Новейшая история России в 14 бутылках водки. Как в главном русском напитке замешаны бизнес, коррупция и криминал

Посвящается моим лучшим друзьям Андрею Дельвигу, Мише Слону, Валерке Литовцу, Максу Дерябину, которые никогда уже не смогут прочесть эту книгу. Но без них я вряд ли бы ее написал

© Денис Пузырев, 2021

© Иван Величко, обложка, 2021

© ООО «Индивидуум Принт», 2021

Пролог
в котором автор открывает для себя новый мир

Перед вами книжка об истории того, как и чем жил последние тридцать лет российский водочный рынок. Звучит довольно скучно, не правда ли? Но не торопитесь с выводами – ведь это не просто очередная энциклопедия отдельно взятой индустрии с перечислением имен бизнесменов, компаний, показателями производства и доли рынка. Тут будет много такого, чего вы не ждете от этого унылого жанра: тонны героина и экстази, перестрелки, гламурные вечеринки новых хозяев жизни и высокие кремлевские покровители преступного бизнеса. Сюжеты, которые разыгрывались в российской алковселенной на протяжении трех десятилетий, достойны – я в этом совершенно уверен – не просто книжки, а целого остросюжетного сериала. Но давайте я для начала представлюсь и объясню, почему именно я взял на себя ответственность стать летописцем новейшей истории российской водки.

Утро 25 января 2010 года в Москве было каким-то не по-здешнему морозным. Пока я преодолевал 250 метров от выхода из метро «Калужская» до входа в серое мрачное здание, окна которого выходили на унылую промзону с бегающими по ней стаями бездомных собак, я прилично замерз и успел несколько раз пожалеть, что согласился поехать на собеседование, которое, объективно говоря, не сулило мне каких-то перспектив.

Мне было 34 года, за спиной – два десятка разнообразных редакций. Где только мне не приходилось работать – от студии музыкальной радиостанции до каких-то бессмысленных газет, где пить начинали прямо после обеда и каждая сдача номера в печать казалась невероятным и необъяснимым чудом. По правде сказать, я собирался завязывать с журналистикой. Профессия к тому времени меня изрядно разочаровала: маленькие зарплаты, высокий уровень стресса, ненормированный рабочий день. К тому же в большинстве московских изданий я чувствовал себя какой-то старой ветошью, работая в коллективе, где почти всем сотрудникам, за исключением начальства, было слегка за 20. А я терпеть не могу чувствовать себя старой ветошью.

Поэтому, когда моя давняя приятельница Женя Перцева написала в аську (да-да, тогда все сидели в аське – прабабушке современных мессенджеров), что в РБК появилась вакансия автора в отдел потребительского рынка, я сразу отказался. Ну какой РБК? Я никогда до этого не то что не работал в деловой прессе, но даже не читал ни «Коммерсант», ни «Ведомости», ни «РБК Daily». «Им нужен автор на алкашку», – выложила тогда последний аргумент Женя. И вот тут я сдался. В конце концов, что я теряю? Я зашел в почту и отослал свое резюме.

С посиневшими на морозе руками я шел на собеседование в РБК и злился на себя за то, что ввязался в это дело, вместо того чтобы сидеть дома в тепле. Если у меня и был какой-то план представить себя самым подходящим кандидатом на эту вакансию, то к моменту, когда я входил в кабинет главного редактора, который из-за стеклянных стен называли «аквариумом», мой запал окончательно иссяк, и я решил рассказать все как есть.

«Честно говоря, я никогда не писал об алкоголе, и никаких знакомств на алкогольном рынке у меня нет, – признался я. – Я алкоголь знаю скорее с потребительской точки зрения. И не просто знаю, но даже очень люблю». На этих словах тогдашний главный редактор «РБК Daily» Петр Кирьян наконец оторвал взгляд от кипы бумажек, лежавших перед ним на столе, и с удивлением посмотрел на кандидата. Взял в руки резюме и с минуту разглядывал, словно пытаясь отыскать в нем хоть одну причину не послать меня куда подальше. И, кажется, нашел. «Так твоя фамилия Пузырев?» – поинтересовался редактор. Я кивнул в ответ. «А что, будет прикольно – Пузырев, который пишет про бухло! – радостно воскликнул Кирьян и рассмеялся собственной шутке. – Давай так: два месяца испытательный срок, а дальше посмотрим по результатам».

