Офицер. Слово чести

© Владимир Поселягин, 2019

© ООО «Издательство АСТ», 2019

Пролог

Прислонившись плечом к углу дома, я лениво наблюдал, как тройка бритоголовых молодчиков развлекается неподалеку от входа на территорию школы. Обычно такое времяпровождение называется кошмарить школоту, но в данном случае им явно не хватало огонька. Как мне было известно, у одного из бритоголовых подружка в этой школе, вот и ждёт её с дружками. Ну, и пока есть время, занимает его как умеет. В школе имеется охранник, но ему нет дела до того, что происходит за её пределами, оттого и не наблюдается его в пределах видимости. Ещё одного пятиклассника перехватили. От мощного леща тот серьёзно отлетел и, похоже, даже потерял сознание, приложившись затылком об асфальт. Что было дальше, не видел, его скрыли собой одноклассники и потащили в сторону, глухо матеря уродов. Правда, этого я не видел и не слышал, но уверен, что так и было. На крыльце старшеклассники собирались, с пяток уже набралось, но пока дрейфили, видать подмоги ждали, чтобы уродов прогнать.

Додумать я не успел, у края проезжей части, буквально в паре метров от меня, остановился понтовый белый «Лексус», из которого вылез мой бывший сосед по лестничной площадке. Семь лет жил с нами, а потом внезапно разбогател. Решил, что с простыми людьми жить ему западло и переехал в более престижный район. Причём и наш был не так уж и плох, я свою двушку купил за очень солидные деньги в иностранной валюте – продав комнату в коммуналке, которой меня осчастливило отечество после двенадцати лет беспорочной службы, потом-то я ушёл по инвалидности. А деньги я на гражданке заработал. Так что домик на побережье Чёрного моря, квартира в центре Москвы, неплохой внедорожник, байк – всё это у меня было. Ранее ещё имелся домик во Франции, в Париже, но я его продал. Да и пару счетов в банке солидных имел. До конца жизни хватит. Однако соседушка наш район почему-то решил покинуть и вселился в высотку, где также один известный болгарский певец проживал.

С заметным трудом, но этот колобок из салона кроссовера все-таки сумел выбраться. Пока он показывал героические способности к протискиванию в узкий дверной проём, позади «Лексуса» встал ещё один внедорожник, но это уже действительно джип, модели «Чероки». Тонирован был хорошо, но когда вылезал пассажир из передней двери, я отметил, что внутри ещё пара плечистых ребят сидит. Вот этот, что на «Чероки» прикатил, внимание моё привлёк куда больше, чем бывший сосед. Выправка, движения многое говорят наблюдательному человеку вроде меня. Не армеец, скорее всего из спецслужб, и возможно, бывший. Одет элегантно, костюм явно дорогой, поверх кожаный плащ. Ну, это да, осень, я сам в кожанке был.

Подошли они ко мне почти одновременно.

– Игорь, здорова, – протягивая руку, подкатил сосед. – Сколько лет, сколько зим! Знакомься, это начальник службы безопасности в моей корпорации. Зовут Сергей Николаевич.

– Ну и чем я так заинтересовал тебя, Степаныч? – пожимая руку его начальнику охраны, поинтересовался я, отмечая, что у того при себе по меньшей мере два ствола и точно есть нож. Серьёзный дядя.

– Игорь, ты мне нужен. Времени очень мало. Может, пройдём в машину? Не хочу говорить при свидетелях. Мало ли камеры сюда направлены, по губам прочитают.

– Степаныч, скажи, как ты меня нашёл? – не двигаясь с места, поинтересовался я.

При этом краем глаза отметил, что к трём бритоголовым подошли ещё двое, но это точно не все, я ждал шестого – того, что мне нужен, а эти так, массовка.

– Ну ты и вопросы задаёшь! Через телефон, вестимо, – хмыкнул тот.

– Степаныч? – достав из кармана телефон, я показал его. – С этой мобилой поработал такой спец, что отследить его невозможно, так что заливай баки кому другому. Говори, как вышел на меня. Хотя дай угадаю. Ты направил двух придурков на красном спортивном двухместном «Астон-Мартине» следить за мной, не так ли? Это твои люди от дома за мной катили?

