Пусть мертвецы подождут

Robert Ryan

The DEAD CAN WAIT

First published in the English language by Simon & Schuster UK Ltd, England

Печатается с разрешения автора, издательства Simon & Schuster UK Ltd и литературного агентства Prava I Prevodi International Literary Agency

© 2014 by Robert Ryan

© Наталия Осояну, перевод, 2016

© Марина Акинина, иллюстрация, 2016

© OOO «Издательство АСТ», 2017

* * *

Посвящается Джине и её крёстной матери Кристин

 
Taten statt Worte,
Zähne statt Tränen.
 
 
Поступки – не слова,
Зубы – не слёзы.
 

Девиз Sie Wölfe,

особого военно-морского подразделения

1916–1917

– Что сегодня, – спросил я, – морфий или кокаин?

Холмс лениво отвел глаза от старой книги с готическим шрифтом.

– Кокаин, – ответил он. – Семипроцентный. Хотите попробовать?

Сэр Артур Конан Дойл. Знак четырёх^[1]

Пролог

Дежурные пронесли шесть тел вниз по ступенькам осевшего ле́дника, который наполовину скрылся под землёй величественного суффолкского поместья. Командующий «особым» подразделением, выселившим хозяина и его свиту из Холла, стоял у подножия лестницы, наблюдая за тем, как дежурные тащат коченеющие трупы и, пыхтя от натуги, укладывают мертвецов на каменные плиты. Каждый покойник был плотно обёрнут в вощёную палаточную подстилку. «Выглядят как мумии на современный лад», – мрачно подумал полковник.

Он закурил сигарету. Дым должен был помочь замаскировать витавший вокруг запах разложения. Не от шести трупов – эти бедолаги умерли всего несколько часов назад, – но от самого ледника, часть которого также выполняла в имении роль хранилища, где в годы, предшествовавшие началу войны, развешивали подстреленных на охоте оленей, куропаток и фазанов. Нотка гнили, резкая и стойкая, портила воздух.

Приближалась середина лета, и полковник не хотел, чтобы мертвецы усилили эту вонь, прежде чем их как следует осмотрят. Потому он и приказал дежурным переместить их в самый холодный угол подземного помещения. «Но на предмет чего их осматривать?»

Полковник попытался сохранить невозмутимое и бесстрастное лицо, пока дежурные поправляли ряд трупов так, чтобы ноги были абсолютно параллельны, словно происходило что-то вроде конкурса «Лучшая укладка покойников». Однако внутри у него как будто шевелился клубок угрей. Ему доверили секретный проект, предназначенный для того, чтобы поскорее завершить войну – с ней надлежало покончить к Рождеству 1916 года – и обратить окопные ужасы вместе с бойней на Сомме в жуткие, но тускнеющие воспоминания. Но снаружи, на землях имения, перед генералами, политиками и даже младшими, чёрт бы их побрал, членами королевской семьи произошло… вот это. Шестеро умерли, ещё двое превратились в бормочущих чушь безумцев.

О, всё сумели прикрыть так быстро и гладко, как только было возможно, отложив испытание «по техническим причинам», и тела вынесли только после того, как на зрительных трибунах не осталось ни одного высокопоставленного гостя. Но всё-таки случившееся представляло собой одновременно внезапное затруднение и серьёзный регресс. «А для шестерых мёртвых членов британских пулемётных войск^[2] всё пошло и вовсе хуже некуда», – напомнил он себе. Что, чёрт побери, он скажет близким родственникам? Приправленного обычными избитыми фразами заявления о том, что эти солдаты «погибли за короля и страну», должно хватить.

Теперь работа полковника заключалась в том, чтобы удержать инцидент в тайне, докопаться до причины смертей прежде, чем кто-то решит прекратить тратить деньги – и людей – впустую. Нужно любой ценой спасать проект. Полковник отпустил дежурных, предупредив их под угрозой серьёзнейшего из наказаний, какие были в его власти, что рассказывать или обсуждать увиденное не следует. Ссылка, тюрьма и позор ожидали тех, кто предаст его доверие.

