Поллианна

Посвящается моей кузине Белль

© Самсонова Д., перевод на русский язык, 2024

© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2024

Глава 1. Мисс Полли

В то июньское утро мисс Полли Харрингтон вошла в кухню с некоторой поспешностью. Обыкновенно поспешность была мисс Полли не свойственна; напротив, она гордилась степенностью своих манер. Но сегодня она торопилась – действительно торопилась.

Нэнси, которая мыла посуду в раковине, удивлённо подняла на неё глаза. Нэнси работала на кухне мисс Полли всего два месяца, но уже знала, что хозяйка обычно никуда не торопится.

– Нэнси!

– Да, мэм, – живо откликнулась Нэнси, по-прежнему вытирая кувшин, который был у неё в руках.

– Нэнси, – голос мисс Полли сделался строгим, – когда я разговариваю с тобой, ты должна прекратить работу и слушать, что я скажу.

Нэнси залилась краской. Она тотчас же отставила кувшин, всё ещё обёрнутый полотенцем, от чего он едва не опрокинулся – и это не прибавило ей присутствия духа.

– Да, мэм, хорошо, мэм, – пробормотала она, подхватив кувшин, и тут же обернулась. – Я не прекратила потому только, что вы же сами нынче утром велели мне поскорее покончить с посудой.

Хозяйка нахмурилась.

– Довольно, Нэнси. Я не просила у тебя объяснений. Я просила тебя быть внимательной.

– Да, мэм. – Нэнси подавила вздох. Как бы она ни старалась, ей не удавалось угодить этой женщине. Нэнси никогда прежде не работала в людях; но её больная матушка неожиданно овдовела и осталась одна с тремя малыми детьми, не считая самой Нэнси, что вынудило старшую дочь искать хоть какой-то заработок. Она очень обрадовалась, когда нашла место прислуги в большом доме на холме. Нэнси была родом из «Углов», что в шести милях^[1] отсюда, и знала мисс Полли Харрингтон только как хозяйку имения Харрингтонов и одну из главных богачек города. То было два месяца назад; теперь же она знала мисс Полли как строгую женщину с неприветливым лицом, которая недовольно сдвигала брови, если нож падал на пол или дверь хлопала – но и никогда не думала улыбнуться, даже если ножи и двери не издавали ни звука.

– Когда покончишь со своими утренними делами, Нэнси, – продолжала мисс Полли, – наведи порядок в маленькой комнате над лестницей, ведущей на чердак, и застели там постель. И, конечно же, подмети пол и вытри пыль после того, как уберёшь сундуки и коробки.

– Да, мэм. А куда прикажете девать их потом?

– Отнеси на чердак. – Мисс Полли немного поколебалась, потом продолжила: – Думаю, лучше сказать тебе сразу, Нэнси. Сюда едет моя племянница одиннадцати лет, мисс Поллианна Уиттиер. Она теперь будет жить со мной и спать в той комнате.

– Сюда приедет маленькая девочка, мисс Харрингтон? О, как славно! – воскликнула Нэнси, вспомнив, каким теплом и светом озаряли их дом в «Углах» её младшие сестры.

– Славно? Это не совсем то слово, которое мне кажется уместным, – холодно возразила мисс Полли. – Тем не менее я намерена сделать всё, от меня зависящее. Я женщина добродетельная и, смею надеяться, знаю свой долг.

Нэнси густо покраснела.

– Конечно, мэм; я просто подумала, что девочка может… может принести вам радость, – сбивчиво проговорила она.

– Спасибо, – сухо ответила хозяйка. – Не могу сказать, однако, что чувствую в этом какую-либо срочную необходимость.

– Но как же вам не хотеть этого, она ведь дочка вашей сестры, – отважилась сказать Нэнси, почему-то чувствуя себя обязанной обеспечить маленькой сироте тёплый прием.

Мисс Полли надменно вздёрнула подбородок.

