Посвящается Янушу Корчаку и всем жертвам Треблинки и других концлагерей смерти.
Основано на реальных событиях.
– Пастас, прекрати.
Хулиганистый мальчуган, послушно повесил голову, но не забыл пнуть товарища под столом, считая необходимым оставить право последнего слова за собой. Приятель оказался с ним несогласен, и баталия могла перейти в затяжной конфликт.
– Всё. – учитель, погладив обоих по бритым головам, склонился над ними. – Кто бы ни был последним, на этом всё.
Ушьян Чаккор оглядел своих учеников. Двадцать две пары зелёных глаз замерли, в ожидании начала урока. Стоило лишь ему открыть рот, и тут же прекращались все детские шалости, потасовки и болтовня. И неважно, о чём он рассказывал – это могли быть история, география и даже философия, о которой маленькие «бесы», как называли их мазеуры, понятия не имели – очарование его голоса творило чудеса.
Ушьян знал – в кармашках каждого из них лежит его пустячок – цветной камушек, бусинка или кусочек пёстрой ленточки. Он частенько раздавал перед уроком подобный хлам, который он мог просто подобрать на улице – других игрушек здесь не было.
«Бесово дно», как он значился в официальных отчётах мазеуров, самый отвратительный из приютов для детей-сирот Санда, куда отправляли всех потерявших в чандорском конфликте родителей. Его мрачная слава вызывала дрожь при одном упоминании о нём. Сами мазеуры в разговорах между собой называли его «Последний путь» или «Крематорий» – детская смертность здесь была чудовищной, пока не появился Ушьян Чаккор.
«Профессор» – так проходил он в анкетах мазеуров, привыкших заводить досье на любого, попавшего в их поле зрения. Попав сюда, практически вымолив у администрации возможность работать в приюте, он тут же, с энтузиазмом обречённого принялся наводить порядок.
С помощью самих ребят отдраил всю казарму, которая ранее служила цехом по производству космических двигателей, завёл привычку мыться два раза в неделю. Наладил, пусть и скудное, питание, чем заслужил лютую ненависть поварихи, сосланной на Санд за какое-то небольшое преступление и постоянно воровавшей продукты, несмотря на хороший паёк и зарплату, положенную ей, как переселенцу. Появились уроки, чего совсем не было до его появления.
С малышнёй ему повезло – маленькие «бесята», в силу своего возраста в большинстве легко адаптировались к бытовым ужасам приюта. Ему достаточно было ласково заговорить с любым из них, отвыкших от нежности, как он завоёвывал их любовь. Со старшеклассниками было трудней – они знали, кому быть «благодарными за своё счастливое детство» и ненавидели всех, кто работал на администрацию, а значит и его.
Но он учил их, был всегда рядом, дышал с ними одним воздухом, отказавшись от квартиры, выделенной ему департаментом всего в пяти минутах ходьбы от места работы.
– Зачем вам это нужно? – спросил, регистрирующий его прошение, служащий департамента. – Вы уважаемый житель несмотря на неполноценность. Ваши труды востребованы здесь и даже на Земле. Многие ваши работы опубликованы и имеют успех. Включив монетизацию, вам даже работать не придётся. Не понимаю, почему вместо прошения признать вас полноценным, вы подаёте рапорт о переводе в «Бесово дно». Перспектив ноль. Зарплата и того меньше. Воспитывать и учить отребье, участь которого ковыряться в рудниках – оно вам надо?
Как объяснить этому землянину, что нельзя бросить своего ребёнка в горе и несчастии только потому, что мазеуры считают его неполноценным.
– А что ты сегодня расскажешь? – слегка шепелявя, спросила Фаста.
– Сегодня? – Ушьян задумался. – Что ж такого вам поведать? – он таинственно улыбнулся. – Хотите сказку?
Два десятка голов дружно закивали, сделав круглыми глаза, в ожидании чуда.
Он долгие дни раздумывал – стоит ли рассказывать эту историю, придуманную когда-то, давно забытым самими мазеурами, писателем. Как мог такой родиться среди них – жестоких и равнодушных к чужому горю, землян? Как он смог остаться в их истории? Как читая подобные сказки они становились чёрствыми и циничными?
