000
ОтложитьЧитал
– А… это удобно будет? – замялась Габи. – Все-таки сразу после выступления…
– Я уже спросил, – с хитрой улыбкой ответил Жан. – Через некоторое время она выйдет на галерею. В конце концов, надо же подарок вручить!
Жан уже успел рассказать Габи, что Флёр обожает духи. Габи знала, что отец – постоянный клиент в роскошном парфюмерном магазине. Сама она парфюмерией пользовалась от силы пару раз в год, и это были самые нейтральные травянистые запахи, поэтому озадачила отца. Они как раз собрались поужинать в городе. Габи вручила отцу абрикосовый бренди, а потом сказала: «Слушай, мне тут хочется сделать подарок одной женщине, но не хочется дарить что попало. Она любит хорошие ароматы… но я как посмотрела цены на хорошее… нет, простому офицеру такое не по карману!». Жюль Картье традиционно возвел глаза к небу при упоминании «простого офицера», но очень обрадовался, что может чем-то помочь дочери. Так что на следующий день он прислал с курьером набор крошечных флакончиков, похожих скорее на цветные хрустальные подвески. Жан, который отлично разбирался не только в моде, но и в парфюмерии, пришел в восторг. И теперь он торжественно нес коробочку с набором, а Габи и Леон изображали при нем почетный караул.
– Вы с ума сошли! – всплеснула руками Флёр, но сияющие глаза ясно говорили, что подарок попал в самую точку. – Жан, ты все-таки псих! Это же целое состояние!
– Послушай, Флёр, если твой день рождения совпал со спектаклем – это же не повод его не отмечать! Я бы даже сказал, наоборот. И вообще, это подарок от нас троих. Кстати, позволь тебе представить – Габриэль Картье.
– Друг и товарищ по экипажу, – добавил Леон.
Габриэль привычно протянула руку для приветствия. Рукопожатие Флёр было нежным и легким.
– Рада познакомиться, – сказала Флёр. – Но, право, вы меня смущаете.
Тут она заметила булавку с жемчужиной на галстуке Жана.
– Ох, да откуда же такое роскошество?
– И за это снова спасибо Габриэль, – улыбнулся Жан.
– Тогда понятно, космофлот где только ни бывает. Хотя я даже представить не могу, где бы такое могло водиться, азурианский жемчуг гораздо мельче, ракуэнский обычно неправильной формы…
– Вы не поверите, но в Старых Колониях, – ответила Габриэль. Удивительно, но при улыбающейся Флёр упоминать их было совсем просто.
– Ого! – Флёр изумленно распахнула глаза. – Но разве с ними не потеряна всякая связь? Я еще… дома слышала, что они вне сети туннелей и нет никаких контактов…
– Как говорится, кто ищет, тот всегда найдет. Эээ… вы сказали «дома»? Так вы не сомбрийка? А Жан говорил…
Флёр пару секунд помедлила с ответом.
– Я сомбрийка, – наконец твердо произнесла она. – Родилась я на Терре, но с ней меня уже ничего не связывает. Я живу здесь пять лет, и теперь мой дом здесь.
«И думайте про меня что хотите», – говорило ее лицо. Габи подошла ближе:
– Простите невольную бестактность. Но как же… удивительно иногда повторяются истории. Я думала, капитан О'Рэйли – единственная, кого мне довелось знать лично. Она терранка. Причем не просто терранка, а бывшая террористка и шпионка. Что не мешает капитану О’Рэйли быть отличным офицером и прекрасным человеком. Военная история знает терранских солдат, щадивших побежденного противника, и сомбрийских офицеров, с которых перед строем срывали награды и лишали звания за жестокое обращение с пленными. Что до меня, мне без разницы, где человек родился и вырос. Хоть на Терре, хоть на Лехане, хоть вообще воспитан змеюками на Энкиду, – Леон фыркнул, – лишь бы вел себя как человек. И вообще, я офицер Космофлота, а не бездушная машина для убийства терран. Да и офицер-то не боевой.
