Пролог
Катрин родилась в семье, где пустую пивную бутылку выкидывали прямо из окна. В туалете их квартиры всегда стоял аромат крепких сигарет «Rothmans Royals», который по вытяжке разносился на несколько этажей выше вместе с руганью – она была в этой семье стандартом нормального общения.
Отец Катрин не работал уже несколько лет. Вся его деятельность заключалась в курении на скамейке возле подъезда, а также в уборке придомовой территории, которую он до этого сам же и загаживал, кидая куда попало окурки и бутылки. За уборку ему доставалась символическая плата от местного домоуправления. Но отец даже и не подозревал, что на эту же сумму их семье завышают квитанции по коммунальным платежам. А оплачивает их его жена. Так что, по сути, мать Катрин спонсировала уборку собственного мусора, а заодно и покупку алкоголя. Им отец регулярно затаривался в местном магазине, который удачно расположился прямо в соседнем доме.
Катрин росла сама по себе. Чувство родительского долга у ее матери просыпалось лишь ближе к ночи или ранним утром, когда у женщины бывало не самое хорошее настроение, и поэтому она срывалась на дочь по поводу и без.
Катрин было лет двенадцать, когда субботним вечером ее мать перебрала «отвертки» с подругой. Случайно заметив помаду на губах дочери, мать взорвалась: устроила пьяный скандал, сыпала грязными ругательствами. Но, увидев безразличие на лице девочки, не придумала ничего лучше, как крикнуть: «Проститутка малолетняя!» и ткнуть тлеющим окурком дочери прямо в глаз. С тех пор Катрин этим глазом видела лишь наполовину. Мать чудом не лишили родительских прав. Она напугала дочь, сказав, что если та расскажет правду, то ее отправят в детский дом, где она умрет голодной смертью. Зашуганная Катрин наврала комиссии по опеке, и в итоге все спустили на тормозах.
Алкоголь пришел в жизнь Катрин, когда ей исполнилось четырнадцать, тогда же случился и первый секс, а через год она втайне от родителей сделала аборт. И все бы шло по накатанной – тысячи подобных историй всегда имеют один и тот же сценарий, один и тот же финал. Девочка увязла в этом болоте еще до появления на свет, и было бы наивно надеяться на то, что соблазнительная топь так легко отпустит ее из своих теплых темных вод.
Но однажды в их подъезд въехала новая соседка, и по болоту пошла непривычная рябь…
Глава 1
Катрин поднималась по лестнице на родной третий этаж, громко топая по бетонным ступеням всякий раз, когда свет в подъезде гас. Датчики шума реагировали на звук, и подъезд заливал тусклый желтый свет. Девочка возвращалась после очередной гулянки с местной шпаной – в этой компании она проводила бо́льшую часть своего свободного времени.
Еще не преодолев последний лестничный марш перед третьим этажом, Катрин заметила на площадке мебель, совершенно не вписывающуюся в местный колорит. Люди, живущие в этом доме, являлись далеко не самыми успешными представителями общества. Они ютились большими семьями в холодных бетонных квартирках с совмещенным санузлом. И когда Катрин увидела массивный деревянный стол, занимающий половину лестничной клетки, девочка не смогла пройти мимо. К тому же этот исполин стоял прямо напротив ее двери.
Запах благородного дерева был таким насыщенным, что перебивал аромат жареных пельменей, доносившийся из квартиры Катрин. На столе идеально ровной стопкой лежала колода карт, рядом с ней – несколько упитанных книг в толстых кожаных переплетах (вес фолиантов можно было ощутить, просто посмотрев на них). Чуть поодаль стояли вытянутые фужеры для вина. Катрин без лишней скромности провела по столу рукой – на подушечках пальцев не осталось ни пыли, ни пленки жира. Затем девочка взяла в руки колоду карт с какими-то чудны́ми картинками, бесцеремонно ее перетасовала и, сложив в безобразную пирамидку, бросила назад. Оставив без внимания книги, она потянулась к фужерам.
