Жених из прошлого

Все права на издание защищены, включая право воспроизведения полностью или частично в любой форме. Это издание опубликовано с разрешения Harlequin Books S.A.

Товарные знаки Harlequin и Diamond принадлежат Harlequin Enterprises limited или его корпоративным аффилированным членам и могут быть использованы только на основании сублицензионного соглашения.

Эта книга является художественным произведением. Имена, характеры, места действия вымышлены или творчески переосмыслены. Все аналогии с действительными персонажами или событиями случайны.

Охраняется законодательством РФ о защите интеллектуальных прав. Воспроизведение всей книги или любой ее части воспрещается без письменного разрешения издателя. Любые попытки нарушения закона будут преследоваться в судебном порядке.

Christmas Contract for His Cinderella

© 2019 by Jane Porter

«Жених из прошлого»

© «Центрполиграф», 2021

© Перевод и издание на русском языке, «Центрполиграф», 2021

* * *

Глава 1

Моне Уайлд тщетно пыталась найти платье одной заказчицы в подсобке свадебного салоне в Бернардс. Его отдали ушивать, а оно будто испарилось. Заглянула помощница и сказала, что какой-то симпатичный мужчина ее спрашивает.

Моне со вздохом заправила за ухо выбившийся из аккуратного пучка завиток. До закрытия пятнадцать минут, всего четверть часа, чтобы найти дорогущее платье для разъяренной матери невесты.

– Он назвал тебя по имени, – добавила девушка.

Сердце Моне ушло в пятки.

– Неужели мы потеряли еще одно платье?

– Не знаю, сказал, что пришел к тебе.

Морщинка меж бровей Моне стала более отчетливой. Сегодня был сумасшедший день. Под Рождество, как только двери торгового центра открывались, поток клиентов не прекращался до самого закрытия. Такое ощущение, что все решили выйти замуж в праздники. Моне часами висела на телефоне, звонила дизайнерам, в разные салоны, швеям, уточняла о наличии платьев, о сроках новых партий, договаривалась о подгонах по размеру. И все равно к концу рабочего дня осталась гора нерешенных вопросов.

– Ты не спросила, как его зовут?

– Маркус Оберто или что-то вроде того. Насколько я поняла, он итальянец.

Моне похолодела. Марку Уберто, она мысленно исправила коллегу, сицилиец из прошлого.

– Я сказала, что ты занята, но он объявил, что подождет, сколько нужно.

Чтобы Марку ждал? Он не из таких. Они не виделись восемь лет. Зачем он пришел и почему именно сегодня, под Рождество?

– Что-нибудь передать? – спросила девушка и улыбнулась. – Он такой сексуальный. Обожаю итальянцев.

«Сицилиец, – мысленно поправила Моне, – до мозга костей».

– Спасибо, я сейчас подойду, – ответила Моне. – Позвони миссис Уилкерсон и скажи, что мы делаем все возможное и к утру платье будет на месте.

– А оно будет?

Моне даже боялась представить негативный исход дела.

– У нас нет другого выхода, – твердо сказала она, выпрямилась и решительно отправилась в зал, чтобы встретиться с Марку.

На блестящем мраморном полу стоял Он и заполнял собой все пространство, от пола до стеклянной крыши. Высокий, широкоплечий, уверенный, состоятельный аристократ. Марку был одет с иголочки: в черный костюм, накрахмаленную белоснежную рубашку и голубой галстук. Моне знала: рубашка и костюм сшиты по индивидуальному заказу. Галстук оттенял ярко-голубые глаза и зализанные назад блестящие черные волосы. Раньше он носил волосы до плеч, а сейчас был коротко пострижен. На волевом подбородке красовалась трехдневная щетина.

Сердце грозило выпрыгнуть из груди. Воспоминания накатывали одно за другим. К счастью, он не сразу заметил ее, и у Моне было время немного прийти в себя. Она так старалась забыть прошлое, что сейчас оказалась не готова встретиться с ним лицом к лицу.

– Спокойствие, только спокойствие, – сказала она сама себе и шагнула к сицилийцу.

– Марку, какими судьбами? Выбираешь подарок жене?

