Мастер клинков. Начало пути

Через десять минут, когда всадники – пять человек – приблизились к ярмарке, все крестьяне разом выдохнули. Как сообщил мне ближайший сосед, это и были скупщики зерна. Быстро спешившись, они подошли к гружёным подводам. Я незаметно приблизился и, встав позади крестьян, услышал, как один из них сказал мужику:

– Покупаю у тебя всё зерно по сестерцию за мешок.

Крестьянин улыбнулся и ответил:

– Сожалею, господин, но вся моя пшеница уже куплена, я жду, когда мне скажут, куда её везти.

Скупщики переглянулись и пошли дальше. Всё дальнейшее действо, пока они обходили телеги, отчётливо напомнило мне сказку про «Кота в сапогах», когда на вопрос короля о землях, лугах и деревнях он получал один и тот же ответ – «Маркиза Карабаса».

Стоя в рядах крестьян, я видел, как скупщики всё более спадали с лица при повторяющемся рефрене: «вся пшеница продана».

Мы подошли уже к десятой или одиннадцатой телеге, а скупщики опять слышали один и тот же ответ, заставлявший их от раза к разу нервничать все сильнее.

Я вышел из‑за крестьянских спин. Увидев меня, один из крестьян радостно сообщил перекупщикам:

– Так вот же господин, который скупил всю пшеницу на ярмарке.

Когда на меня уставилось несколько пар удивлённых глаз, я только скромно улыбнулся.

– Но как же так? – недоумённо спросил меня один из перекупщиков. – Вы к какой гильдии принадлежите, любезный?

Я оскорбился, и всю добропорядочность с меня сдуло, как ветром.

– Разуй глаза, почтенный, ты разговариваешь с дворянином! Барон Максимильян к вашим услугам!

Мои слова оказались для них ушатом холодной воды, торговцы побледнели.

– Но зачем уважаемому барону понадобилось скупить всю пшеницу? – задали они резонный вопрос.

– Чтобы продать её, – улыбнулся я своей самой милой улыбкой.

– И кому же?

– Вам!

– И за какую же цену вы хотите её продать? – осторожно спросил один из них.

– Шесть сестерциев за мешок, – скромно ответил я и посмотрел на скупщиков.

«Наверное, я в первый вижу наяву то, что неоднократно описывалось в литературе как «глаза, вылезающие из орбит», – удовлетворенно подумал я, любуясь ошарашенными лицами торговцев.

– Ск‑ко‑лько, ск‑ко‑лько? – заикаясь, спросил самый низкий из них.

– Шесть серебряных монет, – снова скромно ответил я.

– Но ведь два часа назад цена была всего два сестерция, – возмущённо сказал мне самый молодой из них. На него тут же зашикали все остальные.

Моё настроение улучшилось неимоверно, признание из первых рук – это круто.

– Ну, так это когда было, – спокойно ответил ему я, – а сейчас зерно стоит шесть сестерциев.

Торговцы зашумели и отошли к шатру ростовщика, оттуда показался мой знакомый скупщик, который ссудил мне деньги. Увидев своих товарищей, он обрадовался, но, приглядевшись, переменился в лице. Двадцать минут я стоял и ждал решения коллегии скупщиков. Невооружённым взглядом было видно, что они очень недовольны.

Ещё через пять минут скупщики подошли ко мне, и самый пожилой из них сказал:

– Господин барон, мы согласны купить у вас всё зерно по пять сестерциев за мешок.

Я, не меняя выражения лица, ответил:

– Уважаемые судари, я ведь назвал свою цену, разве она была пять монет?

Говоривший со мной скупщик стиснул зубы и с угрозой в голосе сказал:

– Нет, господин, мы прекрасно слышали цену, но мы ведь можем совсем ничего у вас не покупать, и вы останьтесь с кучей зерна, но без денег.

– Ну что ж, попробую подождать тут несколько дней, может, удача мне улыбнется и появятся ещё желающие купить превосходную пшеницу, – спокойно ответил я.

Конечно, я понимал некоторую двойственность этой угрозы, но был уверен, что перекупщики не пойдут на то, чтобы наши торги продолжились уже в присутствии конкурентов.