– Всё наспех, всё по-быстрому, – виновато развёл тот руками.

Я же мысленно материл его последними словами. Думал, меня вычислили, хотел валить их и в бега уходить. Всё уже так далеко зашло, что на полпути не остановишься. Зло сплюнув, причем уже не мысленно, я хмуро посмотрел на него:

– Тут говори, чего нужно. В машину не сяду.

Он осмотрелся, поглядывая, нет ли кого рядом, и приблизившись вплотную, обдал запахом дорогого табака, парфюма и, кажется, виски:

– Есть возможность отправить тебя в прошлое. Точнее, твою душу с памятью. Доброволец отказался, а замены нет. Установка уже запущена, объект, в которого произойдёт вселение, движется на поезде к Москве, он один подходит для этого. Есть два часа, иначе будет поздно и до следующего раза ждать год. Вот я про тебя и вспомнил. Ты же инвалид, разве откажешься обменять тело на молодое и здоровое? Тем более ты военный.

– С чего это ты взял? – удивился я, насчёт инвалида, правда, не возражал, так и было.

– Я тебя в форме видел, майора, кажется.

– Ну майор, только не армеец, а из внутренних войск.

– Да по хрену. Тот, в кого тебя мы вселим, вообще старший лейтенант-артиллерист. Задачу тебе поставлю, уж извини, чуть позже.

– В чём проблема? Раз тот доброволец отказался, значит, причина есть.

– Возврата нет, ну и ещё там по мелочи. Ну, они не существенные. Так ты согласен? Два часа, ещё подготовка полчаса, а ехать час.

– Только свистни, и любой военный инвалид душу продаст и легко согласится, – хмыкнул я. – Так что кончай мне лапшу на уши вещать. Правду.

– А нет правды. И тот доброволец, что отказался, безногий инвалид, тут ты прав. Только замены мы не подобрали, лоханулись, а время горит, вот я про тебя и вспомнил. Думай, только быстро.

Я же быстро раздумывал. А ведь это в цвет. Вряд ли, конечно, рассказанное Степанычем вообще возможно, я был законченным материалистом и в сверхъестественное не верил, но шанс решил не упускать. Тем более, если что, успею в отрыв уйти, всё подготовлено.

– Я согласен.

– Тогда быстро в машину.

– Не торопись, – остановил я Степаныча. – Жди здесь, у меня дела незаконченные остались. Я же не могу уйти, не раздав долги. Пять минут.

Оставив их у стены дома, я дошёл до входа в подъезд, открыв его электронным ключом – я же говорил, что подготовился, – быстро поднялся на чердак. Взял из тайника «Вал», это автомат такой, и, подойдя к чердачному окну и слегка опустив деревянные шторки, прицелился. Сто пятьдесят метров – нормальная дистанция. Шестой уже подошел – сын одного из чиновников московской администрации. От крыльца школы бежало две девчонки-старшеклассницы, которых они ждали. Нужно закончить, пока на виду, а не то сейчас уйдут, именно так я их вчера упустил. Вы знаете, что делает разрывная пуля, попадая в арбуз? Да, много брызг. Тут произошло то же самое. Шесть выстрелов – и шесть бритых голов превратились в кровавые облачка. Ну разве что тому сынку я ещё в пах выстрелил. Сначала в пах, потом в голову. Кто умный, тот поймёт. Потом перевёл ствол автомата на двух малолетних шалав, что тёрлись с этими отморозками, а сейчас стояли на школьной дорожке и в шоке визжали. Два выстрела – результат тот же, и безголовые тела повалились на тротуарную плитку. А я, оставив автомат у окна, побежал вниз, на ходу снимая перчатки. Спустившись, я вышел к машинам. Степаныч и сильно хмурый Сергей Николаевич наблюдали за тем, что у школы происходило, с их места всё было хорошо видно.

– Зачем? – только и спросил начальник охраны.

Он не спрашивал, кто это сделал, он в этом был полностью уверен, да и почувствовал запах пороха от меня.

– За надом, – был мой ответ.

Тут Степныч влез:

– Потом наговоритесь. Время. Поехали.

