Усердие князя Владимира

Предисловие

В истории любого государства или народа есть отправные точки, после которых следует разворот вектора развития и дальнейшего существования всего народа в ту или иную сторону. Русь, о которой последует рассказ ниже, также в своем становлении проходила точки, во время которых вектор направленности мировоззрения и миропонимания ее населения во многом менялся по ряду причин. Именно об одной из таких точек, о прохождении ее всем населением Руси, и повествует в одной из частей своего развернутого в пространстве и времени повествования Илья Муромец с высоты прожитой жизни. Его записки, как непосредственного участника событий, как видится авторам, сполна проливают свет на судьбоносные не только для тогдашней Руси события, произошедшие в стольном граде Киеве и на Руси в 988, 989 годах.

Необходимо отметить, что Илья, которому к моменту событий, разворачивающихся в Киеве в 988 году, исполнилось 32 года, становится не только победителем состязаний, богатырских забав, которые каждую осень проводятся в Киеве, но и, став их победителем, формирует группу таких же, как и он, мужей богатых силой. Богатырское поселение всего лишь год, как являет себя на берегу Славуты возле Выдубичей на тех местах, которые еще не так давно, всего пять лет назад, принадлежали к волховским землям. Князь Владимир предоставляет незначительную часть владений в пользование дружины, которую собирает Илья, во многом за его заслуги и за одно, как аванс на будущее, поскольку на тогдашней Руси созревают времена, когда прежний, родовой порядок и закон Прави, вот-вот сменятся новыми веяниями.

В преддверии принятия христианства события на Руси развиваются неоднозначно хотя бы потому, что Русь представляет собой уникальное государство, в котором нет запрета на какое-либо мировоззрение или на культ. Здесь мирно и давно уживаются русские традиции, культы Рода, Перуна, других «богов». Русичей никто не заставляет перед кем-либо преклоняться. Есть на Руси и приверженцы Одина, Аллаха, есть христиане и иудеи, но ведущим мировоззрением к тому моменту выступает Родовое и закон Прави, в соответствии с которым живут самые разные племена на огромных просторах от Карпат до Волги и от Северных морей до Понта Эвксинского (Черное море). Именно этот порядок, прочно уложившийся в сознании русичей, приходится менять князю Владимиру, как ставленнику хазарско-византийской верхушки, прочно обосновавшейся в Киеве.

Более того, как становится ясным из повествования Ильи, именно Родовые законы, Правь и прежние устои мешают знати всерьез заняться все большей эксплуатацией огромной части населения, которая еще относительно свободно живет, выплачивая ежегодную дань, размер которой князь Владимир намеревается пересмотреть, вдвое ее увеличив. Усиление центральной власти, как явствует из записок Ильи, в те года начинает все отчетливее сталкиваться с общинными представлениями о мире и о жизни. Князю всерьез приходится балансировать и искать подходы, прежде чем сделать то, о чем он так печётся с некоторого времени: жениться на Анне и стать во многом похожим на василевса. Именно на него с некоторого времени ориентируется Владимир, беря на себя вместе с женитьбой на родной сестре василевса обязательства крестить Русь.

К очередной, уже даже не третьей по счету попытке, предыдущей было провальное крещение под эгидой Аскольда и Дира, князь всерьез обязан расправиться тем или иным образом с противниками. И если с волхвами Владимир уже разобрался, спалив Аратынь, ведущее волховское поселение возле Киева (район Голосеево), то перны все еще представляют для князя серьезную силу, недооценивать которую нельзя.

Жрецы Перуна достаточной мерой организованы. Они имеют свою долю в промыслах, но главное – в купеческом деле. Более того, до недавнего времени некоторые из них оказывали значимые услуги князю, пытаясь выступать объединительным фактором в сборе земель разных племен. Так что кроме родичей, как Илья называет все население Руси, придерживающееся родовых порядков, у князя много врагов и препятствий для того, чтобы попытаться стать не обычным выборным князем, а почти василевсом с неограниченными полномочиями.