– На машину для убийства вы определенно не похожи! – рассмеялась Флёр, сразу же расслабившись. – Но… кто вы тогда? По рукам я бы сказала, что врач… Если это, конечно, не военная тайна!
– Совершенно не тайна, – улыбнулась в ответ Габриэль. Флёр умела заражать своим настроением не только на сцене. – Я лейтенант медкорпуса, и, кстати, вы можете меня звать просто Габи. Или даже «ты можешь». Друг Леона и Жана – мой друг.
– С удовольствием буду на «ты»! – воскликнула Флёр. – Но давайте, может быть, отойдем в сторону? Я бы очень хотела послушать про Старые Колонии, но не на самом же проходе!
Насчет «прохода» Флёр, пожалуй, преувеличила. Галерея проходила вдоль стен фойе, и из-за низко висящих люстр там царил полумрак, так что большинство желающих побродить по зданию театра предпочитали другие места, да и многие уже разъехались. Скорее уж она заметила, как Габи кутается в палантин, вот и предлагает перебраться в более комфортное место. А, собственно, кто сказал, что надо оставаться в театре?
– У меня есть мысль лучше, – сказала Габи. – Может, выберем место, где можно приятно посидеть и отпраздновать твой день рождения? Я же правильно поняла, что он сегодня?
Флёр совсем по-детски захлопала в ладоши:
– Вот это подарок! Так, если я не совсем выпала из реальности… – она задумалась на несколько секунд, – завтра у меня день свободен, так что можно и гульнуть.
– Решено! – кивнула Габи, набирая в комме адрес. – Ага. Бронирую столик в «Морской королеве». Заведение приличнейшее и в то же время демократичнейшее.
– О, кажется, помню это место! Это же у них отличные королевские креветки?
– И не только они. Хотя с креветками они и правда творят шедевры. Помнится, на день рождения Люсьена, нашего навигатора, мы там заказали креветочное суфле. Вроде и мало его было, и такое оно было воздушное, а мы всей компанией объелись! Десерт потом с собой забирали. Леон, помнишь?
Леон радостно кивнул, а Флёр воскликнула с наигранным возмущением:
– Так, господа, прекращайте издеваться! Если вы так будете все это обсуждать, я умру от голода, не дойдя до места!
Все трое расхохотались. Габриэль поняла, что этот вечер ей не испортит даже непривычное платье.
Сейчас
Флёр встретила Габриэль на пороге небольшой квартирки недалеко от центра. Дома у неё было светло и уютно. Простая, но удобная мебель, незатейливый декор, не считая многочисленных светильников и ярких вставок в оконных стеклах – впрочем, такое любили многие сомбрийцы. Сама Флёр в простецком клетчатом платье и с распущенными по плечам черными локонами выглядела совсем иначе, чем при первой встрече. Впрочем, и Габриэль пришла отнюдь не в платье, а в одном из тех самых костюмов, которые Леон считал неотличимыми от мундира.
– Проходи, садись, – она широко улыбнулась. – Травяной чай готов. Печенье будешь? Тут поблизости недавно кондитерскую открыли, у них такое рассыпчатое печенье в виде ракушек – не заметишь, как съешь целый мешок.
Габриэль села на диван в гостиной. Флёр предпочитала морской стиль – комната в белых и голубых тонах, чехлы для мебели под старинную грубую парусину, диванные подушки с корабликами и ракушками, на стене картина – морской пейзаж с маяком. Все детали простые, милые и подобраны тщательно и с любовью. Габриэль почувствовала небольшой укол зависти. Ее собственная квартира, несмотря на огромные размеры, до сих пор выглядела необжитой. Как будто не подарили, а пустили переночевать, а она так и осталась. Отец тут, конечно, ни при чем, просто сама Габриэль чаще бывает на корабле, чем дома, а маленькая комнатка в казармах Академии, а затем крохотная каюта при медблоке – не те места, где заведешь много вещей. И изменять своим привычкам она не собиралась.