Сергей Николаевич сел к нам в «Лексус», выгнал водителя, и сам взялся за руль, а мы с бывшим соседом устроились сзади. Машины тут же стартовали, у школы уже толпа собиралась, но сирен пока не было, слишком мало времени прошло. Ну, а насчёт того, что нас могут отследить, то он зря волновался, я подготовился, и камеры наблюдения тут не работали.

Пока было время, я решил прояснить ситуацию с этой хреновой машиной времени, что-то я до сих пор в нее не верил. Однако мне помешали, тот самый бывший гэбист, что за баранкой сидел.

– Так зачем ты это сделал?

– Слушай, тебе не всё равно? Чего под кожу лезешь?

– Не скажи. Игорь, вопрос действительно очень сложный, – влез Степаныч. – У нас с установкой уже были пробные запуски, отправили двух добровольцев. Вот только там что-то с психикой, они становились настоящими… Отморозками, что ли? Причём вообще без башни. Один серийником стал, педофил, больше сорока тел в лесу прикопал. Хотя были вроде хорошими людьми, лаборанты в лаборатории. Решили человека военного, повоевавшего, взять, с крепкой психикой, всё подготовили, а тот в последнее мгновение в отказ пошёл. Хорошо, я про тебя вспомнил.

– Именно так, – подтвердил Сергей Николаевич. – Так что мы не успели собрать по тебе информацию. Сейчас мои люди этим занимаются. Может, сам опишешь, кто ты?

– Легко. Майор в отставке. Комиссован по ранению. Последняя должность – начальник разведки отдельной бригады ВВ. Только я им никогда не был, повысили, чтобы пенсия побольше была. Командиром разведроты я был, в ней взводным начинал, в ней и закончил. Комиссован в тридцать один год. Дальше на гражданке обустроился, нашёл свою нишу, работал.

– Кем? И что за ранения? – допытывался наш «водитель». – По виду, здоров как бык. Ну разве что трёх пальцев на левой руке нет.

– По пальцам и комиссовали, указательного-то нет. Я амбидекстр, обеими руками владею одинаково, но это не важно. У меня причиндалов нет.

– В смысле? – удивился Степаныч. – Чечены отрезали, что ли?

– Нет. Пулей разрывной оторвало. Напрочь, ни члена, ни яиц.

Тот невольно присвистнул, однако от темы моей инвалидности – мне она была неприятна – мы ушли, но допрос продолжился. Например, как я зарабатываю.

– Я веду переговоры. Сложные. Стараюсь делать так, чтобы в выигрыше были заказчики. Обычно получается.

– Киллер? – уточнил Сергей Николаевич.

– Нет, но иногда приходилось, когда на отморозков или на рейдеров выходил. По-другому они не понимают. Я переговорщик со стволом в руке. Пуля не всегда последний довод, но бывает, и начинаем с неё.

– Согласен. Так что по поводу тех бритоголовых?

– Это месть.

– Причина? Я должен знать.

– Год назад узнал, что у меня дочь есть, мать её до последнего скрывала. С моим ранением сами понимаете, что это для меня значило. Ну, а когда труп девочки нашли – поизмывались над ней вволю, – прибежала, сообщила… Тварь. Семью она, видите ли, разрушать не хотела. Поискал и нашёл виновных, год этим занимался. Теперь доволен ответом?

– А девчат почему завалил?

– Они там тоже были.

– Ты бы мог втихую с ними разобраться. Пропали, и с концами. Почему так ярко?

– Мать её попросила. Да ещё чтобы умерли те страшной смертью, как наша дочь. Чтобы уже их родители плакали по своим деткам.

– А умерли они быстро, вряд ли что успели понять.

– Я солдат, а не чудовище. Хотя этих уродов на кол бы посадил с удовольствием. Была у меня причина так быстро их отработать. Акция должна была стать известной, и просьбу я выполнил.

– А она не могла тебя обмануть по поводу дочери? Найти бесплатного убийцу, да ещё инвалида и контуженого? – подал голос бывший сосед.

– Тест показал родство, – коротко ответил я. – Хоть так дочери пригодился.

– И что, простишь её, что дочь прятала?

