Полина Ветрова
От ненависти до…
Оруженосец с поклоном подал барону Дотлибу фамильный меч. Его милость привычным движением обнажил несколько дюймов зловеще-черного клинка и с лязгом вдвинул в ножны. После этого соизволил бросить взгляд на Гийома, застывшего в пяти шагах от копыт баронского коня.
– Гийом…
Рядом разрядилась катапульта, с оглушительным треском выпуская снаряд. Камень, завывая, унесся к городу и ударил в гребень стены. Зубец обрушился, по кладке поползли трещины. Барон дождался, пока стихнет скрежет и грохот, затем продолжил:
– Гийом, ты отправишься немедленно. Штурм вот-вот начнется.
– Да, м’лорд.
– Ты исполнишь то, что поручено, не так ли, мой мальчик?
– Да, м’лорд.
– А если не исполнишь, то сам понимаешь, какое несчастье постигнет твою семью. Что, ненавидишь меня? Это хорошо. Ненависть придаст тебе сил. Мы, посвященные Адварду Неистовому, черпаем силу в ненависти. Ну, не смотри на меня так, – его милость изволил улыбнуться. – Если проведешь обряд правильно и вовремя остановишь кровь, то останешься жив. И получишь награду, когда мы будем пировать в захваченном Эслине.
– Да, м’лорд.
– Твое красноречие мне по душе!
Дотлиб пребывал в прекрасном настроении, он уже предвкушал успех. Эслин не падет сегодня, штурм – лишь для того, чтобы дать Гийому шанс провести обряд. Однако барон получал удовольствие, наблюдая, как слаженно работают катапульты и как держат строй мертвые солдаты в черном. Они уже были готовы идти на приступ.
– Ступай, Гийом. И не позабудь о своей ненависти. Ненависть – очень удобная вещь. Из нее можно сделать все, что угодно. Я хочу, чтобы ты из ненависти добыл мне победу.
– Да, м’лорд.
Гийом побежал к мертвякам, замершим в ожидании сигнала к штурму. На бегу он запахнул полы черного плаща и накинул на голову капюшон, прикрывая до блеска надраенный шлем. Когда он стал проталкиваться между мертвыми, он выглядел точь-в-точь, как они, черный, молчаливый.
Катапульты сделали еще несколько залпов, и участок стены обрушился, камни потекли грохочущей рекой, над проломом взметнулось облако пыли. Хрипло взвыл рог, и мертвые воины размеренно зашагали к бреши, на ходу склоняя копья. Гийом шел среди них. За оседающей пылью уже поблескивали доспехи защитников Эслина. Потом засвистели стрелы. Наконечники с хрустом протыкали мертвые тела, но воины в черном продолжали марш к стене. Рог выл не переставая, барабаны помогали мертвым шагать в ногу и держать равнение. Гийом старался не думать о том, что и в него может угодить стрела…
Вот до бреши пятьдесят шагов, сорок, тридцать, двадцать… Горожане в блестящих латах завопили и бросились навстречу колоннам мертвых. Началась схватка. Черных воинов рубили, кололи, но они продолжали двигаться к стене, нанося короткие, точно выверенные удары копьями. На гребне стены протяжно запели служители Аланны Светлой, и клубы дыма над городом разошлись. В прорехе показалось доброе лицо богини, солнце светило сквозь него, и яркие золотые лучи словно обрели твердость копейных жал. Мертвые заколебались, сбиваясь с шага, они едва двигались, как если бы солнечный свет отталкивал их от стен. Гийом отпихнул мертвого и оказался в первом ряду. Обманным движением заставил горожанина отвести алебарду и воткнул копье противнику в горло. Тот рухнул, обливаясь кровью, а Гийом выдернул из ножен меч и врубился в ряды горожан, бормоча гимн Адварду Неистовому. Мертвые шагали за ним.
Справа и слева распахнулись городские ворота, и оттуда, блестя доспехами, поскакала кавалерия. Всадники, на скаку перестраиваясь клиньями, вспороли черный строй, их кони опрокидывали и топтали мертвых воинов Дотлиба. Аланна Светлая милостиво взирала на свою паству с небес…
Когда кавалеристы добрались к бреши, у которой Гийом рубился с горожанами, воин Неистового бросился навстречу первому всаднику, увернулся от широкого взмаха клинка и подрубил задние ноги жеребца. Лошадь свалилась вместе с наездником. Несколько мертвецов пронзили упавшего кавалериста копьями и развернулись против скачущих следом, но их в считаные мгновения свалили, вбили в землю копытами.