– Ты чего сидишь как сиротка на благотворительном обеде? – рассмеялась Флёр. Габриэль не заметила, как она пришла из кухни, прикатив столик на колесах. На столике стояли чашки, чайник и вазочка с печеньем, всё в красивых цветных узорах. – Честное слово, я сейчас начну думать, что ты меня боишься.
– Да нет, что ты такое говоришь, – Габриэль наконец улыбнулась. – Я просто не привыкла, что человек, которого я вижу второй раз в жизни, зовет меня в гости.
– Знаешь, я обычно тоже не зову в гости после первого знакомства, но ты – другое дело.
– Даже так?
– Ага. Леон и Жан в тебе души не чают – и не делай вид, что слышишь об этом первый раз, – подмигнула Флёр. – Вот я и решила узнать, кто же тот человек, которого они так любят. Видишь ли, эти парни – не просто мои лучшие друзья. Они – самые первые. На всей Сомбре.
– Кажется, я могу понять, – задумчиво произнесла Габриэль. – Сама я родилась на Сомбре, но не так давно к нашему экипажу присоединились несколько инопланетников, и я наблюдала, как они осваиваются. Конечно, первые контакты – самые прочные. Да что там… у меня самой до Академии друзей почти что и не было.
– Надо же! – удивилась Флёр. – Ты мне не показалась необщительной. Да и потом…
Она смутилась и замолкла. Габриэль испытующе взглянула на нее:
– Что «потом»?
– Да я сначала сказала, потом подумала. Это со мной бывает, так что извини заранее. Ты ведь совсем не выглядишь как… как представитель своей семьи. Да, я немного покопалась в сети, ну и вообще фамилия на слуху.
Габриэль поморщилась:
– И очень надеюсь никогда так не выглядеть.
– Ну вот, я что-то такое и заподозрила. Если честно, когда ты предложила отметить мой день рождения, я немного испугалась – все-таки я совсем не миллионер, и многие заведения в Штормграде мне просто не по карману. Но ты предложила совсем демократичный вариант, и одеваешься ты, оказывается, очень просто… В общем, ты совсем не Картье, и это здорово. Правда.
– Если бы не мой отец, – мрачно сказала Габриэль, – я бы давно сменила фамилию.
– Прости, если я в неприятные темы лезу… – виновато сказала Флёр. – Действительно, совсем недавно ведь познакомились…
– Да нет, все нормально. Можешь считать, что отомстила мне за расспросы о твоей биографии, – усмехнулась Габриэль. – Да и вообще…
Теперь уже она не договорила, но Флёр не стала переспрашивать. Хотя Габриэль и сама вряд ли могла бы это сформулировать. Просто она ощущала, что здесь ее поймут.
Совсем давно
Жизненные принципы Ирэн Феррар были крайне просты. У нее должно быть все лучшее. В конце концов, кто же еще этого достоин, если не она. Родом из небогатой семьи, она все же получила отличное образование, начала развивать собственный бизнес, была хороша собой и прекрасно воспитана. И то, что на нее обратил внимание преуспевающий делец Жюль Картье, приняла как должное. Она заслужила богатство, как же иначе? Заслужила роскошный дом, дорогие наряды, прислугу и не меньше двух детей. А лучше трех – чем они хуже каких-нибудь Враноффски? Конечно, этот дурацкий экзамен на родительство… Но, в конце концов, сдавать его только один раз. Ирэн еще в школе была отличницей, так что подготовиться ей не составило труда. Деньги же перестали быть для Ирэн проблемой с тех пор, как она вышла замуж за Жюля. А после получения наследства она и вовсе вспоминала времена, когда приходилось в чем-то себе отказывать, как давний дурной сон. Хотя бедной она не была никогда. Но Ирэн полагала, что приличный человек вообще не должен задумываться о деньгах, и не раз заявляла, что сомбрийские принципы экономии придуманы для нищих. Она не такая и не будет такой.