Моне. Марку тут же обдало ледяным пламенем от звука ее голоса, он узнал бы его из тысячи, даже после восьми лет разлуки. Мягкий, обволакивающий, как и она сама.

Марку повернулся, в глубине души надеясь увидеть ту же маленькую, хрупкую улыбчивую девчушку, чьи карамельные глаза светились счастьем, но перед ним предстала совершенно другая женщина: худая, со спокойным без искорки взглядом, плотно сжатыми пухлыми губами, ни тени улыбки. Волосы убраны назад, а вязаный юбочный костюм цвета лаванды добавлял возраста. Если бы он не знал ее, дал бы все тридцать пять, а не двадцать шесть.

– Привет, Моне, – сказал он и подошел, чтобы поцеловать в обе щеки.

Она стиснула зубы, потому что едва могла вынести его прикосновение. Марку не ждал радушного приема.

– Надеялся, смогу украсть тебя после работы и поговорить в более приватной обстановке, – сказал он приглушенным тоном.

Лицо Моне стало непроницаемым. Раньше он мог читать ее как открытую книгу, теперь она – загадка.

– Магазин скоро закроется, – ответила она и натянуто улыбнулась, – но у меня много дел, придется остаться минимум на час. Возможно, когда ты в следующий раз приедешь в Лондон, мы заранее договоримся, тогда и побеседуем.

– В прошлый раз ты отказалась, – заметил Марку.

– У нас не совпали расписания, – парировала она.

– Нет, ты не захотела, – ответил он и поймал ее взгляд. – Теперь тебе не удастся отвертеться.

– Тебе нельзя оставаться в здании после закрытия.

– Я подожду в машине, – невозмутимо ответил Марку и обвел глазами зал, украшенный рождественскими елями, венками и гирляндами. – Что ты будешь целый час делать? В салоне никого.

– Я управляющая, на мне вся ответственность, – пояснила она. – Сегодня был особенный день. Одна девочка не вышла на работу, а посетителей хоть отбавляй.

– Я приходил с утра, ты была занята, пришел снова, ты вся в делах, тогда я решил, что явлюсь к закрытию, так мы точно сможем поговорить. И вот я здесь.

Пока Марку говорил, ее карамельные глаза буравили его взглядом, но ни одна эмоция не просочилась сквозь каменное лицо.

– Что-то случилось? – спросила она приглушенным тоном.

– Нет, все в порядке.

– Тогда зачем ты пришел?

– Мне нужна помощь.

– Моя?

– За тобой должок, я пришел забрать обещанное.

У Моне душа в пятки ушла. Он наблюдал, как выражение ее глаз меняется, пока взгляд не стал снова ледяным.

– Ты выбрал неподходящее время.

Он указал на два черных бархатных кресла рядом с подиумом и зеркалами.

– Тогда поговорим прямо сейчас.

Моне сомневалась, он это чувствовал. Наконец она кивнула.

– Хорошо, давай, – решилась она, прошла к креслу и села, скромно поджав ноги и элегантно скрестив лодыжки.

Марку прошел следом. Сердце грозило выпрыгнуть из груди. Он неторопливо сел, поправил рукава пиджака, устроился поудобнее. Располагающиеся под разными углами зеркала позволяли Моне смотреть на него со всех сторон одновременно.

Удивительно, как он одним присутствием заставлял ее ощущать себя неудачницей. Как будто она все та же восемнадцатилетняя девчонка, живущая во дворце Уберто, которую содержит его отец. Моне ненавидела эти воспоминания.

Деваться некуда. За ней был должок, это правда.

Восемь лет назад Марку купил ей билет на самолет Палермо – Лондон и дал денег на первое время. Он рисковал репутацией, отношениями с отцом, но он помог ей. Она сбежала из Палермо, где жила семья Уберто и ее мать, любовница Матео Уберто. В аэропорту Марку предупредил: однажды он потребует услугу за услугу. Моне так хотелось уехать, что она не раздумывая согласилась. Прошли годы, и день настал.