Слегка ошарашенный, я вышел на злой московский мороз, еще не понимая, что моя жизнь изменилась навсегда.

Когда ты работаешь в российском деловом СМИ и твоя задача – писать про рынок алкоголя, больше половины текстов неминуемо будут посвящены водке. В пиве мало драйва и событий: рынок поделен между крупными транснациональными корпорациями, которые дают не слишком много поводов для интересных тем. В вине тем гораздо больше, особенно сейчас, когда усилиями близких к Кремлю чиновников и бизнесменов русское виноделие внезапно начало вставать с колен такими рывками, что кажется, еще вот-вот – и Россия окажется в числе мировых винных держав. Однако в реальности мы еще на долгие годы обречены быть далекой и экзотической винной провинцией большого мира, а деньги, которые крутятся в этом бизнесе, не сравнимы с миллиардами, которые зарабатывают на главном алкогольном продукте страны. На водке.

Водка – особенный для России товар. И дело даже не в деньгах. Есть много отраслей, где прибыль не меньше, а зачастую и больше. Водка – это часть культурного кода России, такая же как березки в чистом поле, купола деревенских церквушек, улыбка Гагарина, строки Пушкина.

Я много раз проделывал нехитрый опыт: просил иностранцев назвать три слова, с которыми у них ассоциируется Россия. Это были самые разные люди из самых разных стран. И почти всегда одним из этих трех слов была «водка». Не нефть и газ, не руда и металлы, не православие, балет и сборная по хоккею. Именно водка для всего мира является олицетворением России. Это не хорошо и не плохо. Это данность, которую следует принять и просто жить с ней.

Каждый раз, когда я еду за границу, я думаю о том, что быть русским очень удобно. Я никогда не мучаюсь вопросом, какой подарок привезти из России, – просто беру водку. Даже если знаю, что те, кому этот подарок предназначен, не пьют ничего крепче кофе. Это совершенно неважно, ведь я везу им не просто опьяняющий напиток с крепостью 40 %. Я везу им частичку России, ее мистическую сущность, упакованную в стеклянную бутылку. И иностранцы всегда искренне рады такому подарку.

Сам я водку пью довольно редко. Не потому что не нравится. Просто в отличие от всех прочих алкогольных напитков водка в моем понимании требует особой атмосферы, обстоятельств и выполнения ряда обязательных ритуалов. И русские водочные ритуалы – это средоточие смыслов, в отличие от пошлого «лизни-глотни-кусни», придуманного маркетологами для продвижения текилы на глобальных рынках. «За тех, кто в море!» – непременный тост в моем родном Мурманске, после которого шумный секунду назад стол затихает и все опрокидывают стопку не чокаясь. До дна, как рекомендовала в своем хите группа «Машина времени». Все знают, что этот тост – не просто за рыбаков и моряков. Это тост и за тех, кто уже никогда не вернется. Потому что море – это стихия смерти, и этот тост – за мертвых.

В первый год работы «алкогольным корреспондентом» газеты «РБК Daily» я часто ловил себя на мысли, что представители водочного бизнеса, с которыми мне приходилось общаться, постоянно что-то недоговаривают, а чиновники из госструктур, призванные контролировать бизнес, ведут себя странно и принимают решения, в которых не видно логики. Я злился. Мне казалось, что, возможно, я плохой журналист и не могу понять какие-то простые и очевидные вещи. И лишь со временем, погрузившись в этот мир, я понял, что всем им просто есть что скрывать!

Производство и продажа водки в России были и до сих пор остаются одной из наиболее криминальных отраслей бизнеса. Причины очевидны. Водка – товар, потребители которого исчисляются десятками миллионов человек. При этом себестоимость самой жидкости – копеечная, а значительная часть цены формируется за счет высоких налогов. Если каким-то образом не заплатить эти налоги полностью или хотя бы частично, прибыль производителя становится колоссальной, а высокие обороты обеспечивают непрерывный поток кэша, живых денег.

Огромные деньги и технологическая простота самого процесса делали водочный бизнес привлекательным для бандитов всех мастей – от братков-отморозков, промышлявших рэкетом у торговых палаток и на вещевых рынках, до криминальных авторитетов, сумевших легализоваться и зачастую слиться с властными структурами. Многим героям этой книги было суждено оказаться в этом бизнесе тогда, когда степень его криминальности приближалась к ста процентам. И некоторые стали жертвами этой большой водочной войны.

