Записки студента-медика. Ночь вареной кукурузы

– Все можно, если осторожно.

Вкусненько отобедали, и Вася Сланцев отвез бойцов отряда назад на поле. «Председатель» уже традиционно уселся на лавку в ожидании Сереги. Тот на этот раз громыхая на всю округу пустым кузовом, приехал быстро.

– Садись, давай, – коротко бросил Серега.

– А где картошка? – поинтересовался Твердов, встав на подножку кабины и заглянув в девственно чистый кузов.

– Да, я ее уже на овощебазу сбагрил, – не моргнув глазом ответил водитель, – чего с полным кузовом по деревне рассекать.

– Так мы же не до конца ее заполнили.

– А, ерунда, я на весы не вставал. Там сегодня знакомая весовщица работает, она и так вам две с половиной тонны записала. Можешь не благодарить, – широко улыбнулся Серега и подмигнул «Председателю».

– Здорово, – кивнул Александр, закрывая за собой дверцу кабины. – Огромное тебе спасибо, благодетель.

– Я же говорю, не стоит благодарности. Все, на поле?

– На поле, но в начале, давай, заедем на овощебазу и поговорим с твоей весовщицей.

– Чего? – Серёга сбросил скорость и неожиданно затормозил. – Ты что, студент, мне не доверяешь?

– Разумеется, нет. Как можно такому хлыщу как ты доверять?

– Кому? – лицо Сереги побагровело, и он в упор уставился на Твердова.

– Смотри не пукни, – ласково ухмыльнулся «Председатель», – давай, разворачивай свою шарманку, и поехали на овощебазу.

– Студент, ты че, тупой? – Серега вдруг схватил правой рукой «Председателя» за грудки, потянув его на себя. Раритетная жилеточка жалобно затрещала на швах, но выдержала грубый натиск. – Тебе же русским языком сказано, что картошку вашу зачуханную я сдал на овощебазу. Усек?

Что произошло дальше, Серега помнил не совсем четко. Вначале его руку пронзила острая боль, и он невольно отпустил Твердова. Через некоторое время его голова оказалась прижата к полу, нос ткнулся в промасленную ветошь. Рука, заведенная за спину, отказалась ему повиноваться. Было очень неудобно, больно и до слез обидно, что в положение риз его поставил какой-то заезжий сопляк.

Глупый Серега, отслуживший в свое время два года в стройбате водителем и привыкший угрожать тем, кто младше и слабее, не знал, что может все пойти не пл плану. Александр, хоть и был по годам моложе Клопа, но драться умел. В его родном посёлке дислоцировалась десантно-штурмовая бригада. А командир той бригады – боевой полковник Петрищев являлся соседом и другом семьи Твердовых, так что с его тяжелой руки юный Саня пять с лишним лет ходил к десантникам заниматься рукопашным боем. Его обучали разные ребята, и в том числе лучшие мастера воздушно-десантных войск. В общем, уделал Твердов туповатого Серегу, не сходя со места.

– Это что сейчас было? – с нескрываемой досадой спросил принявший вертикальное положение тела Серега, разминая затекшую руку.

– А это означает, что еще раз свои грабли ко мне протянешь, то вырву их с корнем, и нечем дальше махать будет.

– Ты где служил? – уже с заметным уважением поинтересовался собеседник. – В десантуре что ли? Так бы и сказал. А то руки сразу выкручивать.

– А ты не спрашивал.

– Ладно, мир, – протянул левую руку Серега. – Ты не обижайся, но я вашу картошку загнал перекупщикам. Половина навара твоя.

– Мне твои поганые деньги не нужны, – не замечая протянутой кисти, ответил Твердов. – Мне нужно, чтоб ты тот урожай, что мы соберем, налево не сдавал.

– Послушай, Саня, тут все так делают. Согласен: красть грешно. Но я же не у тебя, не у соседа ворую, а у государства.

– А у государства, стало быть, можно?

– Можно, государство от этого не обеднеет. Ты пойми, иначе тут не прожить. Сколько, ты думаешь, мы в колхозе зарабатываем официально?

– Я не знаю, – пожал плечами Твердов.