Ещё несколько минут полковник продолжал курить, глядя сверху вниз на трупы в «саванах». В свете мерцающих масляных ламп палаточные подстилки поблескивали, обретая болезненный желтовато-зелёный цвет. Он чувствовал себя под стать этому цвету. Во рту ощущался привкус желчи. Полковник бросил остатки сигареты на каменные плиты и раздавил носком ботинка. Он делал это намного дольше, чем требовалось, чтобы затушить окурок.

Кто-то вежливо кашлянул позади, и полковник повернулся, спрашивая себя, как давно он тут не один. Это оказался приписанный к подразделению офицер разведки, чей юношеский лоб прорéзала глубокая морщина.

– Да? – спросил полковник.

– Трентон только что скончался, – сказал молодой человек.

«Выходит, их семеро».

Семеро мёртвых солдат за один день. «И вот один, несчастный, одинокий…»^[3] Полковник пробормотал особо непристойное ругательство.

– Перенесите его сюда как можно быстрее. Кто был с ним?

– Новая медсестра.

– Что ж, позаботьтесь о том, чтобы она держала рот на замке. Давайте всё проясним: я не хочу, чтобы о случившемся узнал кто-то помимо членов главного комитета, пока мы не разберёмся, что стоит за этим. Я не собираюсь впустую выбросить два года работы из-за несчастного… – Полковник посмотрел на трупы и содрогнулся. Вечный холод ледника пробирал до костей. – …Случая, – договорил он.

– Но как же мы узнаем, что там произошло? – спросил офицер разведки, глянув через плечо.

– Мы можем лишь надеяться, что выживший заговорит. – Оставшийся солдат в меньшей степени подвергся загадочному недугу, который поразил всех восьмерых. Он всего лишь впал в беспамятство. – Его имя Хичкок, верно? – уточнил полковник.

Юноша кивнул.

– А если он не заговорит?

Полковник немного подумал:

– Тогда мы найдём того, кто его заставит.

Часть первая
10–29 июля 1916 года

Один

Звон был ледяной иглой, вонзившейся в самое сердце. При первых же нотах тело сотрясла дрожь, а сердце заколотилось как у грызуна; кожа начала зудеть от пота, который каплями выступил на лбу и увлажнил ладони. Слепая паника едва не одолела его, пока звон нарастал, а потом резко прекратился. Последовавшая за этим зловещая тишина каким-то образом показалась ещё более грозной.

«Газовая атака».

Пора надеть противогаз. Майор медицинской службы сухопутных войск Великобритании Джон Х. Ватсон шагнул в сторону от юноши, которому оказывал помощь в полковом медицинском пункте, и заглянул под стол на козлах. Его сумки с противогазом там не было. Он слишком часто об эту сумку спотыкался. Ватсон вспомнил, что повесил её снаружи, на стене траншеи. Если атака настоящая, противогаз ему потребуется.

Опять раздался предупреждающий звон, явно более тревожный, чем до этого. Ватсон услышал, как старшина роты орёт: «Газ! Газ! Газ! Ну же, парни, пошевеливайтесь, если хотите, чтобы ваши лёгкие остались внутри, где им и положено быть».

В блиндаже было всего два пациента, и одному из них не требовался противогаз. Он испустил дух. Дежурный санитар из МССВ, который готовил тело к погребению, возился с собственным респиратором из резины и холста.

– Дежурный, когда закончите, наденьте противогаз и на этого человека! – крикнул Ватсон. – Он должен быть там же, где его винтовка. Я пойду разыщу свою торбу.

Ватсон вышел из медпункта с низким потолком и поскользнулся на дощатом настиле, обветшалом и покрытом вязкой грязью. Перед ним, на противоположной стороне траншеи, была ниша, где в опорные балки вбили металлические крючки, соорудив примитивный гардероб под открытым небом. На крючках висел пёстрый набор накидок, касок, шлемов и плащей, но противогазов там не было.

Кто-то врезался в Ватсона, и он развернулся, едва умудрившись сохранить равновесие. Мужчина, лейтенант, из-за очистителя воздуха казавшийся пучеглазым, извинился приглушённым голосом и жестами показал, что Ватсону следует защитить лицо. Младший офицер указал вверх, на утреннее бледно-голубое небо. Точно коварный туман, первые завитки серовато-зелёного газа ползли над бруствером из мешков с песком. Ватсон почувствовал покалывание и жжение в глазах.