Гийом не участвовал в этой схватке, он сбросил черный плащ и упал рядом с бьющимся в агонии раненым конем. Его доспехи были точно такими же, как у кавалеристов. Гийом размазал лошадиную кровь по лицу и замер.
Потом, когда конница отогнала мертвых, и горожане вышли подобрать раненых, Гийом пошевелился и застонал. Его заметили. Вскоре он лежал на носилках, и двое ополченцев волокли его в Эслин. На улицах было полно народа – в основном женщины. Они выспрашивали у солдат, чем закончилась схватка.
– Хвала Светлой, мы отбили атаку некроманта! – на ходу отвечали ополченцы.
Им было приятно произнести это вслух. Собственный громкий крик добавлял им уверенности, но они все равно боялись. Гийом чувствовал, как дрожат их голоса. Он уже нащупал кинжал, заткнутый за ремень сзади, но сейчас дергаться было не с руки, слишком людно на улице. Вот носилки затащили в тень и опустили на мостовую. Солдаты тут же убрались. Рядом протяжно стонали раненые и перекликались жрицы, которые оказывали помощь пострадавшим. Гийом осторожно поднял голову и огляделся – в его сторону никто не смотрел. Тогда он сполз с носилок и метнулся за угол. Там выпрямился и зашагал уверенным скорым шагом, как человек, сознающий, что занят чем-то важным.
На перекрестке он угодил в толпу. Женщины тут же запричитали: ах-ах, у него кровь на лице!
– Это кровь врагов! – важно ответил Гийом.
И поспешил убраться, прежде чем глупые тетки сообразят, что мертвые солдаты барона-некроманта кровью не истекают.
Эслин раздражал Гийома – слишком прямые и широкие улицы, слишком много солнечного света. Он добрался до реки, огляделся и нырнул под мост. Присел в тени, смыл кровь с лица теплой водой, воняющей помоями, и заметил круглое отверстие клоаки. Оттуда медленно сочилась мутная вонючая жижа. Гийом сбросил тяжелые латы и протиснулся в дыру.
* * *
В темноте, среди хлюпающей и чавкающей грязи Гийом почувствовал себя лучше. Ненавистные тепло и свет остались снаружи, и он осмелился произнести малое заклинание. В ладони затрепетал зеленый огонек, выхватывая из мрака осклизлые своды, обросшие бородами лишайника. Снаружи, на залитых солнцем улицах, властвовала Аланна Светлая и магия Неистового была бессильна, но здесь Гийом, по крайней мере, мог обеспечить освещение. Свободной рукой он полез за пазуху и вытащил потрепанный пергамент с планом городской клоаки. Одному Адварду ведомо, сколько серебра Дотлиб отвалил за документ… Барон жаден, однако его мрачная злоба сильнее жадности – он не поскупился, чтобы снабдить вассала планом подземелий. Итак…
Гийом отыскал на карте мост, определил свое положение. Путь предстоял довольно дальний – пересечь под землей едва ли не половину Эслина и выйти к основанию Высокой Башни. Гийом собирался выбираться из клоаки ночью, времени пока достаточно, но и мешкать незачем. Он побрел, загребая сапогами вязкую грязь, вышел на перекресток, куда сходились несколько ответвлений подземного лабиринта, и захлюпал по самому широкому – к центру города. Но до центра еще далеко, пока что путь проходил под бедными кварталами Эслина. Под ногами Гийома хрустели черепки дешевой глиняной посуды, шуршала рыбья чешуя.
Гийом был не один – в темноте, едва раздвигаемой призрачным зеленым огоньком, то и дело раздавался шорох, топот маленьких лапок и писк потревоженных крыс. Грызуны разбегались от света.