Скупщики опять отошли посовещаться, и, когда они вернулись, тот же торговец сказал:

– Мы согласны на пять с половиной сестерциев, и это наша последняя цена.

Я задумался над их словами, заставляя скупщиков резко вспотеть. Цена меня, в принципе, полностью устраивала и была даже выше той, за которую я собирался продавать зерно в самом начале.

– Договорились.

Торговцы облегчённо вздохнули, и тогда я повернулся к стоящим вдалеке крестьянам, которые наблюдали за нашими переговорами.

– Эй, мужики, сгружай все мешки по центру, – крикнул я им.

Немая сцена, произошедшая после моих слов, быстро закончилась возмущёнными криками всех скупщиков:

– Но как же так, а доставить зерно в наши амбары? Они же в полудне пути отсюда.

– Но, судари, – улыбнулся я им уже становившейся фирменной улыбкой, – договор был только об оплате за зерно, доставка не включалась в эту цену.

Натолкнувшись на мою улыбку, как волны натыкаются на волнорез, торговцы опешили.

– Но… обычно… раньше всегда… – пролепетал один из них.

– Я ведь уже говорил вам, что мне всё равно, что было до меня, – спокойно ответил я, – уговор касался только зерна, или я не прав?

– Правы, – эхом откликнулись они, – но крестьяне всегда сами свозили своё зерно в амбары.

– Я похож на крестьянина? – прошипел я.

– Конечно же нет, господин, – ответили растерянные торговцы, переглядываясь между собой.

– Могу предложить другой вариант, – после паузы задумчиво ответил я.

– Какой? – был общий ответ.

– Так и быть, я уступлю вам в этом вопросе и всё это зерно привезу в ваши амбары, но завтра и в несколько большем объёме. Вы за это время подготовите нужную сумму денег, а завтра я всё привезу. Сегодня же, извините, мне нужно ещё провести окончательный расчёт.

Услышав такое предложение, торговцы единогласно согласились.

– Ну что ж, тогда подпишем договор и расстанемся, – сказал я им.

В договор я, понятное дело, внёс, кроме крестьянского зерна, ещё и всё своё, теперь общее количество продаваемого скупщикам зерна оказалось на сумму триста двадцать четыре с половиной кесария. Я, сам ещё до конца не осознавая, что заработал невероятные деньги, спокойно подписал свою часть договора и, раскланявшись со скупщиками, пошёл к крестьянам.

– Завтра повезём всё в амбары перекупщиков, – сообщил я им. – Сегодня можете отдыхать, а с утра по моей команде выдвинемся в путь.

Крестьяне, не знавшие, почём я продал зерно, и соблюдая наш договор, помолились за меня Единому Богу.

Подойдя к Дарину, я отвёл его в сторону.

– Остался последний штрих моего плана, – сказал я ему, – нужно быстро передать старосте, чтобы брал все свободные подводы и вёз сюда всё моё зерно. Рону же скажи, чтобы был тут как можно скорее.

Гном, усмехнувшись, сказал, прежде чем уйти:

– Кто бы мне раньше сказал, что Дарин, сын Дарта, будет на побегушках у человека, рассмеялся бы тому в лицо. Сейчас же бегаю туда‑сюда вместо того, чтобы наслаждаться жизнью, попивая пиво.

– Дарин, – нахмурился я, – ты что, против? Было бы лучше, если бы мы продали зерно за бесценок и потом весь год питались сыром и хлебом?

Гном улыбнулся и легонько хлопнул меня рукой по спине, звякнул металл его протеза.

– Купишь мне бочонок пива за труды?

Я улыбнулся в ответ:

– А ты научишь меня секретам гномов?

Гном засмеялся и пошёл к крестьянам.

Ночь я провёл рядом с крестьянами, которые праздновали окончание ярмарки и продажу зерна. Устроившись в одной из телег, я провалился в сон.

Утром меня растолкали, и, проснувшись, я увидел над собой довольную, ухмыляющуюся рожу нубийца.

– Сгинь, нечистая сила, – сказал я спросонья, делая рукой знак, отгоняющий злых духов.

Рон засмеялся и вытряхнул меня из повозки.

– Вставайте, ваше баронство, подводы прибудут через час.

Пришлось вставать и идти умываться. Заодно я выкопал свою одежду и принёс её в лагерь.

