© Издательство «Сатисъ», составление, оригинал-макет, оформление, 2005
Предисловие
Святое детство, святая юность… Как-то светло становится на душе, когда видишь доверчивых, милых детей. Даже сердце зачерствевшего в жизненной борьбе и пороках человека смягчается, когда он слышит лепет детей, и сумрачные лица озаряются улыбкой.
У одного из глубоких русских поэтов, Хомякова, есть превосходное стихотворение «К детям», где он говорит о той великой отраде, какую доставляет душе общение с чистыми душой детьми.
Бывало, в глубокий полуночный час,
Малютки, приду любоваться на вас.
Бывало, люблю вас крестом знаменать,
Молиться, да будет на вас благодать,
Любовь Вседержителя Бога.
Стеречь умиленно ваш детский покой,
Подумать о том, как вы чисты душой,
Надеяться долгих и счастливых дней
Для вас, беззаботных и милых детей…
Как сладко, как радостно было!
Теперь прихожу я: везде темнота,
Нет в комнате жизни; кроватка пуста;
В лампаде погас пред иконою свет…
Мне грустно, малюток моих уже нет.
И сердце так больно сожмется.
О дети, в глубокий полуночный час
Молитесь о том, кто молился о вас,
О том, кто любил вас крестом знаменать, —
Молитесь, да будет и с ним благодать,
Любовь Вседержителя Бога.
Быть может, многие взрослые, которых жизнь ожесточила или которые замерли в холодном себялюбии, может быть, эти люди провели бы жизнь свою иначе, если бы им пришлось воспитывать каких-нибудь детей и заботиться об этих детях.
Что может быть выше, чем детская незлобивая и чистая душа, которая вместила в себя Бога?
Святость – это свобода от греха, это неведение зла, это любовь к людям, это стремление к Богу, живая постоянная связь с Богом.
И вот вы видите молящегося ребенка… Как трогательны эти уста маленького, беспомощного существа, которое произносит эти величайшие во вселенной имена – Бог, Христос, Пресвятая Дева…
И вот некоторые дети какой-то чудной силой привязывались ко Христу, как привязался к Нему младенец Игнатий Богоносец. Предание видит в нем того мальчика, которого благословил Христос, когда произносил Свои слова: «Не возбраняйте детям приходить ко Мне». Это же предание передает, что, когда Игнатий Богоносец был растерзан львами, на земле нашли его сердце, на котором было вырезано имя Бога.
И сколько таких детей знала Церковь, в сердце которых обитал Бог, хотя на их сердцах не было таинственного изображения Божия Имени.
Перед нами пройдут многие святые отроки и отроковицы, которые отдали Богу всю свою привязанность, все свои мысли и которых Бог в детском возрасте взял к себе, венчая их венцом святости.
Пусть узнают они, как будущий Феодосий Киево-Печерский ребенком трудился для Церкви. Как он узнал, что обедня в их приходе не служится ежедневно из-за недостатка просфор, и как он стал добывать муку и сам заниматься тяжелым для его возраста делом – месил тесто и пек просфоры.
Пусть увидят они образ будущего великого богатыря, неодолимого Александра Невского – мальчиком. Перед иконами в одинокие вечерние часы тужит он о бедствиях униженной и подневольной Руси, и в пылком молодом воображении слагаются картины будущего, как станет он служить народу. Пусть с отроком Елевферием, будущим первосвятителем Московским, Алексием митрополитом, они на подмосковном лугу, раскинув сети для перепелов, услышат призывающий Божий глас и, не отходя от ребенка, вернувшись с ним в терем, следят за происшедшей с ним переменой.
Пусть узнают они, как Бог прославил крестьянского мальчика Артемия из дальнего села Русского Севера – Верколы, убитого молнией на поле во время работы, и подумают о том, как праведна должна была быть жизнь этого маленького простолюдина, который всем существом своим чуял Бога и тянулся к Нему своей детской душой.