Потом крысы куда-то пропали, и Гийом насторожился, это было тревожным знаком. Кто-то еще здесь пугает зверьков? Он стиснул кулак, и зеленый огонь умер. Гийом медленно побрел по подземелью, стараясь, чтобы журчание мутного потока скрадывало звук его шагов. Вскоре впереди показался свет. И стали слышны возбужденные голоса, топот, плеск. От этого места Гийома отделял поворот клоаки. Гийом глянул за угол, прижимаясь к слизкому камню, – свет отвесным потоком лился из круглого отверстия в своде, в этом световом столбе топтался вооруженный мужчина. Он привставал на носки и вытягивал шею, всматриваясь в полумрак. Оттуда неслись вопли:
– Хватай ее! Волоки к лестнице!
– Ай, она укусила! Тварь! Тварь! Я убью ее прямо здесь!
Потом шум ударов, женский визг, снова топот и плеск.
– Не смей здесь, – пробасил другой мужчина, – тащи к лестнице. Казнь должен видеть весь город.
Гийом беззвучно прошептал: «Ненавижу!» – и вытащил кинжал. Воин, охранявший люк, так увлекся созерцанием драки, что не услышал шагов Гийома. Вообще ничего не услышал, пока клинок не вошел в его голову за ухом. Придерживая дергающегося в агонии эслинского воина, убийца выглянул из-за его плеча. Еще трое латников волокли к столбу света женщину с окровавленным лицом. Она была тощая, низкорослая и весила, пожалуй, вдвое меньше любого из конвоиров, но упиралась так отчаянно, что мужчинам стоило немалого труда тянуть ее.
– Вам помочь? – спросил Гийом, когда пыхтящие воины доволокли наконец свою жертву к нему.
– А ты бы лучше… – заговорил один из эслинцев, глянув на товарища, не принимавшего участия в свалке.
Больше он ничего не успел сказать. Гийом толкнул к нему мертвеца, рука с кинжалом метнулась к горлу другого, затем Гийом выхватил меч. Эслинский воин оттолкнул женщину, и они с Гийомом стали рубиться в столбе света. Места для схватки было мало, не развернуться, а противник оказался силен, как медведь, его тяжелые удары заставляли Гийома пятиться. Потом сбитый с ног эслинец спихнул с себя убитого приятеля и, рыча от ярости, поднялся из грязи. Женщина молча прыгнула на него сзади, обхватила ногами, стиснула грязными пальцами горло. Воин завертелся на месте, но стряхнуть ее никак не мог.
Наконец Гийом изловчился и рубанул противника по бедру. Теперь можно отступать, пятиться и ждать, пока здоровяк истечет кровью. Но тут второй эслинский латник с размаху врезался в стену спиной – и повисшей на нем женщиной. Та охнула, сползла в мутную воду. Воин пнул ее сапогом и бросился на помощь напарнику. Пришлось действовать быстро, пока они не насели вдвоем. Но Гийом достаточно удалился от света, наполненного силой Аланны, и, призвав на помощь Адварда Неистового, атаковал. Порезанная нога подвела противника, тот не сумел вовремя развернуться, и меч Гийома, направляемый рукой смертного и волей божества, пропорол кольчугу. Остался последний противник. Гийом бросился в атаку, заставил эслинца отступить на шаг, другой… а потом враг неожиданно потерял равновесие и опрокинулся назад. Гийом с удивлением разглядел замершую на четвереньках женщину – оказывается, она подобралась к противнику сзади, когда он пятился. Падая, воин ударился головой и потерял сознание.
Но удивляться было некогда, новые враги могли появиться в любой миг. Разделавшись с последним эслинцем, Гийом бросил через плечо:
– Эй! Бежим отсюда! Скорее!
– Сейчас, – хлюпая разбитым кровоточащим носом, пропыхтела женщина, – сапоги только…
Она стянула с мертвеца сапоги и обулась. Потом они побежали в темноту – Гийом первым. Когда столб света остался далеко позади, Гийом пошел медленнее.
– Кто ты? Откуда? – бросил он через плечо. – Чего им от тебя нужно?
– Я Лайва, – назвалась спасенная. – Ниоткуда. Родилась в этом городе, будь он проклят.