«Только не это. Неужели опять хлорный газ?»

Было слишком поздно бежать по траншеям в надежде на лишний противогаз, так что он повернулся к медпункту, где можно было отыскать хоть какое-то убежище. В тот же миг его левая нога соскользнула с дощатого настила. Она погрузилась в густую и мерзкую окопную грязь – клейкую массу, которая гноилась вот уже почти два года. Нога Ватсона крепко увязла по самую лодыжку.

Майор издал грубое ругательство – дурная привычка, подцепленная у сослуживцев. Попытался высвободить ногу, но хватка трясины лишь сделалась крепче, и его засосало глубже в болото. Придётся пожертвовать ботинком, дорогим «Тренч Мастер», десять гиней за пару. «Не тревожься об этом сейчас. Тяни!» Однако вязкая грязь сдавливала так сильно, что Ватсон даже пальцами на ноге пошевелить не мог. Он ухватил себя за колено и дёрнул, но безуспешно. Жадная топь, забравшая стольких людей, не отпускала его.

Газ уже катился вниз по склону траншеи тягучим и злобным облаком. Сигнал тревоги зазвучал опять, на этот раз не стихая. Наступление продолжалось. По всему фронту к сигналу присоединилась какофония сирен, гудков, свистков и трещоток. «Не хочу здесь умирать, только не таким способом». Но майор уже цеплялся за стену и видел, как чёрная жижа ползёт всё выше по захваченной ноге, а его пальцы, отчаянно искавшие опору, оставляли борозды на гнилых досках.

Майор озирался в поисках помощи, но все здравомыслящие солдаты прятались.

– Помогите! – заорал он. Ответом было лишь шипение подплывающего яда, казавшееся злобным. Ватсон закрыл глаза, задержал дыхание и стал ждать, когда туман сделает с ним худшее.

– Майор Ватсон!

Резкие интонации знакомого и отчётливого женского голоса вырвали Ватсона из забытья. Он открыл глаза. Перед ним было покрытое сажей окно хирургической комнаты, за которым простиралась улица Королевы Анны, чьи очертания скрадывал туман, зловеще нагрянувший не в сезон и превративший уличное движение в процессию призрачных силуэтов. Ватсон был не на фронте. Он несколько месяцев не видел траншеи, не дышал их воздухом. Грязь больше не была его постоянным спутником и упрямым врагом. Случился очередной сон наяву вроде тех, что преследовали его с самого возвращения из Франции.

Он повернулся к миссис Хоббс – домоправительнице, которая с лицом ещё более чопорным, чем стянутые в пучок волосы, стояла у двери, ведущей в холл.

– Майор Ватсон, вы разве не слышали телефон?

«Телефон». Не сигнал о газовой атаке.

Она указала себе за спину, на аппарат, который располагался на специальном ореховом телефонном столике от «Хилс»^[4]. Миссис Хоббс настояла на том, что этот предмет обстановки был единственным подходящим пьедесталом для нового приспособления. Не то чтобы ей нравилось им пользоваться: они с Ватсоном договорились, что трубку обычно он будет снимать сам.

– Нет, не слышал. Приношу свои извинения, миссис Хоббс. Кто это был?

– Мистер Холмс. – Она произнесла это с нарочито бесстрастным видом.

«Что, опять?» Ватсон посмотрел на стенные часы. Было три часа пополудни, и Холмс уже звонил ему четыре – возможно, пять – раз, в каждом случае повторяя какие-нибудь тривиальные новости о том, что в его коттедже установили новую цистерну для воды или что-то в этом духе. Ватсон вынужден был признать, к своему стыду и огорчению, что у него вошло в привычку клевать носом, пока друг болтает о такой незначительной чепухе. В особенности если дело касалось пчёл.

– Он ещё на линии? – спросил Ватсон.

– Полагаю, да. Он сказал, это важно. У него был взволнованный голос, сэр.

