Борьба за крепости и складывание системы обороны на Северо-Западе России в царствование Петра I

© Н. Р. Славнитский, 2018

© Издательство «Нестор-История», 2018

Введение

В начале XVIII в. Петр I предпринял очередную для России попытку закрепиться на Балтийском побережье и получить выход к морю. Для этого в 1698–1699 гг. были заключены союзные договоры с Данией и Саксонией против Швеции. Но начало Северной войны оказалось неудачным для союзных войск: Дания уже в августе 1700 г. была вынуждена заключить Травентальский мирный договор, саксонские войска безуспешно осаждали Ригу, а русская армия 19 ноября 1700 г. потерпела сокрушительное поражение под Нарвой, потеряв там всю артиллерию. После этого над Россией нависла угроза вторжения армии шведского короля Карла XII.

В этих условиях оборона крепостей на Северо-Западе страны приобрела первостепенное значение. В спешном порядке были укреплены новгородская и псковская крепости, в Москве делали новые пушки, формировались новые части. В Новгороде и Пскове вокруг старых каменных укреплений башенного типа в рекордно короткие сроки возвели земляные укрепления более совершенной бастионной системы.

Однако Карл XII решил повернуть в Польшу, что позволило российским войскам перейти к наступательным операциям. В 1702–1703 гг. были взяты Нотебург (переименованный Петром I в Шлиссельбург), Ниеншанц, Ям и Копорье; в 1704 г. – Дерпт, Нарва и Ивангород. Все эти крепости становились опорными пунктами для дальнейших наступательных действий, а также и для обороны страны. Правда, большинство из них оказались сильно повреждены в ходе осад, и их пришлось укреплять. Кроме того, 16 мая 1703 г. на Заячьем острове была заложена Санкт-Петербургская крепость, положившая начало основанию города, ставшего вскоре столицей Российской империи; а в следующем году – форт Кроншлот, защищавший Петербург с моря, и Адмиралтейская крепость в самом городе. Особенность укреплений этого периода заключалась в том, что они были построены преимущественно из такого материала, как земля и дерево. Эти материалы не требовали больших затрат, что было очень важно ввиду недостатка средств у страны, в течение многих лет находившейся в состоянии войны, и (что было не менее важно) допускали быструю постройку укреплений для приведения важных пунктов страны в оборонительное состояние в ходе самой войны^[1].

Нельзя также забывать и то, что крепости использовались и в качестве опорных пунктов для наступления русской армии. В то время в связи с возросшим значением сохранения складов снабжения их стали размещать в крепостях. Это давало возможность полевым войскам свободно маневрировать. В результате роль крепостей на театре военных действий значительно возросла, и борьба за них приобретала серьезное значение. С их потерей часто связывался успех или неуспех кампании^[2]. В годы Северной войны русское командование очень активно использовало крепости в качестве таких складов или же опорных пунктов для наступления на северо-западном направлении.

При этом Петр I и его приближенные по-разному смотрели на ту или иную крепость и на пригодность ее для обороны. Некоторые крепости использовались главным образом в качестве опорных пунктов для наступления или как склады оружия и боеприпасов.

В работе главным образом использованы материалы Архива Военно-исторического музея артиллерии, инженерных войск и войск связи (Архив ВИМАИВИВС). Интересующие автора документы – «ведомости» и «росписи» артиллерии в той или иной крепости – хранятся в фонде Приказа артиллерии (ф. 2). Кроме того, в феврале 1710 г. была составлена ведомость «что каких припасов отпущено с Москвы во все гарнизоны и в полевую артиллерию с 1704 по 1708 г.»^[3], представляющая большую ценность. Данная ведомость была опубликована Н. Е. Бранденбургом^[4], но он указал только общие цифры (сколько орудий и в каком году было отпущено), не вдаваясь в подробности и не показав, в какие гарнизоны отправлялись орудия. Не менее ценным источником является «Табель артиллерии в крепостях»^[5], составленный в 1713 г.: это единственный документ, в который включены все крепости, расположенные на Северо-Западе. Следует заметить, что данный документ был введен в научный оборот в 1958 г. Л. Г. Бескровным^[6], но и он ограничился общими цифрами, не указав, сколько орудий в каком гарнизоне в тот момент находилось. Среди материалов Российского государственного архива Военно-морского флота (РГА ВМФ) сохранилась ведомость артиллерии в северо-западных крепостях в 1712 г., правда, в ней не указано количество снарядов^[7]. Ряд документов о состоянии артиллерии в приморских крепостях был опубликован в четвертом томе «Материалов для истории русского флота» (МИРФ)^[8]; а несколько документов о кронштадской и котлинской артиллерии опубликовал в начале XX в. А. В. Шелов^[9]. Кроме того, в 1727 г. секретарем Сената И. К. Кириловым было составлено описание Российской империи, в котором было описано состояние крепостей и указано количество орудий в них^[10]. Правда, его описание несколько выходит за хронологические рамки работы, но можно предположить, что количество орудий в крепостях и их состояние не сильно изменилось за это время.

