Все время между нами

Моему мужу, свету в мои темные ночи

© ООО «Издательство АСТ», 2024

1. Дезмонд

Боль причиняет больше вреда, когда царит молчание.

В первую неделю в доме Спекторов я еще не понимал, с кем имею дело. Не дошло до меня и во вторую, когда Джеремия засунул руку под одеяло и дотронулся до меня.

В тот раз я притворился, что сплю.

Он всего лишь проявлял ласку, и каким бы неправильным мне ни казалось его поведение, я оставил все как есть и избегал разговоров об этом с социальным работником, который следил за приемными семьями.

А затем все очень быстро встало на свои места.

Джеремия заваливается в нашу с Брейденом спальню. Сегодня от него несет алкоголем больше обычного, и я тут же ощущаю его присутствие.

– Еще не спишь, Дезмонд? Знаю, меня ждешь, малыш.

Он сдергивает с меня одеяло, и я изо всех сил пытаюсь замереть. Не просто контролировать свое дыхание, и в итоге я задерживаю его, пока мои легкие не начинают гореть, отчего я испытываю облегчение. В то же самое время я молюсь. Молюсь, чтобы он ушел отсюда и оставил меня в покое.

Я слышу шаги – его шаги по ковролину, мягкому и чистому, который с маниакальным упорством постоянно драит до блеска его жена, и я прекрасно знаю, к кому он сейчас идет.

Джеремия приближается к кровати Брейдена. Ему известно, что я остановлю его и соглашусь на любые извращенные фантазии, лишь бы он оставил Брэда в покое.

Вскочив с постели, я тяжело дышу и сжимаю кулаки и глаза, убирая подальше бушующие во мне эмоции.

Я не хочу хныкать.

Он не дождется моих слез.

Первый раз я подумал, что они смогут его остановить, но чем сильнее я ревел, тем больше удовольствие доставлял этому монстру, и с того момента я не пролил ни слезинки.

– Хороший мальчик! – слышу я его шепот.

Как же все неправильно здесь, внутри этой комнаты.

Ее синие стены разрисованы белыми облаками, а свет прикроватной лампы проецирует на потолок множество малюсеньких звездочек.

Наша комната в полном порядке, но передо мной стоит монстр, который кивком головы приказывает мне следовать за ним в ночной кошмар. Джеремия пожирает меня. Он уже делал это.

Каждый четверг.

Я стал бояться этого дня больше остальных дней недели.

Каждый четверг я лишаюсь частицы себя в надежде, что все закончится как можно скорее. Пока я молю несуществующего Бога, чтобы монстр урвал еще одну часть – может быть, последнюю – моей человеческой натуры, и от меня ничего не осталось.

Лишь бы он причинил меньшее зло.

Лишь бы его лицо прекратило преследовать меня даже во сне.

Первым по лестнице спускается он. Я иду следом и не свожу глаз со своих босых ног, которые еле-еле тащатся по деревянным ступенькам, будто чужие, и на долю секунды я воображаю, что так оно и есть.

Этот мальчик – не я. Нет больше Дезмонда, потому что он умер. Монстр разорвал его на кусочки.

Джеремия дергает за веревку, и в гараже включается свет. Тусклое свечение исходит от одной-единственной лампочки, свисающей с потолка. Красный пикап Джеремии уже припаркован внутри, и воздух еще пахнет выхлопными газами. Я протягиваю руку к машинному капоту: он горячий. Должно быть, монстр вернулся совсем недавно.

– Клади руки сверху и не шуми, – приказывает он. – Будет быстро, я устал и уже хочу спать.

Я воздаю хвалу Господу, в которого не верю. На этот раз больно будет недолго. Но тут же меня охватывает слепая беспомощная ярость: я хочу убить этого мужчину, который насилует меня уже целый месяц и десять ужасных дней.

С сегодняшним их будет уже одиннадцать.

Месяц и одиннадцать дней, а он все еще не может насытиться мной.

Я слышу каждый звук, пока выполняю все, что он мне приказал. Джеремия снимает ремень и кидает его на пол. От глухого шлепка и удара пряжки о землю я вздрагиваю. Рядом с пикапом стоит рабочий стол Джеремии, где лежат гаечные ключи и самые разные отвертки.