– Ты нужна мне на ближайшие четыре недели, – сказал Марку, вытягивая длинные ноги. – Ты работала няней одно время, а в Палермо хорошо ладила с моим братом и сестрами. Присмотришь за моими тремя детьми, пока меня не будет?

От него не было ни слуху ни духу целых восемь лет. Моне тщательно избегала любых новостей о семье Уберто. Теперь он сам явился и просит посидеть с детьми.

Моне выдавила улыбку и как можно дипломатичнее сказала:

– Как бы сильно я ни хотела тебе помочь, но не могу. Сейчас горячий сезон и очень много работы, заказов куча плюс Рождество. Я не могу бросить клиентов и уехать неизвестно куда. Мои невесты должны быть готовыми к торжеству на пять с плюсом.

– Я не менее трепетно отношусь к детям, – ответил Марку.

– Конечно, ты отец. Но я правда не могу. Меня не отпустят, тем более сейчас и так надолго.

– Но ты нужна мне.

– Нет, тебе нужна не я, а нормальная, профессиональная няня. Найми гувернантку, и нет проблем.

– Но я не могу доверить детей неизвестно кому. А тебе могу.

Последнее, что ей хотелось, – заботиться о его детях. Восемь лет назад они расстались не лучшим образом. Марку помог ей сбежать из Палермо, но уезжала-то она из-за него в первую очередь. Он разбил ей сердце, пошатнул уверенность в себе, потребовалось восемь лет, чтобы прийти в норму.

– Приятно, что ты мне доверяешь, – ответила Моне спокойно, – но я не могу уехать, горячий сезон, весь салон на мне.

– Но ты должна мне, я хочу вернуть обещанное, – сказал он и замолчал.

Первое время она ждала, что Марку вот-вот появится, потом расслабилась. Она так внушила себе, что никакого уговора не было, что сама почти поверила в это.

А он не забыл.

– Сейчас не лучшее время, – пробурчала она себе под нос.

– Я бы не пришел, если бы все было хорошо.

Моне отвернулась и посмотрела в окно, выполненное в палладианском стиле. Оно служило главной частью оформления салона и придавало элегантности интерьеру. За стеклом кружились пушистые снежинки.

– Я поговорю с Чарльзом Бернардом, – добавил Марку. – Уверен, он не откажется придержать за тобой место, а если нет, обещаю, что помогу найти работу в январе после свадьбы.

Свадьба?

Моне насторожилась. Их взгляды встретились, и ни один не хотел отводить глаза в сторону.

Все тот же потрясающий, уверенный, самодостаточный Марку Уберто… На мгновение она почувствовала себя восемнадцатилетней девчонкой, мечтающей о его объятиях и его кольце на пальце.

«Тебе далеко не восемнадцать, прошли годы, вы оба изменились», – напомнила она себе.

– Прости, я задумалась, – сказала она. – Какая свадьба?

– Моя, – ответил он и добавил: – Возможно, ты не в курсе, жена умерла вскоре после рождения младшего.

Моне знала, но нарочно старалась вытеснить эту информацию из головы.

– Мне так жаль, – сказала она и уставилась на туго затянутый голубой галстук на шее.

Шелк приятно поблескивал от мягкого освещения. Марку, выхолощенный, безупречный, в итальянском стиле, с подчеркнутой индивидуальностью… Почему он так хорош? Может быть, если она сосредоточит внимание на белом воротничке или на лацканах, ей удастся отвлечься. Столько сил и лет потрачено, чтобы вычеркнуть его из сердца, а сейчас он явился, и она еле справляется с собой.

– Всего на четыре недели, максимум пять, – сообщил Марку.

– Медовый месяц включен? – сухо спросила она.

Марку пожал плечами.

– В середине января у меня конференция в Сингапуре, зависит от Виттории, захочет ли она лететь со мной.

Моне негодовала, хотя какое ее дело? Она не собирается ввязываться во все это.

– Не могу, прости. Я уже вернула тебе деньги, долг оплачен.

– Материально ты мне ничего не должна, но в какое положение ты меня поставила? Сбежала, не попрощалась ни с матерью, ни с моим отцом, ни с сестрами и братом.