Много информации о состоянии крепостей содержится среди материалов канцелярии А.Д. Меншикова, сохранившихся в Архиве Санкт-Петербургского института истории РАН^[11]. Здесь, в частности, следует выделить донесения к А.Д. Меншикову Р. В. Брюса (первого петербургского обер-коменданта), К. А. Нарышкина (коменданта Пскова, Нарвы и Дерпта), выборгского коменданта Г. П. Чернышева, шлиссельбургского коменданта В. И. Порошина и др.

Не менее ценным источником являются материалы переписки Петра I, которая в той или иной степени касается всех интересующих нас вопросов. Его письма до середины 1713 г. к настоящему времени опубликованы^[12], а более поздние документы можно обнаружить в Архиве Санкт-Петербургского института истории РАН^[13].

Следует также отметить и картографические материалы – проектные и фиксационные чертежи той или иной крепости, составлявшиеся в первой четверти XVIII в., а также гравюры, изображающие крепости, взятые русскими войсками. Эти источники неоднократно публиковались. Первой значительной публикацией гравюр, выполненных известными специалистами этого периода А. Ф. Зубовым, А. Шхонебеком и П. Пикартом, явилась «Книга Марсова» (1713 г.), переизданная в 1766 г. В дальнейшем они неоднократно приводились в различных исследованиях и публикациях^[14].

Различные проектные и фиксационные чертежи, посвященные состоянию той или иной крепости, публиковались в уже упоминавшихся работах исследователей, посвященных крепостям. В частности, А. Н. Кирпичниковым опубликованы проектные чертежи усиления Шлиссельбургской крепости осенью 1702 г., В.А. Бутми – проект постройки деревоземляной Санкт-Петербургской крепости в 1703 г. (подлинники этих чертежей хранятся в Отделе рукописей и редкой книги Библиотеки РАН). Большое количество планов крепостей было опубликовано Ф.Ф. Ласковским. В работе С. Д. Степанова опубликован ряд проектных и фиксационных чертежей Санкт-Петербургской крепости. Можно также отметить и шведские картографические материалы. В частности, О. Коченовским издан проект перестройки нарвских укреплений в 1697 г.

Определенный интерес представляют также и воспоминания, в частности записки датского посланника Ю. Юля^[15], находившегося в 1710 г. в Петербурге и фиксировавшего сообщения из осадных корпусов, а также составившего краткое описание некоторых крепостей, которые ему довелось осматривать. Кроме того, можно отметить и записки Г. П. Чернышева, являвшегося в 1710–1713 гг. комендантом Выборга^[16].