Когда я немного размялся и лагерь стал оживать, из‑за поворота показались первые подводы моих крестьян. Лошади едва тащили тяжёлые телеги, доверху гружённые мешками. Во главе каравана шёл староста.

Я подошёл, первые подводы остановились, и крестьяне поклонились мне.

– Сейчас отвезём всё в амбары, а вскоре я устрою праздник в честь окончания дня урожая, – поведал я им. – Вся выпивка – за мой счёт.

Староста поклонился, а довольные мужики принялись меня благословлять.

Собрав гигантский обоз, я возглавил его, и мы отправились к амбарам перекупщиков. Куда ехать, знал каждый, кто хоть раз продавал зерно. Торговый пост – шесть больших домов, окружённых деревянным частоколом из толстых тёсаных брёвен, – обнаружился там, где ему и положено было быть, в четырёх часах конного хода от ярмарки, чуть дальше перекрестья пяти дорог.

Как пояснил мне Рон, одна из них вела к столице, другая – в направлении соседнего королевства, третья – к замку известного мне виконта Ромуальда, четвёртая – во владения виконта Шиара и его старшего сына, барона Шаклю, ну а по пятой прибыли мы сами.

Нас увидели и заранее открыли ворота. Я въехал на первой подводе – меня уже ждали.

Слуги торговцев начали показывать крестьянам, куда сгружать зерно, а я в сопровождении Рона пошёл за скупщиками, пригласившими меня в дом. Там для нас был накрыт стол, и тот перекупщик, с которым я торговался, сказал:

– Уважаемый барон, торговцы гильдии Строна приветствуют тебя и приглашают разделить с ними обед, пока разгружаются подводы.

– С кем имею честь разговаривать? – спокойно спросил я, оставаясь пока на ногах.

– Глава гильдии, господин Строн, – представился мой знакомец.

– Приятно познакомиться с вами, господин Строн, – вежливо ответил я, – но мне хотелось бы сначала закончить расчёт, а уже потом приступить к обеду.

– Конечно, – улыбнулся скупщик, делая знак слуге позади себя.

Тот повернулся спиной, а когда развернулся, то в руках его оказалась небольшая шкатулка. Он передал её Строну, а тот поставил передо мной на стол.

Я сел за стол и, открыв шкатулку, принялся выкладывать из неё золотые и серебряные монеты. Откладывая столбиками по десятку те и другие, я быстро считал. Почувствовав на себе пристальный взгляд, я поднял голову и столкнулся глазами со Строном, который, окруженный коллегами, удивлённо смотрел на меня.

– Какие‑то проблемы? – поинтересовался я у стушевавшихся скупщиков.

– Нет‑нет, барон, – заверил меня Строн, – просто довольно необычно видеть дворянина, который, во‑первых, пересчитывает деньги, а во‑вторых, делает это так быстро и ловко.

Я улыбнулся:

– Значит, кесарии и сестерции вы специально перемешали?

Торговцы улыбнулись мне.

– Но тут вся сумма, мы не привыкли обманывать, – заверил меня один из них.

Я улыбнулся в ответ и быстро досчитал остаток – всё сошлось.

– Прошу меня извинить, но я такой человек: сначала дело, потом развлечение, – сказал я торговцам. – Поэтому, с вашего разрешения, я закончу последние два дела и тогда почту за честь присоединиться к вам.

Торговцы согласились со мной и стали усаживаться за стол. Только господин Строн подошёл ко мне и спросил:

– Не возражаете, если я вас провожу?

Я не возражал и, взяв шкатулку под мышку, направился к выходу.

Мы вышли во двор, я достал бумагу, на которой записал имена всех крестьян, продавших мне зерно, а также сумму выданного им аванса и остатка к выплате.

Выкрикивая имена по списку, я рассчитывался из того кошелька, который мне был ссужен ростовщиком. После окончательного расчёта в нём осталось семьдесят кесариев.

Благодарные крестьяне кланялись мне до земли, когда я вручал им деньги по окончательному расчёту, и благодарили Единого за то, что встретили меня.

Наконец выплаты были закончены, и я направился к третьему дому справа.