– Я попрошу тебя не трогать фужеры своими грязными пальцами, мне потом из них пить, – обратился кто-то к Катрин так резко, что от неожиданности девочка отскочила от стола и больно ударилась о ручку собственной двери.
Свет погас. На площадке этажом выше мерцала оранжевая точка. Катрин топнула, датчик звука послушно щелкнул, и единственная лампа озарила подъезд унылым светом. Наверху стояла незнакомая девушка в темном платье с поясом. Платье имело довольно откровенный вырез. Девушка была младше матери Катрин, но значительно старше самой девочки – вполне сгодилась бы ей в тетки. Тонкое лицо, припухшие губки, аккуратный носик, ямочки на щеках, тщательно уложенные волосы угольного цвета – все эти черты идеально подходили друг другу и ужасно бесили неидеальную Катрин, подростковая кожа которой была покрыта угрями и ненавистными с детства веснушками. Острый нос раздражал ее чуть меньше, чем тонкие губы и маленькие глазки, которые не могла спасти никакая подводка. Растрепанные волосы, доставшиеся в наследство от матери, походили на прелую солому и не могли сложиться в какую-либо прическу, зато прекрасно прикрывали незрячий глаз, который Катрин прятала под челкой.
Незнакомка стояла боком, руки ее были скрещены на груди, в одной руке тлела тонкая сигарета, и приторный дым вылетал в открытое окно.
– Пф-ф, – фыркнула Катрин и, нервно покрутив ключом в замочной скважине, исчезла за дверью.
В течение всего дня из подъезда доносились звуки тяжелой ходьбы и крепкий мужской мат. Грузчики таскали мебель на этаж и заносили ее в квартиру новой соседки. Пришедшая с работы мать Катрин, не успев перевести дух, прямо с порога заявила так громко, что ее услышала вся лестничная площадка:
– Не, ну вы вида́ли?! Весь подъезд заставили своим хламом! Видите ли, у нас новые жильцы! А то, что старым с сумками ни пройти, ни проехать, им уже наплевать! Дальше чего от таких вот ждать?!
Эти слова не были адресованы кому-то конкретному. Их должны были услышать, принять во внимание и расценить как знак недовольства, которое в лицо не высказывают, но обсуждают вслух (руководствуясь принципом «за своими стенами говорю, что хочу»).
Катрин не любила эти показушные замашки, но в чем-то была солидарна с матерью: новая соседка ее тоже бесила, хоть и беспричинно.
Следующий день – выходной. Родители Катрин были заняты каждый своим делом: отец спал до ужина после утренней попойки, а мать шаталась по рынку в поиске самых дешевых туфель. Ответственной за обед осталась Катрин. Обычно к столу подавали макароны с дешевой вареной колбасой или яичницу из десятка яиц. Вот и сейчас «повар» топил в подсолнечном масле кашу из переварившихся спагетти и ломтиков «докторской». Катрин собиралась добавить в блюдо черный перец и перемешать, когда ее внимание привлекли голоса из коридора. Девочка убавила огонь и подошла к двери. Прислонившись ухом к облезлой обивке, она затаила дыхание и прислушалась.
– Это от сглаза. Порошок нужно принимать ровно в полночь каждые третьи сутки, начиная с первой полной луны, то есть со вторника. А это засунете под дверь.
Катрин узнала голос, который принадлежал их новой соседке.
– А поможет? – этот сомневающийся голос был незнакомым.
– Если не поможет, я дам вам кое-что посильней.
– Сколько я вам должна?
– Думаю, мы сочтемся в следующий раз.
«Что это она там втюхивает?» – заинтересовалась Катрин.
Будет неудивительно, если это окажутся наркотики. В прошлом году одного из соседей уже накрыли с его домашним «гербарием». Что ж, придется заново привыкать к шприцам и дырявым бутылкам, раскиданным по всему подъезду…
За размышлениями Катрин не заметила, что квартиру заполнил горький дым, идущий от оставленной на плите еды.
– Спасибо, спасибо большое! – сказал незнакомый голос. Через несколько секунд послышались быстрые удаляющиеся шаги.
– Любишь подслушивать? – вдруг громко спросила соседка, явно адресовав свой вопрос Катрин.