Военные действия и осадные операции достаточно подробно освещены в нескольких «журналах»: «Гистории Свейской войны», изданной впервые М. М. Щербатовым^[17], и в «Журнале барона Гизена»^[18]. Эти журналы составлялись на основе различных «экстрактов». В частности, события 1705 г. освещены в «Экстракте» К. И. Крюйса^[19], а оборона Петербурга в 1708 г. – в «Экстракте из журнала действия генерал-адмирала графа Апраксина»^[20]. Ряд документов по обороне Петербурга был опубликован Н.Г. Устряловым^[21]. Кроме того, много информации о событиях 1708 г. содержится в переписке Петра I и Ф.М. Апраксина, руководившего оборонительными действиями на Северо-Западе в 1708 г., и с комендантами гарнизонов – Р. В. Брюсом и К. А. Нарышкиным, опубликованной в седьмом и восьмом томах «Писем и бумаг императора Петра Великого» (ПБИПВ)^[22]. Часть документов, посвященных этим сюжетам, была опубликована А. З. Мышлаевским в конце XIX в.^[23] Для изучения событий 1708 г. можно также привлечь мемуарную литературу: записки генерал-квартирмейстера шведской армии А. Юлленкрука о походе Карла XII в Россию, составленные им во время нахождения в русском плену^[24], и записки дерптского пастора И. Г. Гротиана о выселении жителей Дерпта на Волгу^[25]. Среди материалов РГА ВМФ сохранились расспросные листы пленных и перебежчиков (в основном саксонцев), перебегавших на русскую сторону из шведского корпуса Г. Любеккера в 1708 г.^[26] От них русское командование получало ценные сведения о численности и намерениях шведских войск.

Завершая обзор источников, следует также отметить, что в царствование Петра I был переведен на русский язык ряд теоретических трудов по фортификации, в частности работа С. Вобана (Истинный способ укрепления городов, изданный от славного инженера Вобана… СПб., 1724), М. Кегорна (Новое крепостное строение на мокром и ниском горизонте. М., 1709), Г. Римплера (Книжица о фортификации. СПб., нач. XVIII в.), Л.-Х. Штурма (Архитектура воинская, гипотетическая и еклектическая. Перевод с нюрнбергского издания 1702 г.).

Часть 1
Закрепление российских войск на территории Ингрии

Глава 1
Состояние российских крепостей на Северо-Западе накануне Северной войны

На рубеже XVII–XVIII вв. система обороны северо-западных границ России состояла главным образом из трех древних русских крепостей: Новгорода, Пскова и Ладоги.

Оборонительные сооружения в Новгороде к началу Северной войны состояли из трех линий укреплений: Каменного города (Кремля, или Детинца), Малого (или Среднего) города и Большого (или Окольного) города. Каменный город состоял из стен и башен, сложенных в XIV–XV вв. из плитного и булыжного камня на известковом растворе. Высота стен равнялась 8-10 м до зубчатых бойниц, высота зубцов доходила до 1 м. Высота сохранившихся к этому времени 10 башен доходила до 25 м. Линия укреплений Детинца описывала замкнутую фигуру в виде неправильного эллипса. Вокруг стен Кремля находился ров, соединенный с Волховом и наполненный водой. Длина стен Кремля составляла 576 саженей. Малый (или Средний) город состоял из деревянных стен и 8 деревянных башен, расположенных по земляному валу, и повторял линию кремлевских стен в небольшом от них расстоянии. Малый город также был окружен рвом. Длина его равнялась 984 саженям (около 2 км). Эти укрепления располагались на Софийской стороне, т. е. на левом берегу Волхова. Большой (или Окольный) город окружал обе стороны, на которые делился Новгород – Софийскую и Торговую. Деревянные стены и башни Окольного города были расположены по древнему земляному валу. Общая длина Большого города на обеих сторонах Волхова составляла 4532 сажени (около 9 км)^[27].

Так называемый Каменный город, расположенный на Софийской стороне, состоял из 11 башен (Пречистенской, Борисоглебской, Спасской, Покровской, Красной, Воскресенской, Владимирской, четырех безымянных) и соединявших их стен общей протяженностью 576,5 сажен (1228 м). Некоторые из башен были снабжены «шатрами». Ворота имелись в Пречистенской, Спасской, Воскресенской и Владимирской башнях^[28]. Кроме того, имелся каменный «роскат», расположенный между одной из безымянных и Покровской башней и соединенный с ними каменной стеной^[29].