– А я тебе скажу: триста, максимум триста пятьдесят рублей в месяц. И то, только летом, когда битва за урожай идет. Зимой легко до ста скатываемся. Причем живые деньги видим, только когда этот самый урожай продадут. А так только в ведомостях расписываемся. А тут тебе за одну только машину сто рублей настоящими деньгами сразу отдают. Тут же за одну ходку треть моей зарплаты!

– Серега, ты мне это все для чего рассказываешь? На жалость давишь? Типа, у государства воровать можно, оно не обеднеет?

– Да ты пойми, чудак-человек, здесь все из колхоза тянут. Ты думаешь, легко скотину сейчас держать? Знаешь, сколько комбикорма надо, чтоб только одного поросенка выкормить и сколько этот самый комбикорм стоит? Мы же его не покупаем, а свиней держим все в деревне.

– Ясно, и комбикорм вы тоже тырите. Как же ваш колхоз миллионером станет, если вы его буквально по частям растаскиваете. Ладно, прекращай мне жалобиться о вашей суровой жизни, а скажи прямо, чего ты предлагаешь?

– Деньги пополам. Я все делаю сам. Четыре – пять ходок в неделю. Не так заметно и практически без палева. Перекупщики проверенные, с северов, на своих «Камазах». Ты только ничего не видел, ничего не знаешь. И за это с каждой машины тебе по полтиннику. Идет?

– Я подумаю, – Твердов почесал кончик носа и только сейчас Серега заметил, какие у него мозоли на костяшках кулаков.

– Саня, у тебя стипендия сколько будет?

– Не знаю. Говорят, рублей сорок.

– Вот, а ты только за одну «левую» машину получишь больше чем месячная стипендия. А таких машин может быть много. Ты смотри, перекупщики ждать не станут. Тут знаешь, сколько желающих закалымить.

– Странно, ты говоришь, что они приехали с севера на своих «Камазах», а зачем им с вами связываться? Почему не купить картофель официальным путем? Можно же подойти к Николаю Кузьмичу и оформить все по закону.

– Можно, только это займет больше времени и уйдет больше денег. Ведь Савин за бесценок продавать не захочет. Он мужик прижимистый.

Ну, так как, Саня? По рукам?

– По ногам! Я, думаю, что ничего у нас не получится. Собранную нами картошку ты будешь отвозить на овощебазу. На эту, которую ты успел уже продать, я так и быть глаза закрою. При условии, что в наш актив запишут эти две с половиной тонны, что ты украл.

– Да, ты что, там и двух тонн не было. Чтоб две с половиною тонны в мою машину впихнуть, надо дополнительные бортики ставить.

– Серега, мне честно говоря, по барабану, как ты это все провернешь. Это твои проблемы. Сам же говорил, что у тебя на овощебазе знакомая весовщица работает. Решай с ней вопрос. Можешь мою долю ей отдать. Но вечером я заеду на овощебазу и проверю. И не дай боже мои данные с твоими не совпадут. Вот я прямо сейчас записываю, что до обеда мы сдали две машины, – Твердов открыл припасенный блокнот и крупным почерком записал две машины напротив сегодняшней даты, – а позже допишу, сколько намеряли тонн и номера машин.

– Да-а, парень, широко шагаешь, – скрипнул зубами Серега, трогаясь с места, – штаны порвешь.

– Ты о моих штанах не беспокойся, а о своих подумай: как бы не намокли со страху, когда за тобой из органов придут.

– А ты ничего не докажешь!

– А мне и доказывать ничего не нужно. Только скажу председателю и все. Полагаю, у него на тебя давно зуб имеется. Ты же не первый день колхозное добро тыришь. А, несун? Не первый?! – тут Твердов так хлопнул Серегу по правому плечу, что у того сразу заныла рука.

– Да, ошибся я в тебе, ошибся, – пробормотал Серега, разминая отбитое плечо.

Удар, хоть и типа дружеский, у «Председателя», оказался весьма тяжелым. Такому, похоже, лучше под кулак не попадать.

Минут пять ехали молча. Наконец Серега натянуто улыбнулся и первым нарушил затянувшуюся паузу:

– А у вас в отряде девочки есть ничего себе. Я бы с ними познакомился поближе. Одна там особо ядреная, рыженькая такая, ведет себя уж о-о-чень прямо вызывающе. Я бы с ней точно замутил. Там из ваших парней с ней еще никто, ну… того?