Та отшатнулась от двери и на цыпочках побежала назад на кухню. Увидев почерневшее месиво, девочка выключила газ и накрыла сковороду крышкой. Юное сердечко от волнения колотилось как сумасшедшее. Катрин уселась на табурет и, затаив дыхание, стала ждать. Через секунду в подъезде раздался звук хлопнувшей двери. Катрин выдохнула, затем налила в стакан воды и выпила залпом.
«Как она меня услышала?» – стучало у нее в голове.
Остаток дня прошел обычно. Катрин умела быстро приходить в себя, поэтому через пару часов спокойно покинула квартиру, уже не боясь встретиться с соседкой лицом к лицу.
«Подумаешь, фифа какая ушастая», – думала она с интонацией своей матери, которая постоянно вела себя так, будто была очень деловой особой.
В подъезде все чаще стали появляться новые люди. Сомнительные личности – ни с кем не здоровались, старались не показывать лиц, при виде кого-то из жильцов быстро скрывались – все они были гостями новой соседки.
Торговка наркотиками действовала слишком смело. Появление людей в погонах было лишь вопросом времени. Скоро квартира снова будет выставлена на продажу, и это, безусловно, радовало. Но полиция все не появлялась. Не было ни дня, чтобы мать Катрин не упомянула о соседке.
– Мне кажется, она проститутка. Аркадий, чего молчишь?! – пинала она мужа.
– Я, я йе у… – что-то несвязное мычал в ответ отец.
Слова ему давались с трудом – он был единственным членом семьи, которого интересовала только его вечно страдающая от похмелья голова, и ничего больше. Аркадия не волновало даже то, что он надевал майку задом наперед, и уж тем более ему была неинтересна новая соседка.
– Завтра пойду к участковому и скажу, чтобы он взял ее на заметку. Ишь чего удумала – приемы на дому устраивает! Мне тут всякие извращенцы спидозные на хрен не сдались! – мать бухтела, как старый пылесос: долго, громко и нудно.
Катрин молча кивала головой, поджав губы и уткнувшись в мобильник. Она-то знала, кто и зачем приходит на их этаж. Но девочка не спорила и не рассказывала об услышанном – достаточно было того, что мать решила взять дело под личный контроль.
Девочка как раз писала сообщение с новостями своей подруге, когда ей прилетело тревожное СМС: «Ты оставила свой дурацкий бабский дневник в подъезде, заберешь в тридцать пятой квартире».
«Как это я оставила дневник?!»
Катрин резко вскочила со стула, испугав мать, которая делала маникюр за обеденным столом. Поранив палец, женщина сунула его в рот и, не вынимая, выругалась вслед убегающей дочери.
Катрин влетела в свою комнату, подняла засаленный красно-коричневый портфель и, скрипнув молнией, вывалила его содержимое на кровать. Целая гора разностей посыпалась наружу: ручки, тетради, обертки от конфет, пивные крышки, прокладки – все что угодно, но только не дневник. И тут Катрин вспомнила, что вчера вечером, когда они с подругой пили пиво в подъезде, она выложила дневник, чтобы спрятать в портфель пачку сигарет, а в итоге…
«Я точно помню, что убирала дневник обратно, точно помню… или нет…»
В этом дневнике было слишком много личной информации, чтобы кто-то совал туда нос. Мать понятия не имела о том, что Катрин сделала аборт; о том, что дочь в прошлом году была не у бабушки, а провела все выходные у подруги на даче; о том, что она пробовала два года назад нюхать клей вместе с одноклассниками… Все это девочка описывала в своем дневнике, причем с мельчайшими подробностями. Только так Катрин чувствовала себя более-менее нормально, словно все, что происходит с ней, – это какой-то дурацкий сценарий, выдуманная история, драма, которая сгодится для авторского кино, но не для реальной жизни обычного подростка.
Где-то в груди появился неприятный ком, он перекрыл дыхание, а затем опустился по пищеводу в область желудка. Квартира под номером тридцать пять принадлежала той самой соседке напротив, которая ужасно не нравилась всей семье Катрин.