Земляной город возник в 1582 г. Система его обороны состояла из рва, шести отводных быков-бастионов и соединяющих их куртин. По периметру всего сооружения, повторяя его изломанные контуры, шел вал с деревянной стеной, рубленой тарасами. Кроме того, на оконечности бастионов в линии стен были возведены башни. Укрепления Малого города представляли геометрическими по плану с равномерным распределением одинаковых бастионов, свойственных новоитальянской фортификационной системе второй половины XVI в. Вынос бастионов (около 50 м) за линию куртинного фронта равнялся половине длины их основания (горжи). Фас бастионов составлял 1/6 часть линии внутреннего полигона. Длина куртин равнялась удвоенному фасу. Бастионы были снабжены боковыми уступами, прикрытыми крыльями или орильонами. Благодаря этому фланки получили двухъярусную пушечную защиту (к этому прибавлялся и «высотный огонь» из башен). Малый земляной город полукольцом охватывал с напольной стороны каменные стены Новгородского детинца, представляя как бы первую линию их обороны^[30].

Псковские укрепления состояли из пяти оборонительных поясов, сложившихся постепенно: Кром, или Детинец (Псковский кремль), деревянные стены которого датированы VII–X вв., а каменные – X–XIII вв.; Довмонтов город, или Довмантова стена, – вторая половина XIII в.; стены посадника Бориса – 1309 г.; каменные стены Среднего города – 1375 г. (им предшествовала деревянная стена, известная в середине XIV в.); стена окольного города: деревянная – 1465 г., каменная 70-х гг. XV–XVI в.^[31] В 1400 г. была возведена мощная угловая башня Кутекрома, располагавшаяся возле слияния рек Великой и Псковы. В 1482–1484 гг. были построены каменные стены Запсковья, а в 1500 г. еще две башни в устье Псковы – Высокая и Плоская.

Таким образом, к началу Северной войны укрепления Пскова состояли из нескольких частей: Кремль-город, Довмонтов-город, Средний город, Крайний, или Окольный, город и Запсковье. Окольный город назывался также Большим городом. Каждый из этих «городов», составляющих часть Пскова, имел свои укрепления (которыми и отделялся от другого), состоявшие из окружающих эти города каменных стен и башен, сложенных из местного плитняка. В начале XVIII в. оборонное значение сохраняли стены и башни, окружавшие город с внешней стороны, т. е. стены и башни Окольного города и Запсковья, а также стены города по реке Великая и левому берегу реки Пскова. Внутренние же стены и башни Среднего и Довмонтова города практически потеряли свое значение как укрепления, хотя на них по-прежнему по традиции продолжали стоять артиллерийские орудия. Высота башен Псковской крепости, число которых достигало 40, доходила в некоторых случаях от 15 до 20 м. В стенах и башнях были «слухи» (подкопы в сторону противника). Длина наружных стен Окольного города вместе с Запсковьем и стенами Среднего города равнялась 3952 саженям (более 8 км). На вооружении крепости имелось более 200 орудий, но в основном это были пищали^[32].

Незадолго до Северной войны, в 1677 г. был сделан ремонт псковских укреплений, однако в мае 1682 г. «Псков выгорел и городовые ворота и башни все сгорели». Была составлена смета для восстановления крепости, однако сделать этого не удалось, к тому же стены постепенно разрушались. В 1694 г. П.М. Апраксин доносил, что «Околнего города городовая стена и башни многие сыплютца, многие башни розселись, рвы засохли, слухи засыпались»^[33].

Каменная крепость в Ладоге была возведена в начале XII в., ее стены первоначально имели высоту 8 м и толщину около 2 м. Естественно, что впоследствии она подвергалась неоднократным переделкам. Наиболее серьезная перестройка относится к концу XV в., когда здесь было по сути дела построено новое оборонительное сооружение, состоявшее из 5 башен высотой 16–19 м при ширине в основании 16–24,5 м, соединенных стенами высотой от 7 до 12 м^[34].

Стены и башни этого сооружения сложены из местного плитняка и подчас очень крупных ледниковых валунов. Из отесанного известняка выкладывались их внешние поверхности, а валуны использовались как материал для забутовки^[35].

В 1584–1585 гг. к югу от крепости было сооружено небольшое деревоземляное фортификационное сооружение, состоявшее из трех бастионов. Тогда же была несколько обновлена и модернизирована и сама каменная крепость.