Как обычно, я начинаю пересчитывать их. Один, два, три…

От звука расстегивающейся ширинки я крепко зажмуриваюсь. Затем открываю глаза и вижу его: из-под лежащей на столе газеты выглядывает рукоять ножа. Я легонько наклоняюсь, надеясь, что Джеремия этого не заметит.

Да пусть он даже убьет меня!

Я уже мертв.

Я хватаю нож и, обернувшись к Джеремии, бью его им. Спектор издает жуткий крик, рукой он дотрагивается до своего лица, а затем, не веря своим глазам, отводит ее в сторону. Из его щеки хлещет кровь, которая забрызгивает его клетчатую рубаху и пачкает пол. Я резанул глубоко, но недостаточно.

Я и правда могу убить человека? Возможно, я и правда могу убить монстра.

Джеремия опускается на колено и, всхлипывая, начинает просить у меня прощения. Он припадает к моим ступням. Его кровь брызгает и на них, и я чувствую себя потерянным.

Я смотрю на свои руки, и мгновение мне кажется, что теперь мы равны, но это не так.

Джеремия Спектор схватил мою жизнь и все человеческое, что во мне оставалось.

А в обмен не дал ничего.

И никогда не сможет это дать.

Его плач пугает меня больше, чем крик, раздавшийся до этого. Я понимаю, что имею дело с психом, и мои руки начинают дрожать. Внутри все леденеет, и видя, как он ревет, я понимаю, что он одновременно ненавидит и меня, и себя самого, потому что каждый день я напоминаю ему своим видом, какой он бесчеловечный монстр.

Я чувствую огромную усталость, будто из моего тела мигом была высосана вся энергия. Я бросаю нож и совершаю самую большую ошибку в своей жизни: я оставляю Джеремию в живых.

Когда мы взрослеем, то часто вспоминаем о детстве с ностальгией и нежностью. Иногда даже хочется вернуться в те дни, чтобы пережить их заново. У меня все наоборот: я хотел бы позабыть обо всем и больше никогда не вспоминать о своем прошлом, даже во снах.

Но как это часто бывает с тем, кто отчаянно пытается выкарабкаться из выкопанной для него ямы, прошлое разыскивает тебя, особенно если оно пропитано кровью и ужасом, как мое. И имеет облик бородатого мужика с огромными, грязными от земли руками, которые воняют бензином и свежескошенной травой.

Джеремия Спектор.

Сегодня, как и тогда, меня затошнило и вывернуло наизнанку. Я блевал, пока в комнате сидела вся в слезах всполошенная Вайолет.

– Дезмонд, он одержим тобой. Он никогда не оставит тебя в покое.

От ее слов в моем сознании появляется черная дыра.

Я прислоняюсь спиной к холодному кафелю ванной комнаты и пытаюсь совладать со своим дыханием. Этот ублюдок словно отбирает его у меня мало-помалу.

Мне хочется позвонить Анаис, которая не может и вообразить, что произошло в этой комнате всего-то спустя пару минут после ее ухода. Сиреной воет во мне потребность ухватиться за нее, потому что земля уходит из-под ног, но я знаю, что должен разобраться с этим делом в одиночку. Моя Нектаринка не имеет никакого отношения ко всей этой мерзости, и я не хочу, чтобы мое прошлое замарало ее.

Когда комната перестает ходить ходуном перед моими глазами, я пытаюсь подняться на ноги.

Затем я выхожу из ванной, прижимая сырое полотенце ко рту. Вайолет сидит, опустив взгляд. Она теребит свои руки, но не осмеливается произнести ни слова.

Не знаю, что я чувствую к ней. Мне следовало бы испытывать жалость к девочке, над которой когда-то надругались, и к юной девушке, над которой тот грязный ублюдок, возможно, издевается до сих пор, однако в моей голове сейчас вертится лишь одна мысль – Вайолет лгала мне. Наши странные телефонные разговоры, когда я был в Лас-Вегасе, а она уехала домой, теперь обретают смысл. Меня не отпускает подозрение, что Спектор имеет к ним какое-то отношение.

– Тебе нужно уйти, – говорю ей, пытаясь унять дрожь в голосе.

У меня к ней тысяча вопросов, но прямо сейчас я хочу остаться один и просто отдышаться. Однако, как только я вижу, как она согласно кивает, вытирая нос, до меня мгновенно доходит, что я даже на миг не задумался, представляет ли Джеремия опасность и для нее или нет, и в одно мгновение все мои возможные вопросы снова обрушиваются на меня со всей силой.