Спорить бесполезно, Марку не изменит своего мнения. Даже в двадцать пять с ним всегда приходилось считаться. Может быть, этим он ее и привлекал. Марку все анализировал, оценивал риски, подходил к любому делу серьезно. Единственный раз он удивил ее, когда впервые поцеловал, и они чуть было не занялись любовью в его комнате, если бы не его отец. Позже он сокрушался, жалел о содеянном, бранился и из страстного и чувственного Марку превратился в холодного и жестокого мужчину.

Моне была в аэропорту Палермо меньше чем через четырнадцать часов после случившегося, прихватив пару вещей в наплечную сумку. У нее было мало своих вещей. Они с матерью жили на полном попечении отца Марку, а в сложившейся ситуации она не хотела брать ничего из подаренного.

Уехать не сложно, забыть в сотни раз тяжелее. Первый год Моне провела десятки бессонных ночей, проживая снова и снова роковую ночь в объятиях Марку. Ужасно больно было вспоминать его поцелуи, прикосновения, но это были самые невероятные ощущения, которые она испытывала к мужчине. Она чувствовала себя пламенем, жарким, неукротимым, которое разгорается с новой силой каждый раз, когда в него подбрасывают дровишек из поцелуев. Он открыл в ней новую чувственную грань, а потом отверг, перечеркнув одним махом все, что между ними было.

Оказавшись в Лондоне одна, почти без средств, Моне нуждалась в работе. Родной отец, которого она видела пару раз в жизни, познакомил ее с семьей, искавшей няню для детей на лето. Моне очень старалась, и осенью, когда дети пошли в школу, ее взяли на работу на постоянной основе. Она помогала с домашними делами, водила детей на кружки. Но вскоре родители развелись и не могли больше себе позволить няню. Она без труда нашла новую семью, затем еще одну и еще, пока не поняла, что расставаться с детками, которых она успевала полюбить, как своих, слишком мучительно. Каждый раз Моне оставляла кусочек сердца в очередной семье. Тогда Моне решила уйти в продажи.

Она начала работать на первом этаже торгового центра в Бернардс, продавала перчатки и головные уборы. Как-то раз на пятом этаже возник ажиотаж и не хватало сотрудников, ее попросили подняться и помочь. С тех пор она больше не занималась шапками. Если кто-то и считал, что становиться главным менеджером в двадцать шесть слишком рано, никто не высказывался открыто, потому что у нее был стиль и вкус, она прекрасно отличала качественную вещь от дешевки, могла посоветовать. Дочь Кэнди, уж в чем в чем, а в стиле она разбиралась.

– Заканчивай дела, а затем мы поужинаем в расслабленной обстановке и поговорим, – сказал Марку и улыбнулся. – Отвечу на все твои вопросы.

– Но у меня нет вопросов, – запротестовала Моне.

Она изо всех сил старалась не попасть в сети его убийственного обаяния. Марку прекрасно знал свои сильные стороны и умело пользовался женскими слабостями.

Моне встала.

– Марку, меня не интересует твое предложение. Ты теряешь время. Завтра рано утром я должна быть в салоне, нужно еще найти потерянное платье миссис Уилкерсон, пока она снова не начала нервировать меня своими замечаниями.

Он поднялся и теперь возвышался могучей черной скалой над ее маленькой хрупкой фигуркой.

– Ты обещала, Моне, и не можешь отказаться. Кроме того, ты не знаешь подробностей, ни зарплаты, ни бонусов.

Моне всплеснула руками.

– Нет ничего заманчивого в работе на тебя!

– Когда-то ты любила нас и говорила, что мы – твоя единственная семья.

– Я была молода и наивна. Все изменилось.

– Что-то случилось с тобой после того, как ты уехала из Палермо, о чем я не знаю?

– Нет.

– Тогда почему столько злости и ненависти в адрес нашей семьи?

Сразу ответить Моне не смогла, внутри все кипело. Когда-то она всех их любила. Она мечтала стать полноценной частью семьи, но этому не суждено было случиться. Глаза защипало от слез, а горло сдавила горечь обиды.

– Я рада, что вы терпели меня столько лет, зная, кто я такая. Так что у меня нет ненависти к твоим сестрам и брату.