В процессе сбора материала для книги я столкнулся с тем, что многие собеседники просили меня не афишировать их имена, даже если их рассказы касались событий 25–30-летней давности. «Не хотелось бы ассоциироваться с тем, что тогда происходило», – объяснил свою просьбу остаться инкогнито один респектабельный чиновник, в официальной биографии которого его алкогольный бизнес 1990-х скрыт за расплывчатой формулировкой «работа в ряде коммерческих фирм». Тем не менее я благодарен всем, кто согласился поговорить со мной и рассказать истории, которые вы прочитаете дальше. Но я прекрасно понимаю и тех, кто говорить отказался. Понимаю и не осуждаю.

Я надеюсь, эта книга будет интересна читателям далеко за пределами профессионального круга. Мне кажется, что эта история – не про водку. Это история про Россию. Это история самой России, на которую мы посмотрим сквозь призму мутного дна водочного стакана, чтобы лучше понять то, что случилось со страной за последние 30 лет.

Глава 1: «Кремлевская»
в которой смешиваются спирт, спорт, кровь и героин

Охотник за бананами

В воскресенье, 13 января 2019 года, вертолет Bell 429 GlobalRanger, принадлежавший филиппинской полиции, совершил посадку на импровизированном аэродроме у деревушки Оринг, затерявшейся в джунглях юго-западной части острова Минданао. Лопасти «Глобал Рейнджера» еще продолжали лениво рубить плотный влажный воздух, а из красного салона машины на летное поле, выкошенное при помощи боло – местных огромных ножей, похожих на мачете, – спрыгнули четверо пассажиров. Трое из них были филиппинцами. Группу возглавлял 65-летний, приземистый, как и большинство местных жителей, крайне энергичный мужчина в черной бейсболке по имени Манни Пиньоль.

Большинство встречавших неплохо знали Пиньоля: он много лет был губернатором соседней провинции Котабато. Впрочем, едва ли это было гарантией безопасности. Скорее наоборот. «Появись я здесь десять лет назад, то меня наверняка застрелили, повесили или изрубили бы в мелкий фарш», – написал Пиньоль на следующий день на своей страничке в фейсбуке. Но сейчас риск попасть в такую переделку был сведен к нулю. Пиньоль прилетел сюда с хорошими новостями.

Встречавшие делегацию Пиньоля мужчины выглядели весьма грозно. Многие из них были в военном камуфляже с внушительными автоматами наперевес. Они представляли Исламский освободительный фронт моро (ИОФМ), самую крупную и самую непримиримую группировку местных мусульман. Почти полвека их вооруженная борьба за автономию провинции Бангсаморо то затихала, то вновь разгоралась. Лишь в 2014 году был наконец подписан мирный договор: повстанцы согласились сложить оружие в обмен на вывод с их территорий правительственных военных баз. С этого момента в Бангсаморо воцарился непрочный мир, укрепить который и должна была миссия Пиньоля.

Козырем Манни Пиньоля был четвертый пассажир вертолета. Крепко сложенный мужчина заметно выделялся из общей группы. Неопределенного возраста, в джинсах и черной футболке, обтягивающей рельефные мышцы. Явно не местный: черты лица выдавали в нем скорее уроженца Южной Европы. И это было недалеко от истины. Пиньоль представил его собравшимся как Роберта Гаспара, русского бизнесмена с французским паспортом. Гаспар, по его словам, представлял группу российских инвесторов, которые готовы вложить невероятные для этих мест восемь миллиардов филиппинских песо (более 150 миллионов долларов) в строительство на землях здешних сепаратистов крупнейшей в мире банановой плантации площадью в семь тысяч гектаров. Этот проект позволил бы дать постоянную работу десяти тысячам бывших исламских боевиков. Со сбытом проблем не возникнет, уверял Гаспар. Новый президент Филиппин Родриго Дутерте занял жесткую антиамериканскую позицию и на этой почве крепко сдружился с российским президентом Владимиром Путиным. Путин же заинтересован в использовании филиппинских портов российским военным флотом и взамен обещал содействие в сбыте филиппинских товаров на большом российском рынке. «Филиппинским бананам в России дан зеленый свет на самом высоком уровне, скоро вы станете обеспеченными людьми», – описывал Гаспар радужные перспективы.