В XVII в. общая протяженность фортификационных укреплений Ладоги достигала 154 саженей (332,64 м). В эту боевую линию входили три круглые башни – Климентовская (наиболее мощная), Стрелочная, Раскатная, полукруглая Тайничная башня (снабженная в первом ярусе колодцем) и прямоугольная Воротная башня. Все башни ладожской крепости были трехъярусными, в поперечнике достигали 6-10 сажен (12,96–21,6 м), немного превышали по высоте смежные участки стен и располагались более или менее равномерно по периметру крепостного мыса на расстоянии 18,5-30 сажен (39,96–64,8 м) друг от друга. Входы в башни (за исключением Воротной) находились во вторых ярусах, совпадавших по уровню с поверхностью крепостного двора. Сообщение осуществлялось по внутрибашенным лестницам. С юга укрепление ограничивали земляной вал высотой 5,5 сажен (11,88 м) и ров глубиной 2 сажени (4,32 м)^[36].

Однако со временем стены и башни ладожской крепости стали приходить в упадок, что вызывало тревогу местных властей.

В частности, в 1655 г. в донесении сообщалось: «от немецкого свейского рубежа город Ладога всего 30 верст, и ездят в государеву сторону мимо Ладоги немецкие посланники и гонцы и торговые люди приезжают почасту, и городовое нестроение видят»^[37].

Наиболее полная картина состояния Ладожской крепости содержится в донесении воеводы Кулубакина, составленном в 1665–1667 гг. Он, в частности, отмечал: ни на одной башне крыш уже нет, и все сверху начали обваливаться, а пятая, отделившись от стены, накренилась к Волхову и угрожает неминуемым падением. Стены также были без покрытий и сохранились еще почти полностью только в двух местах, на части северной половины западного фаса и на части восточного фаса, но они уже в это время осыпались; кроме того, в значительной степени оставалась еще сохранившаяся стена, составлявшая южную половину западного фаса, на которой только исчезли зубцы, замененные деревянными тарасами, по всему остальному протяжению ограды тянулись уже местами деревянные постройки из тарасов, взамен обвалившейся каменной кладки, местами же вновь возведенные целиком «деревянные рубленные стены» (южный фас и южная половина фаса восточного). Но и все эти пристройки в тот период были уже гнилыми и развалились^[38].

В 1672 г. на восточном фасе исчезла уже средняя башня, которую пришлось разобрать «по нижний свод», и заменена рубленной стеной, а к 1676 г. провалились все полы в остальных башнях и засыпался колодец в Тайничной башне. В тот период в донесении отмечалось, что «тот каменный город весь стоит без кровли и без починки многие лета и в башнях мост от мокроты от дождю и от снегу все огнили и провалились, а наряд пушки стоят в башенных окнах на каменной стене»^[39].

В 1685 г. бои в стенах ограды, а также потайной выход из юго-западной башни были уже завалены совершенно; еще держались три четверти стен на западном фасе и северная половина восточного, но к 1692 г. рухнули и они за исключением южной половины западного фаса^[40].

В 1699 г., когда Петр I затребовал выписку из Новгородских описных книг о состоянии ладожской крепости, ему было доложено: «Город Каменный, а в нем башни и прясла стоят без кровли и без починки многие годы, и на башнях кровлей и в башнях мостов нет, от дождя и снега все сгнило без остатку и провалилось», в Деревянном городе все башни, мосты и ворота также сгнили и «валились врозь»^[41].

Таким образом, состояние ладожской крепости к началу Северной войны следует назвать плачевным и признать, что данные укрепления вряд ли смогли бы выдержать правильную осаду.

Глава 2
Осада Нарвы и мероприятия по обороне Северо-Запада после нарвского поражения

Прежде чем говорить об осадных операциях, осуществлявшихся русской армией, следует сказать несколько слов о тактических принципах того времени, которые сформировались главным образом в ходе франко-нидерландских войн 1670-х гг. Именно там, при осаде Маастрихта в 1673 г., французский инженер С. Вобан (16331707) впервые применил метод постепенной атаки. В дальнейшем эти принципы были усовершенствованы и успешно применялись вплоть до начала XX в. Следует отметить, что многое из того, что было им высказано, уже применялось на практике и другими инженерами. С. Вобан же оказался единственным, кто систематизировал все наработанные идеи того времени и изложил их в совокупности со своими собственными мыслями в теоретическом труде. Поэтому и появился термин «осада Вобана».

