"На небе только и разговоров, что о море и о закате."
(с) Кто-то очень знакомый
I
Вы не найдете на море двух одинаковых волн, вы не встретите в жизни двух одинаковых судеб. Мы бежим один за другим, словно волны, и всегда разбиваемся о берег. Всегда.
…
Я проснулся. Голова раскалывалась. Рассветные лучи ворвались в каюту и нещадно жгли глаза даже сквозь веки. Отлепив сухой язык от неба, я поворочал им во рту, проверяя целостность зубов. Зубы были на месте, но мерзкая горечь вызывала желание сблевануть. Я с силой сжал голову руками и присел на койку. В этот момент в нору1 просунулась такая же небритая и распухшая голова деда2.
– Джангар, гемтә!(преступник) Встал наконец-то! Харе харю давить, умойся и пулей в яму3, десять минут тебе! Шулуhар!(быстрее)
– Дед, осади! Видишь – болею? Дай хоть полчаса?!
– Вставать раньше надо было! – голова исчезла, лязгнув дверью.
– Ну вот шуметь-то зачем?!
Так плохо я себя не чувствовал, пожалуй со времен начала службы на флоте. Я тогда только познакомился с морской болезнью, и каждый день блевал раз по пять. Таких называли «рыгальщики». Это была самая первая стадия, которую проходит большинство зеленой матросни. Опытные моряки тоже страдают морской болезнью, но по-другому. Не могу сказать, что я почувствовал себя снова молодым, скорее наоборот, раньше такие попойки давались мне куда легче.
Я сполз с лежака и, пошатываясь больше обычного, доковылял до умывальника. Несколько раз умылся, плеснул себе на загривок и прополоскал рот. Очень хотелось пить, и еще я надеялся найти таблетку аспирина. Вода из кулера набиралась в кружку издевательски медленно. Утолив жажду, я стал потрошить аптечку, аптечка подвела. От мысли, что теперь придется мучиться полдня, отчаяние подкатило к горлу горьким комом. У дока точно есть таблетки, но к нему было нельзя. Сдаст кэпу, зугъу (подхалим), как пить дать – сдаст. Вернувшись к умывальнику, я принялся чистить зубы. Ментол зубной пасты сильно щипался и прилипчивой химозой осел где-то глубоко в горле. Я сделал еще несколько глотков из кулера и спешно стал натягивать робу и сапоги.
Как и было поручено, через десять минут я был уже в машинном отделении. Хмурые лица вчерашних собутыльников неприветливо, но с пониманием кивали. Стармех Галсан взглянул на часы, тоже одобрительно кивнул и прокричал:
– Джангар, надо чтобы ты все проверил, сегодня маневр планируется. Возможно, будем траулер за ноздрю брать4, может быть тяжелый.
– «Альпинист»?
– Нет, «Орленок»5.
Какая-то непонятная новая тревога охватила меня, и дело было не в похмелье. Мне, как автоматчику6, все равно, трясутся руки чуть больше или чуть меньше, я не ювелир и не доктор, но, после последнего рейда, я всерьез задумался, как долго еще планирую продолжать. Хотя объявлено и не было, я надеялся, что на днях мы возьмем передышку, и я смогу посушиться в Астрахани и все обдумать. А теперь снова предстояла делюга, да еще и форс-мажорная какая-то.
Хотелось пошептаться с дедом, выяснить: что почем. Чтобы не вызывать подозрений у ребят я пристально посмотрел на деда, демонстративно похлопал себя по карманам и крикнул:
– Черт, сиги забыл, метнусь вверх?
Дед понял намек, но не проследовал за мной, пристально глядя через узкие даже для азиата щели глаз, достал пачку своих и передал мне.
– Потом отдашь!
Тревога усилилась кратно.
С Галсаном мы были знакомы давно. Это он привел меня на «Фемиду». Я только разменял третий десяток и сидел в компании таких же просоленных на государственной службе моряков. Галсан, тогда еще не стармех, а такой же автоматчик, появился очень вовремя. Я уже успел чего-то повидать, чему-то научиться и в чем-то разочароваться. Госслужба она везде госслужба: денег нет, коррупция, бюрократия. Но мне было всего двадцать два, и я все еще болел морем. Галсану не пришлось меня долго убалтывать. Он просто поделился условиями и озвучил предложение. Мы до этого не были знакомы, и я не раз спрашивал, почему он предложил именно мне. Внятного ответа я так ни разу и не услышал, он, то нелепо отшучивался, то просто молчал. Может быть, ему что-то про меня рассказывали, а может просто понравился, когда курили вместе. Я немного пьяный выслушал его, помолчал, посмотрел на его круглое блестящее и раскрасневшееся от духоты лицо, заметил, как он с усилием раскрывает свои запрятанные под двойными веками глаза и согласился прийти на базар со старшим. Дали несколько дней все взвесить, и я все взвесил.
Пиратские будни потекли лучше, чем я ожидал. Среди ребят отмороженных не было, разве что из боевого отделения, но и то – по слухам. Держались они отдельно, в общих попойках участвовали редко, и особо лишнего себе не позволяли. У их комода7 с дисциплиной все строго. Попробуй пятнадцать, а то и двадцать боевиков в узде держать, тут и яйца стальные и опыт и рука на кобуре, мужики знали, что у Улана все это есть.
