Не так чтобы далеко, но и не так чтобы близко, в одном государстве жил вдовый царь по имени Еремей с сыном единственным Ильёй-царевичем. Слуг во дворце столько было, что не сочтёшь, собьёшься, а ещё – шутов несколько. Среди них Оська-шут, царский любимец. Умён, хитёр, на язык остёр. Наденет Оська шапку с ослиными ушами и бубенцами серебряными, кувыркается, песни поёт, царя смешит.
И вдруг Еремей стал невесел, не улыбнётся, глаз не подымет.
– Что за невзгода с тобой приключилась, царь-батюшка? – спрашивает Оська.
– Состарился я, – отвечает Еремей, – то рука ноет, то нога ломит. Смертушка не за горами, а я царевича женить не успел.
– Да ты только слово молви, и заморские короли гонцов в сапогах-скороходах пришлют, уж завтра портреты принцесс-невест принесут – выбирай не хочу.
– Верно говоришь!
И двух раз не успело солнце подняться и спрятаться за холмами, как гонцы в сапогах-скороходах доставили портреты заморских принцесс на выданье. Царь посмотрел: хороши принцессы, одна другой краше.
– Ну-ка, Оська, кликни мне царевича. Куда он запропастился?
Шут поклонился и убежал, только бубенцы на шапке зазвенели. Искал он царевича в опочивальне, у конюшен и во дворе, а нашёл на кухне. Там старая нянюшка блины пекла и царевичу на тарелку подкладывала.
– Кушай, кушай, соколик, ты моё ясное солнышко. Разве кто лучше нянюшки испечёт блинчики? А у меня они со сметанкой, с икрой, с клюквой!
Оська-шут шапку с головы сорвал.
– Илья Еремеевич! Не царское это дело на кухне околачиваться! Батюшка ругаться будет. Иди скорее, зовёт он.
Оська по дороге всё ворчал, что царевичи должны на конях скакать, на сабельках биться да указы писать всякие, а не на кухне сидеть, как простое мужичьё.
– А мне нравится! – отвечает Илья-царевич. – Нянюшка лучше всех блины печёт, и меня научила.
Оська даже руками замахал:
– Ох, не царское это дело! Не дай бог, батюшка узнает!
Пришёл к отцу Илья-царевич, до земли поклонился. Посмотрел царь, слезу отёр: хорош царевич! Высок, строен, румян, волосы кольцо в кольцо.
– Вот и вырос ты, Илюшка, как верста коломенская. Женить тебя надобно.
– А не рановато, батюшка?
– В самый аккурат. И невесты для тебя сыскались. Ну-ка, Оська, шут мой любезный, покажи портреты, которые нынче с гонцами прислали… Вот, гляди-ка, принцесса Марта, дочь короля Густава. Принцесса Виль-гель-ми-на… Августина, племянница короля прусского. Выбирай!
Илья-царевич глаза вытаращил на портреты.
– Что ты, батюшка! Мне сперва надо каши накушаться да чаю напиться, чтобы выговорить эти имена заморские! Уж лучше на боярской или купеческой дочке женюсь.
Царь нахмурился, бровями зашевелил.
– Языки знаешь, а имена не выговоришь? О государстве думай в первую голову. Выбирай: или Марта, или Августина, или Вильге… третья, одним словом.
Илья посмотрел на Августину – низковата. Посмотрел на Вильгельмину – старовата. А у Марты личико белое, кудёрушки золотые, платье шёлковое в оборках. И ткнул пальцем:
– Эту.
– Изволь! Собирайся, сын мой, в дорогу. Возьми с собой кошелёк с золотом, ожерелье с драгоценными каменьями невесте в подарок, а ещё моего любимого Оську-шута.
– Да ты что, батюшка! Негоже мне с шутом ехать свататься, – испугался Илья-царевич.
– А ты не кривись! Оська не простой мужик, а знатного роду. И умён, и хитёр, и смекалист.
Посмотрел исподлобья Илья:
– Да я и сам, батюшка, не промах.
– Ничего, вдвоем сподручнее.
Недолго в дорогу собирались. Заложили карету, Оська-шут шапку с ослиными ушами на мурмолку1 поменял и сел на козлы, а Илья-царевич – на подушки бархатные.
Неделю едут, другую. Оська песню унылую затянул, и царевича думы тяжёлые одолели. Развернул холст с Мартиным портретом, вздохнул.
– Хороша принцесса, но не по-людски как-то жениться незнамо на ком… Оська!
– Ась?
– Вот почему батюшка женился на матушке, а я должен на какой-то чужой Марте?
– Это как посмотреть… – отозвался Оська-шут, – вот у меня была собака, и купил я для неё пса. А они друг на дружку волками смотрят, шерсть дыбом. А потом гляжу, хвостами завиляли. Так подружились, что водой не разольёшь.