Что же представляли собой новые принципы? В первую очередь следует сказать, что постепенная атака предусматривала методичное приближение атакующих к стенам осажденной крепости при помощи апрошей (подступов) – широких ходов сообщения, которые велись «зигзагами» (для защиты от продольного огня). Такая система позволяла приблизиться на близкое расстояние к стенам с минимальными потерями.

Основной мыслью, высказанной С. Вобаном, было сосредоточение артиллерийских орудий не по всему фронту атаки, а против наиболее уязвимых участков обороны противника для нанесения здесь массированного удара. Предлагалась установка одной «генеральной батареи» (или «брешь-батареи), а также одной-двух вспомогательных батарей. Кроме того, первоначально артиллерийский огонь следовало направлять не на разрушение укреплений, а на подавление артиллерии обороняющегося, а уже после этого приступать к разрушению стен крепости. Еще одним важным новшеством стало применение мортир – орудий для навесной стрельбы, при которой снаряды (бомбы) перелетали через стены укреплений и разрушали внутренние постройки. В связи с возросшей ролью артиллерии были унифицированы калибры пушек (для осад С. Вобан рекомендовал использовать пушки 24-фунтового калибра^[42]).

Укрепления Нарвы в начале XVIII в. состояли из 9 каменных бастионов, обнесенных рвами: на западе – Кристерваль, Триумф, Фам; на севере – Глория, Гонор, Виктория; на востоке по реке Нарове – Паск, Юстин, Спес; на юге располагался отдельный замок Длинный Герман^[43].

Взятие Нарвы, по мнению исследователей, обративших внимание на выбор направления первого похода, обеспечивало быстрое овладение Ингрией. Война Швеции была объявлена 19 августа, а уже 24 августа русская армия выступила в свой первый поход; целью его являлась крепость Нарва. Войско было разделено на три «генеральства» (дивизии): А.М. Головина (11 полков, 14726 человек), А.А. Вейде (10 полков, 11227 человек), А.И. Репнина (9 полков, 10834 человек). Отдельную часть составляло дворянское ополчение – 11533 человека. Кроме того, в Новгороде к армии должны были присоединиться 2 солдатских и 5 стрелецких полков (4700 человек), а с Украины ожидалось прибытие 10500 казаков. Всего под Нарву было собрано 63 520 человек^[44]. Вместе с армией была отправлена артиллерия. Однако точное количество орудий, бывших при осаде, установить трудно.

При этом следует иметь в виду, что в источниках встречаются расхождения. Одним из источников является ведомость, составленная в 1723 г. по требованию А. В. Макарова и опубликованная Н. Г. Устряловым^[45]. Судя по этой ведомости, из Москвы было взято 118 орудий (в том числе 61 мортира, 7 гаубиц и 50 3-фунтовых пушек), а в середине октября их количество возросло до 181 орудия: из Пскова 13 октября было привезено 17 пушек (2 пушки 40-фунтового калибра, 1 пушка 30-фунтового калибра, 1 пушка 25-фунтового калибра, 1 пушка 18-фунтового калибра, 1 пушка 13-фунтового калибра, 11 пушек 6-фунтового калибра), 16 40-фунтовых «картаунов» и 3 мортиры; а 21 октября из Новгорода прибыло 27 пушек (2 пушки 22-фунтового калибра, 1 пушка 21-фунтового калибра, 12 пушек 12-фунтового калибра, 6 пушек 10-фунтового калибра и 6 пушек 6-фунтового калибра). Всего, таким образом, по данным Н. Г. Устрялова, под Нарву было стянуто 64 мортиры, 7 гаубиц (1-пудовых) и 110 пушек (из них 50 полковых). Здесь следует отметить, что действительно в 1700 г. было отлито 100 мортир (из них 80 3-пудовых и 20 2-пудовых)^[46]. Возможно, 60 из них было приготовлено для похода под Нарву (403-пудовых и 20 2-пудовых). Что касается данных о количестве пушек, то их проверить не удается.