«С одной стороны, хорошо, что дневник нашла новая соседка, а не кто-то из знакомых. Возможно, с ней удастся договориться», – подумала девочка.
Прокрутив всю ситуацию в голове и приняв решение не волноваться раньше времени, Катрин вдруг осознала, что упустила одну важную деталь:
«Так. Стоп. Где она вообще нашла мой номер телефона?»
Не найдя ответа на этот вопрос, но хотя бы прикинув, как и что нужно говорить, Катрин обулась и вышла из квартиры.
Раньше напротив жила милая старушка, которую все в подъезде любили и уважали. Она всегда была очень добра с Катрин и при каждой встрече интересовалась делами ее семьи. Остальных соседей не волновали чужие проблемы, но эта женщина дарила уют целому подъезду.
Однажды в ее квартиру проникла парочка отбитых на всю голову «торчков» из соседнего района. Они давно следили за старушкой, знали ее распорядок дня, поэтому все спланировали заранее. Дождавшись, когда бабушка получит пенсию и пойдет за покупками на рынок, двое отморозков разворотили деревянную дверь и вынесли все, что имело хоть какую-то ценность, включая накопления за пару месяцев.
Старушку хватил неслабый удар – эта ситуация в корне изменила всю ее жизнь. Она долгое время не появлялась на людях, продукты ей носили родственники, а иногда даже соседи. Тех двоих поймали через три дня во время очередной кражи, а сознательные жильцы (к их числу не относилась семья Катрин) скинулись и поставили женщине новую дверь – красивую и, главное, надежную.
Старушка умерла лет семь назад, и с тех пор квартира пустовала, пока ее повзрослевший внук не продал жилплощадь.
Новая соседка, еще не успев въехать, первым делом заменила дверь, которую когда-то жильцы подарили бедной бабушке. Но что больше всего удивило Катрин, как и всех остальных, – новая дверь и рядом не стояла с предыдущей. Обшарпанная, вся в потертостях, обитая непонятного цвета кожей – то ли потемневшей от времени, то ли изначально грязной, словно ее принесли с помойки. Цифр, как и ручки, на двери не было, отсутствовал также и глазок.
Катрин смотрела на дверь и не решалась подойти. Но дневник нужно было забрать, а значит, настало время заканчивать с этими «детскими страхами». Девочка подошла поближе и начала искать глазами звонок, но безрезультатно. Тогда, глубоко вздохнув, она стукнула костяшками пальцев по двери, и та на несколько сантиметров приоткрылась.
– Эй, есть кто дома? – тихонько спросила Катрин, заглянув в образовавшуюся щель.
– Заходи! – донесся изнутри женский голос.
– Мне только дневник забрать! – чуть громче сказала Катрин, не желая переступать порог квартиры.
– Заходи, я сказала, или ничего тебе не отдам!
Приказной тон соседки и страх не получить назад дневник заставили Катрин повиноваться. Толкнув дверь рукой, она сделала несмелый шаг вперед. Кромешная тьма встретила прямо с порога, словно Катрин попала не в квартиру, а в подвал.
– Закрой за собой дверь! – голос шел откуда-то издалека. До Катрин доносились только его глухие отзвуки, будто здесь были не стандартные пятьдесят квадратных метров, а все двести.
Девочка тихонько закрыла дверь, и тьма тотчас же растаяла, превратившись в полумрак.
«Должно быть, здесь тоже датчики шума», – подумалось ей.
Перед Катрин возник длинный коридор с дверями по обе стороны, размер которого не укладывался в голове. В доме не могло быть такой планировки! Если зайти в квартиру Катрин, то сразу попадаешь в небольшую прихожую, справа – кухня, слева – спальня родителей, прямо – комната Катрин и санузел. Все квартиры в здании одинаковые, так что никаких коридоров быть не могло, да и потолки… Стены в квартире соседки оказались нереально высокими – метра три с половиной, то есть примерно вполовину выше, чем дома у Катрин.
«Когда она успела скупить полдома и перепланировать его?» – задумалась девочка, глядя на все это.