– Ты себя в зеркало давно видел, Казанова недоделанный, – подумал Твердов, повернувшись в сторону покрытого с ног до головы несмываемой грязью и машинным маслом Клопа, – а мылся, когда последний раз? Разит от него еще почище, чем от козла Юрки. Неужели он и в самом деле считает, что на него кто-то из наших девчонок кинется?

– Чего молчишь, Санек? Сам на нее запал? – подмигнул ему Серега.

– Нет, не запал, – усмехнулся «Председатель», оглядываясь по сторонам. – А мы куда едем?

– На овощебазу, – сам же попросил. Сейчас Верку – весовщицу найду и перетру наш вопрос.

– Твой вопрос, твой, – поправил его Твердов. – Меня не подписывай. И прямо сейчас не обязательно, сделаешь в течение оставшегося дня. Разворачивай оглобли – поехали на поле.

– Не вопрос, командир, – согласился Серега, развернув грузовик и направив его в поле. – Так как на счет рыженькой? Есть кто у нее?

– Серега, а у тебя, кажется, жена дома имеется, или я ошибаюсь?

– Жена имеется, – разом потускнел Клоп, – даже скажу: очень уж грозная жена. Но когда это нас останавливало?

– Кого нас?

– Мужиков, разумеется, кого еще.

– Я – не женат. Так, что мне изменять некому.

– Счастливчик, – вздохнул Серега, выруливая на дорогу, ведущую к полю. Вдали показались бредущие по грядкам бойцы отряда и между ним Васькин автомобиль.

– Так зачем тогда женился?

– А, долгая история. Потом как-нибудь. Ты вот смотри, если хочешь, чтоб у вас дело быстрей спорилось, то надо сразу в две машины набирать.

– Как это?

– Да просто: не в одну все сыпать, а в обе. Все равно сразу две одновременно не наполните. Одна чуть быстрее наполнится. И пока она ездит на разгрузку, вы доберёте вторую. А если так случится, что обе машины разом заполните, то пока мы с Васькой гоняем на овощебазу, вы отдохнете. А еще можно ведра все пустые заполнить, пока мы разгружаемся, чтоб после поменьше простаивать.

– Да, так, наверное, быстрей получится, – согласился Твердов.

– Ты же, вроде говорил, что это у тебя не первый колхоз, там что, так не делали?

– Нет, там всегда одна машина была.

Так за разговором и не заметили, как подъехали к полю. Издалека могло показаться, что они подружились.

Глава 5

Метод, вовремя предложенный Серегой, себя полностью оправдал. К ужину первокурсники успели собрать не две, а еще целых четыре машины картофеля с горкой. Твердов лично съездил на последней машине на овощехранилище и проследил, чтоб весь собранный первокурсниками урожай записали на их счет. Порадовал тот факт, что нагло похищенная Серёгой машина с картофелем тоже значилась в списке их трудового актива.

На ужин «Председатель» прибыл к самому его окончанию. Солнце уже закатилось за крыши соседних домов. Воздух стал намного прохладней. Пока Александр мыл руки и усаживался за стол, последний боец отряда, ботан Павлик Прохоров, отнес на мойку пустую посуду.

– Забегал Ендовицкий, – мимоходом сообщил Павлик, – сказал, что в десять вечера придёт на спуск флага. Разрешил обойтись без гимна.

– А про меня спрашивал? – размешивая ложечкой сахар в стакане, поинтересовался Твердов.

– Спрашивал. Мы сказали, что ты поехал на овощехранилище контролировать собранные нами машины.

– Ну как, вкусно? – незаметно подсела к нему за стол Ольга, как только Павлик вышел на улицу. Подперла светящееся от счастья лицо пухлой рукой и с вожделением посмотрела на Твердова. Тот чуть не поперхнулся от такого внимания. Лишь неимоверным усилием воли заставил себя кисло улыбнуться и кивнуть в ответ, стараясь не выронить изо рта кусок горячей котлеты.

В дальнем углу столовой, за последним столом, словно голубки ворковали абитуриент Рома Попов и повар Марина. Парень что-то ей быстро шептал на ухо, приблизившись влажными губами почти вплотную к ее румяной щеке. А она мило улыбалась и согласно кивала в ответ. Похоже, они не замечали, что творится вокруг. Кроме них четверых в столовой никого больше не было, если не считать рыжего кота Ваську, вальяжно с сопением разлегшегося на голубом подоконнике.