Гийом, воззвав к Неистовому, разжег зеленое пламя в ладони и поднес огонек к лицу спутницы. Она не удивилась и не стала отстраняться. Лайва оказалась совсем молоденькой девушкой, Гийом едва различил черты ее лица под слоем грязи и крови. Он назвал свое имя и, больше не оборачиваясь, зашагал по клоаке. Девушка семенила следом, шумно хлюпая чужими, слишком большими сапогами, и рассказывала свою печальную историю. Ее мать казнили на площади, когда началась осада. Они, Лайва с матерью, были посвящены Эдге Мрачной. Гийома это не удивило – когда городу грозит Адвард Неистовый, добрые люди истребляют всех последователей Темного Пантеона без разбора. Лайва пряталась, ее убежище нашли. Она сбежала, ненадолго опередив погоню.
– Я замешкалась, – сморкаясь сгустками крови, объяснила девушка, – пока поднимала эту тяжеленную решетку над спуском в клоаку. Ну а потом… я же сбросила сандалии, чтобы бежать быстрее, а здесь, внизу, босиком не побегаешь. Вот тут-то они меня и настигли.
Она не стала расспрашивать Гийома, кто он и зачем странствует под землей. Он ее спас – этого было достаточно. Потом Гийом почувствовал, что побаливает бок. Оказалось, задел клинком кто-то из городских солдат, а в пылу схватки он ничего не почувствовал. Рана была пустяковая, но пергамент с планом подземелий пропитался кровью, и рисунок едва различался.
– Ничего, – успокоила Лайва, – я проведу. Куда тебе надо?
– К Высокой Башне… стой! Ты слышишь?
Навстречу беглецам из темноты что-то надвигалось. Что-то большое, издающее невнятный, однако непрерывный и сильный шум. Лайва встала рядом с Гийомом, и в ее грязной ладони расцвел огонь – синий, почти такой же яркий, как и зеленое пламя Неистового в руке Гийома. Они зашлепали по жидкой грязи навстречу неведомому.
Шум стал громче, он складывался из хлюпанья воды, шороха хвостов, крысиного писка… и чего-то еще. Неприятный резкий скрежет едва угадывался в звуках, издаваемых сотнями крыс, бегущих по подземелью навстречу людям. Гийом и Лайва, касаясь плечами друг друга, а иначе в тесном проходе было не поместиться, шли навстречу крысам. Вот в призрачном свете зеленого и синего огоньков замелькали блестящие глазки, мокрые ободранные бока, голые хвосты. Поток крыс хлынул под ноги беглецам. Поначалу те отшвыривали тварей сапогами, топтали и пытались отогнать, но напрасно – то, от чего спасались грызуны, пугало их куда сильнее. Обезумевшие крысы бежали навстречу, угрозы они не представляли, люди замерли, позволяя тварям нестись у их ног. Потом крысиный поток иссяк, и скрежет сделался явственней. Он приближался. Гийом вытащил меч и попробовал заслонить собой девушку. Лайва снова упрямо протиснулась мимо, встала рядом, подняв свой огонек вровень с зеленым пламенем Гийома.
В отсветах колдовского огня блеснули сотни мелких чешуек, когда громадная змееподобная тварь показалась из-за поворота. Голова остановилась, покачиваясь на высоте пояса Гийома, а бесчисленные чешуйчатые кольца свивались под ней, справа, слева… Змея подтягивала неимоверно длинное тело, которому, казалось, не будет конца. Чешуйки, скользя по камням, издавали скрежет, который Гийом слышал сквозь крысиные топот и писк. Наконец чудище замерло. Гийом шагнул к нему, отводя в сторону клинок, ровно настолько, насколько позволяла ширина прохода. Лайва мешала ему размахнуться, но девушка упрямо держалась рядом, так что их огоньки мерцали в десятке дюймов друг от друга.
Снова заскрежетала по камням чешуя – змей пятился, расплетал кольца и отползал в темноту. Гийом с Лайвой снова шагнули, и тварь поползла скорее. Еще шаг – змей распахнул пасть, показывая длинные острые иглы зубов, издал шипение. Потом страшная голова с распахнутой пастью исчезла, канула во мрак. Змей рывком метнулся назад, так быстро, словно его кто-то дернул за хвост. Если такое можно себе вообразить.
Гийом с шумом перевел дух.
– Два огня в наших руках кажутся ему глазами, – тихо произнесла Лайва. – Они высоко, значит, тот, кто глядит на хранителя подземелий из темноты, очень большой. Хранитель испугался.
– Вряд ли он вообще видит, – возразил Гийом, – если всю жизнь проводит в темноте.