Здоровье у Ирэн было крепкое, да и Жюль не скупился на врачей, так что она без проблем родила Аньес, а через три года – Виржини. Правда, Ирэн не очень представляла, что ей делать с дочерьми, кроме как наряжать и баловать, зато тому и другому предавалась с удовольствием. А для готовки обедов, вытирания носов и постройки башен из кубиков есть специально обученные люди.
Жюль считал, что двух детей в семье вполне достаточно, но Ирэн настояла на третьем. Трое детей – это привилегия Великих Домов и наиболее состоятельных семей. К тому же она знала, что Жюль мечтает о сыне – может быть, в третий раз, наконец, родится мальчик? И Жюль уступил. Он всегда уступал жене в том, что касалось домашних дел.
Габриэль родилась через три года после Виржини. Ирэн не могла скрыть разочарования. Ведь все обследования обещали мальчика, как могла ошибиться «лучшая медицина Галактики»? Ну, по крайней мере, теперь она может гордиться тремя детьми. Для воспитания есть няни. Но Габриэль росла, и Ирэн все чаще ощущала, что младшая дочь ее раздражает. Она была не такой, как старшие. Не такой, как Ирэн представляла себе своих детей. Вообще какой-то не такой. Высокая и худая, вся в отца, совершенно равнодушная к нарядам и развлечениям, редко улыбается, не желает правильно вести себя в обществе… Впрочем, на тот момент изображать нежную мать Ирэн давно надоело, так что ее дети могли быть какими угодно, лишь бы не мешали ей. Не раз и не два она срывалась на нянь, приводивших к ней расхныкавшихся дочерей. За что им только деньги платят, неужели не могут справиться сами?
***
Жюль видел, что характер жены со временем сильно портится. Видел, что старшие дочери избалованы и не желают слушаться ни его, ни нянь – а их сменилось несколько, поладить с Ирэн и дочерьми, особенно старшими, могла далеко не каждая. Видел, что между сестрами множатся конфликты. Но до поры до времени не вмешивался. Он с головой ушел в работу, отнимавшую почти все время. Все как обычно – он зарабатывает деньги, Ирэн распоряжается домом. Братья и сестры конфликтуют почти всегда – Жюль помнил, как дрался в детстве с сестрой. А ведь выросли лучшими друзьями и прекрасно ладили, пока Карин не умерла от последствий сомбрийской болотной лихорадки. Смерть сестры глубоко потрясла Жюля, и он решил стать врачом и изобрести вакцину. Но врачом он оказался посредственным, и руководство клиники предложило ему не мучиться и получить финансовое образование. Жюль действительно чувствовал в себе гораздо большую склонность к финансам, чем к медицине. Значит, если он сам не может придумать вакцину, он найдет тех, кто сможет, и оплатит их работу. Лабораторию он строил почти что собственными руками, нашел энтузиастов – и проект выстрелил. Через несколько лет компания «Картье Фармаси» стала лидером рынка, а о болотной лихорадке уже почти не вспоминали. А ведь совсем недавно она была бичом континента.
Тогда Жюль и встретил Ирэн. И полюбил ее. За красоту, за образованность, за яркий характер. Сейчас он все больше понимал, что Ирэн лишь позволяла себя любить, самой ей от Жюля был нужен в первую очередь статус и, конечно, деньги. Но Жюль был не из тех, кто способен взять и все бросить. От своих обязательств он не отказывался никогда. Хотя бы в память о начале их отношений. И раз Ирэн сильнее привязана к старшим дочерям – он отдал свое внимание и заботу младшей. Тем более что она была так похожа на него и на Карин. В честь сестры он дал дочери второе имя – Габриэль Карин Картье. Ирэн никогда его не употребляла, зато он звал дочь «Карин» в знак того, что сейчас будет говорить о чем-то важном. Например, рассказывать ей о своей работе – старших сестер не интересовало, чем занимается отец, были бы новые платья, игрушки и развлечения. Габриэль слушала внимательно и никогда ничего не просила для себя, разве что самое необходимое. Жюль радовался, что хотя бы она его понимает, но непритязательность дочери порой огорчала его – он ведь так хотел сделать ей приятное.
