каждый шаг по расписанию. Знал бы ты, как меня это достало. Таблетки, обследования… Бабские истерики. Осуждаешь? Святой, бл*дь. Я бы посмотрел, как надолго тебя самого хватило бы.
А Яру и не нужно было смотреть. Он знал. Если бы Лиза была с ним, ему бы сверх вообще ничего в этой жизни не надо было.
Только вот так ее в своих руках держать.
– Яр, подожди, – взяла себя в руки Лиза, – подожди… Ты мне скажи – это точно? И тело… – опять оборвала она себя, сделав глубокий вдох.
Тела не было. Никто бы его не стал перемещать через границы нескольких государств. Так и остался Серый там, посреди далекой пустыни. Если гиены не растащили его по кускам.
– Гроб закрытый. Сама понимаешь, – хрипло заметил Ярослав. Растер покрасневшие воспаленные глаза. Отвел руку и снова поймал взгляд Тани. Сразу понял, что та ничего не знала. Написанный на ее лице шок сделал его еще более некрасивым. Губы-ниточки стали совсем бескровными. А одутловатое, белое как полотно лицо пошло отвратительными красными пятнами.
Лиза тоненько заскулила. Да, она вроде бы сумела взять себя в руки, но боль, штурмуя кордоны и блоки, выстроенные в мозгу, прорывалась наружу с вот таким вот душераздирающим звуком.
– Потом станет легче, слышишь, Лиз? Ты только держись.
Серега не стоил того, чтобы она так по нему убивалась. Не стоил. Но сказать ей правду – значит, убить ее веру в людей. Значит – перечеркнуть прошлое. Поставить все, вообще все, что было там, под сомнение. Яр не мог этого допустить. Ради нее самой. Не мог. Смерть Серого она смогла бы пережить, а его чудовищное предательство – навряд ли.
– Родителям сообщили?
– Нет. Тебе первой.
– Надо сообщить. Только как? Как я им скажу, господи? Таня? Эй, Таня! Что с тобой?
Ярослав обернулся. И первый бросился к сползающей на пол соседке. Та, похоже, оказалась барышней хрупкой. Сознание, вон, потеряла.
– Её нужно на диван переложить! И скорую вызвать…
– А скорую зачем? У беременных, наверное, такое бывает.
Стирая слезы со щек, Лиза покачала головой:
– Она не просто беременная. У неё какой-то редкой формы онкология. Забыла, как называется.
Ярослав выругался про себя. Раз, и еще, и еще. В каком-то глухом отчаянии. Происходящее напоминало дурной фильм. Он злился, что Лизе, только что узнавшей о гибели мужа, приходилось переживать еще и о здоровье соседки! Вот какого черта она вообще приперлась?
– Зачем она пришла?
Лиза растерянно моргнула. На несколько секунд спрятала лицо в ладонях. Бедняжка. Может, она тоже задавалась вопросом, за что ей еще и это? Как будто своих проблем мало! И своего горя.
– Мы должны были кое-что обсудить. Ну, что ты медлишь? Звони в скорую.
– Не надо. Мне уже лучше, – раздался слабый голос. – Сейчас… Дай мне пару минут. И я пойду.
– Куда пойдешь? Тебя ноги не держат.
– Я ее могу проводить, – вмешался Ярослав, все сильнее хмурясь.
– Никого никуда не нужно провожать. Пускай здесь отлежится. Мы все равно уходим, – заявила Лиза, а потом, осев, будто из нее разом весь воздух выкачали, спросила: – Только… А куда нам идти? Что нужно делать? Я ведь никого еще не хоронила-а-а-а…
– Никуда не нужно! Все организует ведомство. И похороны, и поминки. Нужно только родителям сообщить. Но тут, думаю, лучше мы без тебя справимся.
Лиза резко вскочила с места. И затрясла головой.
– Нет. Я должна это сделать. Помочь им… пережить.
«А кто тебе самой поможет?» – хотел спросить Ярослав, глядя в ее лихорадочно горящие глаза. Но не стал. Знал, что если Лиза что-то вбила себе в голову, лучше с ней не спорить.
– Подожди. Только оденусь. Я быстро.
Быстро не получилось. Потому что, закрывшись в ванной, Лиза все же сломалась. Яр стоял, прислонившись лбом к двери, и не знал, что ему делать. Впервые в жизни ощущая себя настолько беспомощным. А она плакала, а она выла… И он не знал, как облегчить ее боль. Ту боль, что и его жрала.
Взгляд Тани он ощутил кожей. Обернулся. Наверное, в сложившихся обстоятельствах ему нужно было проявить к ней больше участия. Наверное. Да только Ярославу не было ее жаль. Он её почти ненавидел.
– Я его тоже любила, – шепнула Таня.
– Мне это неинтересно. Ты влезла в семью, – зашипел Ярослав. – В семью той, которая считала тебя подругой.
– А ты бы не влез? Если бы у тебя появился шанс быть с Лизой? – спросила Таня и, не дождавшись ответа, медленно поплелась прочь.