– Судьба за меня уже отомстила. Дочь потеряла, муж развёлся, живёт одна в коммуналке. Работать не любит и не хочет, привыкла быть домохозяйкой на всём готовом. Чего хотела, то и получила. Ха, представляете, она ещё намекнула, чтобы я её на содержание взял. Обломалась. Ладно, хватит мне в душу лезть, говорите, что не так с этой установкой?

– Да вроде уже всё сказали, – пожал Степаныч плечами. – Билет в один конец, непонятное воздействие на мозги, ну и – мы теперь уверены – мир не наше прошлое. Изменений не обнаружили, хотя вмешательства в историю были. Значит, задача у тебя вот какая: тебя перемещают в тело советского офицера, что едет в отпуск в Москву, он москвич, и ты убиваешь Хрущёва.

– А год какой?

– Пятьдесят девятый. Задачу понял? Тебе нужно не только вжиться в свою роль, но и достать оружие и выполнить задачу. По последнему мы поможем, узнаешь, где в катакомбах под Москвой имеется склад оружия, оставшийся с Гражданской, там даже пулемёты есть. В нашей истории его нашли только в восемьдесят третьем. Это точно. «Маузер», с которыми комиссары ходили, до сих пор храню.

– Да понял я. Не вижу особых проблем, только мне с этого всего какой прок?

– А ты не понял?

– Понял. Хочу от вас услышать.

– Молодое тело со всеми причиндалами, как ты говоришь. Возможность покинуть Союз и перебраться за границу. Ты же вроде языками владеешь?

– Английский и французский в совершенстве, на немецком говорю бегло, – ответил я с задумчивым видом. – В Париже у меня даже домик был на окраине, но как чёрных понаехало, продал. Перед этим закопал семью чёрных, что без моего разрешения в нём жила. Да и деньги нужны были для поиска уродов, что дочь убили. А с языками… Надо же было чем-то занять себя, когда списали. Оказалось, предрасположенность к языкам у меня. Репетиторов потом нанял, даже акцент убрал. Жаль, с немецким не закончил.

– Ну вот видишь, сможешь ты свой шанс получить.

– Всё равно что-то не так. Те двое первых из лаборантов действительно ничего не смогли сделать?

– Насчёт одного я тебе уже сказал, маньяком стал, и мы за ним целый год наблюдали, пока не потеряли контакт с тем миром. А второй оборвал все концы и жил припеваючи. Никаких докладов и анализов. Сынком первого секретаря области стал, мажор хренов.

– Год? – ухватился я за оговорку.

– Ну да. У нас с два десятка миров под присмотром. Мы там якоря поставили. Но как только отправляем в мир «десантника», мы так добровольцев называем, год – и всё, мир уходит, и оборудование не может уцепиться за якоря. Мы больше его не видим.

– Понятно.

Размышляя, я мельком посмотрел на машину ДПС, что двигалась перед нами с сиреной и мигалками. У Степаныча хорошие связи, с таким кортежем мы двигались действительно быстро.

Предложение, конечно же, интересное, так что скатаемся и посмотрим. Если что не так, уйду в отрыв. Квартиру, дом и технику я продал, в квартире своей пока как квартирант жил, деньги увёл в заграничные банки, ведь я планировал покинуть страну, так что особо взять с меня нечего. Через пару лет, если я не дам о себе знать, деньги уйдут в фонд ветеранов. По завещанию.

Пока ехали, Степаныч и наш водитель посвящали меня в реалии пятьдесят девятого года. Показывали на планшете, что и как выглядит. Как люди одеваются, какие деньги, цены, ну и всё такое. Всё же в те времена я не жил, но информационную подборку сделали солидную, есть что изучать. Этим я и занимался всю дорогу, потом на месте, пока переодевали в больничную пижаму, и даже пока лежал на столе. Ну, а дальше началось. И ведь сработало оборудование. А я ведь был до последнего уверен, что это если не розыгрыш, то просто ерунда полная. А оно сработало.

* * *

Очнулся я почти сразу. Сердце громко бьётся, вот-вот вырвется из груди, весь в поту, даже простыня, которой я накрыт, и та намокла. Но первое, что меня удивило, это тишина. Никакого перестука колёс по рельсам. Да и лежал я на какой-то койке, но явно не в купе вагона, что шёл на Москву. Это что же, Ивана Белова, в которого я должен был вселиться, сняли с поезда и в больницу поместили? А это, судя по запахам, точно больница.