В Журнале Петра Великого указано, что было 63 больших пушки, привезенных из Новгорода и Пскова (в том числе «картаунов и 30-фунтовых – 4, 24 – и 18-фунтовых – 26, а достальные пушки были 12, 10 и 6-фунтовые»), 25 мортир, 7 гаубиц и 50 полковых 3-фунтовых пушек^[47]. Это же подтверждается и генералом Аллартом, руководившим осадными работами и отметившим в своем дневнике, что из Пскова было привезено 34 медных пушки различных калибров и 3 мортиры, а из Новгорода – 29 пушек разных калибров^[48].

Отсюда пошли и разногласия в отечественной историографии. Во-первых, здесь следует отметить точку зрения П. К. Гудим-Левковича, считавшего, что под Нарвой было сосредоточено 191 орудие^[49], но эта цифра, видимо, несколько завышена. На ведомость, опубликованную Н. Г. Устряловым (где показано, что было отправлено 181 орудие), опирались М.Д. Хмыров, К. В. Базилевич, Е. И. Порфирьев, Ю. Р. Клокман, В. Е. Шутой и Н. И. Павленко^[50]. Другие исследователи – Ф. Вольтер, Ф. Ф. Ласковский, В. Гиппиус, П. Потоцкий, А. Нилус, А. Сивков, И. С. Прочко, Д. В. Козловский, Л. Г. Бескровный и П. П. Епифанов^[51] – использовали «Журнал Петра Великого», где сообщалось, что при осаде было задействовано 145 орудий. К этой же «группе» следует отнести Д. Ф. Масловского и А. Баиова, сообщавших, что под Нарву было стянуто 95 орудий большого калибра^[52] (они просто не стали учитывать полковые орудия). Следует также отметить точку зрения Н. Г. Павленко, считавшего, что «для сражения под Нарвой было собрано 150 орудий, из них 50 сравнительно легких 3-фунтовых пушек»^[53] (скорее всего, автор просто «округлил» цифры, указанные в «Журнале Петра Великого»); а также мнение В. Плотицына, утверждавшего, что русские имели под Нарвой 150 пушек, «купленных до войны у тех же шведов и, очевидно, забракованных ими»^[54]. Кроме того, имеется «компромиссная» точка зрения, высказанная Г. И. Тимченко-Рубаном, полагавшим, что предполагалось отправить до 180 орудий, но в действительности их было доставлено гораздо меньше^[55].

Последняя точка зрения вполне возможна. При сравнении источников бросается в глаза, что основные расхождения касаются количества мортир (в «ведомости», опубликованной Н. Г. Устряловым, указано 64 мортиры, а в «Журнале Петра Великого» – 25 мортир). Поэтому можно предположить, что мортиры были приготовлены для похода, возможно, даже отправлены с войсками, но под Нарву по каким-то причинам они не прибыли.

В любом случае количество орудий (в том числе и тяжелых), стянутых под Нарву, следует признать достаточным (отметим, что оно превышало число орудий, сосредоточенных при будущих осадах крепостей вплоть до кампании 1710 г.); но их качество, по-видимому, очень сильно хромало. По меткому замечанию В. Ратча и А. Нилуса, «здесь отразился весь хаос, существовавший в русской артиллерии… тут были орудия всех времен и всех калибров»^[56]. Действительно, разнообразие калибров резко бросается в глаза, а это вызвало сильные затруднения с боеприпасами. Кроме того, большинство орудий устарело: среди них находились две пищали – «Лев» и «Медведь» (в ведомости 1723 г. они, видимо, названы пушками), отлитые в 1590 г. Помимо этих орудий имелись: пищали «Свисток» (40-фунтовая), «Скорпия» (28-фунтовая), «Соловей» (22-фунтовая), «Ракомышская» (20-фунтовая), «Барс» (17-фунтовая), «Соловей» (15-фунтовая), «Грановитая» (15-фунтовая), 10 пушек «ломовых» (20- и 28-фунтового калибра), 11 пушек от 24- до 18-фунтового калибра, 16 «голланок» 10-фунтовых, 17 пищалей 6-фунтовых^[57]. Что касается мортир, сделанных в 1700 г., то мы не знаем, в какой степени они соответствовали требованиям времени. Среди этой артиллерии также находились 50 пушек, подаренных нам шведами^[58], однако даже если они были новыми, их калибр (3-фунтовые) явно не подходил для осады крепости. При этом следует иметь в виду, что это был уже не первый опыт осады крепости Петром I, но под Азовом, по мнению В. Ратча, орудия были одинакового (24-фунтового) калибра^[59]. В данном случае пушки привозились из разных городов, что, скорее всего, и послужило причиной такого разнообразия калибров. В целом же следует признать, что русская артиллерия оказалась не готова к осаде Нарвы.