Каждый раз речь шла о чём-то важном. И он всегда был взволнован. Ватсон выглянул наружу, на лениво клубившуюся стену тумана, и фантомный запах хлора всё ещё щипал ему ноздри. В эти дни чувствам уже не следовало доверять. Увы, не следовало и полагаться на то, что его старый компаньон скажет что-то вразумительное.

– Будьте так любезны, передайте ему, что у меня пациент.

Мисс Хоббс поджала губы при мысли о том, что ей предстоит изречь неправду, и закрыла за собой дверь.

Ватсон сел в своё кресло и выдвинул ящик, в котором была жестяная коробочка с «Таблетками доктора Хэммонда для нервов и мозга», – продавец заверил его, что они исцеляют «особые недуги», связанные с военной службой. Положил коробочку на место, не открыв, закурил и почувствовал, как приятный дым его успокаивает. Сказанное миссис Хоббс не было полной ложью. У доктора Ватсона действительно был пациент. Он сам.

Однако, пока доктор наслаждался тем, как табак согревает лёгкие, внутри него звучал тихий голосок, неотступный как барабанная дробь. Всё из-за этого телефонного звонка от Холмса. Всё из-за детектива на пенсии, который кричал «Волк!».

«Что, если однажды и впрямь случится что-то важное?»

Два

Мисс Нора Пиллбоди проехала на велосипеде добрых две мили по суффолкской сельской местности, прежде чем в точности поняла, что её гложет.

День начался с обычного для школьной поры утра. Позавтракав овсянкой, она загрузила в корзину работы, которые накануне вечером оценила и исправила, и выехала из своего коттеджа с достаточным запасом времени, чтобы заполнить журнал. Как обычно, она спрашивала себя, какие услышит оправдания тому, что в классе не хватает учеников: «Имярек отсутствует, мисс, потому что должен помогать стричь овец / косить сено / спиливать рога телятам / поливать картофель». В селе вечно происходили какие-то события, которые оказывались важнее простой учёбы.

Выехав из узкой дорожки, тупиковый конец которой упирался в её коттедж, мисс Пиллбоди направилась мимо фермы Сирила Джеффорда, описав длинную и неспешную петлю, обогнула лес Маршем с его робкой стайкой косуль, а потом свернула на старую тропу гуртовщиков, пересекавшую участок Морлендов. Это позволяло уменьшить дорогу на полмили, пусть тропа и была тряская, иссушенная ранним летним солнцем. У Морлендов было восемь детей, включая троих учеников из её школьного класса. Двое старших мальчиков уже служили в армии, а один недавно достиг призывного возраста, так что времена для семьи наступили тревожные.

Мисс Пиллбоди, пригнувшись, проехала через беспокойные пуантилистические облака мошкары, преграждавшие ей путь, и уделила время, чтобы полюбоваться промелькнувшей мимо переливчато-зелёной стрекозой, а также бабочкой-адмиралом, согревавшей раскрытые крылья на столбе ограды. Над полем кукурузы выжидающе завис ястреб-перепелятник, пронзительным взглядом высматривая возможную добычу.

В нескольких сотнях ярдов от низкого школьного здания, построенного из кремня, она вдруг осознала, чего не хватало во время всей утренней поездки. Детей. Их не было совсем. Её уши переполняли трели жаворонков и более грубые каденции неугомонных ворон, которым вторили поскрипывание и потрескивание пшеницы и жужжание пролетающих пчёл, но не обычный гомон учеников, направляющихся в школу.

Ей не пришлось останавливаться и говорить Фредди Коксу, чтобы перестал щёлкать Бена Стоуна по уху, или убеждать Сиднея Дрейтона, бедолагу с заячьей губой, спуститься с дерева, где он в своё удовольствие предавался любимому занятию: подмечал и записывал, как взлетают и садятся аэропланы на лётном поле КЛК^[5]. Или поторопить сестёр Брентон – трёх поразительно блондинистых милашек с разницей в возрасте в один год, всё время под руку друг с другом, словно единый ребёнок перед всем миром. Впрочем, с таким зловредным отцом неудивительно, что им приходилось действовать сообща. А как насчёт одинокой маленькой Виктории Хэнсон, что медленно и неохотно плелась по дороге, окружённая ореолом печали, тяжело вздыхая и блестя большими глазами, вечно полными слёз?