Я сомневался, что причиной попадания в больницу было грубое вселение моей души в тело Ивана, потому как всё болело, да и голова тоже. Причём травмы были физические. Как и боль.

Чтобы проверить, насколько я контролирую тело, я пошевелился, скрипнув койкой, и дотянулся… точно переселение, яйца и член на месте. Хм, и даже вполне целые. Живём. О, заработал! Теперь точно живём, главное опробовать на ком. Пальцы на месте, а ведь три под корень срезаны были, и у четвёртого фаланги не хватало, теперь тоже появились. Ура! Теперь всё на месте. Дальше, видя, что тело подчиняется всё легче и легче, стал ощупывать себя. На голове повязка, и ощущается шишка на темечке. Да ещё засохшая кровь на бинте. Такое впечатление, что Ивана хорошенько отоварили, а потом выбросили из вагона на полном ходу. Не поломался, но синяков наставил множество, судя по ощущениям.

Раз уж тело Ивана стало моим, теперь я отождествлял его с собой. Так вот, на мне было что-то вроде ночнушки на голое тело, как у женщин, вроде белое – снаружи ночь, особо и не разберешь. Темнота за окном, поэтому так и тихо, все спят. Однако контуры предметов я видел отчётливо. Зрение, похоже, неплохое, утром узнаю точно. У другой стены – думаю, это действительно палата, – ещё одна койка, на которой кто-то сопит. Я же продолжил ощупывание, и тут вдруг наткнулся на усы на своём лице. Охренеть, откуда усы? Фото Ивана мне из поезда показывали, хоть и смазанное слегка, но точно не было у него такой растительности под носом, да и сам я эти трамплины для вшей не люблю. Да что там, терпеть не могу. Так это что, не Иван? И в чьё тело я попал? Хм, некоторое облегчение я всё же испытал: значит, не придётся убивать Ивана, его душу, ведь я должен был занять его место. Ну, а в том, что я занял тело не знаю кого, уже моей вины нет. Дело случая. Совесть это здорово успокаивало.

Аккуратно опустился на подушку. Голова немного кружилась, но состояние в общем было удовлетворительное. Вставать я бы не рискнул, но сидеть мог. И вот, снова устроившись на перьевой подушке, продолжил рассуждать. Теперь я был уверен, что это тело не Ивана. Тот был коротко, по-армейски стрижен, а у моего – кудри чуть длиннее, да и моложе я теперь, кажется. Ивану двадцать пять было, этому телу на пару лет точно меньше, а может, и того моложе. Голова свежая, никаких воспоминаний от прошлого владельца тела, так что придётся приспосабливаться и изображать амнезию. Я мысленно вернулся к моменту, когда меня были должны отправить в параллельный мир. Я не винил Степаныча и его подчинённых, что я попал в другое тело, а возможно, и в другое время. Когда начался отсчёт, лабораторию взял штурмом спецназ. ФСБ работало, судя по нашивкам. Пока ломали двери, создатель установки принялся что-то быстро делать с компом, но не закончил. Сергей Николаевич его застрелил, потом Степаныча, и стал зачищать всех, кто находился в помещении. За бронестеклом бесновались спецназовцы, всё видели, но ничего не смогли сделать. Меня убить не успел. Одна из пуль, пробив тело лаборанта, попала в блок оборудования, тот заискрил, сознание мигнуло, и я осознал себя в этом новом теле. Вот так мне повезло. Думаю, следующая пуля была бы моей. Он меня оставил напоследок по той причине, что я ремнями обездвижен был, поэтому сначала уничтожал тех, кто мог перемещаться. Я бы сам так же поступил. Похоже, этот Сергей Николаевич был так завязан в этом деле, что не побоялся пойти на зачистку, да ещё при свидетелях. А если он не дурак, то и здание с установкой заранее минировано, так что привет всем. У меня же, похоже, начинается новая жизнь.