В данном случае причиной такого разнообразия калибров стало то, что орудия под Нарву доставляли в два этапа из трех городов: из Москвы было взято 118 орудий (в том числе 61 мортира, 7 гаубиц и 50 3-фунтовых пушек), а позже, когда осадный корпус уже находился под стенами Нарвы, туда были подвезены пищали и пушки из Новгорода и Пскова. Именно тогда и появились упомянутые старые орудия^[60]. Таким образом, причиной «хаоса» стало то, что русское командование, в первую очередь генерал-фельдцейхместер Александр Арчилович (имеретинский царевич, изучавший артиллерийское дело за границей в числе волонтеров, находившихся в 16971698 гг. в составе «Великого посольства» и назначенный на пост руководителя артиллерии незадолго до начала войны), не имело точных сведений о состоянии артиллерийского парка в стране.

Но это выяснилось уже в ходе осады крепости, к которой передовые части русской армии прибыли 22 сентября 1700 г., взяв по пути крепости Ям и Копорье, сдавшиеся добровольно^[61]. 2 октября приступили к сооружению батарей^[62], даже не дождавшись подвоза всех орудий; т. к. часть артиллерии была привезена из Новгорода и Пскова несколько позже (здесь мы снова встречаем расхождения: по «Журналу Петра Великого»^[63], 3 октября из Пскова привезли 34 пушки и 3 мортиры, а 11 октября из Новгорода 29 пушек и несколько мортир; по ведомости, опубликованной Н. Г. Устряловым^[64], – 13 октября из Пскова – 33 пушки и 3 мортиры, 21 октября из Новгорода – 27 пушек; а по мнению А. П. Карцова, орудия из Новгорода и Пскова были привезены в начале октября^[65]).

В ночь на 5 октября 1700 г. была заложена батарея № 1 на 16 пушек. В ночь на 6 октября сержант В. Корчмин заложил батарею № 2 на 8 орудий. 7 октября была заложена батарея № 3 на 10 орудий с целью тревожить неприятеля с тыла и бить по мосту, соединявшему оба берега, дабы прервать сообщение между Нарвой и Ивангородом. 8 октября Корчмин заложил в своей ивангородской атаке батарею № 4 на 18 четверных шланг у русской часовни на горе. Оттуда были видны разные места внутри города и мост, соединявший Ивангородский замок с городом. С этой батареи, с дистанции 560 саженей, выстрелы были направлены на мост и на каменную стену старого города. В ночь на 13 октября были заложены два кетеля № 5 и 6, каждый на 8 мортир, и с рассветом приступили к вооружению готовых батарей. 15 октября против бастиона Кристерваля и замка заложена батарея № 7 на 15 орудий большого и среднего калибров, а при ней другая батарея № 8 на 8 мортир. 17 октября царь собственноручно заложил батарею № 9 на 8 мортир, на расстоянии около 1800 шагов от города. 19 октября была заложена батарея № 10 на 12 орудий^[66]. На следующий день, в воскресенье, было готово и вооружено артиллерией 8 батарей, для которых требовалось 64 пушки и 24 мортиры, но, по мнению ряда исследователей, смогли выставить только 47 пушек и не более 7 мортир^[67]. Затем, уже в ходе обстрела, было сооружено еще 6 батарей (их общее количество было доведено до 16)^[68], но были ли они вооружены, сказать трудно. Д. П. Бутурлин считал, что огонь по Нарве был открыт из 91 орудия^[69], но на источник он не ссылался, поэтому эту точку зрения нельзя считать доказанной.