Пусть пройдет перед ними образ маленького страдальца, родившегося в почете, славе, богатстве и прожившего в уничижении, – княжича Гавриила Бельского. Отец его был правителем Русского государства в малолетство царя Ивана. Когда же злые бояре убили князя Бельского, сын его был запрятан доброжелателями в Старицу и более не пожелал вернуться в мир…
Пройдут перед нами и другие дети, благословенное детство которых отразилось на их будущей жизни и которые в детских уже летах были полны благодати, со временем в них развивавшейся все сильнее и сильнее.
И пусть эти святые дети научат наших детей тому, как Бог призывает к Себе людей и как Он отвечает тому, кто к Нему идет.
Обстановка их жизни была так разнообразна. Иные родились в царских дворцах, другие в бедной доле сельского пастушка. Но для всех них Бог был главной целью их жизни, и их детское сердце трепетало божественной любовью. И чем больше эти дети о Боге думали, тем больше им хотелось о Нем думать. Сердцем своим они глубоко усвоили и оценили величие жизни Христа на земле, Его за нас страдания, искупление нас Его пречистой Кровью.
Озаренные светом Христовым, они избегали жизненного зла и у престола Божия воспевают пресветлому Богу непрестающую хвалу…
И над бытом этих святых детей высятся, сияют два благословенных, пречудных детства – детство Богоматери и детство Спасителя мира.
Приведенная родителями по обету в храм малым ребенком, Дева Мария училась у надзирательницы ручным работам. Ими усердно Она занималась всю жизнь Свою до конца Своих дней. Для молитвы Она уходила во Святая святых. Ей необходимо было ежедневно уединяться. В одиночестве Она думала о величии Божием, и душа Ее все ярче отражала чудные совершенства Божества.
Благоговейной тихостью отличалось поведение Девы Марии. С Ее кротких уст не срывалось никогда ни одного неспокойного слова.
Ежедневно с раннего утра Пречистая Дева молилась до девятого часа. Потом в шестом часу занималась рукоделием или читала Священное Писание. С трех часов дня Она опять начинала молитву, пока Ее молитву не прерывал Ангел – он приносил Ей пииту.
Дева Мария много думала и очень мало говорила. Пряжа и шерсть были самым обычным Ее рукоделием. Она часто вышивала шелками, больше всего для храма.
А кто изобразит тайну священной ночи Рождества Христова!.. Лежит, повитый пеленами, Неприступный Бог. От страшного Престола Своей славы Он спустился на землю и возлег на холмике соломы.
Все – тайна, все – чудо, все – святыня в священной ночи Вифлеема…
Хочется всмотреться, вдуматься, замечтаться над священным детством и отрочеством Господа Иисуса Христа в родном Назарете.
Занятый тяжелым трудом столярным старый Иосиф. Этим трудом он кормит Деву Марию и Младенца Иисуса. А сама Дева Мария тоже все за рукоделием: то прядет, то вышивает. Иисус то помогает Пречистой Матери в хлопотах по хозяйству, то столярничает вместе с Иосифом…
А в свободное время отрок Иисус, Царь и Создатель вселенной, озирает детскими очами мягкие склоны Галилейской страны, и тихое и мирное озеро Тивериадское, и белых голубей, летающих вокруг их скромного домика, поля с поспевающей жатвой, сады с серебристыми маслинами…
И что говорили с высоты неба серебряные звезды? О чем шептали Ему, радостно кивая своими головками, цветы на зеленых лугах?
Один немецкий художник нарисовал прекрасную картину-мечту.
