ПАМЯТЬ
Я наконец нашел его. Старый дом прятался под сенью леса, и его почти не было видно с дороги. Мари прижалась к моей ноге, и я поднял ее на руки.
– Ты уверен, что хочешь этого?
– Я ждал этого двадцать лет, – ответил я и зашагал вперед по заросшей вереском тропинке.
Дверь была заперта. Заглянув в разинутую пасть окна, я увидел шкаф, полку с кухонной утварью и скрытый за магнитами холодильник. Судя по слою пыли на подоконнике, никто не жил здесь уже долгие годы.
– С той стороны есть открытая форточка, – заметила Мари. – Если подсадишь, я попробую открыть дверь изнутри.
Мы забрались на ящики. Пушистый полосатый хвост Мари ткнулся мне в лицо, она протиснулась в форточку и скрылась в доме. Что-то упало, громыхнуло, зашипело, и Мари наконец отперла входную дверь.
– Не обижайся, но твоему отцу не помешали бы курсы по уборке, – поморщившись, сказала она.
В самом деле, дома царил ужасный беспорядок. Похоже, отец покидал дом в спешке: посуда в раковине осталась немытой, одежда, предназначенная для глажки, валялась кучей в углу, а у кресла скопилась целая армада бутылок. Глядя на все это, я понял кое-что еще. Отец рассчитывал вернуться.
Но что-то пошло не так.
– Нужно поискать какие-нибудь документы, – сказал я. – Наверняка они на втором этаже.
Мари вскарабкалась по прохудившейся лестнице. Я содрогнулся. Если ступени скрипели даже под весом не самого упитанного енота, что уж говорить о человеке? Вцепившись в перила, я начал медленный подъем и молился, чтобы ничего не обвалилось.
– Давай! – подбадривала Мари. – Ты уже близко!
Я как раз заносил ногу над последней ступенькой, когда раздался оглушительный треск. Нога ухнула вниз. Вскрикнув, я зацепился за уцелевшую часть перил и, подтянувшись, вытолкнул себя на второй этаж. Мари беспокойно меня осмотрела.
– Ничего, – кряхтя, поднялся я. – Пара синяков. Не страшно.
Мари, встревоженно дернув носиком, засеменила следом за мной. Нужная дверь оказалась последней по коридору, и я, толкнув ее, оказался в небольшой комнате с камином. Вся комната утопала в бумагах, книгах и удивительных штуковинах, издающих странные щелчки.
Среди сваленных на столе бумаг Мари раскопала простенькую деревянную рамку. Это была групповая фотография людей в одинаковой темно-синей форме. Они улыбались и махали, словно живые.
– Вот он, – шепнул я, указав на мужчину во втором ряду. У него, как и у меня, были темные курчавые волосы.
Я вытащил фотографию из рамки. На обороте было написано: «Идущие на смерть».
– Что это значит? – недоуменно спросил я.
Порывшись в бумагах на столе, я нашел несколько писем. Одно было печальнее другого. Дочитав, я тяжело опустился на кресло и подпер голову руками.
– Что ты узнал? – обеспокоенно заглянув мне в глаза, спросила Мари.
Мне было трудно сдержать слезы. Все это было ужасно несправедливо. Мама всю жизнь думала, что отец сбежал. Она предпочитала не вспоминать его, а если и упоминала, то только в негативном ключе.
Но все оказалось совсем не так.
– Отец входил в состав боевого отряда «Идущие на смерть». Это, конечно, была конфиденциальная информация, и он пытался скрыть это от мамы, как мог.
– Чем же занимался этот отряд?
– Шел на смерть, – вздохнул я. – Они выполняли сложные рискованные операции. Когда мама забеременела, отец покинул отряд. Он хотел спокойно прожить остаток жизни со своей семьей. Но его выследили. У «Идущих на смерть» было много врагов. Чтобы не подвергать нас опасности, он уехал как можно дальше, в эту глушь. Здесь с ним связался глава отряда. Он попросил у отца помощи – в последний раз присоединиться к «Идущим на смерть» и победить врага. Что ж, это в самом деле был его последний раз. Домой он так и не вернулся.