Но выгодной для всех сторон сделке не суждено было случиться, и, каюсь, в этом есть и моя вина. Помню, был скучный, бедный на новости зимний вечер. Я сидел в редакции Open Media, где тогда работал, и от нечего делать изучал новостные ленты медиа стран третьего мира. Маленькая новостная заметка на филиппинском сайте о некоем инвестиционном проекте, связанном с бананами, не обещала ничего сенсационного. Однако глаз зацепился за фамилию инвестора – Гаспара, которого автор называл русским бизнесменом. Мне стало любопытно: каким же бизнесом занимался человек, которого судьба забросила в филиппинское захолустье и который готов вложить целое состояние в бананы на земле воинственных исламских сепаратистов?

Я открыл Google, вбил в строку поиска «Robert Gaspar russian businessman» и нажал на поиск. И тут для меня открылся настоящий портал в параллельные миры. Правда, не нашлось ни одного текста, который был бы посвящен непосредственно Гаспару. Он всегда был второстепенным персонажем, но успел поучаствовать в таком количестве захватывающих историй, что без лишней скромности скажу: получившаяся у меня в итоге заметка могла бы лечь в основу крутого голливудского боевика. Имя Гаспара фигурировало в делах, связанных с грабежами, торговлей наркотиками, отмыванием денег и коррупцией, а его самого называли членом мафии.

Спустя несколько дней после публикации правительство Филиппин неохотно объявило о расторжении сделки, а Роберт Гаспар в очередной раз в своей жизни исчез с новостных радаров. Где он находится сейчас – неизвестно. А жаль. Ведь именно он, Роберт Гаспар, – один из немногих оставшихся в живых участников событий, о которых пойдет речь в этой главе. Он мог бы добавить к моему рассказу очень много любопытных подробностей, но и без этого история водки «Кремлевская» – настоящий триллер. Триллер на фоне распада Советского Союза и рождения новой России. С предысторией, больше похожей на справочник по авторитетам «русской мафии», и с некрологом вместо послесловия.

Банды Нью-Йорка

Первая бутылка «Кремлевской» появилась на свет предположительно в 1990 году. То ли в Бельгии, то ли в Германии – сейчас уже сложно сказать точно. К Кремлю она не имела никакого отношения. Ничего примечательного: одна из мало кому известных европейских водок, эксплуатировавших русскую тему в названии и оформлении. До ее звездного часа, когда Kremlyovskaya станет одной из самых продаваемых водок в мире, оставалось еще четыре года. Однако история ее взлета началась за несколько лет до этого на другом берегу Атлантики – в Нью-Йорке.

В январе 1987 года на стол главы департамента полиции Нью-Йорка Бенджамина Уорда легло пухлое досье, озаглавленное «Джезри Бэнк». На фотографии – не лишенный привлекательности молодой человек лет тридцати с густыми вьющимися черными волосами. Похож на киношного итальянского гангстера. Впрочем, почему похож? Судя по собранной полицией информации, господин Бэнк и был самым настоящим гангстером. И даже наполовину итальянцем.

Из досье следовало, что человек с документами на имя Джезри Бэнк, 1956 года рождения, впервые попал в поле зрения правоохранительных органов еще в 1982 году: полиция Мюнхена выписала ордер на его арест, подозревая в ограблении ювелирного магазина. Судя по немецким документам, настоящее имя грабителя – Мариан Козина, он уроженец польского Катовице. Еще на родине Козина поменял документы, превратившись в Рикардо Фанчини: второе имя, данное Мариану при рождении, было Ричард, а отцом молодого бандита (которого тот, правда, никогда не видел), по семейной легенде, был итальянец по фамилии Фанчини. В конце 1970-х Козина (он же Фанчини) переезжает на ПМЖ в Германию, где занимается грабежами и рэкетом соотечественников – пока ему на хвост не садится мюнхенская полиция. Спасаясь от тюрьмы, он снова меняет имя – на Бэнка – и перебирается в Нью-Йорк, на Брайтон-Бич. Там, в «маленькой Одессе», он примыкает к «русской мафии».

Банды выходцев из СССР начали формироваться в этом районе Нью-Йорка в конце 1970-х. Они наладили связи с итальянскими мафиози и занимались с ними в основном контрабандой бензина. Но проворачивали и собственные аферы.