– Право, Нэнси, не представляю, почему тот факт, что моей сестре хватило глупости выйти замуж и привести никому не нужных детей в этот мир, где и без того уже людей предостаточно, непременно должен означать, что я хочу о них заботиться. Тем не менее, как я уже сказала, надеюсь, я знаю свой долг. Хорошенько вычисти углы, Нэнси, – бросила она напоследок, покидая комнату.

– Да, мэм, – вздохнула Нэнси и принялась заново ополаскивать остывший кувшин.

Вернувшись в свою комнату, мисс Полли снова достала письмо, которое пришло из далёкого города на Западе два дня назад и стало для неё столь неприятным сюрпризом. Письмо было адресовано мисс Полли Харрингтон, город Белдингсвилл, штат Вермонт, и в нём говорилось следующее:

«Уважаемая госпожа,

с прискорбием сообщаю вам, что его преподобие Джон Уиттиер скончался две недели тому назад, оставив одного ребёнка, девочку одиннадцати лет. Более после него ничего не осталось, не считая нескольких книг; как вы наверняка знаете, он служил пастором в нашей маленькой миссии и имел весьма скудное жалованье.

Насколько мне известно, он был мужем вашей покойной сестры, но, как я понял с его слов, отношения между вашими семьями были не самыми лучшими. И всё же он подумал, что ради вашей сестры вы, возможно, захотите взять ребенка к себе и воспитать среди родных ей людей на Востоке. Потому я и пишу вам.

Когда вы получите это письмо, девочка будет готова к отъезду, и мы будем вам очень признательны, если вы безотлагательно напишете нам, сможете ли принять её, поскольку одна супружеская пара в скором времени отправляется на Восток, и они могли бы взять девочку с собой в Бостон, а там посадить её на поезд до Белдингсвилла. Мы непременно уведомим вас, в какой день и каким поездом прибудет Поллианна.

В надежде вскоре получить от вас положительный ответ, засим остаюсь искренне ваш,

Джеремия О. Уайт».

Нахмурив брови, мисс Полли сложила письмо и засунула его обратно в конверт. Она ответила на него вчера, написав, что, разумеется, готова приютить ребёнка. Она надеялась, что сумеет исполнить свой долг – пусть даже он ей совсем не по душе.

Сидя с письмом в руках, она мысленно перенеслась в то время, когда её сестра Дженни, мать девочки, будучи ещё двадцатилетней девушкой, настойчиво хотела выйти замуж за молодого пастора, вопреки протестам родных. К ней сватался богатый жених, который куда больше пастора нравился её родителям – но не самой Дженни. Хотя солидному возрасту и состоянию этого человека молодой пастор мог противопоставить разве что юношеский пыл, идеализм да любящее сердце, Дженни предпочла его – что, вероятно, вполне естественно. Она стала женой проповедника и уехала с ним на Юг.

С тех пор её отношения с семьей окончательно разладились. Мисс Полли, самая младшая из сестёр, хорошо это помнила, хотя в то время ей было всего пятнадцать лет. Родители не желали знаться с женой проповедника. Правда, Дженни ещё писала им какое-то время и сообщила, что назвала свою младшую дочь Поллианной в честь двух своих сестёр, Полли и Анны – и что все остальные её дети умерли во младенчестве. То было последнее письмо от неё; а через пару лет они получили известие о её смерти в короткой, но полной безутешного горя записке, отправленной пастором из какого-то маленького городка на Западе.

Между тем для обитателей большого дома на холме время не стояло на месте. Мисс Полли, глядя на просторную долину за окном, думала о том, как изменили её саму эти двадцать пять лет.

В свои сорок она была одна на всём белом свете. Отец, мать, сёстры – все умерли. Уже много лет она в одиночку распоряжалась домом и наследством отца. Некоторые люди не скрывали своего сочувствия её одиночеству и уговаривали поселить у себя подругу или компаньонку, но она всегда отвергала и их сочувствие, и их советы. Ей вовсе не одиноко, говорила она. Ей нравится быть самой по себе. Она предпочитает тишину и покой. Но теперь…

Мисс Полли плотно сжала губы и встала. Она была, разумеется, довольна, что, как женщина добродетельная, не только знает свой долг, но и обладает достаточной твёрдостью характера, чтобы его исполнить. Но Поллианна! – что за нелепое имя!