Я опустил голову, и Мари ласково прижалась ко мне.
– Жаль, что мама так этого и не узнала, – прошептал я, едва сдерживая слезы.
– Зато это знаешь ты, – ответила Мари. – И сможешь теперь не стесняться своего отца, а гордо хранить о нем память.
Я обнял ее. Так мы и остались сидеть, в заброшенном доме, где когда-то жил самый храбрый человек на земле.
Лисса Мур, @lisslake
ПАРЛАМЕНТЕРЫ
Прохладным апрельским утром Сердюк Александр Иванович заварил чай и вышел в тапочках в сад. Знак «Стоп контроль», выложенный камнями перед столом, изменил его намерение. «Понеслась! Потеплело, и выползли, гады!» – он помрачнел, опрокинул чашку на стол и вернулся в дом за сигаретами, хотя уже пару месяцев как бросил курить. Нервно хлопая дверцами кухонных шкафов и безостановочно ругаясь, наткнулся на кофе. Включил кофемолку и, пока она тряслась в руках, представил, как перемелет переговорщиков, а заодно и всё живое. За варкой кофе он проклял сальвадорскую ассоциацию заводчиков муравьедов, сунул в карман пару коробочек, сигареты и вышел в сад.
На столе ждало коллективное сознание. Около сотни муравьёв синхронно помахали ему лапками и пригласили к столу. Александр Иванович мысленно представил, как бьёт по этому сборищу тапком, и ему полегчало.
Закурил, достал из кармана коробочки, разложил их на столе: «Угощайтесь!». На стол начали подниматься муравьи и заползать в коробочки. Это были ловушки с ядом.
– Чего хотите? – спросил Сердюк.
– Подписать договор на этот год, – хором ответил коллектив.
Александр Иванович отпил кофе и выдохнул дым в муравьиные ряды, с удовольствием наблюдая, как их на время парализует и дезориентирует.
– Мы готовы сохранить половину твоего урожая, следя за поголовьем тли и прочих насекомых, но эту половину ты нам компенсируешь хлебными крошками и сахаром.
К удивлению Александра Ивановича, из коробочки вышел муравей с кусочком «угощения» и понёс его в обратную сторону. За ним потянулись цепочки из бодро шагающих коллег.
– У нас договор с производителями яда и ловушек для муравьёв. Они кладут туда сладкую пасту, а мы, съев ее, две недели не появляемся в этом месте. Люди считают, что сработало, и покупают новые ловушки. Продажи растут, а муравьиной популяции не наносится ущерб.
С коварством муравьёв Сердюк столкнулся в прошлом году, когда купил дом с садом. Сражаясь с врагами, он копал рвы и наполнял их водой, разбрызгивал яд, опрыскивал растения средствами от вредителей. Поймал даже как-то несколько муравьёв для опытов, положил их банку на ночь и прикрыл толстым словарём испанского языка. За ночь они сожрали его в труху, срыгнув «no pasarán». Ещё была попытка установить в саду лампу от насекомых. Но оказалось, что муравьи – мастера устраивать театр теней. Их спектакли пугали соседей, да и самому Александру Ивановичу становилось жутко, а два дня спустя даже комары научились облетать эту лампу. Пришлось выключить.
– Бери бумагу и ручку, мы продиктуем условия договора со всеми подсчетами в килограммах и калориях.
Сердюк знал, что муравьи умеют читать и после той ночи владеют испанским, но с письменностью у них не задалось. Чтобы подписать договор, они привели добровольца и попросили его пришлепнуть. Прилипшие к бумаге останки подтверждали стойкость намерений всей популяции.
От себя Сердюк поставил крестик и пошёл писать е-мейл в Сальвадор заводчикам муравьедов. Звонить было опасно: муравьи, скорее всего, подслушают и заставят внести правки в договор. Рисковать Александр Иванович не мог: через месяц у него заканчивался испытательный срок, и он, как Дали, мог стать счастливым владельцем домашнего муравьеда.
Ксения Самохина, @italianarussa
КТО ЗНАЕТ О БУРЕ
Никто не знал, куда пропал экипаж космолета «Приносящий бурю». Сам корабль совершил посадку на базе Луна-19, но оказался пуст.