– Барон, я видел, по сколько вы платили крестьянам, и я удивлен, – внезапно сказал перекупщик. – Теперь, когда всё закончено, расскажите мне, пожалуйста, кто рассказал вам о затеваемом нами деле и о том, что перекупщики из другой гильдии прибудут только сегодня? – улыбаясь, спросил меня глава.

– Вынужден вас расстроить, господин Строн, мне никто ничего не говорил, обо всём я догадался сам, – выдал я ему почти истинную правду. – Просто я раньше встречался с таким видом… э‑э‑э… дел.

Торговец задумчиво посмотрел на меня и сказал:

– Вы загадочный человек, барон.

– Я прост, как зрелый овощ, – улыбнулся я ему, открывая дверь постоянного жилища ростовщика. Телохранитель остался у входа.

Увидев меня, из комнаты вынырнул слуга и, кланяясь, повёл нас в рабочий кабинет ростовщика. Войдя в него, мы застали ростовщика за работой, он выдавал какому‑то крестьянину деньги. Увидев меня с господином Строном, он быстро выдворил мужика и, приятно нам улыбаясь, осведомился о причине визита.

– Я пришёл, чтобы вернуть ссуженные мне деньги, – произнёс я.

Мои слова произвели на ростовщика такое же действие, как внезапный удар молнии. Он застыл на месте и, заикаясь, спросил:

– Как вернуть? Вы же заняли их только три дня назад.

Я любезно улыбнулся ему и ответил:

– Ну вот так, я продал зерно раньше, чем предполагал.

Пока онемевший ростовщик приходил в себя, я сначала вынул из кошеля все оставшиеся от займа деньги, а затем открыл шкатулку и стал отсчитывать остаток. Пытавшийся что‑то сказать ростовщик при виде денег снова онемел.

– Ну вот, все сто восемьдесят кесариев, – пододвинул я к нему нужную сумму. – Пересчитайте.

Скорее всего машинально, чем руководствуясь логикой, тот принялся считать. Когда он закончил, я спросил:

– Ну что, всё?

Ростовщик отрицательно покачал головой:

– Ещё пятая часть от суммы, причитающаяся мне.

– Ах да, – вспомнил я о процентах и, отсчитав семьдесят два сестерция, положил их на стол. – Вот эта часть, простите, запамятовал.

Ростовщик непонимающе на меня посмотрел и сказал:

– От всей суммы, господин.

Я открыл долговую расписку и прочитал текст:

– «Обязуюсь выплачивать пятую часть от всей суммы каждый месяц».

Ростовщик всё ещё непонимающе смотрел на меня.

– Эх, голубчик, видимо, деньги совсем затмили ваш разум, – вздохнул я. – В месяц пятую часть, а сколько прошло дней?

– Три, – ответил за меня ростовщик, бледнея от своих слов.

– Ну вот, за три дня вы семьдесят два сестерция и заработали, отличные деньги, – закончил я. – Давайте сюда мою расписку, меня ждёт обед.

– Но как же так, ведь вы говорили о годе, – залепетал ростовщик. – Если бы я знал, что на три дня, то не стал бы просить господина Крона ссудить мне часть суммы. Я же пообещал отдавать ему половину от ваших выплат…

– Ну вот и отдайте ему тогда тридцать шесть серебряных, – спокойно ответил я, наблюдая, как ростовщик, слабея, опускается на стул. – Расписку, любезный, – уже с металлом в голосе сказал я.

Ростовщик, как робот, поднялся и принёс небольшой ларец, достал из него расписку и протянул её мне.

Убедившись, что это моя, я достал свой экземпляр, показал ростовщику, разорвал обе бумаги и положил обрывки себе в сумку, чтобы потом сжечь.

Повернувшись к Строну, я заметил, что глава гильдии смотрит на меня, загадочно улыбаясь.

– Что‑то не так, господин Строн? – удивился я.

– Вы очень интересный человек, барон, – ответил Строн. – Оказывается, за невинной внешностью подростка скрывается жестокий и расчётливый ум опытного торговца. Увидеть нашу аферу, занять у нас же самих денег, чтобы нас провести и самому получить прибыль, оставив в дураках всех остальных, – это уровень опытнейшего торговца, я по пальцам могу пересчитать таких людей в моей гильдии.

Перекупщик перестал улыбаться и помрачнел.