«Куда подевались все дети?»

Внутри у мисс Пиллбоди всё сжалось, как если бы она съела что-то нехорошее, и нахлынуло ощущение, схожее с головокружением. В последний раз она такое испытала, когда пришла телеграмма об Арнольде, её брате. Мать мисс Пиллбоди передала ей коричневый конверт, однако Нора вручила его назад, не желая быть той, кто первой прочтёт новость. В конце концов они его открыли – и расплакались – вдвоём.

Арнольду было девятнадцать – на целых десять лет меньше, чем ей, – когда в него, младшего ребёнка в семье, попал снаряд из окопного миномёта. Он был, как она поняла намного позже, неожиданным ребёнком, но родители делали вид, что наконец-то дождались сына после трёх девочек. Люди говорили, что Нора и Арнольд очень похожи, но она не видела сходства. Скорбь, вызванная его смертью, изгнала её из Чичестера в сельский Суффолк, учить детей из имения и окружающих деревень, пытаясь вытеснить из разума войну и то, что она делала с миллионами молодых мужчин вроде Арнольда.

Отсутствовали не только дети. К этому моменту она должна была увидеть дюжину или больше людей, занятых по хозяйству. Летом миссис Доттингтон, собрав яйца в своих курятниках, всегда облокачивалась о калитку и с наслаждением подставляла лицо солнечным лучам. Старик Зулу Дженкинс, ветеран южноафриканских войн, которому было по меньшей мере девяносто, обычно трудился на поле, помогая – или частенько мешая – своему сыну Джонни. Если он был не в поле, то сидел на пеньке и курил трубку. И ещё были безымянные работники, которые приостанавливались и снимали шляпы в знак приветствия, когда она проезжала мимо.

Никого не было видно.

В школьном дворе также не оказалось детей, которые в это время обычно играли в шарики или камешки, обменивались слухами или едкими шутками. Мальчишки могли затеять спонтанную игру в футбол или крикет; девочки играли в классики или прыгали со скакалкой, произнося считалочки. Но, не считая неизвестной машины, припаркованной напротив входа, детская площадка была пуста.

Мисс Пиллбоди слезла с велосипеда, прислонила его к стене и изучила машину. Она мало что знала о различных моделях автомобилей, но даже её знаний хватало, чтобы по тускло-коричневой окраске и трафаретным надписям по бокам капота понять: происхождение у этой машины военное.

Мисс Пиллбоди развязала ленту под подбородком и сняла шляпку, перед тем как войти в маленький школьный вестибюль.

– Привет? – с сомнением спросила она. – Кто здесь?

– Входите, пожалуйста, – раздалось в ответ. Её приглашали в собственную школу. «Какая наглость!»

Она открыла дверь и вошла в классную комнату, где с предыдущего вечера на столах стояли перевёрнутые стулья, а на доске была мелом записана таблица умножения на шесть, потому что мисс Пиллбоди пообещала ученикам, что именно ею они снова займутся с утра.

В комнате было двое мужчин: один стоял рядом с доской, другой присел на край её стола. Тот, что стоял, был постарше, с почти белыми усами: капрал новых территориальных войск, чьих солдат в городах и посёлках Суффолка и Восточной Англии было великое множество. Сидевший был офицером, о чём свидетельствовали блеск его сапог и тросточка в руке. Волевая челюсть, тёмные усы; наверное, по меньшей мере на пару лет моложе её. «Хорош собой», – подумала мисс Пиллбоди, но у незнакомца было что-то жестокое в выражении рта, а в пронзительных голубых глазах светился леденящий холод. Верхняя губа чуточку тонковата для настоящего красавца, решила она, однако в целом офицер, безусловно, отличался привлекательностью. И, как она подозревала, понимал это. Он встал и прихватил свою фуражку, пока она шла через комнату.

– Мисс Пиллбоди.

Итак, ему известно её имя.

– У вас передо мной преимущество, лейтенант?..

– Бут. Лейтенант Джеймс Бут из зоны хранения взрывчатых веществ Элведен. – Он окинул Нору взглядом, от которого ей сделалось не по себе. – Должен сказать, я ожидал увидеть кого-то постарше.