Одним из основных интересов русской мафии Нью-Йорка был ювелирный бизнес. Бандиты брали дань с ювелирных магазинов за «крышу» и держали собственные точки. И в 1985 году, как следует из полицейского досье, банда с Брайтон-Бич обчистила на Манхэттене крупную ювелирную компанию Jardinay – на 54 миллиона долларов. В офисы и мастерские компании были внедрены «свои люди», которые воровали золото и бриллианты. Для сбыта краденного мафиози открывали магазины-однодневки в Нью-Йорке и Лос-Анджелесе.

Одним из владельцев таких точек был 25-летний уроженец Одессы Яков Тилипман – еще один важный герой этой истории. В первый раз Тилипман появляется в полицейской хронике тоже в 1982 году: 22-летний выпускник колледжа в Нью-Джерси украл спортивный костюм и провел год в тюрьме. Выйдя из заключения, он знакомится с Козиной, известным на Брайтон-Бич под кличками «поляк» и «цыган».

Распродав все золотишко из Jardinay, русская мафия Нью-Йорка стала осваивать новую тему, весьма экзотичную для 1987 года, но крайне актуальную сейчас, – мошенничество при помощи кредитных карт. В те времена авторизация карт при покупке осуществлялась при помощи звонка в банк: продавец магазина диктовал данные владельца карты, а банк подтверждал, что такой клиент есть и на его счету имеются деньги. Для аферы требовалось две вещи: база данных клиентов банка (ее бандиты раздобыли, подкупив сотрудников банка Merrill Lynch) и поддельные карты (с этим проблем не возникло). Дальше Козине, Тилипману и их подельникам оставалось лишь опустошать ювелирные и меховые магазины: владельцы кредиток не подозревали, что с их счетов списываются деньги, и обнаруживали пропажу лишь много позже.

Масштаб этих операций был не особенно велик. По данным полиции, бандиты сумели по фальшивым кредиткам скупить товаров всего на 750 тысяч долларов. Однако эта афера встревожила крупные американские банки. Они надавили на полицию, и та начала масштабное расследование. Тогда-то на столе руководителя департамента полиции Нью-Йорка и появилось досье на «Джезри Бэнка». Впрочем, у польско-итальянского мафиози Мариана Козины был отменный нюх на опасность – к тому моменту он уже был в Европе и вновь превратился в гражданина Германии Рикардо Фанчини (благо ордер на его арест в Германии был тогда уже недействительным). Осесть он решил в бельгийском Антверпене, ставшем к тому времени одним из центров восточноевропейской мафии.

Антверпен с его портом и крупнейшей в Европе биржей африканских алмазов был популярен среди бандитов разных национальностей. Из западной Африки, из Сьерра-Леоне, сюда приходили алмазы с приисков, которые контролировали хорошо знакомые Фанчини боссы русской мафии с Брайтон-Бич. Из Колумбии шел кокаин от дружественных наркокартелей, из Юго-Восточной Азии – Таиланда и Малайзии – завозили тонны чистейшего героина. Большая часть нелегального товара затем отправлялась на крупнейший рынок сбыта – в США, где розницей заведовали старые партнеры русской мафии из итальянских кланов. В общем, беглецу из Штатов было чем заняться.

Вслед за Фанчини в Антверпен вскоре перебрались и Тилипман, и еще один важный для нашей истории персонаж. На Брайтон-Бич 28-летнего Рубена Гаспаряна, уроженца Одессы, все знали как Робика. Весной 1989 года Робик угодил в пренеприятную передрягу. Пошел со знакомым на плевое, казалось, дело – вытрясти деньги из ювелира Безнера с 47-й улицы на Манхэттене. Безнер платить отказался, вспыхнула ссора, ювелира убили. Убил не Робик, а его знакомый, но вот неприятность – пистолет полиция нашла в квартире Гаспаряна. Ему светило пожизненное, но легендарный адвокат русской мафии Барри Слотник, защищавший многих авторитетных людей с Брайтон-Бич, помог ему выйти сухим из воды. Он убедил суд, что Гаспарян не соучастник, а свидетель. Оставшись на свободе (а его знакомому, к слову, дали 17 лет), Робик расстается и с Нью-Йорком, и с американским паспортом, и со своим именем. А вместо него в Антверпене объявляется некто Роберт Гаспар, гражданин Франции и будущая правая рука главы международной мафии Рикардо Фанчини. Тот самый Гаспар, который через тридцать лет прилетит в филиппинские джунгли ради крупнейших в мире плантаций бананов.