Гроза разразилась, когда Габриэль было пятнадцать лет. Не желая просить у отца денег, она нашла подработку на каникулах и купила себе новый комм взамен вышедшего из строя. Простой, недорогой, но функциональный. По мнению Жюля – вполне достойный поступок. Но Ирэн пришла в бешенство. Она кричала, что такая дешевая модель позорит семью, что подрабатывать на каникулах – удел нищих, а потом просто вырвала у дочери комм и швырнула об стену. Еще и заявила в ответ на возмущение Габриэль, что ей здесь ничего не принадлежит. Габриэль взбесилась не меньше и перебралась жить на половину прислуги. Ирэн, похоже, все устраивало, лишь бы младшая дочь поменьше попадалась ей на глаза. Зато старшие принялись развлекаться кто во что горазд, называя Габриэль новой горничной и требуя прибраться в их комнатах. Разбитый нос Аньес и истерика Виржини, принимавшейся рыдать каждый раз, как с ней не соглашались, повлекли новую вспышку ярости Ирэн. В тот день Жюль впервые повысил голос на дочерей и применил санкции, заблокировав их счета. Вряд ли, конечно, они поняли суть его претензий – они, как и мать, считали работу чем-то почти постыдным. Но, по крайней мере, испугались и отстали от сестры. С Ирэн разговор был долгим и неприятным. Жюль напомнил ей, что такое поведение с собственной дочерью может привлечь к их семье внимание органов опеки. А к самой Ирэн – интерес психиатра. Жюль уже видел, что то, что в юности было ярким темпераментом, с годами оборачивается психической нестабильностью. Но до поры до времени щадил Ирэн, понимая, что, случись с ней госпитализация в клинику неврозов или, хуже того, пересдача экзамена на родительство, который она в своем нынешнем состоянии завалит – вся светская хроника будет пережевывать это до конца ее дней. А сплетен о себе и дочерях Ирэн боялась как огня. И они с Жюлем заключили договор – Ирэн ведет себя корректно, Жюль не позволяет их семейным проблемам выйти на свет. В доме воцарилось шаткое, но все же равновесие.
Габриэль в свою комнату больше не вернулась. Сказала, что в маленькой каморке рядом с экономкой Рамоной ей уютнее. А через два года поступила в Военную Академию и уехала в казармы. Ей предлагали именную стипендию в Штормградском университете и в Академии гражданской медицины, но Габриэль отказалась. Как подозревал Жюль, не в последнюю очередь потому, что те и другие давали общежитие только иногородним. Военная Академия, увидев золотую медаль и кипу грамот, оторвала девушку с руками. К ярости Ирэн, не слишком любившей сомбрийскую власть и считавшей зазорным служить ей, и к большой радости самой Габриэль.