Доев картофельное пюре и наскоро прикончив вторую котлету, Твердов откинулся назад.

– Давай горяченького чайку подолью? А то уже, поди, остыл, – встрепенулась Ольга.

– Ой, не надо, – Александр бережно накрыл ее руку своей и ощутил, как кисть девушки сразу обмякла, – не люблю горячее. Сейчас чаек в самый раз.

– Может, тебе еще ватрушек подать, у нас остались. Или булочек с повидлом, – тихо спросила девушка, не пытаясь убрать свою кисть из-под руки Твердова, – с яблочным?

– Ой, спасибо, все, сыт по горло, – провел он у себя рукой под подбородком.

– Давай я тебе с собой дам? Заверну в кулек.

– Не надо, – отозвался Твердов, а потом подумал, – а чем закусывать станем? Сосед же обещал сэму взять. А у него неудобно закуску клянчить: Серега сам едва концы с концами сводит.

– Ладно, только немного, – согласился «Председатель», – все равно у нас ни чайника, пока, ни кружек нет. Придется, всухомятку есть. Я утром, правда, подал заявку Николаю Кузьмичу, но когда еще будет.

– Нет, Савин, если чего пообещал, то обязательно сделает. Не любит он давать пустые обещания, особенно для студентов, – улыбнулась Ольга, ловко скрутив из куска грубой оберточной бумаги огромный кулек и набив его ватрушками и булочками с повидлом. – На, только аккуратней неси, чтоб не помялись.

– Спасибо огромное, – Твердов встал из-за стола и бережно принял из рук Ольги увесистый пакет. При этом ее рука коснулась плеча Александра.

– А ты сегодня сильно устал? – не убирая руки, поинтересовалась девушка, заглянув ему прямо в глаза.

– Да, не очень. А что такое?

– Приходи после своего опускания флага к другому концу столовой, где я Юрку привязываю. Я тебя буду ждать. Есть бутылочка «красненькой», угощу, посидим, пообщаемся.

– Сегодня не получится, – мягко освободившись от ее «захвата», потупил взор «Председатель», – у меня мероприятие еще с утра наметилось.

– Да, знаю я твое мероприятие, – вспыхнула Ольга, – пойдешь с этим дурачком Сережей Анисимовым бухать. Посмотри, отчего отказываешься, – она слегка наклонилась вперёд, и взгляд Александра утонул в бездонной ложбине, устроенной двумя гладкими округлыми холмами, подкатившимися к смелому вырезу в ее платье. – У меня муж сегодня в Константиновку на два дня уехал за запчастями. Сегодня его точно не будет.

– Я не отказываюсь, – сглотнул выделившуюся слюну Твердов, краснея еще больше, – но я уже пообещал, пускай и дурачку, как ты его называешь, провернуть одно дельце.

– Конечно дурачку! – почти крикнула раздосадованная Ольга. Да так, что сидевшие в углу Рома с Мариной с удивлением обернулись.

– Оля, ты чего это? – Марина оторвалась от Ромы.

– Ничего, не обращайте внимания. Вырвалось.

– Я, пожалуй, пойду, – засобирался Твердов. – Надо проверить как там в лагере дела обстоят, да подготовиться к приходу Ендовицкого.

– Ты обиделся? – Ольга снова взяла его руку. – Не обижайся. Я же, как лучше хочу. Серега он кто? Пустобрех, его у нас никто в деревне всерьез не принимает. Настрогал детей, а теперь не работает, пьянствует, да рассуждает о высокой материи. Держись от него подальше. И к жене его Ольге на пушечный выстрел не подходи, та тоже с приветом.

– Странно, от всех, значит держись подальше.

– Не от всех, – Ольга чуть улыбнулась, – меня не надо сторониться.

– Я подумаю, – улыбнулся в ответ Твердов, надевая свободной рукой на голову кепку. – А за гостинцы и добрый совет спасибо.

– Думай, только не очень долго, а то муж послезавтра должен вернуться. Может, все же заглянешь сегодня? У меня и закуска найдется.