Глава 2. Старина Том и Нэнси

Нэнси энергично подметала и отдраивала комнатку на чердаке, вычищая углы с особым рвением. Порой то усердие, с которым она занималась уборкой, говорило скорее о том, что ей нужно выпустить пар, а не о стремлении к чистоте – Нэнси, несмотря на боязливую покорность своей хозяйке, была далеко не святой.

– Хотела б – я – порыться – в уголках – её – души! – отрывисто бормотала она, сопровождая каждое слово яростными тычками остроконечной палки, которой вычищала грязь из углов. – Вот уж где не помешало бы почистить как следует, как следует! Додумалась же – засунуть бедное дитя на эту верхотуру, в душную комнатку, да тут ещё и тепла зимой нет – и это когда в доме комнат выбирай не хочу! Ненужные дети, говорит! Ишь! – проворчала Нэнси, выжимая тряпку с такой силой, что пальцам стало больно. – Уж если тут кто и ненужный, то точно не дети, право слово, право слово!

Некоторое время она молчала, а когда работа была окончена, оглядела голую комнатку с глубоким презрением.

– Ну, что я могла, то сделала, – сказала она со вздохом. – Грязи не осталось, а прочего и не было. Бедняжка! Хорошенькое место для одинокой сиротки, тоскующей по дому, ничего не скажешь! – С этими словами Нэнси вышла из комнаты, громко хлопнув дверью. – Ох! – спохватилась она, прикусив губу. Потом упрямо добавила: – Плевать я хотела. Надеюсь, ей слышно было, надеюсь, надеюсь!

После обеда Нэнси улучила время, чтобы побеседовать со стариной Томом, который много лет выпалывал сорняки и расчищал дорожки вокруг дома.

– Мистер Том, – начала Нэнси, бросив быстрый взгляд через плечо, чтобы убедиться, что её никто не видит, – вы знаете, что сюда едет маленькая девочка, чтобы жить с мисс Полли?

– Что? – переспросил старик, с трудом разгибая спину.

– Девочка будет жить с мисс Полли.

– Полно тебе шутки шутить, – фыркнул Том недоверчиво. – Ещё скажешь, что солнце завтра закатится на востоке…

– Правда-правда. Она сама мне сказала, – стояла на своём Нэнси. – Её племянница одиннадцати лет.

У старика отвисла челюсть.

– Вот те на! Это чья же… – пробормотал он, и мягкий свет затеплился в его потускневших глазах. – Ведь не… да верно – это дочка мисс Дженни! Другие-то замуж не выходили. Право, Нэнси, наверняка это дочка мисс Дженни. Хвала небесам, коли мои старые глаза это увидят!

– Кто такая мисс Дженни?

– Она была сущий ангел с небес, – горячо сказал старик, – но хозяину и миссис она приходилась старшей дочерью. Ей было двадцать, когда она вышла замуж и уехала отсюда много лет назад. Все её дети, я слыхал, померли, кроме последней дочки; вот она-то, видать, и приедет.

– Ей одиннадцать лет.

– Да, около того, – кивнул старик.

– И спать она будет на чердаке – как ЕЙ не стыдно! – проворчала Нэнси, снова оглянувшись на дом.

Старина Том сдвинул брови. В следующий миг его губы тронула улыбка.

– Вот интересно, как мисс Полли будет уживаться с ребёнком, – сказал он.

– Ха! А мне интересно, как ребёнок будет уживаться с мисс Полли! – выпалила Нэнси.

Старик рассмеялся.

– Ты, похоже, мисс Полли не больно-то жалуешь, – сказал он с усмешкой.

– Как будто её хоть кто-нибудь жалует! – пренебрежительно ответила Нэнси.

Старина Том улыбнулся чудно́, наклонился и снова принялся за работу.

– Ты, видать, не знаешь о романе мисс Полли, – протянул он.

– Роман? У неё? Нет! Да о нём, кажись, никто не знает.