Сквозь призму сознания Ильи, мужа, который с детства готовил себя к тому, чтобы стать в зрелые годы волхвом, а по «случайному» стечению обстоятельств и воином, о чем Илья рассказывает в книге «Трудное испытание», Русь предстает и открывается перед нами в свете силовых энергий. Русичи ориентированы на силу и силовое проживание. Они почитают силу и тех, кто наиболее явно ею владеет и являет. Именно такие мужи являются гордостью всех без исключения русичей, особенно, когда они побеждают в богатырских забавах. В соответствии с обычаями ратища (состязания в силе) в Киеве устраиваются в обязательном порядке ближе к середине осени, когда лист начинает золотиться, а деревья все больше проявляют свою наготу, готовясь к первым холодам.

Именно сила и ее явление являются тем фактором, по которому судят о лучших сынах родичи. Именно ими гордится без исключения вся Русь. Даже Владимир, хочет он того или нет, а вынужден считаться с победителями состязаний и с народной расположенностью к ним и к явлению силы в забавах. Весь Киев иногда не только осенью, но иной раз и вначале лета собирается на Скопице (ныне Европейская площадь), чтобы понаблюдать за состязающимися мужами. Илья, выиграв соревнования в 986 году, в следующий год, обеспечив выигрыш в них Алеши Никитича, своего друга из дружины, который принял его предложение проживать в богатырском поселении, становится постепенно в Киеве лицом значимым, несмотря на то, что недавно перебрался в город.

Илья из Муромы, он же волхв Светлан, широкими мазками рисует для потомков узор своей жизни на фоне развивающихся на Руси событий. Он подробно рассказывает об обычаях и нравах русичей, о Руси, которая, канув в лету, оставила в лице богато одаренных силой мужей пример для потомков в лице лучших ее представителей и их жизни.

Предоставляем слово Илье. Итак, конец 987 года, поздняя осень в богатырском поселении, притаившемся на склонах Славуты.

Глава 1
Предчувствие новых времен

Когда в висках седина, а в глазах при взгляде на мир все еще проскакивают веселые огоньки, когда возраст твой уже благополучно пересек отметку в сто лет, тебе иной раз кажется, когда ты сидишь, удобно устроившись на лавке или на павшем дереве, что нет возраста. Я, замерев, иной раз скрыто наблюдаю за собой и за лесом, в чащобе которого притаилась избушка, где я живу. Тут я не один. Изб в глуши всего пять. Только в одной из них живу я и двое моих помощников: Тертий, а проще Тертя и Ведарий или Ведар. Оба они считают своим долгом и прямой обязанностью быть со мной и охранять мой сон и покой, прикрывать спину. Так еще почти два десятка лет назад решил волховской круг, а его решение чётко выполняется всеми, кто, так или иначе, принадлежат или имеют отношение к волхвам и волховскому кругу.

Я, если бы и захотел, то не изменил бы решение главы круга. Волхв Добронрав, уходя из жизни, завещал мою охрану и сопровождение сразу нескольким помощникам волхвов. Тертя и Ведар – только двое моих помощников и в какой-то мере преемников. Еще двое русичей отдыхают, проводя время с семьями далеко от здешних мест. Что поделать, такие настали времена: нет Владимира, нет его верных псов, но опасность мне от этого не уменьшается, ни с приходом к власти Ярослава, ни последующих князей. Никому не нужны лица, являющиеся свидетелями минувшей эпохи, которая все еще, несмотря на то, что уже многое полностью разрушено и кануло в лету, каким-то образом на Руси все-таки сохраняется. Больше всего, что особенно не нравится правящему классу и миссионерам, уклад и мировоззрение, из которых выходят нравы и обычаи.