– Это неважно. Он слышит топот четырех ног рядом, ощущает, что мы – что-то большое, чует очень разные запахи. Свежую кровь многих людей на твоем мече, твою кровь, мою кровь… из разбитого носа.
Гийом покосился на спутницу и заметил, что девушка улыбается.
– Эй, прекрати! – с притворным возмущением прикрикнул он. – Твоя улыбка – это богохульство, разве могут улыбаться адепты Эдги Мрачной!
И они рассмеялись – беззаботно, как дети. В грязи и крови, в темноте и вони клоаки им было хорошо вдвоем. Потому что огоньки в их ладонях горели рядом, потому что змей сбежал, потому что смерть, которая гналась за обоими, не придет в ближайший миг. У них есть немного времени, разве это не причина для веселья?
Лайва прижалась к груди Гийома и стиснула пальцы, погасив свой огонек. Он тоже сжал кулак, и их губы встретились в кромешной темноте.
Когда они сумели наконец оторваться друг от друга, первой мыслью Гийома было: «Сколько прошло времени?» Потом пришла другая мысль: «Я должен что-то сказать. Но что? Что ни скажи, все будет не так…»
– Я бы никогда не уходила отсюда, – вздохнула Лайва. – Но ты ведь должен что-то сделать, верно?
– Я должен подняться на Высокую Башню, – с облегчением ответил Гийом. Теперь не нужно ломать голову и выдумывать фальшивые слова. – Ночью. Барон пойдет на штурм в темноте, когда Аланна слабее.
– Тогда не будем терять времени. Только…
– Что?
– Я боюсь идти этим путем. Там где-то змея. Можно я проведу тебя в обход? Вот увидишь, это не так далеко!
* * *
Лайва повела в боковое ответвление, местами было тесновато, пару раз вонь становилась невыносимой, и Гийом прикрывал лицо рукавом. Одежда тоже пропахла, но ему казалось, что так легче.
– Уже совсем скоро, – сдавленным голосом сообщала Лайва, – скоро будет легче.
Но шагать пришлось еще порядочно. Наконец показалась решетка, перегораживающая проход. Девушка ощупала стену, под ее ладонями с осклизлых камней кладки сыпались пластины мха. Она отыскала рычаг, надавила. Решетка, дрожа и скрежеща, ушла в стену. Беглецы протиснулись в тесный лаз и оказались в широкой галерее. Гийом поднял руку с колдовским огнем повыше, оглядываясь. По дну этого коридора проходил канал с тихо журчащей водой, справа и слева тянулись каменные выступы в локоть шириной. Пахло свежестью, никакого смрада помоев. Через равные промежутки в стенах были прорублены поперечные каналы.
– Это питьевая вода. Канал прямой и ведет к Башне. Теперь уже совсем близко… и потом, я очень хотела умыться, – извиняющимся тоном объяснила Лайва. – Если и потеряли время, то совсем немного, клянусь Мрачной!
Гийом подождал, пока она смоет с рук и лица кровавую грязь, с удовольствием умылся сам.
– Ты неплохо знаешь подземелья, – заметил он.
– Пришлось узнать. Должны же мы были где-то воздавать хвалу Мрачной!
– Почему ты вообще жила здесь? В Эслине чтут Светлую, а ты посвящена богине Темного Пантеона.
– Отец. Он был эслинцем. В прошлом году умер, а мы с мамой так и не собрались уехать. Пока не было войны, нас терпели. Да и куда ехать-то? Где нам были бы рады?..
– Ясно. Что теперь?
– Туда. – Девушка показала направление. – Ничего, теперь уже совсем скоро.
Гийом шел за ней и думал о том, что ему вовсе не хочется добраться скорее. Еще немного, еще чуть-чуть. Совсем чуть-чуть шагать рядом с Лайвой в прохладной темноте, не рисковать быть убитым и никого не убивать. Это так прекрасно… Но всему приходит конец в свой черед. Лайва свернула в один из боковых проходов и позвала спутника:
– Это здесь! Мы уже в подвале Высокой Башни. Сюда спускается за водой жреческая прислуга!
Короткий отросток подземного хода привел в сводчатый подвал. Канал со свежей водой заканчивался прямоугольным бассейном, от которого ступени шли вверх – к низенькой дубовой двери, окованной стальными полосами.