Сам не верил, но получив результат, осознал. А ведь это всё по-настоящему. Придётся вживаться. Знать бы, куда я попал и в кого. Я ведь на пятьдесят девятый год готовился. Пусть той подготовки едва час, но хоть что-то, а тут самому всё придётся узнавать и познавать. А вот в кого я попал, узнаю только утром. Судя по усам, не ребёнок, одно это радует. Правда, усы так себе, редкая шёрстка, так что, видимо, парень молодой. Посмотрим.

С такими мыслями я и уснул.

Очнулся от звона – похоже, за дверью тазик уронили – и глухой ругани. Явно мужчина ругнулся, а потом шум стих. Сосед по палате тоже завозился, просыпаясь, койка с той стороны скрипнула. Снаружи уже посветлело, было раннее утро. Я же, откинув просохшую за ночь простыню, опустил босые ноги на деревянный, заметно холодный пол и стал осматривать себя. Ну точно не Иван, и всё тело в синяках. Скорее даже, один сплошной синяк. Это не с поезда скинули, били тело, причем серьёзно. Задрав рукава ночнушки, я изучил полосы на них. Кнутом, что ли, стегали? На руках понятно почему – закрывался.

Сосед, повозившись, сел, удивлённо наблюдая, как я, оттянув ворот, одним глаз изучаю свою безволосую хилую грудь, тоже всю в разводах синяков. Дышалось тяжело, думаю, рёбра не поломаны, а вот насчёт трещин не скажу.

– Ожил? – охнул тот. – А врачи думали, что не очнёшься. Три дня в кровати пролежал беспамятный.

Я же, отставив своё изучение, с интересом посмотрел на соседа, молодого парня лет двадцати. Тоже с усами. У них тут поветрие, что ли? Если усов нет, то не мужчина? Тот, заметив мой пристальный взгляд, спохватился:

– Извините, что не представился. Корнет Бельский, прохожу службу в третьем драгунском Новороссийском Е. И. В. великой княгини Елены Владимировны полку. Отправился на охоту, да видишь, неприятность какая случилось. Я, Бельский, упал с коня! Расскажешь кому, не поверят, а в результате – перелом ноги.

Он откинул простыню, и я увидел загипсованную ногу. После этого корнет вопросительно посмотрел на меня. А мне и сказать нечего. Всё вокруг было такое… Даже и не поймёшь, какой год, но то что царские времена, уже ясно. То есть явно не пятьдесят девятый год и тут не Советский Союз. Будем вживаться. Да прямо сейчас и начнём.

– Простите, я не могу представиться, я… – я сделал драматическую паузу, – не помню, кто я, где нахожусь и какой сейчас год. Может, кто расскажет, кто я такой?

– Ох ты, батюшки, – разволновался корнет и, дотянувшись, взял костыль непривычной мне формы и запрыгал к двери. Открыв дверь, он покричал санитара и, не дожидаясь ответа, вернулся. А когда заглянул санитар, пожилой мужик за пятьдесят, в застиранном халате поверх старой формы, корнет велел ему: – Позови Андрея Константиновича, скажи, подпоручик Волков очнулся. И поторопись.

– Слушаюсь, ваше благородие, – кивнул тот и, бросив на меня быстрый взгляд, закрыл дверь.

Проанализировав произошедшее, я решил поинтересоваться:

– Скажите…

– Сергей Николаевич.

Мысленно подивившись тому, что имя и отчество корнета такие же, как у бывшего соратника Степаныча, я продолжил:

– Скажите, Сергей Николаевич, что со мной случилось? Кто я и где я? Какое сейчас время?

Видимо, с последнего вопроса тот и решил начать отвечать:

– Без Андрея Константиновича, конечно, нежелательно, а он хороший врач, вон мне как гипс наложил, но я всё же отвечу. Сейчас май. Третье мая тысяча девятьсот четырнадцатого года. Мы находимся в больнице города Калиш, он рядом с германской границей расположен. Сам я тут случайно оказался. На охоту был приглашён, но что с вами случилось, мне известно, ваши сослуживцы рассказали, вчера приходили. Вы подпоручик Волков, Игорь Михайлович, дворянин, прошлой осенью закончили Константиновское артиллерийское училище в столице, прибыли в сто двадцать второй пехотный Тамбовский полк, одна часть которого расположилась тут у Калиша, а другая составляет гарнизон города. Насколько я знаю, вы числитесь за одной из батарей артбригады. Три дня назад вы вечером верхом отправились в Калиш, в одиночку, и на вас напали бандиты. Не убили только потому, что их спугнул солдат-посыльный. Так он вас как были, обнажённого, в свою шинель завернул и привёз в больницу. В госпиталь ехать далеко, эта земская больница ближе оказалась. Бандиты не только коня увели, форму сняли, документы забрали, но и оружие и вашу шашку.