Я подхожу к Вайолет и изможденно грохаюсь рядом с ней.

– Ладно! – Я с силой протираю свои глаза. В голове пульсирует боль, и я с трудом подавляю новый рвотный позыв. – Я хочу знать правду, – приказным тоном обращаюсь к Вайолет, глядя на нее холодным взглядом. – Всю правду, Вайолет. Иначе уходи из моей жизни и больше никогда в ней не появляйся.

При этих словах она вздрагивает – думаю, больше из-за моего мрачного тона, – а потом обхватывает подвеску, которую носит на шее, отчего еще один флешбэк взрывается в моей памяти.

– Мама, прошу тебя! – кричит девочка, которую через весь двор тащит седая женщина. – Мама, поезжай со мной! – умоляет девчушка, упираясь ногами в землю.

Она примерно моего возраста, и пожилая женщина грубо дергает ее за собой. В этот момент что-то сверкающее выпадает из рук девочки.

– Моя подвеска, – кричит и брыкается девочка. – Бабушка, прошу тебя. Дай я ее подниму.

Бабушка… Так это ее бабушка.

– Перестань, Джорджиана! – Женщина пытается волочь девочку к припаркованной во дворе легковушке, которая явно знавала лучшие времена, но девчонка по-прежнему вовсю упирается.

– Нет! – кричит она.

Один из двух ее хвостиков на голове уже растрепался. На ней детские шортики, и на ее коленках слегка кровоточат ссадины, полученные из-за ее сопротивления.

Бабушка удерживает ее за майку, но в конце концов разрешает девочке наклониться за упавшим кулоном:

– Скорее! Нам уже пора уезжать.

Лицо девочки залито слезами, она поднимает глаза на свою мать и еле слышно бормочет ей:

– Поехали со мной.

Но та непоколебимо стоит на крыльце и молча плачет. Затем мать девочки оборачивается к нам:

– Идите отсюда! – огрызается она сквозь всхлипы.

Я смущенно гляжу на Брэда, который лишь пожимает плечами.

Куда мы попали? А ведь эта семья была признана подходящей для усыновления детей. Социальная работница только что привезла нас сюда и уже уехала прочь, на прощанье лишь отстраненным голосом рекомендовав нам вести себя хорошо.

Легковушка отлипает с места, и девочка утыкается в машинное стекло, чтобы в последний раз взглянуть на мать. Ее глаза блестят от слез, и даже со своего места я могу различить, какого они цвета. Зеленые и прекрасные, пусть и наполненные страданием.

Я возвращаюсь из прошлого и, осознав все заново, гляжу на девушку, которая находится сейчас передо мной.

– Джорджиана, – выдавливаю я.

Вайолет изумленно глядит на меня и начинает всхлипывать:

– Значит, ты помнишь…

И тут же замолкает. Никто из нас двоих больше не добавляет ни слова.

И мы позволяем себе угаснуть, потому что боль причиняет больше вреда, когда царит молчание.

– Лишь маленький эпизод той нашей первой встречи, – наконец, когда молчание становится уже невмоготу, я нарушаю его. – Я ни за что бы никогда не догадался, что ты и есть та девочка, но ты…

Я не договариваю, позволяя Вайолет самой ответить на напрашивающийся вопрос.

– Я не хотела причинять тебе вреда, Дез.

– Ты знала, кто я?

Вайолет тяжело вздыхает и опускает плечи.

– Да, – отвечает она, – но все не так, как ты думаешь.

У меня вырывается горькая усмешка.

– А как, «Ви»? Объясни мне это, – я почти срываюсь на крик.

– Все… сложно, – бормочет она, испугавшись моей реакции. – Не знаю, готова ли я поговорить об этом.

Сжимаю кулаки, прижимая их к своим бедрам.

– Ты… – рычу я. – Готова ли ты поговорить об этом?

Вайолет отчаянно трясет головой:

– Нет… я… Все сложно.

Она вдруг почесывает внутренний сгиб локтя, и в этот момент я замечаю след от укола, вокруг которого разливается синяк. Все понятно без лишних слов.

Я хватаю ее за руку, и Вайолет, теряя равновесие, подается вперед.

– Что это за хрень?

Вайолет отдергивает руку и опускает рукава кофточки.

– Ничего, – коротко отвечает она.

– Черт! – выругиваюсь я и вскакиваю на ноги, пытаясь осознать происходящее.