– К сожалению для меня, если узнают о том, что меня обставил какой‑то мальчишка‑дворянин, то на моей репутации можно будет поставить крест, и, скорее всего, меня вообще сместят с должности главы гильдии.

Мне в голову пришла мысль, которую я отложил, собираясь воплощать в этом году, но попозже.

– Господин Строн, у меня к вам деловое предложение, – сказал я, мягко улыбнувшись. Всё же торговец в сделке со мной был честен, и не стоило его подставлять так конкретно.

– Боюсь даже спросить какое, – натужно улыбнулся мне в ответ Строн.

– Для вас – это спасение репутации, а для меня – просто некоторые удобства, – ответил я, останавливаясь перед входной дверью.

Глава заинтересовался:

– Слушаю вас, господин барон.

– Вы просто заявляете своим согильдийцам, что заранее наняли меня с тем, чтобы в случае, если станет известно, что вслед за вами прибудут перекупщики из другой гильдии, я сразу же скупил всё зерно. Что я и сделал, сохранив вам деньги.

Строн надолго задумался.

– Знаете, барон, – наконец произнёс он, улыбаясь уже более естественно. – Ведь перекупщики действительно могли прибыть в любую минуту, так что в вашем предложении есть смысл. Это может сработать, тем более если дворянин подтвердит мои слова.

– Он подтвердит, – сказал я.

– А что вы хотите за свою помощь? – спросил Строн.

– Когда в этом году я прибуду в столицу, то хотел бы остановиться у лояльно настроенного ко мне человека, – ответил я.

Строн облегчённо вздохнул:

– И только‑то? Вы действительно удивили меня, барон, я уж было подумал о денежном вознаграждении.

– Я прошу только то, что мне нужно, а не то, чего мне хочется, – вспомнил я фразу одного известного человека.

Глава гильдии засмеялся:

– Буду рад видеть вас у себя, барон, предвкушаю удовольствие от общения с умным человеком.

Обговаривая координаты его жилища в столице, мы вошли в общий зал, где нас уже ожидали остальные торговцы. Перекупщики не очень удивились, когда услышали нашу версию произошедшего и то, что глава гильдии заключил со мной сделку, даже не поставив их в известность. Перестраховка в торговле ещё никому и никогда не мешала.

Пообедав, я попрощался с торговцами и, пожелав удачи главе гильдии, вышел во двор: там уже не было никого, кроме Рона и старосты, дожидавшихся меня.

Сев на телегу, я прижал к груди шкатулку с деньгами – дела, похоже, налаживались.

Уже вечером, закрывшись в комнате на ключ, я достал второй гроссбух и подвёл итоговый баланс – 210,9 кесария за проданную пшеницу. Просто для себя я подсчитал, сколько бы я получил, если бы не раскрыл вовремя аферу скупщиков, – всего пятнадцать золотых. Я хмыкнул: почувствуйте разницу!

Что ж, имея такие деньги, нужно составлять новый план, который придётся воплощать в жизнь, поскольку план номер один уже успешно завершён. Взяв в руку перо, я принялся записывать свои мысли.

1. Праздник, вооружить крестьян арбалетами, устроить ежегодные соревнования, самооборона.

2. Подыскивать и собрать дружину, на которую можно будет оставить деревню и замок на время отъезда.

3. Найти толкового управляющего.

4. Заняться постройкой мельниц.

5. Найти мастера и определить стоимость ремонта замка.

6. Проверить работу постоялого двора.

7. Поездка к королевскому двору в столицу.

– Что же ещё, – задумчиво почесал я в затылке.

Ничего не придумав, сел заполнять гроссбухи и, закончив, сложил деньги в шкатулку и запер её в своём чулане.

«Куда бы спрятать ключ, – подумал я, – таскать с собой становится опасно, нужно сделать тайник в этой комнате, вот только где?»

Осмотрев помещение, уже полностью замазанное глиной, я остановился на камине. Подойдя к нему, я принялся осматривать и ощупывать его с целью найти какую‑нибудь щель, в которую можно было бы спрятать ключ. При этом ощупывании мне вдруг показалось, что один из каминных камней шевелится.

Удивлённый, я сначала надавил на него, потом потянул на себя. Камень выдвинулся со своего законного места, и я заглянул в образовавшийся проём.