– Нет, сегодня точно не получится! – решительно мотнул головой «Председатель» и, подхватив кулек с гостинцами, направился к выходу. – Рома, пошли уже в лагерь, – почти у самого порога он обернулся и посмотрел на прилипших друг к другу голубков, а после перевёл взгляд на Ольгу. В глазах у нее блеснули тоска и надежда одновременно.

– Ну, куда ты так спешишь? – недовольно спросил Рома, догнав «Председателя», когда тот уже шел по улице. – Что у нас, горит?

– Горит, в десять спуск флага. Придёт парторг.

– Да пошел он твой парторг в одно место, – в сердцах бросил Рома, – у меня тут, понимаешь, свидание срывается.

– Значит так, – Твердов резко повернулся и уставился на недовольного товарища, – давай договоримся сразу, что свои личные дела ты станешь решать не в ущерб общественным. Если в десять ноль-ноль спуск флага, то ты должен быть там и стоять в сплоченных рядах своих товарищей. А после делай, что хочешь, хоть на голове стой. Ясно?

– Ясно, только что, без меня никак? Без меня эти самые ряды станут менее сплоченные? Я же там никакой погоды не делаю.

– И Ендовицкий такой же мой, как и твой, – в место ответа буркнул «Председатель», и, развернувшись, пошёл дальше молча.

Рома нехотя поплёлся за ним к общежитию. А на крыльце столовой стояла погрустневшая Марина и глядела ему вслед. Ольга смотрела на удаляющегося Твердова сквозь зашторенное тюлем окно и тихо грустила.

К назначенному сроку парторг не явился. Уставшие с непривычки после первого трудового дня бойцы стали ропать. Твердов не стал ждать, а молча, под одобрительные взгляды однокурсников, опустил высохший за день флаг и распустил строй.

Не успели еще все толком разойтись, как скрипнула калитка, и во двор быстрыми шагами вошел поблескивающий мокрой лысиной Ендовицкий.

– Всем добрый вечер! А чего это вы уже расходитесь? А спуск флага?

– А мы его уже, Юрий Ильич, спустили, – за всех ответила Вика Глазова. Она сегодня так наработалась, что желала лишь одного: поскорее добраться до кровати.

– Как спустили? – Ендовицкий посмотрел на свои часы и зачем-то поднес их к уху. – На моих еще без двух десять.

– А на моих уже три минуты одиннадцатого, – спокойно ответил Твердов и показал парторгу свои «Командирские».

– Странно, – Ендовицкий с недоверием покосился на «Председателя», прошёлся глазами по его новому прикиду, удивленно хмыкнул, – что-то вы слишком быстро расходитесь. И торжественную часть уже успели провести? Отчитались перед отрядом, сколько собрали урожая, как…

– Все сделали, не переживайте, – почти интеллигентно перебил его Твердов, – мы начали на десять минут раньше.

– Зачем?

– Чтоб флаг спустить ровно в 22–00! Ведь не станете же вы сейчас требовать, чтоб мы еще раз его спустили.

– Разумеется, нет, – пожал печами парторг, – но вы же знали, что я к вам вечером зайду. Могли бы и дождаться.

– А семеро одного не ждут, – звонким голосом произнес подошедший к парторгу Пакет, – тем более тридцать.

– Ну да, ну да, – промямлил Ендовицкий, – а где ваши преподаватели? Что-то я их не вижу?

– У себя, наверное, – почесал затылок Твердов и подумал, что Сергеичей он не видел с того самого момента, когда те ушли в туманную даль деревенских закоулков, тогда, еще сразу после завтрака.

– Ладно, раз такое дело, то хорошего вам отдыха. Все у вас есть, всем обеспечены?

– Я утром давал заявку, чтоб нам выдали кружки, ложки, чайник, – начал перечислять Твердов.

– Все уже давно выдали, все доставили, – резко одернула его Вика. – Еще до обеда привезли, мы уже все распределили между девочками и мальчиками.

Ендовицкий набрал поглубже воздуха, хотел еще что-то добавить, но потом облегченно выдохнул, махнул рукой и быстрыми шагами вышел на улицу.

Наступила ночь. На чернильном небосклоне зажглись холодным светом далекие звезды. Из-за росших вдоль дороги тополей медленно выплыла желтая луна, похожая на обрезанный с одного бока сырный круг. По ногам неприятно потянуло холодком.