Ее головокружения… как же я раньше этого не заметил?

– Что это за херня? Героин?

Вайолет хватает ума промолчать.

– Зачем? – не унимаюсь я. – Зачем ты колешься этим дерьмом?

Наконец она смотрит на меня, и ее глаза сверкают от ярости:

– Мне и правда объяснить тебе зачем?

Я не знаю ее истории и как она пересеклась с моей, но сейчас я ослеплен обидой. Вайолет лгала мне, и я хочу, чтобы она находилась где-нибудь подальше от меня, однако обнаруженный след все объясняет. Она тоже – жертва Джеремии.

– Он все еще бьет тебя, ведь так? Или даже насилует?

– Пошел ты, Дез. Избавь меня от своей жалости, – она смотрит на меня суровым взглядом, отчего я каменею.

– Избавить тебя от жалости?.. – Я не верю своим ушам. Я опустошен. – А тогда знаешь что, уходи отсюда.

Кивком я указываю ей на дверь. Я больше не собираюсь ни с чем мириться. И не собираюсь запихивать в себя всю эту мерзость.

– Вон! – кричу я, видя, что Вайолет даже не пытается встать.

Наконец она поднимается, хватает свою сумку и, всхлипывая, уходит прочь.

Я остаюсь один.

Наедине с тем, что вылилось на меня и теперь меня душит.

Один. Наедине со всем тем, что, как мне казалось, я оставил в том доме, но теперь оно снова угрожает сделать со мной то, что не удалось тогда, – разрушить меня.

Я ищу стакан. Мне нужно выпить воды, чтобы успокоиться. Я наполняю его водой из-под крана и делаю один глоток, второй, третий, но это мне не помогает, так что я иду в комнату и беру бутылку, припрятанную под кроватью. Виски «Джек Дэниелс», да еще и полная бутылка. Каждый раз, когда я того и гляди собирался ее выпить, цветная кепка на спинке моей кровати служила мне предупреждением.

Я могу нажираться где угодно, но не в святая святых моей комнаты, где вместе со мной частица Зака.

Но на этот раз все иначе.

Все проклятущим образом иначе, так что я вытаскиваю пробку и щедро отпиваю из бутылки.

Виски проливается мне в рот, обжигая его, затем горло и желудок. Надеюсь, оно уже скоро доберется до моего разума и подожжет воспоминания, превратив их в золу. Хотя бы на время.

Это больше не причиняет боли, как когда-то.

Еще глоток. И еще, и еще.

Отрываюсь от бутылки и смотрю на нее. Я выпил уже почти половину, но по-прежнему чувствую, как в ушах грохочет яростный стук моего сердца. Мне больно.

Нет, это больше не причиняет боли, как когда-то, черт возьми!

Я неподвижно сижу на краю постели, но чувствую, будто несусь куда-то сломя голову, словно за мной гонятся.

Глупые, глупые мозги!

Еще одну каплю.

Я снова пью, отчего мои конечности немеют, но только не картины прошлого и настоящего, которые предстают передо мной как никогда живыми, возвышаясь над всем, создавая ночной кошмар средь бела дня. Снова унося меня в тот гараж.

Черт, мне больно! Мне все еще больно!

Собрав остатки силы, я швыряю практически пустую бутылку куда подальше. Она ударяется о кучу висящей на стуле одежды и, отскочив, с глухим шумом падает на ковролин.

Она не треснула.

Не разлетелась на осколки.

Сегодня, как и тогда, я не способен разрушить то, что причиняет мне боль.

Он все еще жив и явился за мной.

2. Анаис

Ненавижу тех, кто должен был его защищать, но не сделал этого.

Я уже пересекла порог своей комнаты, но меня все еще преследует странное ощущение, которое тащится за мной из дома Дезмонда, с той минуты, когда туда заявилась Вайолет. Однако это не просто ревность, и я не могу понять, что на меня нашло.

Чемодан Брианны так и стоит возле двери спальни, которую она делит с Фейт. Эта лентяйка до сих пор не разобрала его после Лас-Вегаса.

Не знаю, куда она делась, может быть, на занятиях. А Фейт с Брейденом закрылись в комнате, и я готова поспорить, что они там вовсе не спят.

Чтобы убить время, я ставлю чайник, и тут из спальни Фейт выходит Брэд, на котором лишь спортивные штаны. Волосы взлохмачены, физиономия довольная. Увидев меня, он широко улыбается.