Гийом поднялся по ступеням и толкнул дверь – не заперта. Ну еще бы! Кому придет в голову опасаться нападения здесь, в самом безопасном строении в городе!
Когда они выбрались из подвала, за окнами было темно. Наступило время Неистового, и, значит, развязка близка. Пришел конец его странствиям по Эслину и его краткому знакомству с Лайвой. Как жаль, что они встретились в плохое время. Как славно, что они встретились! Девушка перехватила взгляд Гийома и осторожно взяла его за руку. Похоже, ей, такой ловкой и уверенной в подвале, было не по себе в просторных чистых покоях.
Первый этаж огромного сооружения пустовал. На ночь двери Высокой Башни запирались, и служителям Светлой незачем было здесь находиться. Гийом припомнил устройство святилища. Барон показывал планы Башни и велел запомнить.
На втором этаже помещения были не такими просторными, и серебристые лунные блики лежали на древних стенах напротив узких стрельчатых окон. Из-за запертых дверей доносился тихий храп – здесь ночевали храмовые служки и жрецы низкого ранга. Ступая на лестницу, уводящую к вершине башни, где хранился Небесный Камень, Гийом обернулся:
– Тебе незачем идти со мной. Может, спрячешься? Вернешься в подземелья, переждешь? Через несколько дней можно будет выбираться. К тому времени на поверхности останется мало живых.
Лайва отрицательно помотала головой. Они зашагали по истертым до блеска ступеням. Третий этаж, четвертый… Ни движения, ни звука, только серебряный свет луны, струящийся в окна. Окна эти напоминали бойницы, такие узкие, вытянутые. Подле каждого аккуратно сложены колчаны со стрелами и коробки с арбалетными болтами. Но стражи нет, ведь враг еще далеко – за городскими стенами.
Подъему, казалось, не будет конца. Высокая Башня неспроста носила свое название, она уходила в небеса, а в пасмурные дни тучи касались брюхом ее шпиля. И там, под самым сводом, хранился Небесный Камень. Величайшая ценность Эслина. Гийому стоило немалого труда переставлять налившиеся свинцом ноги, а Лайва давно выдохлась и, шумно пыхтя, топала где-то внизу. А ведь у Камня может бодрствовать жрец. Не годится, чтобы он услышал. Гийом привалился к стене и замер, поджидая спутницу. Когда она показалась из-за поворота, сделал знак остановиться.
– Здесь мы можем перевести дух, до верхушки осталось немного. Можешь присесть.
Лайва кивнула:
– Ладно. Но садиться не буду. Потом, боюсь, не сумею подняться.
Она скинула сапоги, чтобы дальше шлепать босиком. Отдышавшись, они продолжили подъем, но теперь шли медленно и тихо. Вот и последний виток лестницы. Вверху горит огонь, рыжие отсветы дрожат на ступенях. Над головой проскрежетал металл, как будто что-то тяжелое тянули по камням. Гийом закончил подъем, осторожно выглянул из-за дверного косяка… и тут же отшатнулся. Трое! Три жреца-воина в полном вооружении сидят на скамьях у стен. Один из них передвинул секиру – ее окованная рукоять и скрежетала по камням. Гийом не надеялся справиться с троими даже ночью. Он тискал рукоять меча и судорожно пытался что-то придумать. Но в голове было пусто – только ненависть. Привычная ненависть, однако ее одной было мало!
Лайва, бесшумно ступая босыми ногами, приблизилась к порталу, позади которого вокруг Небесного Камня расположилась стража. Бросила взгляд и отпрянула. Уставилась на Гийома. Она что-то задумала, догадался он, глядя, как девушка хмурится и кусает губы. Он бы предложил ей уйти, сказал бы, что подождет, пока она уберется подальше… но ясно читал в ее взгляде – Лайва не согласится.
Наконец она решилась. Толкнула Гийома к стене, в тень, и обернулась к проему. Гийому оставалось лишь с удивлением смотреть, как она решительно шагает в поток света, струящийся из зала.
– Эй вы, уроды! – противным голосом завизжала Лайва. – Сволочи, паразиты светлые! Чтоб вы передохли! Чтоб вас чума забрала!