С ними борются, их зачищают, равно как и их носителей, но деваться некуда, поскольку Правь пока что среди родичей соблюдается, пусть и в изменённом виде. И это упрямое обстоятельство все больше будоражит самых разных лиц, во что бы то ни стало желающих насадить на Руси Византию. Уж как стараются данные особы, и не пересказать, а все вкривь выходит да вкось. Никак не получается князя сделать императором, а из Руси – нечто на подобии империи. Вроде бы и волхвы зачищены, а те, которые есть, не имеют былого влияния или во многом с кем надо сотрудничают, а все равно как-то не так на Руси обстоит дело с точки зрения ревнителей новых порядков. Спят и видят, как отомрут былые свидетели минувшей эпохи. Да, таких волхвов, как я, да еще и с собственной славной историей, на Руси уже нет. В прошлое ушли многие богатыри, а на их место явились новые. Мир изменился, а меня, волхва Светлана, помнят, но как богатыря – Илью Муромца, что не укладывается в формируемую заинтересованными лицами историю.

Оно и не удивительно, ведь хочется присвоить себе чужую жизнь, сказать, что да, был такой муж, как Илья, был он волхвом, но потом, то ли изменился, то ли на него помутнение разума нашло, да так, что вдруг он стал христианином, да веру ромейскую принял. И если бы такое со мной случилось, вот бы порадовались мои враги, но я еще так не пал духом и озаром (сознанием), чтобы окончательно потерять себя и прийти повиниться, себя самого привести магам и прочим проходимцам на блюдечке, сказав: вот он я, ешьте меня. Такой радости Илья, это уже всем моим врагам стало давно понятно, не предоставит. Значит, надо что сделать, чтобы легенду обо мне представить так, как кому-то нужно. Правильно, нужно лишить меня жизни. Вот и ходят по лесам недобры молодцы, все по наущению бывших волхвов разыскивают, все узнать хотят, где это Илья, он же волхв Светлан, прячется.

Усердие моих зримых и незримых врагов только лишь крепнет с годами. Опочил Владимир, на его место взошел Ярослав, а тенденции не меняются. Оно и понятно, ведь надо же как-то писать новую историю, которая явно не сочетается с тем, что было и во многом еще есть, несмотря на усердие тысяч людей как можно быстрее уничтожить прошлое, а еще больше быт, нравы и обычаи, но что больше всего – мировоззрение. Правь и та очень сильно изменена. Это уже не тот свод правил, каким он был сто пятьдесят и двести лет назад, тем не менее, даже в таком виде Правь вызывает, даже упоминание о ней, оторопь на лицах лицедействующих миссионеров. В чем сила Прави? Она в том, что, даже не зная толком ее правил, родичи живут по этим законам, славя Правь трудом и образом жизни, причем считая такое проживание для себя необходимостью, что на самом деле всерьез печалит очень многих особ, желающих искоренить во что бы то ни стало такое явление, как следование Прави.

Славить, потомки, не произносить красивые слова, не выкрикивать их, не бить себя в грудь, а жить в соответствии с тем, что ты чужд обману, тебе не надо обижаться или кого-то в чем-то упрекать. Тебе не надо казаться тем, кем ты не есть. Именно это и есть – жить по Прави и по совести, когда нет нужды прикидываться и изображать из себя нечто, кем ты не являешься. Не надо себя мучить, корить, испытывать какие-либо стенания, тем более плакать или виниться. Нет нужды источать и ослаблять себя в действиях.

Есть необходимость проявлять силу в действиях, быть честным, добросовестно делать дело, за которое взялся так, чтобы жизнь в себе не слабела, а все отчётливее проявлялась ее полнота. Конечно, это не так и просто проявить, но когда так живут даже не десятки тысяч людей на протяжении даже не сотен лет от момента появления Прави, заботясь о роде, о чистоте истока, то такая жизнь – сама по себе уже сила.

Я не идеализирую Правь и нашу жизнь. В наступающих сумерках Руси, в ее все большей раздробленности я вижу под конец жизни упадок, который придет через два столетия на эти земли. Срок может разниться, но в любом случае он уже брезжит над нами. Будущее иной раз разочаровывает тебя даже больше, чем ты сам признаешься себе. Когда в конце жизни ты снова и снова знакомишься с ним, то вообще кроме разочарования ничего не получаешь.