– Чего это ты не с Дезом? Вы же теперь не отлипаете друг от друга!

– Ага, я только что от него, – пытаюсь уклониться от вопроса.

– И? – Брэд не отступает.

– И… потом пришла Вайолет, – стараясь сохранять спокойствие, отвечаю я.

– Понятно… – задумчиво протягивает он. – Ты в порядке?

Бросаю взгляд на свой мобильник: ни звонка, ни сообщения.

В порядке ли я?

А что мне еще остается.

– Все эти месяцы Вайолет поддерживала его. Я не могу повести себя как стерва, Брэд. Он сам должен решить, как с ней порвать.

– И как же? – Брейден вопросительно поднимает брови.

Чайник свистит, и я выключаю конфорку.

– Тебе заварить?

Брэд кивает, и я достаю еще одну чашку.

– Ты ему друг или нет? – подначиваю я Брейдена.

– Больше, чем друг. Я – его брат, Анаис.

– Тогда на что ты намекаешь? Что он может мне изменить?

– Ты меня неправильно поняла, – Брейден спешит объясниться и дует на чашку с горячим чаем, которую я пододвинула к нему поближе. – Дезмонд любит тебя больше жизни. Я уж точно это знаю. Годами я наблюдал, как он разрушает себя и тех, кто пытался ему помочь, и теперь он ожил только для тебя.

Брейден не произносит «благодаря тебе», но я не беру это в голову. Учитывая все, что я натворила за время нашего романа, это было бы колоссальной ложью.

– Ты о чем вообще? – отзываюсь я.

Брейден глубоко вздыхает и смотрит на меня, качая головой.

– Ты раскрыла его сердце, а это значит, Дезмонд подарит частицу себя всем, так уж он устроен. Он всегда жертвует собой. Черт возьми, даже слишком! – На последних словах Брэд зажмуривается и, нервно сглотнув, переходит почти на шепот.

Я знаю, на что он намекает: должно быть, ему мучительно жить с постоянным чувством вины за то, что Дез постоянно заступался и страдал из-за него. Я молчу в ответ, ведь Брейден еще не знает, что Дезмонд обо всем мне рассказал.

– Он придумает, как отдалить ее от себя, – заявляю я.

– Конечно. Я надеюсь, что Вайолет и сама поймет, что ей надо держаться от него подальше.

Искренность – вот что я сильнее всего ценю в Брейдене. Не важно, какую боль могут причинить его слова: даже если это и случится, можно быть уверенным, что Брэд обязательно скажет правду именно потому, что желает тебе только добра.

– Я тоже на это надеюсь, – соглашаюсь я.

Боюсь, Вайолет еще серьезнее осложнит и без того катастрофическую ситуацию.

События последних нескольких часов вывели Дезмонда из равновесия.

Я еще никогда не видела его в таком состоянии. Каждая его рана снова кровоточила, и он даже не пытался скрыть от меня свою боль.

Ненавижу Джеремию Спектора.

Ненавижу родителей Дезмонда, которые его бросили.

Ненавижу тех, кто должен был его защищать, но не сделал этого.

Ненавижу его прошлое, которое обрушилось на него беспощадной волной.

Мне о многом хотелось бы поговорить с Брейденом, и, возможно, это помогло бы мне узнать о том, о чем сам Дезмонд отказывался со мной говорить, но я не могу предать доверие Деза.

Звук эсэмэски отвлекает меня от размышлений. Я снова проверяю свой мобильник, но опять никаких уведомлений.

– Это не у меня.

Брейден засовывает руку в карман и достает свой телефон.

– И правда, это у меня.

Брейден сосредоточенно смотрит на экран, и его нижняя челюсть начинает слегка дрожать. Уверена, что это сообщение от Дезмонда. И что бы тот ни написал, Брэда это взволновало.

– Это он? – спрашиваю я.

– Нет, – быстро отвечает Брейден, – но мне нужно идти.

Он уходит в спальню Фейт и вскоре возвращается уже полностью одетый.

– Я должен помочь студенческому братству, – сообщает Брэд.

Студенческому братству, да-да, конечно.

Я делаю вид, что верю ему, но, как только Брейден уйдет, я обязательно позвоню Дезу. И пофиг, что я веду себя как ревнивая невеста. Мы только-только снова сошлись, как нас настигла буря. Нам и без Вайолет придется несладко.