– Знают-знают, – кивнул старик. – Тот человек и сейчас живёт в этом самом городе.

– И кто он?

– Этого я тебе не скажу. Не след мне болтать об этом. – Старик выпрямился. Он смотрел на дом, и в его тусклых голубых глазах читалась искренняя гордость за семью, которой он долгие годы служил верой и правдой.

– В голове не укладывается – она и воздыхатель, – не унималась Нэнси.

Старина Том покачал головой.

– Ты не знала мисс Полли, какой я её знал, – возразил он. – Она тогда была настоящая красавица, да и сейчас бы была, если б захотела.

– Красавица! Мисс Полли!

– Да. Коли бы не стягивала волосы, а распустила их свободно, как раньше, и носила бы шляпки с цветочками да платья, сплошь белые и кружевные – ты бы увидела, какая она красавица! Мисс Полли ещё не старуха, Нэнси.

– Да ну? Ну, тогда она ею чертовски хорошо притворяется! – фыркнула Нэнси.

– Да, знаю, – кивнул старина Том. – Все началось ещё тогда, когда у них с женихом не заладилось, и с тех пор она будто одной полынью и чертополохом питается, такой стала горькой да колючей.

– Вот и я говорю, – возмущённо подхватила Нэнси. – Никак ей не угодить, как ни старайся! Я бы ушла, да семья без моего жалованья пропадёт. Но когда-нибудь… когда-нибудь моё терпение лопнет, и тогда только меня здесь и видели, только и видели.

Старый Том покачал головой.

– Когда-то и я так думал. Это мысли понятные, да только не лучшие, дочка, не лучшие. Уж поверь мне на слово, не лучшие.

И он снова склонил голову над работой.

– Нэнси! – раздался резкий голос.

– Да, мэм, – пробормотала Нэнси и поспешила к дому.

Глава 3. Прибытие Поллианны

Через некоторое время пришла телеграмма, в которой сообщалось, что Поллианна прибудет в Белдингсвилл на следующий день, двадцать пятого июня, в четыре часа пополудни. Мисс Полли прочитала телеграмму, нахмурилась, поднялась по лестнице в комнатку на чердаке и всё так же хмуро осмотрела её.

Всё убранство комнаты составляли небольшая, аккуратно застеленная кровать, два простых стула, умывальник, комод без зеркала и маленький столик; ни занавесок на окнах, ни картин на стенах. Весь день солнце припекало крышу, и теперь в комнатке было жарко, словно в раскалённой духовке. Сеток на окнах не имелось, поэтому они были закрыты. В одно из них, сердито жужжа, билась огромная муха, пытаясь выбраться наружу.

Мисс Полли прихлопнула муху и смахнула её в окно, приподняв для этого раму на дюйм, поставила ровнее стул, снова нахмурилась и вышла из комнаты.

– Нэнси, – сказала она несколько минут спустя, стоя в дверях кухни, – я обнаружила в комнате мисс Поллианны муху. Должно быть, окно открывали. Я заказала сетки, но пока их не привезут, ты должна проследить, чтобы окна оставались закрытыми. Моя племянница приедет завтра в четыре часа. Я хочу, чтобы ты встретила её на станции. Поедешь с Тимоти на двуколке. В телеграмме написано: «Светлые волосы, красное клетчатое платье и соломенная шляпа». Это всё, что я знаю, но, думаю, этого достаточно, чтобы узнать её.

– Да, мэм, но разве вы…

Мисс Полли, по-видимому, правильно поняла недосказанное, поскольку сдвинула брови и сказала сухо:

– Нет, я не поеду. Полагаю, это вовсе не обязательно. На этом всё. – Она повернулась и ушла – с точки зрения мисс Полли, с заботами об удобстве её племянницы Поллианны было покончено.

В кухне Нэнси яростно двигала утюгом по кухонному полотенцу.

– «Светлые волосы, красное клетчатое платье и соломенная шляпа» – всё, что она знает, ишь! Я бы постыдилась так говорить, если б моя разъединственная племянница ехала ко мне через всю страну!