– Ты долго еще будешь там стоять? У меня вообще-то дел сегодня выше крыши! – раздраженный голос шел из крайней двери справа, третьей по счету.
Преодолев легкое оцепенение, Катрин наконец сделала шаг – паркет под ногами недовольно скрипнул. Она медленно продвигалась вперед, осматриваясь по сторонам. Коридор был узким, унылые полосатые обои цвета венозной крови отклеивались по швам.
«Наверное, ремонт здесь не делался со времен бабушки-одуванчика», – говорил внутренний голос Катрин.
В голове мутилось от стоявшего в воздухе тяжелого запаха лекарств, перемешанного с ароматом сладких духо́в. Катрин добралась до первой двери и осмотрела ее. Поверхность – деревянная, вся в царапинах, словно ее долгое время возили по бетону. Облупившаяся краска осыпа́лась вниз и скапливалась на полу бежевой пылью. Катрин прислушалась. За первой дверью кто-то ходил, скрипя половицами, и тихо бормотал. Девочка попыталась разобрать слова, но это оказалось невозможно – звуки никак не связывались между собой и напоминали лепет умственно отсталого.
– Я считаю до трех. Если ты сейчас же не войдешь, можешь выметаться к чертовой матери! Точнее, к своей матери! – раздался гневный крик девушки, показавшейся из дальней двери.
Катрин повернулась на крик и краем полуслепого глаза заметила удаляющуюся в комнату фигуру. Ей показалось, что хозяйка квартиры была… голой. Катрин сглотнула подступившую от волнения слюну и пошла в сторону открытой двери, из которой в коридор просачивался тусклый дневной свет. Через пару секунд из комнаты раздалось противное:
– Ра-аз!
Подойдя к комнате, Катрин осторожно потерла вспотевшие ладони и, собравшись с духом, заглянула внутрь.
«Что за хренотень?!» – девочка чуть было не сказала это вслух.
Комната оказалась просто огромной. Такой огромной, что если у противоположных стен поставить ворота, то вполне можно было бы играть в мини-футбол. Катрин дошла до середины помещения и начала осматриваться. Следующее, что бросилось в глаза – бесконечное множество книг. Они жались вплотную друг к другу на стеллажах, лежали стопками на тумбочке. Пыльные тома с незнакомыми названиями на корешках смотрели на Катрин с антресолей, и даже на полу валялось немало фолиантов.
В дальнем углу комнаты расположился тот самый дубовый стол, на котором в день первой встречи Катрин с соседкой лежало несколько толстенных томов и стояла пара бокалов, наполовину заполненных красной жидкостью. Точно такой же бокал блестел на подоконнике, в нем жидкости было чуть больше, и еще один стоял на…
«Камин?! В самом деле, что ли?!»
В перепланировку комнат еще можно было хоть как-то, с натяжкой, но поверить. А камин! Самый настоящий, кирпичный, в котором так задорно потрескивают крючковатые поленья – здесь, на третьем этаже многоквартирного дома? Это уже перебор.
Широкая дымоходная труба вреза́лась прямо в потолок и, судя по всему, проходила через соседские квартиры на крышу. Но Катрин готова была поклясться, что из крыши их дома никогда не торчала труба и не шел дым. Над камином сушились различные цветы и травы, от которых исходил тот самый аромат лекарств. Все это было невероятно, уму непостижимо. Катрин подумала, что она, должно быть, надышалась этими запахами: «Травы, наверно, галлюциногенные».
Внутренности девочки от волнения сжимало, как после первого в жизни глотка тяжелого алкоголя. Ей захотелось как можно скорее сбежать прочь из этой странной квартиры и никогда больше не возвращаться. Она повернулась к двери и уже хотела было выйти, но тут увидела свой дневник. Его держала хозяйка квартиры, вальяжно развалившаяся на небольшом красном диванчике справа от входа. Катрин не показалось – девушка действительно была абсолютно нагой.
Без толики смущения, закинув ногу на ногу, она читала содержимое дневника, попивая напиток (должно быть, вино) из бокала и даже не обращая внимания на то, что Катрин смотрела на нее изумленным взглядом.