– Значит, ты злишься на меня и на отца?

Уж чего она не хотела, так это вскрывать давно затянувшиеся раны. Моне сжала кулаки. Ногти больно впились в ладони, но ей нужна была эта боль, чтобы справиться с переживаниями.

– Не важно. Я не живу прошлым и тебе не советую.

– Обсудим это за ужином. Жду в машине внизу.

Он кивнул на прощание и направился к лифтам у дальней стены. Там он обернулся. Моне стояла, не смея двинуться с места, и смотрела, пока двери за ним не закрылись.

В лифте Марку скрестил руки на груди и медленно выдохнул. От него не ускользнул вызов в глазах Моне. Он ждал сопротивления, но Моне Уайлд должна знать: он намерен получить должок сполна.

Марку не нашел ни одной няни, которой смело мог бы доверить детей. Последняя няня, проработавшая у них пару лет, вынужденно взяла отпуск по семейным обстоятельствам и уехала к родителям. У каждого может случиться неотложное дело, но и он не мог оставить детей на кого попало.

Марку редко на кого мог положиться. Часто его подозрительность и неспособность доверять людям вредили, но в бизнесе это было бесценно. Он являлся инвестором, часто имел дело с рисковыми проектами, привычка перестраховываться помогала избежать необдуманных шагов.

Долгое время после смерти жены Марку отказывался выходить из привычно узкого семейного круга. Однако со временем он понял, что не может в полной мере заменить детям мать. Ему пришлось выползти из воображаемой ракушки и отправиться на поиск невесты. После серии мучительных свиданий он нашел подходящую девушку – Витторию Бонфильо, двадцати девяти лет. Марку планировал сделать ей предложение в канун Рождества, но сначала хотел узнать ее поближе, а с бегающими по дому малышами это почти невозможно.

И тут Марку осенило. Моне. Он прекрасно знал ее. Заботливая и терпеливая, идеальный вариант.

Если Марку что-то решил, свернуть его с цели было невозможно. Через пятнадцать минут он уже знал, что Моне живет в Лондоне, работает в Бернардс в свадебном салоне. Не замужем, возможно, есть парень. Марку было все равно. Она нужна ему на ближайшие четыре-пять недель, а потом может возвращаться к своей обычной жизни, работать в салоне или что она там делает. А у него будет новая жена, и вопрос с детьми решится автоматически.

Моне еще долго не могла пошевелиться. Все, о чем она мечтала сегодня, – это найти злосчастное платье, прийти домой, принять горячую ванну, полежать там подольше. Потом надеть пижаму, завернуться в одеяло и смотреть любимое шоу по телевизору. Теперь домой она попадет не скоро.

Моне окинула взглядом салон. За годы работы она настолько сроднилась с ним, что салон стал больше домом, чем квартира, которую она снимала. Здесь она на своем месте. Моне умела успокоить нервную невесту, осадить и организовать слишком впечатлительную. Кто бы мог подумать, что это и будут ее козыри.

Внебрачная дочь французской актрисы, переживающей трудные времена, и английского банкира, Моне имела самое неординарное воспитание. К восемнадцати годам ее жизненный опыт был гораздо больше, чем у сверстников. Она успела пожить в Ирландии, Франции, Марокко и трех американских штатах, но больше всего она прожила в Сицилии. Они с матерью переехали в Палермо, когда Моне было двенадцать, и прожили там до ее совершеннолетия.

После отъезда в Лондон мать прожила с местным аристократом Матео Уберто еще три года. Марку пытался встретиться с ней три года назад, она отказалась. Так же она отвергла отца Марку, когда тот появился на пороге с вином и цветами и вел себя, будто она его любовница, а не падчерица.

Теперь ее ничего не связывало с семьей Уберто. Раньше они отдыхали вместе на пляже в летние каникулы, обедали и ужинали, ходили на балет, в театр и кино, встречали Рождество всей семьей во дворце Уберто, но она никогда не чувствовала себя равной, не была поистине членом семьи, частью аристократического общества.