– Я пошел. Меня уже ждут, – прощается Брэд.

Я киваю, но не удерживаюсь и произношу категоричным тоном:

– Иди решай свою срочную проблему.

Брейден берется за дверную ручку и, не оборачиваясь ко мне, застывает на месте. Его плечи напряжены, и я слышу, как тяжело он дышит сквозь зубы.

– Все сделаю, – заверяет он. – Можешь на меня положиться, Анаис.

3. Дезмонд

Моя жизнь перевернулась с ног на голову.

Я и не помню, как провалился в сон. Мне хотелось просто спать дальше, но кто-то пытается разбудить меня звонкими оплеухами.

Вчера я так набрался виски, что сейчас у меня раскалывается голова, и я с трудом пытаюсь промямлить «придурок, оставь меня в покое» вместо того, чтобы заорать на типа, который трясет меня, словно тряпичную куклу.

– Тебе бы в душ. Просыпайся, бро!

Это голос Брейдена.

Отвали, Брэд!

Он никогда не оставался в стороне и всегда видел меня насквозь.

«Дезмонд…»

Отстань.

«Дез…»

Прошу тебя, замолкни.

Тишина.

Покой.

В гостиной раздается бой часов: полночь. Еще один день позади.

«Он сделал тебе очень больно?»

Я поворачиваюсь на другой бок и с силой вцепляюсь в простыни. Мои штаны все еще расстегнуты, зубами я впиваюсь в кулак. Пытаюсь не кричать, но не могу сдержать слез. Горячие, они будто обжигают мне лицо.

А тело, наоборот, леденеет, и я молю, чтобы этот холод уничтожил меня на или стал моим другом.

– Брэд, убирайся отсюда, – бормочу я, протирая глаза. Вокруг все плывет, и меня мутит.

– Ты бледнющий, – с беспокойством говорит Брейден, и мой желудок снова скручивает спазм.

Я чертыхаюсь и вскакиваю с постели. Бегу в ванную и успеваю как раз вовремя.

Не знаю, что хуже: пульсирующая головная боль или что меня продолжает выворачивать наизнанку. Мне очень хреново. Когда наконец-то рвотные позывы затихают, я сползаю по стенке на кафель.

– Дай аспирина, – мямлю я, но Брэд уже подносит мне стакан воды и пару таблеток.

Глотаю обе и пытаюсь подняться на ноги.

– Тебе надо поесть.

– Нет.

– Тогда заварю тебе кофе.

– Я хочу спать.

– Дез, потом поспишь. Что значит то сообщение?

– Ты о чем, черт возьми?

– Вайолет… – объясняет Брэд, – она отправила мне его с твоего телефона. Написала, чтобы я мчался к тебе, потому что тебе нужна помощь. Помощь, Дез. Чтобы ты, да просил о помощи – это что-то несусветное.

– И правда. Я и не просил тебя об этом.

Он мог бы уже это понять, пока меня выворачивало наизнанку в ванной.

– Ага! Я тут же помчался сюда, оставив твою девушку дома в дичайшем беспокойстве. Я соврал ей, Дез. Я даже не знал, что конкретно стряслось, а потом прихожу сюда и вижу тебя в таком состоянии. Какого хрена тут происходит?

Моя девушка. Анаис.

Моя жизнь разлетелась на куски, стена, которую я годами воздвигал между прошлым и настоящим, рухнула. Мне больше не за что ухватиться.

Есть только она.

– Вали отсюда, Брэд!

– Нет, черта с два. Никуда я не пойду. Хватит скрывать от меня свои проблемы. Я уже не тот мальчишка, которого тебе взбрело в голову защищать.

– Отлично! – Я кричу ему почти в лицо, и моя голова будто раскалывается. – Говоришь, ты больше не мальчишка? Окей, Брэд! Тогда, что ты скажешь на это?! Джеремия Спектор восстал прямо из ада, чтобы снова затащить меня туда.

– Что?!

Брэд широко раскрывает глаза, в которых я читаю тот же ужас, что испытываю сам. Когда преисподняя вдруг разверзается у тебя под ногами и твои кошмары заново оживают, становится не важно, сколько тебе лет.

– Он вернулся, – теперь я неохотно выдавливаю из себя каждое слово. Резкая боль пронзает мои виски. – Вот дерьмо! – на мгновение я почти слепну и подаюсь вперед.