– От-отдай, отдайте мой дневник! – наконец выдавила из себя Катрин дрожащим голоском.
– Подожди немного, я заканчиваю, – сказала девушка и, перевернув страницу, сделала глоток.
Ярость вдруг вытеснила все остальные чувства Катрин, а потом так же резко переполнила ее.
– Отдай, я сказала! Отдай немедленно! Ты, сука чертова! – хриплый от сигарет голос девочки звучал неестественно высоко и истерично.
Она подбежала к дивану, но хозяйка квартиры, даже не повернувшись, плеснула вином прямо в лицо Катрин. От неожиданности девочка ахнула и остановилась.
– Остынь, истеричка малолетняя!
Соседка встала с дивана и сделала шаг к девочке. Та машинально отступила назад, губы ее предательски задрожали.
Катрин молчала. Она ненавидела эту мадам за то, что она заставила ее прийти сюда, за то, что так бесцеремонно читала ее личный дневник; она ненавидела ее за невероятную красоту и сексуальность, а также за то, что та плеснула ей в лицо вином. Ей хотелось схватить фужер со стола и, разбив его, полоснуть эту стерву прямо по ее идеальной коже. Катрин дернулась было в сторону, но тут девушка что-то быстро протараторила себе под нос, и гостью парализовало с головы до пят. Руки, ноги, каждый сустав, все до единого пальцы отказывались подчиняться. То же касалось и рта Катрин. Она пыталась кричать, но все, что девочке удавалось выдавить из себя, было похоже лишь на гневное мычание.
– Я подожду, пока ты будешь готова к нормальному диалогу. А это, – соседка помахала перед застывшим лицом Катрин ее же дневником, – я куплю у тебя.
– Нет, – промычала Катрин сквозь плотно сомкнутые зубы.
– Это не было вопросом. Я даю тебе пять тысяч и оставляю этот бред себе, – спокойно продолжила хозяйка странной квартиры.
– Я сказала нет! – нетрудно было догадаться, что Катрин произнесла именно это.
– Хорошо, торгашка неуклюжая, пятнадцать тысяч. За эти деньги твоя чертова мамаша готова будет тебя саму продать мне.
– Нет! – девочка наконец смогла разомкнуть губы. – Ни двадцать, ни тридцать, ни сто. Отдай мой дневник, быстро, иначе я всем расскажу, что ты торгуешь наркотиками!
– Наркотики? – ухмыльнулась голая девица. – Смотрите-ка, какая шантажистка. Ты чего так вцепилась в эту ересь? Завтра напишешь еще – чего так переживаешь? Я никому не скажу, что́ здесь. – Но увидев, что Катрин не поддается на уговоры, женщина сдалась. – Хорошо. У меня есть цена, подходящая для тебя.
Девушка медленно подошла к Катрин, и та поморщилась, словно к ней приближалась больная облезлая крыса. Хозяйка квартиры с интересом разглядывала перекошенное злобой лицо гостьи, затем убрала пальцами волосы со слепого глаза и вдруг ни с того ни с сего смачно плюнула прямо в него. Катрин ахнула.
– Ну все, стерва, тебе конец!
Хозяйка вновь проговорила непонятные слова, которые заставили девочку заткнуться. Слюна противно стекала по лицу, но Катрин не могла пошевелиться.
– Чертова ведьма, что ты со мной сделала?! – неразборчиво мычала девочка.
Катрин безуспешно пыталась проморгаться, но слюна была такой густой, что залепила весь глаз и противно стягивала его. Девочка испугалась не на шутку, когда та часть мира, что была бесцветной и мутной, как стекло в старом трамвае, резко покраснела. Ей показалось, что это кровь, и глаз вытекает наружу. Через секунду к красному добавился еще один цвет, а после – еще и еще. Постепенно линии мира становились четче, вырисовывались контуры, пелена отступала, картинка становилась шире.
– Не может… Не может быть!
Когда зрение было полностью восстановлено, соседка снова произнесла что-то непонятное, и к девочке вернулась власть над собственным телом.
– Не за что, – брезгливо фыркнула хозяйка и уселась на диван.