Весна, яркий луг с разбросанными кое-где деревьями, много одуванчиков в траве. Утреннее – не жгучее, а ласкающее солнце, пасущееся стадо овец. Маленький босоногий пастушок одет, как одеваются мальчики в немецких деревнях… Ему видение… Предстала перед ним Дева с Младенцем на руках, и чистое детское сердце сказало ему, Кто эта Дева и Кто этот Младенец… Пастушок весело наклонился, сорвал с земли одуванчик и протянул его Младенцу… Младенец радостно потянулся к цветку под призором Девы в белом покрывале, и все замерло в умилении: и пастушок со своим даром Творцу миров – «Твоя от Твоих Тебе приносяще», и ласковые деревья со свежими весенними листьями, и мягкий уклон луга, и одуванчики в траве.
Не так же ли тянулись к Христу-отроку лесные цветы, и звезды, и лучи солнца, как на этой картинке протянул свои одуванчики Младенцу Христу пастушок?
С Богом в путь!
Пусть узнают наши дети о святых, которые в своем детстве умели славить Христа и которых прославил Христос.
И пусть над детством наших детей и нашей молодежи, над всем тем чистым, благородным, отзывчивым, справедливым, что есть в душе человеческой в эту пору, – пусть над ними склонится, с благостью в очах, с призывным взором, с обещанием высокого счастья, победивший зло, открывший людям вечное блаженство Христос.
Е. Поселянин
Январь[1]
Юность святителя Василия Великого, архиепископа Кесарийского
(Память 1 января)
Какое чудное сияние исходит из детских лет великого отца Церкви Василия… Он был сын матери-христианки Эмилии и рос в семье глубоко благочестивой.
Старшая сестра Василия, Макрина, потеряв своего жениха, решила провести свою жизнь в девстве, и причислена Церковью к лику святых. Из девяти детей, бывших у отца Василия, четверо были прославлены святостью: кроме Макрины и Василия, братья его Григорий Нисский и Петр Севастийский. Бабушка Василия, Макрина старшая, вложила в душу внука благочестие. А отец его, чрезвычайно образованный человек, занимался первоначальным его обучением. Схоронив отца по четырнадцатому году, Василий жил несколько лет в поместье своей бабушки, где впоследствии возник монастырь.
Способности у Василия были необыкновенные: он изучал философию еще совсем мальчиком. Схоронив и бабушку, шестнадцати лет от роду он вернулся в Кесарию. Но так как он быстро сравнялся в мудрости со своими наставниками, то отправился в Афины, где было тогда средоточие эллинской образованности. Тут товарищами его были святой Григорий, впоследствии патриарх Цареградский, нареченный Богословом, и Юлиан, бывший впоследствии императором римским и греческим и отступивший от Христа.
У Василия с Григорием была великая и нераздельная дружба. Они жили в таком тесном единении духовном, как будто в двух телах у них была одна душа.
Они избегали забав. Не посещали шумных собраний, игр в цирках и знали только лишь две дороги – в храм и в школу.
Душа Василия горела жаждой познать божественные тайны, и вот однажды в сердце его зажглось непреодолимое желание изучать в тишине Священное Писание. Он оставил Афины и ушел в Египет, где в безмолвии наслаждался изучением Божественного Слова, питаясь водой и зельем. Потом поплыл он в Иерусалим, чтобы посетить святые места, и уже оттуда во всеоружии веры вернулся в Афины. Тут он просиял великой человеческой и божественной мудростью, и сияние это не погасло до конца его жизни и ярко озаряет его имя в веках.
Детские годы Прохора Мошнина, впоследствии преподобного Серафима, великого Саровского старца
(Память 2 января)
Когда задумаешься о небесном, порой какое-то желание овладевает душой.
Хочется увидать воочию Ангела небесного… Думается: вот прилетит Ангел; он реял в лучах горнего света; он видел престол Вседержителя; он воспевал Богу хвалу. Он будет держать в руках райскую ветвь с расцветшими в райских садах цветами… Как укрепится этим видением моя вера!.. С какой радостью брошусь я к нему навстречу!.. При виде его мне покажется, что я сам был в дивном небе.
Эта радость, возбуждаемая слетевшим с неба Ангелом Божиим, переживалась теми людьми, которые воочию видели великого Саровского старца Серафима.