– Да-а, дела, – задумчиво протянул я. – Сергей Николаевич, я мог бы вас попросить об услуге?

– Да, конечно, говорите.

– Не стоит врачам знать, что у меня с памятью плохо. Исправить они вряд ли смогут, а я надеюсь, что чуть позже она восстановится. Всё же я офицер и не хотел бы, чтобы меня списали. Скажу, что нападения не помню, а вылечившись, покину стены больницы.

– Хм, хорошо, как пожелаете, Игорь Михайлович, я промолчу.

– Благодарю.

Врач появляться не спешил, видимо ещё спал. Пока поднимут, пока подойдёт… Пользуясь возможностью, я расспрашивал своего соседа о том, куда попал. О себе не спрашивал, всё, что он знал, уже выдал, он даже мой возраст не знал. Сказал, что даже по виду не определить, сколько мне лет, такой я пятнистый. Может, двадцать: если в прошлом году из училища выпустился, то девятнадцать-двадцать должно быть.

Потихонечку я информацию вытягивал, и старался ее систематизировать. Однако разговор как-то всё больше скатывался на девочек и спиртное: местные панночки корнета восхищали. Так что сфера его интересов мне была понятна: девки да пьянки. В общем, не особо интересный собеседник, но пару раз нужную информацию я от него получил, жаль он не умел сосредоточиться на нужной теме.

Только через час после того, как санитар был направлен за врачом, тот соизволил прибыть. В принципе, понять его тоже можно, раз очнулся, жить будет, куда спешить? Тут, как я понимаю, ритм жизни вообще неспешный. Андрей Константинович был молод, лет тридцати, при этом он оказался единственным врачом в больнице. Да и больница не так и велика, построена на пожертвования купцов. Врач был весел и его сопровождал тот самый санитар. Женщин в медперсонале я пока не обнаружил.

Сверкая улыбкой и расточая аромат, по нему сразу становилось ясно, что завтракал он кофе с булочками и вареньем, кажется вишнёвым, Андрей Константинович осмотрел меня, велел лечь, а потом встать. Я встал и даже прошёлся по комнате. Самочувствие, конечно, так себе, в голове нарастала пульсирующая боль в дополнение к лёгкому головокружению, однако ходить я мог. Описав симптомы врачу, я лёг на койку, после чего тот сообщил, что через пару недель меня уже можно будет выписать, ну и если я пожелаю, то меня могут перевести в военный госпиталь. Только дорога до него займёт порядка тридцати километров. Я задумался и поинтересовался, даст ли он мне направление на пару месяцев для излечения дома, на что легко получил согласие. Останется только подтвердить отпуск в штабе той части, где я теперь служу.

После этого начался уже нормальный опрос, – внешний осмотр был окончен. Тут я и ошарашил врача небольшой амнезией. Мол, всё помню, дом, училище, поезд, а как прибыл в часть, своих сослуживцев, да и что произошло – как отрезало. Ну, и надеюсь, что за время восстановления, отдыха и лечения память восстановится. Андрей Константинович одобрил мои намерения и тоже понадеялся на это. Прежде чем уйти, он сообщил, что сослуживцы прислали мне смену формы и мои вещи – то есть вещи бывшего хозяина тела. Насчёт восстановления документов вопрос решался в штабе полка. В общем, все мне сочувствовали. Но была одна тонкость. Волков, хозяин тела, в город отправился в самоволку, да и изрядно пьян был, что и позволило его так легко скрутить. И за это придётся, видимо, отвечать мне. Если командование полка, куда временно для усиления входит батарея, вообще не замнёт дела, решив, что я и так наказан.

Когда врач ушёл, осмотрев и опросив корнета, мой сосед только головой покачал:

– Ох, и горазды же вы лгать, Игорь Михайлович. Я бы не смог, воспитание не позволяет.