Катрин была в таком шоке, что у нее невольно выступили слезы – это просто невероятно… Глаз… Он снова видел! Но как такое возможно?!
– Ты что – ведьма?!
– Мать твоя ведьма, – спокойно ответила девушка, продолжая листать дневник Катрин.
Та пропустила мимо ушей оскорбление и занялась разглядыванием своего окружения. Это было так странно – снова видеть мир в его полной версии.
– Все? Я могу оставить это себе?! – спросила соседка, чуть приподняв дневник.
Катрин молча кивнула, а затем спросила:
– Зачем он вам?
– Просто так. Люблю читать всякие сопли, да и тебя хочу спасти от всей грязи, что здесь описана.
– Это моя жизнь, – обиженно буркнула Катрин.
– Поэтому я и хочу тебя уберечь. Ты сама-то дневник читала? Полный аут…
Катрин молчала, все еще находясь в шоке от всего произошедшего.
– Возьми фужер на столе и иди сюда, поболтаем.
Катрин послушно развернулась и подошла к столу. Она схватила фужер и направилась к дивану. Внутри бокала плескалась рубиновая жидкость, которая щекотала нос сладким запахом ягод и, кажется, дождя. Хозяйка квартиры поджала колени к груди, и Катрин села у нее в ногах.
– Пей!
Катрин неуверенно поднесла бокал к губам и сделала небольшой глоток. Это было вино, но очень странное: непривычно вкусное, не отдающее спиртом и совсем не похожее на то, что Катрин и ее друзья покупали в литровых коробках в местном магазине.
– Нормально выпей. Я не могу разговаривать с тобой, пока ты так напряжена.
Катрин сделала несколько долгих глотков, и жидкость быстро побежала по горлу, разогревая сначала его, а затем и желудок. Девочка почувствовала, как усталость уходит. Плечи ее расправились, в груди словно рассосался ком. Катрин сделала первый глубокий вдох и ощутила, что тело ее стало легче, а мысли – четче.
– Совсем другое дело. Вкусно?
Катрин лишь громко выдохнула в ответ.
– Почему у вас в квартире камин?
– Давай так. Меня зовут Вероника, можно просто Вера. Обращайся ко мне по имени и на «ты» – я же не бабка старая.
Катрин всегда думала, что уменьшительное от Вероники будет Ника, но, видимо, ее новой знакомой больше нравилось так. Что ж, Вера так Вера.
– Камин здесь потому, что мне так угодно: я не вижу смысла не иметь чего-либо, если оно мне нужно.
– Вы, наверное… – Катрин не успела закончить, потому что Вера погрозила ей пальцем. – Извини. Ты, наверное, очень богата, раз можешь поставить у себя дома камин?
– Богата? Деньги – для тех, кто ничего не может добиться самостоятельно. Мне не нужно быть богатой, чтобы иметь камин – я вполне могу поставить его, где и когда захочу, без помощи этих грязных бумажек.
– Ты же не продаешь наркотики? – Катрин понимала, как глупо звучит этот вопрос, но не могла не спросить.
Вера лишь помотала головой и негромко хихикнула.
– На что же ты тогда живешь?!
– Живу на полную катушку. Шутка, – она не стала дожидаться реакции и продолжила: – На самом деле мне не нужны деньги в принципе. Моя помощь сто́ит гораздо дороже, чем какие-то бумажки, и люди готовы делиться со мной самым ценным – тем, что не купишь ни за какие миллионы.
Девочка сделала еще пару глотков из бокала.
– Вижу, что ты пока ничего не понимаешь из того, что я говорю. Давай, я начну по порядку. Допустим, для перемещения по миру не всегда нужен транспорт, значит, не нужны и деньги, чтобы этот транспорт оплатить. Вот, например, мы сейчас не там, где ты думаешь.
– В каком это смысле?! – Катрин нахмурилась. Она не любила, когда из нее делают дурочку, а сейчас, кажется, происходило именно это.
– В прямом. Иди и посмотри в окошко.