– Долетел на автопилоте, – сообщил комиссар Донель, пригладив пышные седые усы.
Это было понятно даже такому новичку, как офицер Удо: как еще машина могла долететь до базы, которой принадлежала, совершить посадку и остановиться точно рядом с собственным ангаром? Впрочем, в этом ангаре «Приносящий бурю» жил раньше, – сейчас место принадлежало другому хозяину. Таинственное появление космолета удивляло не только отсутствием команды на борту, но и тем, что он уже пять лет считался без вести пропавшим.
– А ведь завтра туда же, к Поясу Зеленых Планет, отправляют новую экспедицию, – размышлял вслух Удо, пока комиссар изучал болты на блестящей поверхности корпуса. – Представляете, всего один день – и они могли улететь на несколько лет, так и не узнав, что их ждет.
Комиссар Донель бросил на Удо недовольный взгляд, голубые глаза сверкнули в холодном свете ламп.
– Они и не узнают, – мужчина вновь провел большим и указательным пальцем по усам. – Космолет чист. Никаких видеозаписей или других документов, объясняющих, что произошло. Ничего.
Когда-то крепкий и подтянутый, сейчас округлившийся, с массивным подбородком, комиссар тяжело дышал после спуска по металлической лестнице «Приносящего бурю».
– То есть полет не отменят? – Удо признавался себе, что его пугала мысль о космических путешествиях, тем более таких длительных и непредсказуемых. Он не считал себя трусом, но никак не мог понять, что заставляло молодых ребят – таких же, как он сам, – отправляться в опасные экспедиции.
– Нет, конечно, олух, – хмуро отозвался Донель. – Мы годы потратили на то, чтобы изучить Пояс. Не думаешь же ты, что из-за одной неудачи мы остановим все исследования?
– Я забыл, что вы раньше были в научном центре, – ответил Удо и поежился.
В ангаре было прохладно, но Донель продолжал внимательно обследовать космолет, и Удо был вынужден оставаться с ним.
На следующий день двое обедали в кафетерии третьей секции, когда мимо по коридору прошла команда молодых людей в белоснежных костюмах. На их плечах красовались нашивки научного центра и базы Луна-19. Один из них, Лам Хост, заметил Удо и, подмигнув, улыбнулся. Удо поднял руку в знак приветствия и даже попытался улыбнуться в ответ, но не смог. Давний знакомый, блестящий математик отправлялся к Поясу, откуда мог никогда не вернуться.
Не закончив обед, Удо сказал Донелю, что хочет прогуляться, и покинул третью секцию. Ноги сами привели его в ангар, где стоял «Приносящий бурю». Офицер взобрался по металлической лестнице, нажал на широкую клавишу, и люк с мягким «пшшш» отъехал в сторону.
Удо обследовал помещение за помещением, представляя, как здесь жили и работали люди. Наконец он оказался в шлюзе для выхода в открытый космос. Осмотрев двери, он перешел к изучению стен – и замер. Справа от люка чем-то острым были нацарапаны слова.
Удо почувствовал, как пот холодной струйкой побежал по спине. Он трижды бездумно перечитал послание. Текст читался не без труда. Молодой человек бессознательно провел пальцем по всего нескольким словам, что значили так много:
«УМОЛЯЮ НЕ ЛЕТИТЕ СЮД»
Что-то не позволило автору послания закончить его. Однако и этого было достаточно, чтобы вызвать волну ужаса в душе Удо.
Он распрямился, пытаясь решить, что делать. Было ясно одно: экспедицию нужно остановить!
Удо нашел выход, дверь снова мягко отъехала в сторону. Он сбежал вниз по металлической лестнице, едва не упав, когда нога соскользнула со ступеньки. Сердце пропустило пару ударов, и он остановился внизу, чтобы перевести дух.
Нужно было срочно доложить, но он не мог решить, куда стоило бежать в первую очередь.
«Как Донель проглядел такое? – спросил себя Удо с досадой. – Он же изучил каждый миллиметр!».
Он обернулся и вздрогнул – позади него стоял человек.