Трудно представить себе человека, который в земной своей жизни так сильно напоминал о небе, как Саровский старец Серафим.
Все было в нем необыкновенно, особенно, не похоже на других людей.
Вот идет он, опираясь на суковатую палку, в неуклюжих больших кожаных чеботах, в тулупчике с дырами, подпоясанный полотенцем; с рук спускаются грубые кожаные четки, на нем мягкий клобук такой формы, как носили в старой Руси, плечи покрыты полумантийкой.
В этом древнем ослабленном старце – он и выпрямиться не мог, так как напавшие однажды на него в лесу разбойники сломали ему спину, – в этом древнем старце живет необыкновенная жизненность. Со своими седыми волосами, затрудненной походкой, он светится какой-то непобедимой юностью… Голубые глаза пронзительно смотрят в душу всякого… Ангел, Ангел…
Как же протекло детство старца Серафима, носившего в миру имя Прохор?
В том самом Курске, который был родиной отца русского монашества, преподобного Феодосия Киево-Печерского, родился Прохор 19 июля 1759 года. Отец его, Исидор Мошнин, брал на себя работы по каменным подрядам. Он строил обширный храм Преподобного Сергия Радонежского, что ныне – Курский собор. Не успел он докончить эту работу, как умер. Дело его после смерти продолжала вести его вдова Агафья, женщина разумная и деловитая.
Мошнины были люди старозаветные и благочестивые. Тогдашние родители воспитывали детей в страхе Божием. Есть рассказ об одной семье, – серпуховского гражданина Путилова. Его дети были современниками старца Серафима и стали настоятелями: один – Саровской пустыни, другой – Оптинской пустыни и третий – Мало-Ярославецкого монастыря.
Обучались дети дома, у отца, а в школу не ходили: отец боялся для них дурного товарищества. В праздник отец водил их в церковь и, когда возвращались домой, расспрашивал их о службе и заставлял пересказывать содержание Апостола и Евангелия. В церкви Путилов певал на клиросе, так как имел хороший голос. В праздничные дни он любил заниматься с детьми церковным пением. Из открытых окон лились звуки голоса отца, смешиваясь с голосами его молодых сыновей, и прохожие останавливались под окнами, говоря: «Сладко поют у Путиловых». Часто посещали дом Путилова духовные лица. Дети с детства слыхали много полезного для души.
Таким же строем текла жизнь и в доме Мошниных.
В чистых скромных комнатах в углах теплятся перед старыми тяжелыми иконами лампады. Всякий день Мошнина идет к обедне. Она отличалась особым благочестием. Любимым делом ее была забота о девушках-сиротах: их она выращивала и выдавала замуж, отпуская им необходимое приданое. Эту чуткость матери ко всякой нужде унаследовал и развил в себе великий ее сын.
Что-то необыкновенное чувствовалось в Прохоре.
Господь приставляет к детям Ангелов Хранителей. Часто эти Ангелы, когда дети готовы куда-нибудь упасть, поддерживают и спасают их. Но ни над кем в детстве не выказалась столь ясно сила охраняющего Ангела, как над маленьким Прохором Мошниным.
Довершая начатое мужем дело, Агафья достраивала высокую колокольню Сергиевского собора. Как-то пошла она осмотреть ее и взобралась до верхнего яруса. Перил еще не было там устроено. Прохор увязался за матерью. По живости своей подбежал к самому краю, перевесился и стремглав полетел на землю. Что переживала в это время бедная мать!
Не помня себя от ужаса, бросилась она бежать вниз по лестнице, чтобы подобрать не трупик, а лишенный всякого образа мешок с костями: все, что должно было остаться от ее сына… Спустившись вниз с остановившимся сердцем, выступила она из каменного строения наружу. Не верит своим глазам, думает – наваждение: Прохор весело бежит к ней навстречу… Сон… Но нет, не сон, его голос зовет ее: «Мамка, мамка!»