Глядя в формирующееся будущее, ты думаешь: «Неужели я жил для того, чтобы такое происходило и случалось?» У меня поначалу не было ответа на вопрос. Впрочем, учитывая ситуацию, его и не может быть. Честно говоря, всматриваясь в минувшие события собственной жизни, я иногда ловлю себя на мысли о том, что Илья в молодости больше нагружал мышцы, но никак не голову, не желая видеть реалии. Тот воин и муж не видел во многом ни перспективы, ни того, к чему движется мир и Русь вместе с ним. С одной стороны, так жить легче. Однако в таком случае ты уже проиграл, поскольку преимущественно поступаешь так, как ожидается, как во многом вменяет тебе замысел, а он, проникнув в твою плоть и кровь, во многом став тобой, не позволяет посмотреть на положение дел шире.

Тем не менее, что вызывает у меня уже после сотни лет удовлетворение, я не совершил тогда, в те самые важные для Руси года, роковых ошибок. Я даже тогда и не подозревал, по краю какой пропасти ходил и насколько она глубока. Что-то озорное и весёлое, задорное и отчаянное вело меня тогда по жизни. Я сполна был счастлив и не жалею ни о чем: ни о жестких испытаниях юности, ни о ранах и предательстве друзей, а что еще хуже – о смерти некоторых из них, когда лучшие сыны своего народа, богатыри, падают от удара в спину. Я долго корил себя за то, что не смог ничего сделать для того, чтобы предотвратить смерть одного из лучших моих друзей – Ставра. В записках я посвящаю его гибели, как и гибели Василисы, всего несколько глав. Это так мало, учитывая то, что сделал Ставр, а еще больше то, что мог бы сделать, не прерви рука убийцы его жизнь.

И что хуже всего, ты знаешь, кто заказал твоего друга, даже знаешь, как и когда это произошло, но ты вынужден в какой-то мере служить этому лицу, поскольку, если ты уйдешь или сделаешь еще какой-то ход, поведя плечом, то ты ухудшишь свое положение. Я не боялся и не боюсь умереть, но делал и делаю все для того, чтобы прожить как можно дольше. В этом на самом деле и проявляются сила и знание того, что мы при жизни можем сделать все, даже то, что кажется нам непосильным. В этом вся Правь. Один из ее пунктов гласит: чтобы узнать, что такое Жизнь, надо сделать все для того, чтобы в силе прожить до седин и, не теряя себя при этом, способствовать тому, чтобы внуки во многом обрели силу и смогли разобрать, куда им идти, чтобы сберечь силу и чистоту Рода. Когда жизнь хотя бы отдаленно прожита таким образом, то ты, проживая, славил ее и себя, жил в слави или в склавии, как называли ее наши предки.

Ведь что есть Славление? Всего лишь энергия, которая вырабатывается в тебе и вокруг тебя, когда ты живешь определённым образом. Она, эта энергия, ниоткуда не привлекается и не берется. Она – это твой труд, твое сознательное действие, твой вклад в то, чтобы сила жизни крепла в тебе. Однако, что я вынужден признать, наше дело, дело Прави, Рода, Слави и не только с годами всего лишь хиреет и постепенно изживает себя. В мире все больше приживаются убеждения о том, что надо ловчить, предавать, подставлять, чтобы получить власть, уважение и признание.

Даже сила уже, как во времена моей молодости, не является тем безоговорочным аргументом для того, чтобы во многом продвинуть себя и не стать послушным исполнителем чей-то воли. Ситуация на Руси постоянно ухудшается, хотя даже так она не такая, как дальше на западе. Во времени наступление темных сил и тьмы рассеяно и растянуто. Мы даже имеем некоторую передышку, но шила в мешке не утаить: мы, русы или русичи, все людни, которые еще хоть как-то придерживаются законов Прави и Рода, теряем себя и вырождаемся.