Холодный взгляд голубых глаз пригвоздил Удо к месту.
Донель не проглядел.
И направленное на Удо оружие дало офицеру ясно понять: он ничего уже не сможет изменить.
Ирина Фуллер, @irina. fuller. explet
ОСББ «ИДУЩИЕ НА СМЕРТЬ»
В ночной тиши раздался женский крик. С ужасом в глазах женщина прижалась к стене.
За несколько часов до этого.
– Дорогие собратья! Я вынужден объявить внеочередное собрание жильцов. Наш покой и уют снова был потревожен шумом и вибрацией. Ремонт! Теперь в 13-й. С нами не считаются! Вопиющим образом попирают права! – в рядах началось волнение. – Да, да, знаю, и я не в восторге. И мне страшно. Но что делать? Нужно заявить о себе. Иного пути нет. Так, тихо вы! План действий стандартный: обходим всех жильцов по стояку и напоминаем, что мы тоже тут живем. Особенно часто заходим к ближайшим соседям 13-й, уж они-то смогут быстрее повлиять на возмутителя спокойствия.
– Снова бродить по ночам? – раздался крик из толпы.
– К сожалению, да. Вы же сами знаете, днем не так эффективно. Днем нас не слышат. Еще вопросы? Ага, вопросов больше нет. Что ж… Собратья мои! Перед нами стоит великая миссия: отстоять свои права. Выживут не все. Да пребудет с вами сила наших ног! Прощайте!
Тараканы немного погудели и расползлись по своим норам до вечера.
***
– Что ты сказал? Какой ремонт? – встрепенулась заснувшая у телевизора Ира и посмотрела на мужа. Тот лишь отрицательно покачал головой и заботливо поправил плед.
– Тебе приснилось. Спи.
Ира закрыла глаза и почти провалилась в сон, но вдруг услышала тихий шепот.
– Да нет же, не приснилось, – Ира села и осмотрелась вокруг. – Вот только несколько секунд назад, опять. «Долой ремонт» вроде? Чушь какая-то.
Муж пожал плечами:
– Не слышал.
Ира еще немного посидела в растерянности. Спать больше не хотелось.
Встала, добрела на кухню, включила свет и рассеяно обвела взглядом. С громким визгом отскочила к стене и замерла. На столе сидел большой рыжий таракан.
Прибежавший на крик муж застал фееричную картину: перепуганная жена стояла на стуле с тапком в руке и пыталась слиться со стенкой. Дрожащей рукой Ира указала на стол.
– Ну ты как маленькая, – засмеялся муж и забрал у Иры тапок.
– Эй вы! Что смотрите? – хорохорился таракан. – У нас тоже есть права! Мы требуем тиши…
Федорова Юлия, @inlove_with_theboss
СЛУЧАЙНЫЙ ПРОХОЖИЙ
«Чума на оба ваши дома…»
В. Шекспир
Там… там… там…
Монотонный звук пробивался сквозь черную пелену беспамятства, нарушая покой и выгоняя прочь такие приятные, но уже едва ощутимые остатки сна.
– Кто… посмел прерывать… мой… сон? Сгною! – он дернулся и тут же приложился головой обо что-то твердое.
Там… там… там…
Вместе с болью пришли воспоминания и ярость.
Теперь уже тому, кто слышал надоедливый «там-там», не казалось, что сон был ласков и нежен. Теперь тому, кого когда-то звали Чума, кто держал в страхе полмира, было чудовищно душно в своей гробнице. Душно оттого, что вспомнил, как просто дал себя обмануть!
И кому? Пище, не смевшей смотреть ему в глаза, скоту – мрущему тысячами, едва прикоснувшись к его дыханию.
Там… там… там…
Он шел по извилистой дороге, бегущей меж засеянных полей и цветущих садов. Чума любил весну, – все эти зеленые листики, яркие цветочки, мяукающих по ночам котов и радостных, оттого что пережили очередную зиму, копошащихся в грязи крестьян. Они забавляли его больше всего.