Брейден подхватывает меня, но я отшатываюсь и тащусь к постели.

– Дез…

– Мы поговорим об этом, – усталым голосом обещаю я, – но не сейчас, Брэд.

Он больше не настаивает.

Я бросаю на него взгляд, и от ужаса у меня внутри все сжимается.

Брэд теребит мочку уха, как делал каждый раз в детстве, когда испытывал страх и не мог с ним совладать. Когда чувство вины толкало его на глупости, и мне приходилось удерживать его, иначе моя жертва была бы напрасной.

Я чувствую, как меня отбрасывает обратно в те годы.

Брейден – все еще тот мальчишка, которого я пытался защитить. И я по-прежнему тот переживший насилие паренек, который не осмелился убить монстра.

Я тут же раскаиваюсь, что рассказал Брейдену правду, и делаю глубокий вдох, но это не помогает избавиться от неприятного чувства, что я заставил друга волноваться. Реальность такова: мы с Брейденом выросли, и мне не нужно больше заботиться о нем как о малолетнем ребенке. Я не могу спасти его от всего. Я не могу спасти даже самого себя.

– Не бери в голову, – я пытаюсь закрыть тему и загораживаюсь рукой от света. – Я все улажу.

Но Брэд грубо хватает меня за руку.

– Объясни-ка, при чем здесь Вайолет? – шипит он мне в лицо. – И даже не пытайся снова вешать мне лапшу на уши, Дез.

– Успокойся…! – Я с трудом приподнимаюсь. – Твою мать, я все тебе расскажу.

Брейден верит мне. Мы всегда доверяли друг другу, но вспоминать о прошлом все равно мучительно сложно.

– Помнишь первый день, когда мы приехали к Спекторам? – начинаю я.

Он кивает.

– Помнишь девочку?

– Ту, которую тащили в машину…?

– Да, именно.

– Она плакала без остановки, умоляла мать уехать вместе с ней… кричала нам, чтобы мы уезжали оттуда.

– В тот день она потеряла во дворе кулончик, и бабушка разрешила ей вернуться за ним, – я продолжаю восстанавливать картину произошедшего.

– Помню, – кивает Брэд. – Мы ее больше так и не видели, но догадались, что это их дочь. Но при чем тут…

Прищурившись, Брейден смотрит на меня. Теперь его очередь сложить все детали пазла воедино.

– Так это была Вайолет?

– Ага, – выдыхаю я.

– Черт! Ты должен был мне сказать, Дез. Давно ты узнал?

Я сглатываю, и от тяжелого леденящего чувства, что всякий раз давило на меня, стоило мне заметить в округе того садовника, меня снова начинает трясти.

Брейден проводит рукой по лицу.

– Недавно, – признаюсь я. – Помнишь садовника, который стриг кусты возле кампуса. Он всегда крутился рядом со мной, и я все никак не мог понять, кого он мне напоминает. А вчера, когда мы с Анаис валялись на лужайке, он появился снова…

Я опять вспоминаю мгновения, которые предшествовали моему срыву.

– …Эти руки, всклокоченная борода и прихрамывающая походка… Черт, это был он. И это не случайное совпадение.

– Проклятие! – шепчет Брэд. – Почему ты мне сразу не сказал?

– Я не хотел снова возвращаться к этой мерзкой истории. Не хотел, чтобы ты волновался.

– Ты в своем репертуаре, – со злостью произносит Брэд. – Сколько раз, чтобы уберечь меня, ты позволял ему прикасаться к себе?

– Не смей!

– Не сметь?! – кричит Брэд. – Ты. Это ты не смей! Ты сделал все, что мог, и даже больше: думал, что спасаешь меня, но ты даже представить себе не можешь, каково было мне от этого.

Он тяжело дышит. Таким злым я его еще ни разу не видел.

– Брейден… – я пытаюсь его успокоить, и в то же самое время мне хотелось бы, чтобы он ушел отсюда. Сейчас я не готов его выслушивать.

– А теперь послушай, что я тебе скажу.

– Нет! – кричу я.

– Нет, ты меня выслушаешь. Дез, меня гложет постоянное чувство вины. Когда я гляжусь в зеркало, то оттуда на меня смотрит трус.

– Прекращай!

– Я позволил Спектору медленно тебя убивать и даже не пошевелил пальцем, чтобы помешать ему.

– Заткнись, брат!