Никогда, до последнего издыхания своего, Агафья Мошнина не забывала этого часа, и, быть может, когда взглядывала она на своего сына, ей казалось, что за плечами у него трепещут белые крылья…
Когда Прохора стали учить грамоте, он принялся за дело с большой охотой, быстро стал он успевать в учении, как вдруг – занемог. Тут снова проявилось над ним великое Божие чудо.
Прохор увидел во сне Пресвятую Богородицу. Она обещала посетить мальчика и излечить его. Сновидение свое Прохор рассказал матери. Как-то вскоре Крестным ходом несли по Курску чудотворную Коренную икону Божией Матери. Несли ее по той улице, где стоял дом Мошниных. Ударил сильный ливень. Для сокращения пути Крестный ход свернул через дом Мошниных. Агафья воспользовалась этим случаем и поднесла к иконе больного мальчика. После этого он стал поправляться и скоро совсем выздоровел.
Прохор был рослый ребенок, с живыми голубыми блестящими глазами. Он был острого ума, впечатлительный, владел прекрасной памятью, был кроткий и благонравный мальчик.
До сих пор хранится память в Курске о том, что Прохор Мошнин избегал шумных игр со сверстниками. Он предпочитал читать Священное Писание и постоянно ходил в церковь. Любил он зазывать к себе ребят своего возраста и читать им духовные книги.
Прохор продолжал учение. Он прошел Часослов, Псалтирь, писал. У брата его Алексея была в Курске торговля разным деревенским товаром: ремнями, дегтем, бечевками, дугами, лопатами, железом. Прохора старались приучить к торговле, но сердце его к этому не лежало. До торговли он ежедневно ходил к обедне и вечерне. Теперь же он не мог посещать этих служб и вставал рано, чтобы побывать у заутрени.
Сердцем чуяла умная мать Прохора, что не жилец ее мальчик в миру, что иная ждет его доля.
Когда из того же Курска стремился в обитель отрок, будущий Киево-Печерский Феодосий, его мать всячески противодействовала ему в его подвиге. Она жестоко наказала сына, когда увидела на теле его вериги. Когда же он потом ушел из дому со странником, она догнала его и привела домой, избила и заковала в цепь.
Иначе вела себя умная и благочестивая Агафья Мошнина. Она решила без ропота уступить сына своего Богу в добровольную жертву.
Осторожно, чтобы не огорчать мать, и постепенно Прохор старался вызнать мысли матери, пустит ли она его в монастырь. Он мог заметить, что противодействия не будет, и стал прямо заговаривать об этом предмете. С ним вместе пять человек из курской купеческой молодежи решили начать иноческую жизнь.
Представим себе картину из святых отроческих дней юного Прохора.
Над старым именитым городом Курском раскинулась теплая ласковая ночь. Горят, мигают в небе звезды, полные каких-то высоких мыслей, сияет в небе неугасимая, непреходящая Божия слава. Среди утихнувшего города, в затихшем доме Мошниных тихие, бесстрастные огоньки лампад озаряют темные лики икон.
Бережно, чтобы его кто-нибудь не услыхал, подобрался Прохор к иконам, опустился перед ними на колени, смотрит, благоговеет, молится без слов. Полна душа веры, полна душа восторга.
«Господи, Господи, Ты столько сделал для нас!.. Хотел бы воздать Тебе хоть малым. Хотелось бы предаться Тебе, одного Тебя только видеть в жизни, Тобой радоваться, Тебе служить… Чем мне воздать Тебе? Возьми Себе мою жизнь, отдаю ее Тебе всю: чувства, мысли, желания, порывы, мечты – Тебе, Тебе одному…»
И ночь длится… И радость, и жажда жертвы все сильнее и сильнее заполняют непорочную, не познавшую мирского зла, юную душу.