Она была не в настроении для лести с оттенком флирта.

– Где мои дети, лейтенант Бут?

Улыбку сменило куда более хмурое выражение.

– Они сегодня в школу не придут, мисс Пиллбоди.

– И почему же?

– Вообще-то, – сказал он и в сомнении на миг коснулся верхней губы розовым кончиком языка, – боюсь, они не будут посещать школу в обозримом будущем.

Сквозь её разум с грохотом пронеслось множество версий – на войну отправляют детей? Какой-то карантин в связи с болезнью? Эвакуация из-за цеппелинов? Но ни одна не выглядела разумной.

– И почему же?

– Не могу сказать. Но мы расширили карантинную зону вокруг Элведена. На соответствующий период всех фермеров-арендаторов переселяют, и дети отправляются с ними.

– Период чего? – с нажимом спросила Нора. На самом деле до каникул оставалась всего неделя школьных занятий, но это был не повод смягчить своё негодование.

– Не могу сказать.

Она окинула взглядом его мундир, разыскивая полковую эмблему, но не обнаружила таковой. Разве это не странно? Нора пожалела, что не уделяла таким вопросам больше внимания.

– Откуда вы, лейтенант? Из какого полка?

Он улыбнулся, не разжимая губ, и тем самым повторил предыдущее заявление. Взгляд ледяных глаз приказывал ей не углубляться в тему.

– Детям нужно учиться, знаете ли. Довольно многие из них по-прежнему не умеют читать и писать…

– Всё это учтено. Там, куда они отправляются, за ними как следует присмотрят.

– И куда же? Нет, не говорите. Вы не можете сказать. – Она чувствовала, как внутри подымается гнев – такой же, что вскипал, когда приходилось иметь дело с местными, которые говорили, что их юная дочь выйдет замуж в шестнадцать и станет фермерской женой, так что не нужно ей продолжать учёбу в школе. – У вас нет права так поступать…

– Вообще-то есть, – сказал Бут с внезапной резкостью. Он сунул руку в верхний карман и достал сложенный лист бумаги. – У меня есть все права согласно закону о защите королевства^[6]. Вы на самом-то деле живёте в непосредственной близости от новой запретной зоны, так что можете остаться в своём коттедже, но после сегодняшнего дня вам запрещено появляться где бы то ни было в имении до дальнейших распоряжений.

– Но…

– А если вы заявитесь в имение, упомянете что-либо о случившемся сегодня или заговорите с любым местным жителем об этом или каком-нибудь последующем событии, вас ожидает уголовное преследование в соответствии с настоящим законом. – Он развернул лист и грозно встряхнул им. – Жаль, что не удалось перехватить вас до того, как вы сюда приехали, но было очень много дел. Полагаю, сейчас вам следует вернуться в коттедж. Вы, разумеется, получите финансовую компенсацию за потерю заработка. Возможно, вам стоило бы уехать к родителям в Чичестер. Уверен, вы можете повстречать молодого человека, который не захочет с вами расставаться.

Она пришла в ярость от грубого замечания и от того, что он сунул нос в её прошлое.

– В жизни есть более важные вещи, чем встреча с молодым человеком.

Бут вскинул бровь.

– И я не могу подать апелляцию?

– Боюсь, нет. – Лейтенант надел фуражку. Разговор был окончен.

Он жестом указал шофёру, что они уезжают.

– Нет худа без добра, мисс Пиллбоди. У вас чуть раньше начались каникулы.

Нора не нашлась с ответом, хотя ей хотелось топнуть ногой и заорать на него.

– Ладно. Однако я собиралась устроить здесь летние занятия живописью…

– Отменены, – отрезал Бут.

– А если мне позже понадобится что-то забрать из школы?

Лейтенант и капрал обменялись взглядами. Когда Бут снова посмотрел на мисс Пиллбоди, она почувствовала ледяное прикосновение к затылку, от которого волоски на шее встали дыбом.

– Я бы позаботился о том, чтобы всё забрать сегодня. Если вы сюда вернётесь, мисс Пиллбоди, вас застрелят на месте.