Моне оставалась бастардом, внебрачной дочерью неосмотрительного банкира и ветреной актрисы, которая была больше известна своими любовными связями и влиятельными покровителями, нежели ролями в кино. Ее, как и мать, расценивали как продажную дешевку.

Моне не могла жить с ощущением, что с ее мнением не считаются. Ей не нужно было признание, но любовь и уважение Марку она считала заслуженными.

А он оскорбил ее. Моне пообещала себе, что больше никогда ни от кого не будет зависеть, и она сделала все, чтобы так и было.

Моне всеми фибрами души старалась не быть похожей на мать. Теперь Моне не была больше дочкой Кэнди, уязвимой и стеснительной. Она была собой, создала себя сама и гордилась этим. Моне не нуждалась в мужчине. Может, это не честно по отношению к сильному полу, но она считала, что нельзя позволять мужчинам пользоваться собой.

Мужчин это не останавливало. Их цепляла необычная внешность, высокие скулы, французская утонченность, карамельные глаза, пухлые, сочные губы и длинные густые темные волосы. Но они не знали ее настоящую, не могли заглянуть в душу, а внутри Моне была британкой до мозга костей и не собиралась вступать в бесполезные отношения. Просто секс – неинтересно. Плевать, что мужчины о ней думают. Она не хотела быть чьей-то куклой.

Глава 2

Через час Моне вышла из салона. Черная машина Марку все еще стояла возле торгового центра. Тут же выскочил водитель, раскрыл над ней большой черный зонт и проводил до машины. Моне поблагодарила его и собиралась сесть, когда увидела Марку. Дух перехватило. Она скользнула на заднее сиденье, стараясь не коснуться его.

– Что именно ты тут делаешь? – спросил он, когда машина тронулась.

Моне поставила сумочку на колени и придерживала ее руками.

– Помогаю невестам подобрать идеальное платье, успокаиваю взволнованных мамочек.

– Интересный выбор, учитывая твое воспитание.

Моне гордо вскинула голову, и брови удивленно поползли вверх.

– Ты намекаешь, что моя мать ни разу не была замужем?

– Когда я три года назад приезжал в Лондон, ты уже работала в Бернардс?

– Да, я уже четыре года здесь.

– Почему ты не захотела встретиться со мной тогда?

Моне пожала плечами.

– Зачем? – спросила она, повернулась к нему и посмотрела на мужественный аристократичный профиль, подсвеченный уличными фонарями.

Лицо Марку – эталон мужественности. Прямой массивный нос, широкие, плотно сжатые губы, квадратная челюсть, волевой подбородок. Уверенная ухмылка на лице, морщинки в уголках небесно-голубых глаз. Она не удержалась и посмотрела на губы.

– Не понял? – незатейливо ответил он.

– Ты женатый человек, я свободная девушка, зачем нам встречаться?

– Но я не хотел секса.

– Откуда мне знать. Твой отец хотел, например.

– Что???

Моне снова пожала плечами, утомленная тяжелым трудовым днем и внезапной встречей с Марку.

– Твой отец приезжал за год до того, как ты хотел встретиться. Он принес конфеты, вино, пеньюар в подарок, как будто я его любовница.

– Твоя мать тогда только скончалась. Он просто хотел проявить заботу.

– Тогда мог бы борща принести, а не розы и розовый сатиновый пеньюар. Уж чего-чего, а такого я точно не ждала, тем более после смерти матери.

– Он подарил дочерям такие же розовые на Рождество. Он и тебя считал дочерью.

Моне отвернулась. Она смотрела на сменяющие друг друга дома и архитектурные стили. Зачем она заикнулась об этом? Он все равно ей не поверит. Марку уважал и любил отца, считал его образцовым мужчиной.

Молчание затянулось. Они стояли на светофоре. Снег кружился крупными пушистыми хлопьями, залеплял лобовое стекло.

– Жена только умерла тогда, и мне нужен был совет. Я думал поговорить с тобой, но ошибся.

Его слова больно уязвили ее, живот скрутило, а в груди защемило.

– Прости, я не знала.

Прошло всего шесть месяцев, как Моне уехала, а Марку нашел себе жену. Она не хотела этого знать, но, так как семья Уберто была очень состоятельной, принадлежала к старым аристократам, о свадьбе написали все таблоиды.