Это пока что не так и видно. Я говорю иногда лишь о тенденциях, об ухудшающемся положении дел среди пахарей, о постепенном угасании силы в умах и сердцах, о все большем бремени налогов, о все более наглеющих паразитах в человеческих телах, о ромеях перебежчиках, желающих во что бы то ни стало построить в наших краях Новую Византию. Веревка и тугой аркан в одном лице все туже затягиваются на шеях простых русичей.

Я не разделяю, как это делают наши враги, русов или русичей на полян, древлян, вятичей и северян, на другие племена. Ведь на самом деле, когда соблюдается большинством племен закон Прави, именно этот факт рождает общий этнос, общий народ, сплоченный еще пока общими ценностями, живущий в соответствии с ними, несмотря на все большее внедрение в наш мир инородных веяний, попросту губительных для русичей. Эти веяния делают нас слабыми, покорными внешней силе, немощными, но, что главное, уязвимыми, приносящими самих себя на блюдечке паразитам, удобно усаживающимся на нашу шею. И мы сами считаем, что мы должны им что-то давать.

В чем на самом деле самая большая проблема? Заключается она в том, что нам все больше внутри начинает нравиться становится попросту расходным материалом, служить новым господам и богам, убеждениям и ценностям, которые все больше входят в жизнь русичей. Одни хотят признания, почитания, служения себе, безраздельной власти и возможности помыкать родичами, а другие все больше смиряются, подчиняются, теряют себя, становясь тенями еще при жизни, принося себя в жертву. И такие тенденции на Руси в наше время только лишь нарастают.

Впрочем, что-то я излишне увлекся рассказом в целом о ситуации. В какой-то мере можно даже подумать, что я жалуюсь, однако я только лишь мягко называют вещи своими именами, отслеживая тенденции. Я иной раз сравниваю то, что происходит сейчас, когда мне уже за сто, с тем, что происходило семьдесят лет назад, когда я только лишь начал являть миру себя нового. И сравнение мое в пользу того молодца, который, только лишь явившись в Киев, примерно за год уже успел заработать к себе уважение и даже некоторый авторитет. Прошло чуть больше года с момента моей победы на богатырском турнире, проходившем, как я подробно описывал, на Скопице (ныне район Европейской площади), а ситуация на Руси все больше менялась.

Сказать по чести, тогда год шел даже не за два, а за три. Приближались события, о которых мне необходимо сказать, поскольку они были и есть судьбоносными для всех русичей от Белого моря на севере до Черного моря на юге. И в данном случае я все больше буду уходить от описания событий, происходящих со мной, рассказывая потомкам о том, как на самом деле была крещена Русь, что предшествовало крещению, что последовало после него. Как сложились судьбы моих друзей-богатырей, что вообще снизошло на Русь после женитьбы Владимира на Анне, а также о многих других вещах и делах, о которых потомки не имеют ни малейшего представления, даже те из них, которые изучали историю. Почему я так говорю? Все просто: никто на самом деле не освещает причины событий, не показывает их подноготную. Я также лишь частично буду касаться этих вопросов в силу своего видения будущего и потомков в нем.

Если описывать историю моей жизни без каких-то исторических моментов, без прослеживания линий судеб и жизней окружающих меня людей, то она будет только лишь одним большим приключением. Тогда окажется, что Илья только лишь мечом помахивал и врагов им разгонял, изредка на пирах меды пил да с князем умные речи вел. А князь-то – Красно Солнышко. А Русь-то – место красное, пригожее, где жить всем пригоже и славно будет… Да, если бы было так, я вообще бы не писал повесть о своей жизни. Я бы попросту отдыхал, с удовлетворением взирая на счастливую жизнь внуков и правнуков. Только мне в мои годы до этого все никак не дойти и не добежать. Я пережил уже одного внука. Он ушел молодым, не смог преодолеть сложное место в жизни, а у меня не вышло ему помочь. Правда, что я недавно для себя прояснил: это бы ничего не решило ни для него, ни для меня.