– А я не помню. Да и лжи-то было не так много, часть я просто умолчал, так что, мне кажется, нормально. А пока отдохну, а то что-то после осмотра голова разболелась да комната перед глазами кружится.

В этом я тоже солгал, чувствовал я себя не так уж плохо, просто общаться с таким идеалистом не хотелось. Не ври, не убей, не возжелай жену ближнего своего… может, ещё не дышать? Тоже мне, нашёл святошу. Устроившись на койке, я потрогал крестик на шее. Как сглазил: после завтрака с жидкой каши, пришёл поп, да ещё местный, а ведь есть ещё полковой. От этого я быстро отделался: сообщил, что голова раскалывается, и тот убыл. Я же вызвал санитара с бритвенными принадлежностями и сбрил это недоразумение под носом. Причёску пока не ровнял, бинт мешал. Расплатиться за бритьё мне было нечем, пообещал чуть позже это сделать. Однако тут сосед помог, дал копейку, это стандартная такса за бритьё, а меня ещё и побрили, убрав лёгкую щетину.

После обеда ко мне прибыл местный жандарм. Тут он от меня ничего не смог добиться, только пребывал в удивлении, что я держусь с ним подчёркнуто вежливо, а не фыркаю, как корнет или другие из офицерской касты. Даже руку пожал на прощание и поблагодарил. Сосед от этого совсем скривился, однако мне было всё равно, я получил от поручика то, что хотел, а именно, информацию о нападении. Не он вёл это дело, чуть позже стоит ожидать прихода полицейских, но интересовался и всей информацией владел.

Вот что он мне сообщил. Я понимаю, почему жандармы заинтересовались этим делом: нападение на русского офицера, да ещё поляками, могло принять политический аспект. Так вот, со слов того посыльного, а солдат из пограничников был, тут в городе, кроме штаба пехотного полка, где я теперь буду проходить службу, также находился штаб отряда пограничной бригады, нападавших было шестеро. Он издали понял, в чём дело, и стрельнул в воздух, ну те и испарились, тоже конно были, да ещё с бричкой. Ну, а когда подскакал, обнаружил обнажённое тело. Причём опознал, Игорь ему навстречу попался за час до этого происшествия. Взвалил в седло, укутав в шинель, холодно всё же, и вот отвёз до города, до которого пару километров оставалось. Со слов солдата, троих он хорошо запомнил, узнать сможет, если покажут, а описать вряд ли. Дело о нападении заведено, ищут. Это пока всё. Главное, я узнал данные солдата, пояснил, что хочу поблагодарить его. Когда поручик ушёл, я, под бурчание соседа, задумался. Что мне делать?

Непростой вопрос. Ну, воевать буду, это не обсуждается, для того и сделал вид, что годен к службе при лёгкой степени амнезии: Родина для меня не пустой звук, это же русские, свои. Точную дату объявления войны я не помню, но вроде в августе, значит, пара месяцев у меня есть. Неделю-другую проведу в больнице, пока займусь собой и телом, чтобы хоть немного привести в кондицию. А то, извините, дрищ натуральный. Так вот, два месяца у меня есть, посещу столицу и зачищу тех, кто виноват в провале войны. Да-да, я хоть и далёк от всей этой истории, но прочитал книжку про эту войну, и там автор довольно толково раскладывал, кто в чём виноват. Необходимо срубить голову этой гидре, из-за которой наши и терпели поражение за поражением, если проще, избавиться от засилья генералов, для которых неоспоримое право на существование имеет артиллерия, стреляющая ядрами, а оружие пехотинца – копьё. А уж если это копьё ещё и стреляющее, так совсем хорошо. Именно Ник Ник, дядя императора Российского, виновен в развале армии, кражах и вообще во всём. Всё делалось с его одобрения, а под такой крышей можно творить что угодно. Уберу его, пока он не стал Главнокомандующим, его ставленников, и вернусь сюда в полк, чтобы начать войну от границы. Посмотрим, как в результате она пойдет. Будут ли изменения. От корнета же узнал, что история тут идёт пока так же, император, как и у нас, Николай Второй, остальные политические аспекты тоже схожи, так что война не за горами.