Их надежды на чудо, на то, что вот в этом-то году все будет совсем по-другому: что дожди пойдут, что дожди не смоют посевы, что солнце не высушит взошедшую пшеницу, что солнца будет достаточно, что саранча не налетит, как в позапрошлом году… Смешные! Их мечты и планы веселили, ведь стоит ему войти в город – и все, чего они будут хотеть, это не сдохнуть… Но и этому не суждено будет сбыться.
Миновав очередной поворот, он увидел невысокую крепостную стену и открытые нараспашку деревянные ворота, облизнулся, поправил кожаную шляпу и, прибавив хода, зашагал прямиком к стражам, что взимали мзду за проход.
– Здоров, служба! Почем вход в ваш славный город? – из-под широких полей шляпы было видно только улыбку.
– А откуда будешь? – седоусый страж лениво поднял голову и уставился на фигуру, до пят закутанную в черный плащ. – Чавой-то ты не по погоде, милок?
– Из Дол-Рана я. То тебе не по погоде, а мне в самый раз, – улыбка стала шире.
– Из Дол-Рана… Надо же, ты первый в этом годе. Чаво купцы не едут, не знаешь?
– Померли! – путник пожал плечами.
– Все, штоль?
– Ну так все смертны, и они, и вы!
– Тьфу на тебя, бродяга! – страж нахмурился. – Серебрушка с тебя и проходи, да смотри не попадись мне в городе, шутник.
Затянутая в плащ фигура, театрально поклонилась и протянула монету: – Прошу.
Страж сгреб кругляшок и хотел отвернуться, но путник окликнул его:
– Страж?
– Ну чаво еще?
– Гляди, у тебя бубон! – указав старику на воспалившуюся шею, Чума вошел в город.
Там… там… там…
Чума сидел на груде разлагающихся тел, у ног копошилась жирная крыса, иногда она поднимала перемазанную в крови мордочку, принюхиваясь, но вскоре возвращалась к обгладыванию покойника.
Ему было хорошо здесь! Он впитывал эманации боли, смерти и отчаяния, осоловевший взгляд бесцельно бродил по руинам города. Глупцы, они пытались сжигать покойников, сначала только их, потом вместе с вещами, потом вместе с домами… Вот только тушить разросшиеся пожары было уже некому.
– Господин? – голос, ворвавшийся в его сознание, был неприятен, он мешал наслаждаться разлитыми вокруг страданиями.
Чума с трудом сфокусировал взгляд: перед ним стояло несколько человек, в плащах, шляпах и с масками птиц на лицах.
– Мы знаем, кто вы!
– И?
– И хотим, чтобы вы ушли!
Чума рассмеялся.
– Зачем? Мне тут хорошо? – мысли путались, эманаций смерти было так много, они как наркотик туманили его разум.
– Мы знаем, где лучше! Мы проведем вас, господин.
– И умрете! – Чума снова рассмеялся, не в силах контролировать себя.
– Мы знаем, на что мы идем! Это будет договор, мы покажем вам, где лучше, а вы оставите город.
– А там правда лучше? – что-то беспокоило его, но так ли это важно, когда вокруг так много вкусного…
– Правда!
– Тогда – приветствуйте меня, идущие на смерть!
Там… там… там…
Они обманули его! А он – как он мог? Идиот! Сколько лет прошло? Сколько он пробыл здесь? Но ничего… Ничего, он уже слышит голоса, они говорят про важное археологическое открытие. Он не знает, что это значит, да это и не важно. Важно то, что он слышит, как неизвестный ему механизм долбит толстую гранитную крышку его тюрьмы…
Там! там! там!
Чуть-чуть, еще чуть-чуть – и он снова пойдет гулять по извилистым дорожкам между городами.
Макс Драма, @capoeira_simfer
УЧЕНИК ГРОБОВЩИКА
– Копай глубже, – слова старого гробовщика скрипели, как лопата о гравий.
– Я уже рук не чувствую, – пожаловался его ученик.
– Ничего, дело к концу идет.
Через пару часов оба, опершись о черенки лопат, осматривали результат трудов. Двести ям ровными рядами, около каждой – холмики земли.
– Лучше заранее все подготовить, – сказал старый гробовщик, закуривая трубку. – В прошлый раз, когда королеву замуж выдавали, ох и намучились мы. Сначала тела таскали, потом землю рыли, потом опять тела таскали, уже в ямы.