– Похоже, одной загадкой барона меньше, – хмыкнул я, доставая из небольшой ниши лёгкий кожаный кошель, на дне которого что‑то перекатывалось.

Развязав тесёмки, я аккуратно высыпал на ладонь три белых сверкающих камня, каждый размером с ноготь большого пальца.

– Так вот чем платил барон всё это время, – понял я, рассматривая бриллианты. – Видимо, с них и собирался платить налог королю, поэтому и не тратил, чтобы было чем рассчитываться на следующий год.

Положив ключ в мешочек, я засунул его в нишу камина и, вернув на место извлечённый камень, улёгся на кровать.

– Бриллианты возьму в столицу, там их и обменяю на деньги, – решил я, закрывая глаза.

Утро я встретил на полу. С трудом разомкнув глаза, я увидел ангела мщения, посланного с небес за все мои злодеяния, – по совместительству им оказался мой учитель, сверкающий своей белозубой улыбкой.

– Рон, ну ещё денек мне нужен, – попытался я вразумить его, при этом подтягивая одеяло на себя и пытаясь в него завернуться.

– Ну уж нет, – спокойно ответил мой мучитель, – если у тебя есть дела, то будешь делать их хотя бы после лёгкой пробежки.

С этими словами он сдёрнул с меня одеяло и показал палку, которая была уже изрядно измочалена.

– Всё‑всё, я понял, – сразу же проснулся я, так как являлся тем объектом, из‑за которого палка потеряла свой прежний вид.

Встав, я быстро оделся и вышел во двор. За мной, как демон правосудия, следовал Рон и якобы невзначай постукивал палкой по ладони.

– Сегодня бежишь первую, – сказал он в напутствие.

Тяжело вздохнув, я вышел из замка и побежал вокруг него. Как и обещал, Рон заставил Жана и Шаста сделать для меня дорожки вокруг замка, с различными видами препятствий: ров с водой, высокая насыпь, брёвна, лежащие как вплотную, так и на расстоянии друг от друга, вкопанные в землю чурбаки и прочие радости.

Вчера, в торжественной обстановке, Рон продемонстрировал мне все прелести новой полосы препятствий. Самое интересное заключалось в том, что беговая дорожка была не одна. Таких тропинок насчитывалось четыре, и Рон заявил мне, что на каждой – кроме первой – имеются различные препятствия. Первая была просто разминочной, предназначенной исключительно для бега, а уже от неё расходились в разные стороны другие дорожки, полные препятствий.

Ещё одной – вроде бы даже хорошей – новостью было то, что Рон не бежал вслед за мной. По идее, можно было в любой момент схалтурить. Забежав за стену, я остановился и начал переводить дух, но громкий звук горна заставил меня вздрогнуть, и я поднял голову, чтобы определить, откуда он шел.

То, что я увидел, заставило меня сорваться с места и побежать в полную силу. Оказалось, что учитель оборудовал себе место на самом верху центральной башни и теперь, сидя в специально поднятом на эту верхотуру деревянном кресле, видел, скорее всего, всю трассу целиком. Проверять, действительно ли это так, или всё же имеются ненаблюдаемые места, я уже не хотел, так как, подняв голову, увидел, как Рон многозначительно провёл ребром ладони рукой по горлу, показывая, что меня ждёт за халтуру.

Пробежав двадцать кругов, я обессилено упал прямо на тропинке. Раздавшийся сверху звук рога уже не смог поднять меня с земли, поэтому, полежав минут десять, я поднялся и посмотрел на башню.

Рог – как мне показалось, злорадно – погудел пять раз. Наверное, пять дополнительных кругов в наказание, с ужасом подумал я; сил не было не то чтоб на пять, а даже и на полкруга.

Но как только я представил себе, что Рон сделает со мной, если я проигнорирую его приказ, – меня пробил озноб. Нужно было хоть как‑нибудь, но отмотать эти пять кругов.

В замок я в буквальном смысле вполз, так как никакой другой возможности передвигаться у меня уже не было. Учитель встретил меня на пороге замковых ворот и с улыбкой сказал:

– Может, и выйдет из тебя толк.

Отдышавшись и тряхнув головой, чтобы исчезли разноцветные пятна, кружащиеся перед глазами, я прохрипел:

– Радуйся, скоро к тебе ещё новобранцы поступят.