И Ангел взлетает над молящимся отроком, и чудный, таинственный голос нарекает над ним то имя, которое прогремит потом по всей Руси: «Серафим, Серафим»…
Когда пришло время расставания с матерью, сперва по русскому обычаю все посидели. Потом Прохор встал, помолился Богу, поклонился матери в ноги. Она дала ему приложиться к иконам Спасителя и Богоматери, потом благословила его большим медным крестом. Этот крест хранил он как величайшую святыню, никогда не снимал его с себя, носил открыто, иногда поверх одежды. С ним же он и скончался.
И вот Прохор в Сарове.
Саровская пустынь, далекая от больших дорог, затерянная в глубине темниковских лесов, отличалась строгой жизнью иноков. В ней прожил Прохор полвека в великих подвигах.
Ревностный смолоду, великий постник, неустанный работник и молитвенник, он в зрелые годы увеличил свои подвиги. Он один совместил в себе такие подвиги, которые и в отдельности возводили людей до вершины духовной силы: он был отшельник, столпник, молчальник.
Во время жизни его отшельнической в Саровском лесу к нему приходили медведи, которых он кормил хлебом из своих рук. Тысячу ночей и тысячу дней молился он, стоя неподвижно на двух камнях под открытым небом, а днем – у себя в келье.
После явления и указания ему Богоматери он открыл двери своей кельи для наставления монахов и мирян. Народ ехал к нему со всех сторон – принять его благословение, просить его совета, порадоваться на этого Ангела Божия, слетевшего с неба на бедную землю.
Небо стало для него родным и близким. Он жил на земле, как бы в небе. После дивной жизни он скончался тихо, уединенно 2 января 1833 года.
Он был найден отошедшим, стоя на коленях в своей келье перед иконой Божией Матери.
И все, что сияло русскому миру в лице старца Серафима, что горело в нем самом и грело своим огнем других, – все это выросло из тех семян, которые заложены в душу Прохора его праведной матерью.
Слава праведной наставнице и великому ее сыну!
Старец Серафим отличал особой любовью детей.
Г-жа Надежда Аксакова, бывшая у старца маленькой девочкой и дожившая до открытия его мощей, передает свои воспоминания о старце.
Из Нижнего приехало в Саров большое общество. Старца Серафима не оказалось в келье: он уединился в лесу, прячась от народа.
– Вряд ли вам отыскать его в бору, – говорил озабоченно игумен, – в кусты спрячется, в траву заляжет. Разве сам откликнется на детские голоса. Забирайте детей-то побольше, чтоб наперед вас шли. Непременно бы впереди вас бегли.
Весело было детям бежать одним, совсем одним: без присмотра и без надзора бежать по мягкому бархатному слою сыпучего песка. Лес становился все гуще и рослее. Детей все более и более охватывало лесной сыростью, лесным затишьем и терпким, непривычным запахом смолы. Под высокими сводами громадных елей стало совсем жутко.
По счастью, где-то вдалеке блеснул, засветился солнечный луч между иглистыми ветвями. Дети ободрились, побежали на мелькнувший вдалеке просвет и вскоре все врассыпную выбежали на зеленую, облитую солнцем поляну.
Смотрят: около корней отдельно стоящей на полянке ели работает, пригнувшись чуть ли не к самой земле, низенький худенький старец, проворно подрезая серпом высокую лесную траву. Серп же так и сверкает на солнечном припеке.
Заслышав шорох в лесу, старичок быстро поднялся, насторожив ухо к стороне монастыря, и затем, точно вспугнутый заяц, проворно шарахнулся к чаще леса. Но он, не успев добежать, запыхался; робко оглянувшись, юркнул в густую траву и скрылся у детей из виду. Тут только вспомнился детям родительский наказ при входе в бор, и дети чуть ли не в двадцать голосов дружно крикнули: «Отец Серафим, отец Серафим!»