– В прошлый раз тоже так много было? – ученик осматривал ладони: даже крепкие перчатки не спасли кожу от мозолей.
Старик сплюнул в ближайшую яму.
– В прошлый раз меньше.
– И что, она стоит того… принцесса, я имею в виду?
– Скажу тебе так. Неспроста все эти состязания между женихами устраивают. Видал, сколько их приехало руки ее просить? А вот теперь представь, что нет этих состязаний, а принцесса с ее рукой есть. И есть куча женихов, мечтающих эту руку вместе королевством получить. И каждый приезжает с армией. Что от нашей страны после этого останется? То-то же. А так – ну состязание, ну турнир. Как говорится, и овцы целы, и принцы… того…
– Вот именно, что «того».
– Древний обычай. Что ж тут поделаешь. К тому же принцесса хороша, за нее и Смерть поприветствовать можно.
Старый гробовщик промолчал, глядя вдаль.
– Ты иди готовься, – сказал он. – Вечером с первой звездой все начнется. Помни обо всем, чему я учил тебя. Не оплошай.
Ученик кивнул и скрылся в предрассветной дымке.
Город пестрел знаменами. Уже лет двадцать, с момента свадьбы королевы, не было в столице столько гостей. Молва о красоте принцессы разошлась далеко по соседним землям. Не желая отдавать свою дочь (и королевство) абы кому, король-вдовец долго совещался с министрами. Наконец пришел к выводу, что нет ничего лучше старого, проверенного временем обычая. Все претенденты на руку принцессы должны биться под покровом ночи на древнем ристалище. Доживший до рассвета и становится счастливым женихом. Конечно, претенденты могут отказаться. Конечно, можно использовать любое оружие. Да хоть с голыми руками идите. Конечно, вместо принца может биться его лучший рыцарь. Но тогда в случае победы и на принцессе женится он, а не плюгавый принц.
Да, правда, что на ристалище установлены ловушки. Нет, тела нельзя будет потом забрать на родину. Что на землю здешнюю упало, то в ней и останется. В смысле, стоит ли того награда? Ну-ка, дщерь моя, покажи свои прекрасны очи. Все-все, хватит, а то женихи раньше времени страстью воспылали. Пусть поберегут силы для состязания. Коли со всем согласны, получите из рук принцессы красную розу – пропуск на состязание.
До вечерней мессы принимали претенденты от принцессы розы. Двести и один цветок – по одному на кандидата. Их лица слились для нее в одно пятно. Да и зачем их запоминать? Назавтра все равно они под землей окажутся. Останется один – на него и посмотрит.
С первой звездой взялись принцы за оружие. Звон клинков поднялся над ристалищем. Предсмертные крики смешались со скрипом механизмов ловушек. Вороны тенями опускались на ветви деревьев. Достанется ли им угощение, или юркая фигура в черном плаще с капюшоном опередит их и предаст тела земле?
Рассвет настиг на ристалище лишь двоих живых. Кровь покрывала меч, одёжу и лицо принца. Фигура в черном капюшоне смотрела на него.
– Вот я и выиграл, гробовщик, – сказал принц.
– Я так не думаю, – из складок плаща появилась красная роза.
– Куда тебе, трупотаскателю, до принцессы? – смех принца превратился в свист клинка. Фигура в плаще рухнула на землю.
Принц сбросил тело в последнюю свободную яму и присыпал землей. Поднимающееся солнце манило его наградой. Но вдруг на его пути вновь поднялась темная фигура.
– Я копал эту яму. Неужели ты думаешь, я не знаю, как выбраться из нее?
Могила приняла принца в объятья. Кровь из перерезанного горла оросила землю. В стекленеющих глазах отразился голодный ворон.
Ученик гробовщика победителем вошел во дворец. На троне, раскуривая трубку, сидел его учитель, он же король, и улыбался. Древний обычай. Что ж тут поделаешь? Но кто сказал, что нельзя самому вырастить себе зятя.
– Я же говорил тебе, лучше заранее все подготовить!
Елена Волохова, @_elena_elenka