На следующий день, ровно без двадцати четыре, Тимоти и Нэнси поехали в открытой двуколке на станцию встречать долгожданную гостью. Тимоти был сыном старины Тома. В городе иногда говорили, что старина Том – правая рука мисс Полли, а Тимоти – левая.

Тимоти был юношей доброго нрава и приятной наружности. Хотя Нэнси появилась в доме совсем недавно, они с Тимоти уже успели подружиться. Однако сегодня Нэнси так волновалась из-за возложенной на неё миссии, что ей было не до привычной дружеской болтовни; она доехала до станции, не проронив почти ни слова, и вышла на перрон дожидаться поезда.

Снова и снова она повторяла про себя слова мисс Полли: «Светлые волосы, красное клетчатое платье и соломенная шляпа». Снова и снова она пыталась угадать, какой окажется эта Поллианна.

– Надеюсь, ради её же блага, что она тихая и послушная, не роняет ножи и не хлопает дверями, – со вздохом сказала она подошедшему к ней Тимоти.

– Ну, если нет, кто знает, что с нами станется, – ухмыльнулся Тимоти. – Только вообрази, мисс Полли и горластый ребёнок! Ага! А вот и паровозный свисток!

– Ох, Тимоти, думаю, это нечестно, что она меня послала, – затараторила Нэнси, вдруг испугавшись, и поспешила туда, откуда можно было разглядеть всех пассажиров, выходящих на станции.

И вскоре Нэнси увидела её – худенькую девочку в красном клетчатом платье, с двумя толстыми пшеничными косами, спадающими на спину. Из-под соломенной шляпки виднелось веснушчатое личико, которое с любопытством поворачивалось то в одну, то в другую сторону, явно высматривая кого-то.

Нэнси тотчас же поняла, что это она, но не сразу смогла унять дрожь в коленях, чтобы подойти к девочке. Та стояла совсем одна, когда Нэнси наконец приблизилась к ней.

– Вы… мисс Поллианна? – спросила Нэнси, запинаясь. И в следующий миг две руки, облачённые в клетчатую ткань, стиснули её так, что она едва не задохнулась.

– О, я так рада, РАДА, РАДА видеть вас! – зазвенел у неё в ушах возбуждённый голос. – Конечно, это я, Поллианна, и я так рада, что вы приехали встретить меня! Я так этого ждала!

– Правда?.. – промямлила Нэнси, силясь понять, откуда Поллианна может её знать, а тем более – хотеть её видеть. – Вы правда ждали? – повторила она, поправляя шляпу.

– О, да, я всю дорогу гадала, как вы выглядите, – воскликнула девочка, прыгая от радости и осматривая смущённую Нэнси с ног до головы. – И вот теперь я знаю, и я рада, что вы такая, какая вы есть.

Нэнси с облегчением увидела, что к ним подходит Тимоти. Слова Поллианны совершенно сбили её с толку.

– Это Тимоти. У вас, наверное, есть дорожный сундучок, – пробормотала Нэнси.

– Да, есть, – кивнула Поллианна с важным видом. – И совсем новый. Дамы из благотворительного комитета при нашем приходе купили его мне – разве не мило с их стороны, ведь они собирались купить ковёр? Я, конечно, не знаю, сколько метров красной ковровой дорожки можно купить вместо одного сундучка, но, наверное, хоть сколько-то можно – хватило бы на половину церковного прохода, как думаете? У меня есть одна вещь в сумке, мистер Грей сказал, что это багажная квитанция, и я должна отдать её вам, чтобы получить свой сундучок. Мистер Грей – это муж миссис Грей. Они родственники жены пастора Карра. Я приехала на Восток с ними, и они просто замечательные! И вот, вот она, – закончила Поллианна, извлекая квитанцию после долгого копошения в сумке.

Нэнси сделала глубокий вдох. Ей казалось, что кто-нибудь просто обязан перевести дух после такой длинной тирады. Потом украдкой взглянула на Тимоти. Он старательно смотрел в сторону.