– Добрый вечер, соседи! – из темноты материализовался сосед Серёга с полным мешком из-под картошки на спине. Судя по тому, как он легко им манипулировал, в нем находился отнюдь не картофель. – Вот, как и обещал: принес вам кукурузы.

– О, прикольно! Кукуруза! Эх, как ее только сварить? – первокурсники гурьбой обступили своего ночного благодетеля, и Твердов уловил, что от того явственно тянет спиртным.

– Нет ничего проще, – сбросил мешок на землю Серега, – у вас же печка во дворе есть. Тащите ведро, только самое страшное и воду. Я за дровами. Ща все организуем.

Через двадцать минут в печке, весело потрескивая, заплясал по дровам огонь. Сверху, над пламенем, в конфорочную дыру поставили помятое с боков жестяное ведро с кукурузой. Первокурсники обступили печь полукругом и как зачарованные смотрели на длинные и причудливые языки пламени, выбивающиеся из дверцы. В кромешной темноте это зрелище завораживало и напоминало лежащего на земле сказочного дракона, опасно попыхивающего огоньком из приоткрытой пасти.

– Надо лавочки смастерить, а то как-то не очень удобно тут на корточках сидеть, – со знанием дела заметил Костя Голиков, который сегодня дежурил по лагерю, он тоже решил дождаться, когда сварится кукуруза.

– Так, а чего вы не сделали? – поинтересовался стоявший ближе всех к огню Коля Назаров. – Чем вы тут с Александровой, весь день занимались, пока мы на поле впахивали?

– Ну, знаешь, мы тут тоже не прохлаждались, – вспылила стоящая рядом Света Александрова. – Ты не обратил внимания, как в вашей избушке стало чисто и светло. Вы вчера туда столько грязи натаскали, что три раза пришлось одну только воду менять, чтоб пол ваш дурацкий отмыть. А вода в умывальниках, по-твоему, по-щучьему велению там появилась и нагрелась? А…

– Все, все, убедила! – Коля примирительно поднял вверх руки и добродушно улыбнулся. – Я все понял. Но вот на лавочку времени не нашлось.

– Да кто же знал, что мы вечером кукурузу станем варить, – почесал за ухом «Тормоз». – И, потом, из чего тут лавочки сделаешь? И главное, чем?

– О, это не проблема, – поморщился сосед Серега, надев на правую руку засаленную брезентовую рукавицу и переставив закипевшее ведро подальше от круглого отверстия в печке, через которое сразу же вырывалось полуметровое синеватое пламя. – У меня в сарайке и доски, и пила, и гвозди с молотком найдутся. Вот кто у вас завтра дневальным останется, пускай и сварганит лавки. А я подсоблю.

– Что же, мы каждую ночь теперь будем кукурузу варить? – прищурилась от дыма Вика.

– А почему бы и нет? – согласно кивнул Серега. – На то она и ночь, чтоб варить, раз вам днем некогда.

– Где же мы столько кукурузы возьмем, чтоб каждую ночь-то?

– О-о, этого добра здесь навалом можешь не переживать.

– Ночь варёной кукурузы, – вслух озвучил свою неожиданно всплывшую в голове мысль Твердов и выразительно посмотрел на суетящегося возле печи Серегу.

– Шикарное название, – поддакнул Серега, уворачиваясь от бушующего внутри печи пламени, подкинув вовнутрь березовое полено, – а главное, романтичное.

– Ну, ты, романтик, сэм где? – сделав вид, что поправляет сложенные недалеко от печи дрова, нагнулся к нему «Председатель».

– Ща, ребятки, скоро все будет готово, – словно не слыша его, объявил выпрямившийся Серега, – осталось, только чутка соли сыпануть. А соли у меня целый мешок в сарайке стоит.

Серега, слегка покачиваясь, двинул в сторону своего сарая. Абитуриенты, те, кто остался у печи, принялись рыскать по двору в поисках приспособлений под седалище, подсвечивая себе карманными фонариками. Суровый «Председатель» растворился в темноте, приотстав от Сереги на пару шагов.

– Ты чего, хорек, шутки со мной шутить затеял?! – лёгкий удар в печень, согнул Серегу пополам.

– А? Ты чего? – с трудом превозмогая боль, попытался выпрямиться добровольный массовик-затейник.