Рон недоумённо на меня посмотрел:

– Чего это ради?

– Будем тренировать деревенских, формировать из них хотя бы защитный отряд, человек пятнадцать.

– Нет, я на такое не согласен, – возмутился учитель. – Мне тобой нужно вплотную заниматься, а для того чтобы тренировать деревенских увальней, нужен простой армейский сержант с хладнокровием камня. Я же их просто поубиваю, если кто‑нибудь начнёт мне возражать.

Я задумался и минуту спустя сказал:

– Рон, сегодня в деревне будет праздник, я заниматься не смогу, так что давай сделаем так: ты пару дней походи по ближайшим тавернам и постоялым дворам, может, подскажут, где найти адекватного ветерана. Если ты действительно хочешь заниматься только мной одним, то наставник для деревенских олухов нам просто необходим.

Настала очередь нубийца задуматься.

– Знаешь, Макс, мне нравится твоё предложение. Думаю, так будет значительно проще. Сколько жалованья мне ему пообещать?

– Ну сам смотри, по ситуации, но не больше сестерция в день.

Телохранитель улыбнулся:

– Ладно, скряга, поем и пойду по местным злачным местам. Раньше, чем послезавтра, вряд ли вернусь, так что запомни: вечером будешь бегать по второй полосе двадцать раз, а утром по первой сорок. И не вздумай пропустить: узнаю, ты меня знаешь.

– Знаю, всё сделаю, учитель, – обречённо махнул я рукой.

В ворота вошёл староста и удивлённо замер, увидев меня сидящим на земле, а рядом Рона с палкой в руках. Его глаза округлились, и он попятился.

– Вот и Накил, вовремя явился, – жизнерадостно сказал я, делая ему знак подойти. – Присесть не хочешь?

Староста отрицательно покачал головой, не зная, по‑видимому, чего от меня ожидать.

– Ну как хочешь, – заявил я и, не вставая, продолжил: – Сегодня вечером в деревне, как я и обещал, будет большой праздник в честь сбора урожая. Гулять будет вся деревня, поэтому пусть готовят еду и наряжаются, а ты пошли в трактир три телеги: я вчера отписал Шумиру, чтобы он приготовил три бочки с вином.

Староста ахнул:

– Как, господин, целых три бочки?

– Я ведь сказал, что будет большой праздник, – улыбнулся я ему. – В общем, встречаемся за час до заката.

Староста поблагодарил меня и, кланяясь, вышел из замка.

В голову мне пришла ещё одна мысль: местные солнечные часы были всем хороши, но время, по понятным причинам, показывали только до заката солнца. «Нужно спросить у Дарина, как гномы отмеряют время. Неудобно без отсчёта, не с песочными же часами везде таскаться».

– Ну ладно, я пошёл, – заявил Рон и отправился в сторону кухни.

Я хотел пробурчать ему в след какую‑нибудь гадость, но сдержался – слух у нубийца был очень хороший. Поэтому, просто ворча про себя, я направился к кузне, чтобы умыться. Мастер был уже там и во всю мощь своей гномьей глотки объяснял Жану, какой он криворукий сын подземного червя и орки, встретившихся в норе землеройки.

Тот, шумно сопя, собирал с земли болты для арбалетов, которые, видимо, просыпал. Подойдя ближе, я попал в поле зрения мастера.

– Подмастерье, а ну‑ка быстро сюда, – переключился на меня мастер.

Тяжело вздохнув, я пошёл к нему, думая про себя: может, сделать ручей в другом месте, чтобы я не показывался рядом с кузней?

– Быстро надел фартук и помог мне, – проворчал Дарин, – трудишься, не покладая рук, а все помощники – бездари и лентяи.

– Я бегал! – ответил я на это возмутительное обвинение, уж кто‑кто, но я с того момента, как попал в этом мир, вкалывал как каторжник.

– Ты хочешь со мной поспорить? – Глаза мастера опасно прищурились.

– Упаси Единый, мастер, – испуганно произнёс я, пулей влетая в кузню, надевая фартук и хватая ударный молот.

– То‑то же, – успокоился гном.