Венчание прошло в кафедральном соборе в Палермо. Моне прекрасно знала это место, потому что семья Уберто посещала воскресные мессы именно в этом храме. Невестой стала графиня из северной Италии, хотя ее бабка родом из Сицилии. Галета Коррадо, единственный ребенок в семье, должна была унаследовать все семейное состояние и недвижимость. Род Марку был древнее, его предки относились к сицилийским королям пять веков назад. Таблоиды не могли об этом не упомянуть. До тошноты. Они рассказывали, что прадед Марку был принцем Сицилии и Марку, если захочет, может заявить свое право на титул, хотя он за равноправие в обществе.

Моне даже не дочитала до конца такую нелепицу.

Невеста выглядела потрясающе. Платье стоило почти сорок тысяч евро, а шлейф был длиной в несколько ярдов. На голове вуаль придерживала тиара, украшенная бриллиантами и жемчугом.

Не прошло и девяти месяцев, как появился первый малыш. Ходили слухи, что Галета уже была беременна на момент свадьбы. Тут Моне перестала читать. Она не желала знать ни о нем, ни о его детях. Она устала постоянно оглядываться назад.

Моне убеждала себя, что Марку для нее был всего лишь увлечением, не любовью. Почему тогда от одного упоминания его имени так щемило сердце? Почему известие о его свадьбе больно ранило? Чувства к Марку оказались гораздо сильнее и глубже, чем она думала. Он был первым после матери человеком, кого она по-настоящему любила.

Эмоции захлестывали, хаотично сменяли друг друга, и его близость никак не способствовала успокоению. В двадцать Марку был красавчиком, в двадцать пять тоже, но сейчас, в тридцать два, он, как хорошее вино, приобрел пикантные нотки зрелости: сдержанный, с высокими скулами, слегка загорелой кожей… ходячий секс.

– Как она умерла? – спросила Моне, пытаясь справиться с ворохом мыслей в голове.

– После родов у нее случился инфаркт. Хотя я о таком никогда не слышал, наш врач сказал, что десять процентов смертей в родах случаются из-за инфаркта, сердце не выдерживает. – Марку помолчал немного и добавил: – Меня не было в Палермо, накануне я улетел в Нью-Йорк и думал, что оставляю ее в надежных руках с няней и ночной сиделкой.

– Ты же не винишь себя?

– За инфаркт нет, но я никогда не прощу себе, что был в самолете над Атлантикой, когда она нуждалась во мне. Если бы я оказался рядом, может, она бы выжила.

Моне не знала, что ответить. Она сидела в тишине, слушала, как скребут по лобовому стеклу резиновые дворники.

Конечно, Марку чувствовал свою вину в смерти жены. А как иначе? Хотя это не ее проблемы.

Они проезжали финансовый центр Лондона. Обычно оживленные улицы в это время были пустынные и тихие.

– А родители Галеты? Разве не осталось бабушек и дедушек, чтобы присмотреть за детьми?

– Они тоже скончались, мой отец на том свете, а у брата и сестер своя жизнь.

– И у меня, – процедила она.

– Я прошу всего несколько недель, не лет.

Моне отвернулась к окну. Мимо проплыл Национальный банк Англии. Многие называют его Старой Леди с Нидлстрит. Это историческое величественное здание всегда вдохновляло Моне.

– Сейчас не лучшее время.

– А когда будет «лучшее»?

Машина повернула за угол, и они проехали еще несколько исторических зданий в самом сердце Лондона. Где они собираются ужинать в таком серьезном окружении зданий исторического центра? Она устала, чувствовала себя напряженно в машине с Марку. Хорошо бы поскорее снять рабочее платье и туфли, сбросить бюстгальтер с косточками и трусики, нарядиться в пижаму, съесть теплый ужин и выпить бокал красного вина перед сном. Мерло, бургунди, шираз…

– У меня нет желания работать на тебя.

– Я знаю, – коротко ответил он.