– Брат? – взрывается Брейден. – Ты называешь меня «братом», но, черт возьми, по правде говоря, я этого совсем не заслуживаю!

– Тогда вали отсюда! – задыхаясь, выдавливаю я.

Не знаю, зачем я так говорю.

Не знаю, зачем я выбрал именно этот момент, чтобы причинить ему боль, но Брейден держит удар и даже не пытается протестовать. Молча он направляется к выходу и открывает дверь.

– Да пошел ты! – напоследок бросает Брэд, яростный и взволнованный, и мигом уходит прочь.

Мы могли бы разделить с ним давившую на меня все эти годы тяжесть, но я решил, что Брейден ее не выдержит. И вот теперь я опять поступаю также.

Я хочу позвонить Анаис, но не знаю, как она отнесется к произошедшему. Прошлое обвивается вокруг моего тела, словно множество ядовитых змей, и я не хочу впутывать ее в мои проблемы, когда я и сам толком не понимаю, что к чему. Поэтому я отправляюсь под холодный душ, а затем собираюсь на выход: сегодня у меня тренировка, и надеюсь, что на поле мне удастся по-настоящему отвлечься. Хотя бы на пару часов.

С сумкой в руке я выскальзываю из нашей комнаты в коридор общежития, оставляя телефон на столе внутри. Знаю, что это настоящее ублюдство по отношению к моей любимой девушке, но от одной только мысли о ее голосе меня охватывает беспокойство.

Я привык быть каменной стеной для нее, а не наоборот. Мы едва-едва нашли баланс в наших отношениях. И я не могу позволить себе его нарушить. Мысли путаются, я нервничаю и того и гляди разлечусь на части, а еще – пусть я и не должен так думать, пусть мне следует быть увереннее в ней – я продолжаю считать, что Анаис не справится и не соберет меня заново, если я вдруг все-таки взорвусь.

Моя жизнь перевернулась с ног на голову.

Я выхожу из общежития, щурясь от слепящего солнца. Усилием воли я заставляю себя не озираться по сторонам, словно чего-то боюсь, потому что, по правде говоря, мне нечего бояться.

Я больше не маленький мальчик, и даже если сейчас Джеремия скрытно, как настоящий трус, наблюдает за мной, я хочу, чтобы он знал, что его присутствие меня не сломает. Напротив, я знаю, что буду делать. Так что лучше бы ему и впрямь спрятаться, потому что я отыщу его, где бы он ни был, и когда это случится, ему это вряд ли понравится.

Пока я пересекаю улицы кампуса, это намерение крепнет все сильнее, и наконец меня охватывает наглая самоуверенность, отчего даже перехватывает дыхание.

В тот раз мне не хватило мужества убить его, однако тогда мне было нечего терять. Все эти годы желание отомстить питалось моей ненавистью, а сейчас у меня чешутся руки, чтобы его исполнить. Да, есть что-то трагически абсурдное в том, что только теперь появляется возможность воздать должное. Теперь, когда я многое могу потерять. Анаис, друзей, семью и футбольную карьеру. Даже воспоминания о Заке больше не кажутся мне такими враждебными.

Теперь. Когда я стал таким, каким никогда не верил, что могу стать.

Тренажерка забита до отказа. Я слегка опоздал, и тренер бросает на меня вопросительный взгляд.

– Какие-то проблемы, Вэрд?

– Нет, – вру я. – Просто немного проспал. Простите, тренер.

– Ладно, шевелись давай, – огрызается он, – и зайди ко мне перед тем, как пойдешь на поле. Нужно поговорить.

Я молча киваю. Затем бросаю взгляд на Томпсона, пытаясь понять, знает ли он что-нибудь, но тот лишь пожимает плечами в ответ.

Мысленно я пробегаюсь по недавним экзаменам. Они прошли нормально, так что не думаю, что моя студенческая стипендия под вопросом, но есть еще одна тема, которую мы недавно с ним обсуждали, и, несмотря на произошедшее с Вайолет и Брейденом, я ощущаю, как возбуждение проносится по венам, еще сильнее разгоняя кровь.

Я заканчиваю переодеваться. Товарищи смотрят на меня с любопытством, но делают вид, что им совсем не интересно, о чем хочет потолковать тренер, и ничего об этом не спрашивают.

Схватив шлем, я отправляюсь в кабинет мистера Беккетта.

Он уже там и выглядит слегка обеспокоенным.