Больше всего, если честно, меня лишает сна и покоя невозможность всерьез что-то изменить в неумолимом ходе событий. Да, можно какие-то события оттянуть, можно даже вывести некоторых лиц из-под удара, но это – всего лишь легкая передышка, только лишь затягивание времени, после чего согнутый до предела лук, распрямившись, отправит стрелу в цель. При этом у тебя, как у мишени, в которую летит стрела, не так и много шансов каким-то образом ее отвести или сделать так, чтобы она тебя не нашла.

Может, говорю я и загадками, но правда чуть ниже. И состоит она в том, что в 987 году я, Илья, после того, как Алеша стал победителем соревнований, вполне себе нормально справил новоселье и жил в богатырском поселении чуть ниже Киева. Жил и особо не тужил даже тогда, когда белые мухи завьюжили и укрыли снегом огромные пространства. Ударил мороз, сковавши реки. Надвинулась стужа, а в моем доме радостно в печи полыхал огонь. Нам с Росицей было тепло и уютно. Жизнь, можно сказать, наладилась. Я был тогда богат, имел все для того, чтобы жить безбедно. Был ли я счастлив? Отчасти был, но мое счастье было счастьем неведения, незнания и ограниченности сознания.

Я чувствовал это сам, но Кудес, мой друг и наставник, не преминул мне об этом сказать. Честно говоря, самое ценное, что было той зимой для меня, так это – рассказы Кудеса под тихое падание снега, завывание вьюги или под ясное морозное небо, когда красоту природы не описать, выйдя из избы и глядя вокруг. Однако, что вынужден я признать, красота природы только лишь отвлекает нас от дел, которые нам нужно делать. Мы восхищаемся там, где следует поразмыслить, держа взор сознания чистым. Ибо, что есть основное богатство каждого? Только лишь возможность внимать тому, что хотят до тебя донести, слушая себя. Правь так и говорит: слушай друзей, не своди взгляда с врагов, но еще больше внимай себе, чтобы ответить себе на вопрос: кто ты такой, кем становишься и к чему движешься. Я этот принцип Прави, если честно, стал подзабывать. Кудес как-то, выведя меня на мороз, сказал в тот год, щурясь на солнце, застывшее в бездонном небе:

– Илюша, близится время трудное и темное с громами и молниями. Что же ты дивишься да спишь, когда ходишь, вместо того, чтобы внимать?

– Так зима, время отдохнуть.

– Зима – та еще девица. К стуже стужной нам не привыкать. Тепло. Припаса самого разного хватает. Время зреть. Вежды, Илюша, у тебя закрыты. Тут я с Добрушкой (волхв Добронрав) переговорил, на него и мимо него посмотрел, и вот что мне пришло, – волхв усмехнулся глазами и продолжил: – Князюшка в поход пойдет, но тебя не возьмет. А если предлагать будет, то не иди. Тут тебе быть и жить нужно. Мы дело наше богатырское только лишь начинаем. Та война, – Кудес вздохнул, – не наша война. Уже все согласовано и договорено. Все или почти все…

Кудес замолчал, всматриваясь и вслушиваясь вдаль. Мы стояли тогда на берегу Славуты, как раз под уставшими от веса снега деревьями. Славута стал. Было тихо и торжественно. На небе ни облачка, только круг солнца пламенел в до боли синем и бездонном небе. Что-то отчетливо пронзительное было в состоянии природы. Она как бы готовилась к чему-то такому, что еще не было.

– Князь вернётся из похода, да не один, а с зазнобою.