Катрин встала с дивана и медленно подошла к окну. Из него в комнату лился яркий свет, хотя синоптики накануне обещали пасмурную погоду. Девочка медленно отвела в сторону красивый кружевной тюль и увидела за стеклом огромное снежное поле. Солнце искрилось на белой поверхности и слепило глаза. Вдалеке виднелась длинная полоска хвойного леса, спящего под снежным покрывалом.
– Ах, – она не смогла сдержаться и прикрыла рот рукой. – Куда делся наш двор?! Это картинка?!
– Нет, это Норвегия. У меня здесь дом, а это – одна из его комнат.
– Не может быть, – шептала Катрин, трогая пальцами теплое стекло.
– Может, поверь мне. И это лишь часть того, в чем тебе предстоит разобраться.
«Потрясающе», – Катрин начала водить рукой по оконной раме в поисках ручки.
– Не-а, ничего не выйдет, дорогуша, это окно по-прежнему ведет в твой родной Мухосранск.
– Но я же вижу пейзаж за окном – там явно не мой город! – не поверив, Катрин все-таки повернула ручку, и в комнату тотчас ворвался запах родной улицы.
Она выглянула в окно и увидела, что находится на третьем этаже своего дома, от стен которого кусками отваливается штукатурка. Катрин закрыла окно, и за ним снова появилась сказочная белая страна. Она еще некоторое время любовалась чудесным видом, как завороженная, а затем повернулась к Вере и серьезно спросила:
– Это ведь все не взаправду, так? Ты разыгрываешь меня, издеваешься?
– Поверь, у меня есть дела поважнее, чем пытаться «развести» малолетнюю соседку.
Аргумент звучал убедительно. К тому же сотворить подобного масштаба декорации только ради Катрин было бы самым дурацким занятием за всю историю приколов.
– Тогда зачем я здесь? – сурово спросила девочка, не видя смысла во всем этом представлении.
– Будешь моей помощницей.
– Что?!
– Я повторять не стану – ты все слышала и поняла.
Катрин испугано замотала головой.
– Нет-нет-нет, – повторяла она, растерянно стреляя двумя здоровыми глазами по огромной комнате.
Вера встала с дивана. Подойдя к шкафу, она достала оттуда легкое прозрачное платье и накинула его на себя, затем переместилась к камину и, сорвав один из высушенных цветков, кинула его в пламя. Комната наполнилась ярко-синим светом, словно кто-то включил специальный прожектор для дискотеки. Девушка поманила Катрин пальцем. Та сжала зубы, словно тиски, и снова замотала головой.
– Да что ты как маленькая, иди сюда, я тебя не укушу, – закатила глаза Вера.
Катрин сглотнула сухой ком и на ватных ногах шагнула в сторону камина. Когда она оказалась совсем близко, Вера взглядом указала на огонь, и Катрин настороженно заглянула в камин. Там, в языках синего пламени, Катрин увидела себя, но… лицо лишь отдаленно напоминало ее собственное – то есть то лицо, что девочка получила при рождении. В огне была его улучшенная версия, словно доработанная рукой пластического хирурга: идеально ровные пропорции носа и скул, аккуратный маленький нос, а не тот «клюв», который девочка унаследовала от отца. Глаза у ее двойника были большие, красивой миндалевидной формы, а взгляд утратил бешеный огонек подросткового бунтарства и невежества – он стал мудрее и увереннее, словно Катрин прожила целую жизнь. От прыщей, угрей и прочей гадости не осталось даже мельчайших рубцов. Кожа выглядела здоровой и подтянутой, нет, не так – она выглядела идеально.
Щеки настоящей Катрин тронула краска смущения, когда она опустила взгляд на те аппетитные женские формы, которыми обзавелось ее отражение. Все это явно не походило на естественное взросление тела. Ведь Катрин от природы была достаточно худой. Она прекрасно понимала, что для обладания подобным размером груди мало есть капусту и ходить в спортзал – такие результаты достигаются только на хирургическом столе.
Но больше всего, как ни странно, цепляли взгляд пышные черные волосы, которые прекрасно заменили те скользкие редкие «макароны», что сейчас торчали из головы Катрин.