Она размахнулась и швырнула грязный сапог в комнату, за ним другой. Потом бросилась бежать. Промчалась мимо опешившего Гийома, затопала по ступеням. Жрецы, конечно, тоже растерялись, но их промедление было недолгим. Первый показался в проеме, он мчался, не глядя по сторонам, ему-то было отлично слышно, как стучат внизу пятки Лайвы. Гийом выставил ногу, и жрец, запнувшись о его сапог, покатился по лестнице, отчаянно ревя и гремя доспехами. Второму Гийом проткнул клинком горло над обрезом кольчуги. Надавил, вталкивая умирающего обратно в зал – навстречу третьему охраннику. Третий замешкался, увертываясь от падающего тела, и Гийом бросился в атаку, не дожидаясь, покуда воин Светлой призовет свою богиню.
Противник был силен и ловок, но неожиданность нападения сделала свое дело, Гийом теснил жреца к стене. Затем появилась Лайва, в руке поблескивал окровавленный кинжал с ликом Светлой на рукояти. Девушка подхватила с пола сапог, снова швырнула в лицо воину Аланны Светлой. Тот увернулся, и Гийом достал его мечом. Жрец дрался достаточно ловко, в искусстве боя он ничуть не уступал Гийому. Но Лайва толкнула ему под ноги скамью, потом швырнула второй сапог в лицо… Страж Камня решился на последнюю отчаянную атаку, противники сблизились, и острие вражеского клинка скользнуло по ребрам Гийома, а тот, выхватив кинжал из-за спины, всадил воину в глаз. Жрец с грохотом рухнул на пол, а Гийом уставился на обильно кровоточащий бок.
– Проклятие! – прохрипел он, опуская меч. – Кровь! Только бы хватило для обряда! Ненавижу…
Он бросился к Небесному Камню, установленному в центре круглого зала на литой опоре, изображающей растопыренную когтистую лапу. Склонился над Камнем, позволив крови стекать в металлическую чашу, в центре которой покоился артефакт.
Лайва попятилась, а он принялся нараспев выкрикивать формулы призыва Неистового. Кровь лилась в чашу, брызги пятнали камень, темные струйки стекали по опоре.
– Хватит! – завизжала Лайва. – Ты убьешь себя!
Гийом не позволял себе отвлечься. Он знал, что будет с его родными, если обряд не удастся завершить. Лайва кричала, плакала, топала ногами – он не слушал. Когда Лайва попыталась приблизиться, направил в ее сторону острие меча. А потом над городом, заслоняя Луну, поднялась чудовищная фигура Неистового. Призыв был услышан. Только тогда Гийом позволил девушке подойти. Она, глотая слезы, стала перетягивать его распоротый бок обрывками плаща убитого жреца… Неистовый, ухмыляясь, занес над городом огромный черный меч. В Эслине затрезвонили колокола, по улицам побежали люди с факелами. Они в ужасе задирали головы, разглядывая чужого бога, который нес им гибель. Над головой Неистового в бешеном хороводе закружились тучи, пророкотал гром.
Сверкнула молния, огромный черный меч опустился на купол храма, звон прервался, вздрогнула Высокая Башня. Гийом, опираясь на плечо Лайвы, проковылял к окну и жадно уставился на картину разрушения. Черный меч Адварда поднимался и опускался, молнии били в купола храмов Светлой, и колокола смолкали один за другим. Гром рокотал, не переставая, молнии падали вокруг громадной черной фигуры Неистового, и его меч то возносился к тучам, то опускался на кровли и башни.
На нижних этажах Высокой Башни жрецы в ужасе завели гимны в честь Аланны Светлой, и вот она возникла над Эслином бледной тенью. Ночью власть ее была не так велика, богиня это знала. Она задрожала при виде Неистового, а его перекошенное ненавистью лицо осветилось мрачной ухмылкой. Он шагнул к богине, занося гигантский черный меч, Аланна отступила на шаг, поднимая руки. Потоки света хлынули с ее ладоней навстречу Неистовому, он легко рассек свет клинком, за которым широким пологом тянулась тьма. Адвард наступал, топча городские здания, от его шагов тряслась земля.