Наконец они отправились в путь. Сундучок Поллианны стоял позади, а сама Поллианна уютно устроилась между Нэнси и Тимоти. Все это время девочка говорила не умолкая и без конца задавала вопросы, так что слегка ошеломлённая Нэнси едва успевала отвечать.

– Смотрите! Разве не прелесть? А дом далеко? Надеюсь, что далеко – я люблю кататься, – вздохнула Поллианна, когда двуколка тронулась. – Конечно, если близко, то ничего страшного, потому что я буду рада добраться как можно скорее, знаете. Какая красивая улица! Я знала, что будет красиво, папа мне рассказывал…

Её голос вдруг прервался. Нэнси нерешительно взглянула на неё и заметила, что её подбородок дрожит и в глазах стоят слёзы. Однако через мгновение девочка продолжила, храбро подняв голову:

– Папа мне всё рассказал. Он помнил. Ой, я должна была объяснить раньше. Миссис Грей велела мне сказать это сразу – насчёт красного клетчатого платья, знаете, почему я не в чёрном. Она сказала, что вы сочтёте это странным. Дело в том, что в бочке для пожертвований^[2] в последнее время не попадалось чёрных вещей, кроме бархатной блузки, и жена пастора Карра сказала, что она мне совсем не подойдёт; кроме того, она была с белыми пятнами, знаете, потёртая на локтях и в других местах. Некоторые дамы из прихода хотели купить мне чёрное платье и шляпу, а другие считали, что деньги нужно приберечь на ковровую дорожку для церкви, знаете. Миссис Уайт сказала, что так, может, и лучше, потому что она не любит детей в чёрном, то есть детей-то она любит, разумеется, но не любит, когда они в чёрном.

Поллианна остановилась, чтобы набрать воздуха, и Нэнси успела вставить:

– Ну, я уверена, это… это ничего.

– Я рада, что вы так думаете. Я тоже так считаю, – кивнула Поллианна, и голос её снова осёкся. – Само собой, было бы гораздо труднее радоваться в чёрном…

– Радоваться?! – изумлённо воскликнула Нэнси, перебивая Поллианну.

– Да, тому, что папа отправился на небеса, чтобы быть с мамой и другими детьми, знаете. Он сказал, что я должна быть рада. Но это непросто даже в красном клетчатом платье, потому что он мне так нужен, и мне всё равно казалось, что он должен быть со мной, ведь у мамы и других детей есть бог и ангелы, а у меня нет никого, кроме дам из нашего прихода. Но теперь, я уверена, будет легче, потому что у меня есть вы, тётя Полли. Я так рада, что у меня есть вы!

Сострадание Нэнси к бедной маленькой сиротке, сидящей рядом с ней, вмиг сменилось паническим ужасом.

– Ох, но… это не так, д-дорогая, – промямлила она. – Я всего лишь Нэнси. Я совсем не тётя Полли!

– Вы… вы не она? – пробормотала девочка, явно разочарованная.

– Нет. Я всего лишь Нэнси. Мне и в голову не пришло, что вы можете принять меня за неё. Мы ни капельки не похожи, ни капельки!

Тимоти тихонько хихикнул, но Нэнси была слишком взволнована, чтобы отозваться на озорной огонёк в его глазах.

– Но кто вы? – спросила Поллианна. – Вы совсем не похожи на приходскую даму!

На этот раз Тимоти громко расхохотался.

– Я Нэнси, служанка. На мне вся работа по дому, кроме стирки и сложной глажки. Это забота мисс Дёргин.

– Но тётя Полли существует? – встревоженно спросила девочка.

– Уж в этом можешь не сомневаться, – вставил Тимоти.

Поллианна заметно расслабилась.

– Фух, тогда всё в порядке. – На миг она замолчала, потом продолжила с присущей ей живостью: – А знаете что? Всё-таки я рада, что она не приехала меня встречать; потому что мне ещё только предстоит с ней познакомиться, и у меня уже есть вы.

Нэнси покраснела. Тимоти повернулся к ней с лукавой улыбкой.