Случилось как раз то, на что надеялись богомольцы. Заслышав неподалеку от себя звуки детских голосов, отец Серафим не выдержал в своей засаде, и старческая голова его показалась из-за высоких стеблей лесной травы. Приложив палец к губам, он умильно поглядывал на детей, как бы упрашивая ребяток не выдавать его старшим, шаги которых уже слышались в лесу.
Протоптав к детям дорожку через всю траву, старец, опустившись на траву, поманил детей к себе. Самая маленькая из девочек, Лиза, первая бросилась к старичку на шею, прильнув нежным лицом к его плечу, покрытому простым рубищем.
– Сокровище, сокровище, – приговаривал он едва слышным шепотом, прижимая каждого из детей к своей старческой груди.
Дети обнимали старца, а между тем замешавшийся в толпу подросток, пастушок Сема, бежал со всех ног обратно к стороне монастыря, зычно выкрикивая: «Здесь, сюда! Вот он! Вот отец Серафим… Сюда!»
Когда подошли взрослые, старец был смущен, как домохозяин, застигнутый врасплох среди разгара своего рабочего дня.
– Нечем мне угостить вас здесь, милые, – проговорил он мягким тоном.
Но тут же он, как бы обрадовавшись собственной догадке, прибавил:
– А вот деток, пожалуй, полакомить можно.
И затем, обратившись к мальчику-подростку, сказал:
– Вот у меня грядки с луком. Видишь? Собери всех деток. Нарежь им лучку. Накорми их лучком и напой хорошенько водой из ручья.
Дети побежали вприпрыжку исполнять приказание отца Серафима и засели между грядками на корточках. Луку никто не тронул. И все дети, залегши в траве, смотрели из-за нее на старичка, так крепко и любовно прижимавшего их к груди своей…
И сколько, сколько раз потом помогал детям старец Серафим уже из небесных обителей!
В июле 1856 года единственный сын костромского вице-губернатора Борзко, 8 лет, занемог схватками в желудке. Болезнь осложнилась. Появились припадки с тоской, разрешавшиеся пеной. Врачи не помогали. Родители опасались за жизнь сына. В это время госпожа Давыдова, впоследствии знаменитая игуменья костромского монастыря мать Мария, подарила матери больного книгу об о. Серафиме.
В одну ночь ребенок видел во сне Спасителя в красной одежде, в сонме Ангелов. Спаситель говорил: «Ты будешь здоров, если исполнишь то, что прикажет тебе старец, который к тебе придет». Потом явился старец, назвал себя Серафимом и сказал: «Если хочешь быть здоровым, возьми воды из источника, находящегося в Саровском лесу и называемого Серафимовым, и три дня утром и вечером омывай голову, грудь, руки и ноги и пей ее». Ребенок рассказал сон няне, а няня родителям. Им же повторил сон и сам мальчик. На следующее утро он рассказал, что после первого сна ему являлась еще Пречистая Дева с Ангелами и с любовью приказывала исполнить слова старца. Воды из Серафимова источника достали через госпожу Давыдову. И ребенок совершенно выздоровел.
А вот помощь старца мальчику, державшему экзамен.
В 1864 году у госпожи Сабанеевой в Петербурге заболел сын Димитрий. А он как раз должен был держать экзамен и перейти в Горный институт. Мать была в горе и молилась старцу Серафиму.
Ночью видела она во сне старца, и он сказал: «Сын твой выздоровеет и испытание в науках выдержит». В лазарете мать уже не нашла сына – он был на экзамене.
Вернувшись с успехом и радостный, он рассказал матери, что и он видел во сне любимого и чтимого им о. Серафима, который сказал ему: «Выздоровеешь и испытание выдержишь».
Дети, любите кроткого и тихого чудотворца, дивного старца Серафима. Зовите его в ваших нуждах и горе.
И как тогда, на лугу, он возьмет вас невидимо на руки и, прижав к своей груди, прошепчет над вами: «Сокровище мое, сокровище!» И станет вам отрадно от его ласки.