Сейчас
Флёр проводила взглядом уходящую Габриэль. Улыбнулась, вспомнив, как увидела ее на улице. «Что это за милый юноша? Ах да, это же наша госпожа офицер!». Флёр забавляло называть ее про себя именно так. Хотя вначале, что говорить, она слегка испугалась – от спецподразделений она привыкла не ждать ничего хорошего. Полковник Альенде был сама галантность, но что такое один человек против многолетних установок? Родители ничего с ней не обсуждали, но общая атмосфера в доме не могла от нее ускользнуть. И все же Габи действительно была чем угодно, только не «машиной для убийства терран». А еще она красивая. Тот самый тип красоты, который Флёр оценила бы в любом мужчине – но Габриэль, в довершение всего, была еще и девушкой. А к своим тридцати годам Флёр убедилась, что девушки нравятся ей больше. «Притормози, дорогая! Вы виделись-то всего два раза!». Но стоило признать – Габриэль и правда ей понравилась. Аккуратная стрижка, ухоженные руки – может, на чей-то вкус и крупноваты для девушки, но, по мнению Флёр, Габриэль была очень пропорционально сложена. И очень жаль, что такую шею она вечно прячет в воротники, и вообще, даже в гражданской одежде выглядит, как в мундире. А ведь ее не назвать солдафоном, зацикленным на службе. Но тут Флёр вспомнила, как сама куталась в шали первые месяцы после прилета, хотя всегда любила открытую одежду. И не только потому, что на Сомбре холоднее, чем на родине. «Защита». Она вспомнила, как ожесточилось лицо Габриэль при упоминании ее фамилии. «Как же тебя достали», – подумала она с неожиданным сочувствием. И очень захотелось сразу же позвать Габриэль в гости еще раз.
Почему-то Флёр была абсолютно уверена, что именно ей надо позвать Габриэль, а не ждать ответного приглашения. Хотя пока что даже не знала, где Габриэль живет. Точно не с семьей, это понятно. Но что-то говорило Флёр, что, где бы она ни жила, домой она скорее всего приходит только ночевать. Такой уж человек. Ну что ж, видеть Габриэль у себя она всегда будет рада. «А ты уверена, что ей будет интересно? Медик и оперная певица – вы все-таки очень разные». Но Флёр прогнала эту мысль. Разные-то разные, а, когда прошло первое смущение, они болтали, как будто знали друг друга не первый год. А еще Габриэль мельком упомянула школьный кружок по тактическим играм. «Ага!» – подмигнула Флёр самой себе. Вот и повод.
Как и думала Флёр, приглашение разыграть партию-другую в ракуэнские трехмерные шахматы немало удивило Габриэль. Естественно, от оперной певицы мало кто ждал интереса к тактическим играм. Но еще на Терре родители и дядя Чезаре объяснили ей, что нельзя замыкаться в одной сфере деятельности. Музыка – это прекрасно, но в жизни должны быть и другие интересы. Так что Флёр определенно не была стереотипной дивой, у которой в голове одни цветы и поклонники. А вот разделить увлечение ей пока что было практически не с кем. Тот ракуэнский математик давно вернулся на Ракуэн, Имельда в сложные игры играть не может… И наконец попался достойный оппонент.
Достойный – это было мягко сказано. Габриэль, как оказалось, сама в юности была чемпионкой школы. Партия затянулась на полвечера, обе сражались на пределе возможностей. В конце концов Флёр проиграла, но сияла от радости.
– Мне наконец удалось достойно проиграть! Спасибо за партию!
В порыве чувств она кинулась Габриэль на шею. Запоздало задумалась, не переборщила ли – но Флёр всегда была очень контактной. Габриэль, во всяком случае, не отстранилась. Хотя ответное объятие было исчезающе легким. И Флёр поймала себя на том, что готова сама перехватить и задержать ее руку. «Наконец в моем доме появился правильный человек».
К себе Габриэль все так же не приглашала. Флёр, впрочем, ничего не имела против – в конце концов, весь арсенал игр был у нее, а куда заказывать доставку сэндвичей и пирожных – не все ли равно? Правда, сэндвичи и пирожные то и дело оставались забытыми в углу, а воздух в комнате явственно накалялся от азарта партии. А может, и не только. «Мне кажется, или кто-то влюбился?» – поддразнивала Флёр саму себя. Но выходные без очередной схватки с Габриэль и правда были какие-то не такие. И если она была занята – Флёр все чаще предпочитала провести вечер одна. Озадачивало то, что Габриэль откликалась на приглашения охотно и явно была рада увидеться, но не делала в ответ никаких шагов. Кто другой уже давно попытался бы хотя бы поцеловать Флёр, да просто задержать руку в руке, но Габриэль как будто чего-то опасалась. Впрочем, вроде бы поведение Флёр ее не отпугивало, и то хорошо. В конце концов, торопиться им некуда. В жизни Флёр бывали краткосрочные интрижки, но это явно не тот человек. Важнее то, что ей не кидались с порога признаваться в неземной любви – таких Флёр сразу отправляла рассказывать свои сказки докосмическим институтам благородных девиц. А видеть признаки ответной симпатии она умела. Даже когда они так тщательно скрыты под мундиром. «Зайдем более длинным путем».