– Неплохой комплимент, как по мне, – сказал он. – Что ж ты не скажешь спасибо юной леди?

– Я… я думала о мисс Полли, – пробормотала Нэнси.

Поллианна удовлётворенно вздохнула.

– Я тоже. Мне так любопытно, какая она. Знаете, она ведь моя единственная тётя, а я узнала о ней совсем недавно. Отец мне рассказал. Он сказал, что она живёт в большом красивом доме на вершине холма.

– Так и есть. Его уже видно, – сказала Нэнси. – Вон тот большой белый дом впереди, с зелёными ставнями.

– О, какой красивый! И сколько травы и деревьев вокруг! Кажется, я ещё никогда не видела столько зелёной травы сразу. Моя тётя Полли богатая, Нэнси?

– Да, мисс.

– Я так рада. Должно быть, это совершенно прекрасно – иметь много денег. Я раньше не знала никого из богатых людей, кроме Уайтов – вот они богачи. У них ковры в каждой комнате, и они едят мороженое по воскресеньям. Тётя Полли ест мороженое по воскресеньям?

Нэнси покачала головой. Её губы дрогнули. Она бросила весёлый взгляд на Тимоти.

– Нет, мисс. Похоже, ваша тётя не любит мороженого, по крайней мере, я ни разу не видела его у неё на столе.

Лицо Поллианны вытянулось.

– Правда? Мне так жаль! Не понимаю, как можно не любить мороженое. Но всё равно, этому тоже можно порадоваться, ведь от мороженого, которого ты не съешь, не заболит живот, как случилось со мной у миссис Уайт – знаете, я тогда съела очень много мороженого. Но, может, у тёти Полли хотя бы есть ковры?

– Да, ковры есть.

– В каждой комнате?

– Да, почти в каждой, – ответила Нэнси, внезапно огорчившись при мысли о голой комнатке на чердаке, где ковра не было.

– О, я так рада! – ликующе воскликнула Поллианна. – Я люблю ковры. У нас их не было, только два половичка из бочки для пожертвований, и один из них был с чернильными пятнами. У миссис Уайт ещё были картины, очень красивые – с розами, с маленькими девочками, которые стоят на коленях, с котёнком, ягнятами и львом – но не все вместе, знаете. Конечно, в Библии сказано, что однажды они будут возлежать вместе, но этого ещё не случилось, в смысле, не на картинах миссис Уайт. А вы любите картины?

– Я… я не знаю, – проговорила Нэнси сдавленным голосом.

– Я люблю. Правда, у нас не было картин. Их нечасто жертвуют, знаете. Хотя однажды две принесли. Но одна была такой хорошей, что отец продал её, чтобы на вырученные деньги купить мне башмаки; а другая была такой ветхой, что рассыпалась на кусочки, как только мы её повесили. Стекло разбилось, знаете. И я плакала. Но теперь я рада, что у нас не было всех этих красивых вещей, я к ним не привыкла, а значит, тем сильнее мне понравится у тёти Полли, знаете. Совсем как увидеть в бочке красивые ленточки для волос после кучи выцветших коричневых. Вот это да! Это ли не самый прекрасный дом на свете? – с жаром перебила она сама себя, когда они свернули на широкую подъездную дорогу.

Пока Тимоти снимал сундучок с двуколки, Нэнси улучила момент, чтобы прошептать ему на ухо:

– Больше и не заикайся насчёт моего ухода, Тимоти Дёргин. Теперь я и за деньги не уйду!

– Уйти! Как бы не так, – усмехнулся юноша. – Теперь и меня палкой не прогонишь. С этим ребёнком здесь будет столько веселья – похлеще всякого синематографа!

– Веселья! Веселья! – возмущённо повторила Нэнси. – Боюсь, бедной девочке будет не до веселья, когда эти двое станут жить вместе. И я думаю, ей нужно будет найти в ком-то опору и утешение. Что ж, я и буду ей этой опорой, Тимоти, буду! – поклялась она, а потом повернулась и повела Поллианну по широким ступеням в дом.