– Профилактика гриппа, – вторым ударом ребром ладони по шее Александр отправил Серегу в высокую траву, росшую у входа в сарай.

– Иваныч, это ты что ли? – потирая ушибленное место, опять сделал попытку подняться на ноги Серега. – Не бей больше. Больно же!

Сырный обрубок луны выкатился из-за крыши дома и осветил полянку перед сараем. Серега сидел, а «Председатель» возвышался над ним, скрестив перед собой сильные руки. Ноздри его расширились, и он еле сдерживал себя, чтоб не закатать противнику в челюсть. Однако добивать поверженного соседа не стал.

– Больно тебе? А где деньги, где самогон?

– Иваныч, извини, я … Ой, только не бей! – Серега вжал голову в плечи и прикрылся руками.

– Ты что, уродец комнатный, решил меня на бабло развести? Думаешь, что вот так запросто можно кинуть Саню Твердова? Нажрался уже за мой счет? Я тебе утром, сколько денег дал?

– Три рубля, – опустил голову Серега и перестал чесать шею, – на три поллитры. Извини, братан, не донес. Встретил тут парней знакомых по дороге, а я им должен был. Пришлось угостить. Выдай еще трояк, я все мигом исправлю.

– Твои братаны в овраге лошадь доедают, – Твердов замахнулся, но тут луна поднялась еще выше, и ее блеклый свет проявил узкоплечую согбенную фигуру сидящего на земле человека. Рука сама собой опустилась. – Я бы понял, если б ты детям своим на эти деньги хотя бы конфет купил, а ты их тупо пропил. Пропил, шкура, причем, чужие деньги!

– Иваныч, – Серега ухватил «Председателя» за ногу и прижался к ней щекой, я отдам, чест слово, отдам.

– С чего ты отдашь? – Твердов брезгливо отдернул ногу. Холодный лунный свет превратил сидящего у дверей сарая Серегу в трясущегося суслика. Такое отождествление возникло у Александра, глядя на хныкавшего у его ног алкоголика.

Когда-то, в не таком уж и далеком детстве, будущий «Председатель» со сверстниками озорничая, добывал в полях сусликов. Те жили в глубоких и разветвленных земляных норах. Чтоб выудить грызуна на поверхность, нужно вначале было вычислить все его ходы-выходы. Потом заткнуть запасные норы пучком травы, а в оставшийся единственный выход налить воды. Иногда для этого приходилось влить до десяти полных ведер. А с учетом того, что водоем в поле находился на приличном расстоянии, то такая охота была весьма изнуряющей. Зато сколько возникало радости у по-своему жестокой, но творческой детворы, когда на поверхность, пыхтя и кашляя, торопливо выбирался испуганный мокрый суслик с обвисшими усами.

На него набрасывали тряпку и, живо спеленав животное, тащили его к себе поиграть. Твердов хорошо помнил, как учащенно билось под тряпкой маленькое сердце, а игрушечные мускулы, натужно пытались разорвать крепкую ткань. Впрочем, ни один суслик в их диких играх не пострадал. Росли они суровыми, но добрыми ребятами. И натешившись, каждый раз выпускали плененного суслика на волю. То-то радости у освобождённого зверька: бежит, семеня коротким лапками. А ему свистят вдогонку, подгоняют. Для пацанов был важен сам процесс поимки суслика.

Вот сейчас залитый лунным светом бледный осунувшийся Серега напоминает выбравшегося из залитой норы суслика: такой же жалкий, продрогший и беспомощный. Твердов хотел еще что-то добавить, но вглядевшись в суслика Серегу, плюнул в сторону и пошел назад к печке, к народу.

– Я отдам! Иваныч, я честное слово, отдам или хошь – отработаю! Я вам кукурузы принесу, – неслось ему вслед, – каждый день стану приносить.

– Что там? – спросил стоявший в тени кустов сирени Рома, на которого Александр неожиданно напоролся в темноте.

– А, – махнул он рукой, – ничего. Не бери в голову.

– Ты извини, – Попов виновато улыбнулся, – но я почти все слышал.

– Следил за мной?! – Твердов замедлил шаг, а потом и вовсе развернулся, и подошёл, к продолжавшему стоять на одном месте однокурснику.