В этой кутерьме удары тарана в городские ворота казались не громче комариного писка. Покуда боги сражались в вышине, воины барона Дотлиба, живые и мертвые, подступили к укреплениям Эслина. Таран вышиб ворота, и черные воины хлынули внутрь. Защитники города встретили их на улицах, молнии рождали отблески на отполированных шлемах и латах. Мертвые воины не смогли сломить сопротивления эслинцев, но в ворота уже вступали тяжеловооруженные всадники во главе с бароном. Сегодня некромант наконец обнажил свой родовой меч – уменьшенную копию оружия Неистового. Удары тяжелого клинка обрушились на горожан, и тьма черной струей тянулась за мечом барона, точно так же, как и за мечом Адварда, – там, в небе. Строй воинов в светлых латах развалился, черные всадники топтали и опрокидывали эслинцев.
– Лайва, уходи, – едва слыша собственный дрожащий голос, пробормотал Гийом. – Барон победит… ненавижу… ненавижу его… а он знает, что я здесь. Он придет сюда, к Камню. Уходи.
– Уйдем вместе!
– Нет. Если меня здесь не будет, когда явится Дотлиб, он убьет моего отца, мать, сестер… всех! Убьет и поднимет.
Аланна Светлая закричала и сгинула, ее силуэт рассыпался светящейся пыльцой. Адвард взревел, потрясая мечом над обреченным Эслином. Лайва стряхнула руку Гийома со своего плеча и бросилась к центру зала. Подхватила с пола кинжал и полоснула себя повыше запястья. Гийом, не в силах стоять на ногах, сполз по стене и глядел на девушку. Та, поливая кровью Небесный Камень, призывала Эдгу Мрачную.
– Прекрати! – крикнул он. И этот крик отнял последние силы. Гийом закрыл глаза и отдался забытью.
Когда он очнулся, над городом в огне и дыму пожаров рядом с громадой Неистового вознеслась вторая черная фигура. Эдга Мрачная тряхнула густой гривой волос и подняла два длинных клинка, загнутых вперед наподобие косы. Хриплым голосом она бросила вызов Неистовому, и тот отозвался протяжным ревом. Громадный меч обрушился на Эдгу, она, не дрогнув, приняла его на скрещенные клинки, и тьма, которая тянулась за мечом Неистового, побледнела и стала рассеиваться. Над горящими руинами закипела новая схватка. Эдге были безразличны посвященные Адварду. Сражаясь, забывал обо всем и сам Неистовый. Оба с упоением наносили и отражали удары, топча всех, кто попадался под ноги, – и тех, кто в светлых латах, и тех, кто в черных плащах. Гийом увидел барона – тот, размахивая черным клинком, призывал вассалов не отступать, но живые разбегались из-под ног Темных богов. Мертвые воины, не слыша барабанов, останавливались и опускали оружие…
Неистовый дрался с диким смехом, Эдга мрачно ухмылялась. Город под их ногами пылал, рушились дома, молнии хлестали по башням и куполам храмов… Живые и мертвые воины валились десятками, огонь пожаров вздымался, освещая снизу божественное побоище.
Конь под Дотлибом встал на дыбы, барон отчаянно взмахнул мечом, и его окутала тьма, рожденная этим движением. От поступи сражающихся темных здания вокруг тряслись и разваливались. Бревна, пласты штукатурки, черепица и обломки мебели потоком хлынули в облако тьмы, скрывшее некроманта. Оттуда выскочил вороной жеребец с пустым седлом… а потом Эдга, отступая под ударами Неистового, припечатала развалины гигантской ногой.
– Сдохните все! – визжала Лайва, а кровь лилась с ее ладони в чашу, посередине которой тускло мерцал Небесный Камень. – Умрите! Исчезните!
Гийом проковылял к девушке, чтобы перетянуть ее разрезанную руку. Обряды свершились, город Эслин, убивший мать Лайвы, умирал, некромант Дотлиб сгинул… а они были живы и они были вместе.
Адвард широким взмахом черного меча отбил клинки Эдги, ухватил богиню и притянул к себе. Она опустила оружие, и Неистовый с Мрачной слились в поцелуе среди поднимающихся над городом клубов дыма. Тучи над горящим Эслином наконец разразились струями дождя, холодные потоки обрушились с небес, смывая все, что случилось этой ночью. А на востоке небо уже наливалось багрянцем новой зари.