Машина остановилась на парковке большого темного здания. Водитель вышел и снова раскрыл большой зонт. Марку помог Моне вылезти из машины. Она изо всех сил старалась не прикасаться к нему, даже случайно. Марку заметил это, усмехнулся, но ничего не сказал. Водитель учтиво держал над ними зонт и проводил до дверей. Марку потянулся к одному из серых камней в стене и нажал. Дверь открылась, они зашли. Моне оглядывалась, внутри было тихо и пустынно, декор в серых и кремовых тонах.

– Обычно я поднимаюсь по лестнице, но ты весь день на ногах, так что поедем на лифте.

Они зашли в серый, сверкающий чистотой лифт и поехали вниз. Сколько этажей под землю, Моне не знала. Когда двери снова открылись, они ступили в зал, украшенный колоннами и черно-белой мраморной плиткой на полу. Как будто вход в банковское хранилище. По другую сторону от лифта стены переливались золотом и серебром. Она взглянула на Марку и вопросительно подняла бровь.

Он указал жестом следовать дальше, и они вместе прошли через парадные двери, где их приветствовал джентльмен в черном костюме.

– Мистер Уберто, – сказал он, – рад, что вы вернулись.

Они прошли мимо бара, оформленного в сталь и толстое стекло, где бармен смешивал напитки, и оказались в зале, украшенном необычными люстрами разных стилей и эпох. Они низко свисали с поблескивающего серебром потолка и давали мягкое освещение.

Столиков было не больше дюжины, кресла обиты нежным бархатом цвета лаванды. Кое-где сидели мужчины, пары. Но Моне и Марку снова прошли мимо и наконец оказались в небольшой комнате, где стоял один стол с двумя креслами, обитыми серым бархатом, с люстрой бледно-розового хрусталя над столом.

Моне с радостным вздохом опустилась в кресло. Хорошо-то как.

– Какое интересное место, – заметила она, когда официант принес бутылки с ледяной минеральной водой, оливки, паштет и кусочки обжаренного багета.

– Когда-то это был Банк Сицилии, а теперь частный клуб с обязательным членством для посещения.

– Я так и думала, – сказала Моне, потянулась за оливкой и положила в рот, внезапно осознав, насколько голодна. – Дай угадаю. Твой отец был членом этого клуба, а теперь ты?

– Дед владел банком, отец его закрыл, но продать не смог, я взял все в свои руки и превратил хранилище в закрытый клуб пять лет назад.

– А как же остальная часть здания, та, что наверху?

– Отель и спа-комплекс только для членов клуба.

– Та деревянная дверь и есть главный вход?

– Нет, вход в отель другой.

– Почему?

– Быть членом клуба не значит состоять в списках тех, кому разрешено спускаться в хранилище.

– Значит, в Лондоне ты живешь здесь?

– Да, самый верхний этаж – мои апартаменты.

– Впечатляет, – ответила Моне и поблагодарила официанта, который принес меню, оформленное в серебро.

Моне пробежала взглядом в поисках того, что бы захотелось съесть. Она могла бы обойтись паштетом с багетом, но, как только увидела стейк флэт-айрон, ни о чем другом больше не могла думать.

После заказа Марку перешел к главному:

– Я бы хотел улететь в Палермо завтра с утра.

– Но я не сказала «да».

– Еще не вечер.

Моне закатила глаза.

– В январе было бы удобнее. Работы меньше…

– В январе у меня конференция. До этого все должно быть улажено с женой и детьми.

Моне чуть не подавилась.

– Не знаю, кому больше сочувствовать. Где твой такт, чувства?

– Чувств уже давно нет. Я тверд как сталь.

– Бедная будущая миссис Уберто.

– Я не романтик и никогда им не был.

– И это говорит человек, который обожает оперу, может часами слушать Пуччини?

– Это ты любила оперу, а я только поддерживал.

Моне не отрывая глаз смотрела на него, стараясь принять нового Марку.

– Жена – это по любви, а не ради детей.

– Не все женщины ждут чуда. Виттория практичная, и, я надеюсь, ты тоже. Я плачу сто тысяч евро за пять недель. Думаю, это покроет все потерянные в Бернардс деньги.

– А если я не смогу вернуться на прежнее место после такого отпуска?