– Не с зазнобою, а с занозою. Породниться князь задумал. И дело своё сполна завершит, да только брак этот не сделает князя или его жену счастливыми, а народ – богатым. Лишь беды да несчастья, да сеятелей тьмы вижу. Византия обопрется на здешние места и холмы. С другой стороны, – поразмыслил вслух волхв, – без причины нет беды. А в чем причина? В богатстве и в Прави, которая есть пока еще на Руси. Богатством надо завладеть, а Правь – попрать. И делать это будут повсеместно. Илюша, а что же нам с тобой надобно совершить?

– Так силу свою копить и знать, когда ее в дело пускать.

– По всему видно, что лишь отчасти ты прав. Наш черед отошел, а пернов пришел. Их наклонять будут и жестоко. Суд княжеский перны проиграли. Тень на них пала.

Кудес повернул голову в мою сторону и какое-то время как бы присматривался ко мне, после чего молвил:

– Слеп ты, Илюша, совсем слеп. Не туда смотришь, не то видишь. Пока что то, что ты имел, уберегало от бед и позволяло дело делать, но с весны этого будет мало. Пульса ты не чувствуешь, биения своего сердца и времени, которое все больше нам о себе напоминает.

– Так богатырское дело…

– Ум в голове иметь, – перебил меня волхв, – далеко глядеть и дело свое делать так, чтобы оно крепло. Я знаю, о чем ты скажешь. Да, наверное, вначале с Добрушкой, а потом надо бы со Сварием словцом переброситься.

– Хочешь, чтобы я к пернам с тобой пошел?

– Да, только так, чтобы никто об этом не знал.

– А зачем мне это? Нам от них ничего не нужно.

– Вот и поразмышляй на досуге зачем. Я с этого времени тебе всего говорить не буду, а то совсем думать разучишься.

– Ты хочешь пернов предупредить.

– Поздно. Время пернов вышло, хотя некоторые из них этого не могут понять.

– Тогда помочь тем, кому еще можно?

– А зачем мне и тебе это нужно? Кто нам перны?

– Правь и Род они принимают.

– Перны – это оружие, которым они стали и которое обернётся против них же. И князь сделает так, что перны сами себя власти и влияния во многом и лишат. Силы у них все меньше, как и поддержки. На прежнем не проедешь. Перуном русичей не объединишь. Это еще Ольга поняла. Владимир сметливее ее будет, учитывая Фабия, Добрыню-Рабия и других советников и первых лиц.

– Можно тренироваться и сейчас…

– Отдыхайте вместе с мужами. Время на печи сидеть и подумывать о грядущем, делать так, чтобы сила крепла, а бревна успеешь еще потаскать.

Так я, внимая слову Кудеса, почти всю зиму и отдыхал, отсыпался да между этим важное дело делал: размышлял о том, что же это мне с весной делать надобно будет. И чем больше я думал об этом, тем тревожнее становилось у меня на сердце, о чем я Кудесу и поведал. Волхв, глядя на меня, только лишь усмехался. С некоторого времени Кудес был тих и молчалив. Он часто беседовал с обосновавшимся в богатырском поселении Добронравом. Меня в свои бдения Кудес редко посвящал, а вот беседу с пернами, на которой я присутствовал вместе с Добронравом, я приведу, как наиважнейшую для понимания того, что готовилось на Руси.

В какой-то мере то, что я отошел в тень, а вместо меня отдувался, как победитель, за всех богатырей Алеша, сыграло в тот год очень даже положительную роль. Я был предоставлен сам себе, меня никто не отвлекал от размышлений. Также я уделял время Росице. Жена, как говорил Кудес, забота мужа: куда он – туда и она смотрит. Если же жена вертит твоей головой, то какой ты муж? Делай так, чтобы вы смотрели в одну сторону, а направление задавал и вел жену по жизни ты.