– Не совсем. Мне Марина в столовой рассказала, что за жук наш сосед. Он, оказывается, когда тут, в прошлые годы, до нас студенты с педа жили он их систематически на бабло и бухалово разводил. Причем безнаказанно: сам всегда пьяный, а те только кривятся. Постоянно разные легенды сочинял. У него тактика такая: вначале втереться в доверие, типа свой в доску, а затем начинает деньги клянчить. И кукурузу им тоже таскал мешками. Он ее на колхозном поле тырит.

– Ну мы же не с педа, – криво ухмыльнулся Твердов.

– Я это уже понял. Ты чего с ним сделал? Честно признаться, не ожидал от тебя такой прыти.

– Да ничего особенного: отвесил пару оплеух. Чего с него возьмешь, с голодранца? Он только детей строгать горазд.

– А бить-то зачем?

– Понимаешь, разозлил он меня. День тяжелый выдался, много всякого произошло. Думаю, сейчас приду в лагерь – сниму стресс. А как глянул, что этот козел бухой ходит, то сразу все понял. В общем, сорвался. А ему не привыкать, люлей получать. А ты чего Серегой так интересуешься? Пожалеть пришел или заступиться?

– Если честно, то хотел вот на хвоста к вам упасть, – улыбнулся Рома, – я же сразу просек, еще утром, что ты с соседом решил чего-то такое замутить. Он же видно, что алкаш прожжённый и вокруг тебя вертится. Явно на бутылку раскручивал.

– Скажите пожалуйста, какой наблюдательный. Только я тоже не пальцем деланый, в таких хануриках разбираюсь чуток. И вашего брата, что на халяву на хвоста падает тоже повидал.

– Ты не обижайся, я же не с пустыми руками, – тут Рома разжал кулак и, на ладони выпрямилась, тихо шурша, мятая трехрублевая купюра.

– Нет, я все, пас. По крайней мере, сегодня точно. Что-то, знаешь, расхотелось расслабляться.

– Эх, а мне бы сегодня в самый раз было. Может, все же организуем? Я в одиннадцать с Мариной встречаюсь. Накатить бы до свидания грамм сто пятьдесят для храбрости. Деньги есть.

– Не в деньгах дело, – Твердов прислушался, там, в темноте, раздался скрип открываемой двери Серегиного сарая, в глубине зажегся электрический свет, – просто, кроме этого чудака на букву М, местных притонов, где можно затариться самогоном, никто из нас не знает. А к нему обращаться, сам понимаешь, у меня больше желания нет.

– Так давай я обращусь?

– Без меня, – Твердов устало махнул рукой, – я спать пойду, завтра рано вставать. Хоть высплюсь. Хочешь, сам к этому Сереге подкатывай, но я бы не советовал: крайне ненадежный товарищ. Один раз уже наколол, где гарантия, что еще раз не обманет? И, кажется, ты на свидание торопился, – «Председатель» поднес циферблат ручных часов к самым глазам, – а уже половина одиннадцатого. Или уже передумал?

– Ну, какое там, – тяжело вздохнул Рома, – только сто пятьдесят для храбрости точно не помешали бы.

– Очкуешь? Раньше с девками что, не зажигал?

– Да, ты что, у меня этих девок знаешь, сколько до института было? Гроздьями сами на шею вешались. Я же…

– Слушай, Рома, прекрати заливать. Таких, как ты типков, я тоже, знаешь, насмотрелся.

– Интересно, и где же ты успел насмотреться, а, «Председатель»?

– Значит, было где, – спокойно ответил Твердов.

– Так ты что, правда, после армейки в институт поступил? Выходит, ребята не брешут?

– А какая разница? – уклонился от прямого ответа Александр. – Ты мне вот на мой предыдущий вопрос не ответил: побаиваешься к Марине идти?

– Есть, малехо. – сразу сдулся Рома. – А может, вместе рванём?

– К Марине?

– Зачем? Я к Марине, а ты к Ольге. Я же видел, как она на тебя в столовой смотрела. А Марина говорила, что у нее муж в командировку свалил. Так что чего ты теряешься? Пошли, она девушка видная. К тому же с Мариной они соседи, через огород.

– О, да ты уже все разведал. Но сегодня, извини, я не ходок. Хотел вот бухнуть, снять стресс, как говорится. А раз все сорвалось, то пойду баиньки. А то с утра это дурачок Ендовицкий опять припрется.