Спорить с ним было просто опасно, так как после Рона и его измывательств мастер был следующим, кто меня юзал, и вызвать его гнев значило подписаться на всю ночь работы молотобойцем. Пара таких ночей с утренним пробуждением от Рона надолго отбили у меня охоту спорить с гномом.

Делая вещи, гном одновременно рассказывал и показывал мне все тонкости кузнечного ремесла: как отличить железо одно от другого по искрам, как какое греть и ковать. Дальше этого пока он не объяснял, так как сначала требовал от меня повторения хотя бы пройденного.

Удивительно, но всё, что касалось железа, впитывалось в меня, как в губку, и я быстро учился всему, что говорил мастер. Тем более что дедушкины знания всегда были при мне. В целом в кузне у меня дела пока обстояли лучше, чем с Роном, тем более что с ним, кроме физических упражнений, я больше ничем не занимался.

Вечер приблизился незаметно: вот вроде бы я недавно встал рядом с мастером, и тут же солнце стало клониться к закату.

– На сегодня всё, – выдохнул я, ставя молот на положенное место. – Вы пойдёте на праздник, мастер?

– Пойду, конечно, – уверенно заявил гном, – настоящий гном никогда не пропустит даровую выпивку.

Я рассмеялся и пошёл приводить себя в порядок, сегодня нужно было показаться в полной красе.

Одеваясь, я посмотрел на себя в небольшую, тщательно отшлифованную пластину серебра.

«Для деревенской глуши, конечно, супершик, – с грустью подумал я, рассматривая себя, – но для встречи с королём придётся прибарахлиться, в таком виде меня даже на порог дворца не пустят».

Когда мы с гномом прибыли в деревню, то при виде нас настала практически гробовая тишина – никто не знал, что стоит за моими словами о празднике. Ко мне сразу же подбежал староста, одетый в новые штаны и рубаху.

– Всё готово, господин, бочки доставлены и ждут, когда в них забьют кран.

– Отлично, – похвалил его я и обратился к собравшимся крестьянам: – Сегодня и на все будущие годы этот день я объявляю праздничным и называю его – День сбора урожая. Каждый год вино будет за мой счёт, всё, что требуется от вас, – это веселиться и праздновать.

Староста вручил мне киянку и кран. Подойдя к первой бочке, я под радостные крики крестьян забил в неё кран и, налив в кружку немного вина, сделал вид, что пью, а затем вылил его на землю со словами:

– Первая – для урожая!

Крестьяне радостно загудели, поэтому я отошёл от бочки и оставил старосту на разливе. Очень скоро первая бочка была оприходована, а когда староста открыл вторую, началось нормальное веселье, с музыкой и танцами.

Неизвестно откуда появились флейты, лиры и лютни и даже певцы. На площадку вышли первые танцующие пары, и к тому времени, когда вбили кран в третью бочку, веселье шло полным ходом.

Оказалось, что в деревне очень много хорошеньких девушек, многие из которых, осмелев, даже начали строить мне глазки. Видеть их внимание мне было очень приятно, и мне в голову закралась мысль: «Ведь я теперь их господин и если прикажу, то любая согласится заняться со мной любовью. А ещё ведь тут право первой ночи есть!»

Мои мысли потекли в этом направлении, тем более при виде того, как ко мне всё ближе и ближе подходят самые смелые из девушек, а может, из тех, кто больше выпил.

– Господин, вы не желаете потанцевать? – раздался рядом дрожащий голос.

Я удивлённо посмотрел на девушку справа: та стояла и сама не верила, что осмелилась пригласить на танец господина, про которого в деревне ходят странные слухи.

Многие из деревенских испуганно замерли, услышав её слова, ведь заговорить первым простому с дворянином было чревато плачевными последствиями, причём не только для самой девушки, но и для всей её семьи.

Лицо девушки было мне смутно знакомо, и я пригляделся повнимательней. «Точно, эта та самая, которую я спас в первый раз от насильников», – вспомнил я.

– Желаю, – улыбнулся я, протягивая ей руку.

Девушка покраснела до кончиков ушей и несмело дотронулась до меня. От её прикосновения словно током меня ударило – это была первая девушка в этом мире, к которой я прикоснулся. Хоть мне раньше и доводилось танцевать, но вот такой ситуации, когда я являлся хозяином положения, у меня никогда не было.