Слова Кудеса были верны, но я тогда так не жил и не вел себя. Только лишь с годами приходит понимание того, как следует вести себя, чтобы в семье были мир и благополучие, а еще больше, чтобы жена, как друг, захотела и смогла тебя, когда придет время, поддержать и прикрыть тебе спину. Для этого сила особого рода необходимо, чтобы накапливалась в ней. Без этого совместная жизнь пуста. Живут себе супруги, а пусто вокруг, как-то днюют и ночуют, как-то годики бегут, тебя все меньше становится, ты все в заботах о детях, а себя забываешь. Кудес мне тогда строго-настрого сказал, чтобы такого изначально у меня не было. Хочешь жить в силе – делай все для того, чтобы ты мог, несмотря на годы, силу явить, когда нужно.

Да, без Кудеса не было бы во многом Ильи, не было бы волхва Светлана. С другой стороны, Кудес, может, и не все видел и рассчитывал, но чутье имел настолько полное, что поступал в соответствии с ним почти во всех ситуациях правильно, если даже не знал точно, как нужно. Волхв меня предупреждал, чтобы я ему хвалу не пел и не славил, но я не могу не отметить его участие в нашем общем деле: в организации на Руси первой богатырской школы, да еще и под заступничеством князя. Первое богатырское поселение уже явило себя миру под Киевом. Я задумывался о том, чтобы оно было не одно, а Кудес, глядя дальше меня, только лишь щурился. Его заботой в отличие от меня была вся Русь. И кто бы что ни говорил, а он, Добросвет, Свитень, Добронрав, Твердислав, а потом и волхв Богота и не только подхватили традиции волхвов, но и несколько изменили их, учитывая новые условия.

Мой рассказ с некоторого времени больше о них, как и о других мужах, о богатырях, в коих есть и будет слава Руси, но не та, которую поют или рекут, а та – которая куется делами. Ибо что есть Славь? Только лишь энергия, которая выделяется при деятельности и работе определенного рода. Славь – это труд постоянный на протяжении всей жизни, когда такая жизнь и есть славление. Нет Слави на небесах или где-то еще. Она здесь, она в нас. В какой-то мере мы – это Славь, эта наша жизнь, проживаемая определённым образом, при котором мы радеем за себя и за Русь, выполняя Правь, как закон. А в чем Правь? В добросовестном выполнении порученного дела, в заботе о себе, чтобы ты мог его сделать, и о самом деле, в том, чтобы наш озар (сознание) было ведущим, а при этом тебе не приходилось врать, обманывать, кривить естеством.

Вот, потомки, я, сам незаметно для себя, сформулировал один из основных принципов жизни по Прави. Добавьте сюда еще то, что мы не возмущаемся, если у нас что-то не получается, не делаем кого-то виноватыми в собственных неудачах, а изучаем причины, слушаем себя в процессе жизни, и вы получите примерно то, как и чем жили родичи и русичи. Многие из них, которые считали соблюдение Прави нормой для жизни, а Славление – необходимостью, называли себя ранее склавами или славами. Задача таких родичей и русичей заключалась в том, чтобы обеспечить себе и потомкам такое проживание в соответствии со сводом правил и законов Прави. И если кто-то из вас будет говорить, что он знает Правь, то это – не более, чем заблуждение. Правь – не догма и не готовое предписание. Это свод норм и правил, которые есть необходимость соблюдать при понимании того, как это делать.

Не было в мое время, тем более раньше, на Руси слепого следования чему-нибудь. Со всем следовало вначале разобраться, а уже потом о нем говорить или что-то делать. Бездумное, не озаренное сознанием действие, даже выполнение Прави, считалось нарушением Прави. Ибо Правь признавала в своем начале, в начале жизни и вселенной, ведущую роль сознания. Сознание или озар, он в Прави назывался Дажд, признавалось первичным. Отсюда пошло название Даждь-бог. На самом деле Дажд – это первоисточник озара. К богу он не имеет, кто знает, никакого значения. Это уже работа против Прави и ее соблюдения внесла искажение в то, что было первично установлено. Впрочем, в нашем мире, где даже крупицы знаний все больше извращаются, становясь своей противоположностью, невежество все больше окутывает дымкой темных энергий головы родичей и русичей.