Когда Габриэль впервые проиграла, она лишь устало заметила, что такому достойному противнику, как Флёр, проиграть совсем не стыдно. Флёр в ответ выдохнула и растеклась в кресле, потому что эта партия оставила ее совершенно без сил.
– Хочешь лимонника? – заботливо спросила Габриэль. – Я заварю.
– Что бы я без тебя делала, – улыбнулась Флёр из недр кресла. Совершенно невинная фраза, но Габриэль смутилась:
– Да ладно… Мне нравится играть с тобой, но я, если честно, не особо интересный собеседник. Я же простой корабельный врач, как рот раскрою – одни медицинские термины сыплются.
Флёр мысленно взялась за голову. А вслух сказала:
– Я была бы рада видеть тебя, даже если бы ты совсем не умела играть.
И едва не запрыгала от счастья, несмотря на усталость, когда Габриэль все же ответила:
– Взаимно.
Давно
Жюль Картье всегда знал, что младшая дочь с ним откровенна. В важных вещах так точно. А что до неважных – все имеют право на свои секреты. И когда Габи сказала, что увольнительную ей не дали из-за плохих результатов в учебе, Жюль поверил. Хотя и удивился – уж кто-кто, а Габи всегда налегала на занятия с завидным рвением, не то что старшие. Но Академия была известна строгостью порядков и сложностью программы, а Габи поступила совсем недавно. Может быть, действительно еще не втянулась. К тому же Жюль с горечью сознавал, что в Академии Габи определенно спокойнее. Он слишком ушел в работу и упустил момент, когда ситуацию, возможно, еще было реально исправить, и теперь все, что ему оставалось – по возможности ограждать младшую дочь от матери и сестер. Хорошо, что Габи не держит на него зла. Хотя вроде бы в последнее время они пришли к более-менее мирному сосуществованию…
С Алеком Враноффски Жюль договорился о консультации по поводу сделки с потенциальными партнерами. Это были большие любители отыскивать дыры и выторговывать себе преимущества в одностороннем порядке, поэтому договор должен был выглядеть так, чтобы не подкопался даже леханец. В то же время случай не настолько сложный, чтобы обращаться к Эмилио Агилере, который сам родом с той Леханы и способен переиграть практически кого угодно. В конце концов, расценки у Агилеры под стать его умениям. А Враноффски в юридических кругах считается вторым после Агилеры, да еще и давно знает Жюля. Словом, консультация прошла во вполне дружеской обстановке, в договор теперь не проскользнула бы даже мышь, и Жюль уже предвкушал успех. Но в дверях кабинета он внезапно остановился и схватился за косяк, словно ему резко стало нехорошо. На лестнице стояла Габриэль.
Дочь побледнела и вскинула голову, явно готовясь защищаться. Из гостиной обеспокоенно выглянул старший сын Алека… как же его? Ариэль, точно. Габи упоминала, что они подружились. Удивительно – от Ариэля в детстве в голос выли все одноклассники и учителя, он ухитрился попасть под ограничение доступа в сеть за хакерство, а в старших классах и вовсе влип в неприятности с нацгвардами и был переведен в реморализационную школу. И вот там вечный разгильдяй внезапно показал себя увлеченным специалистом в информационной технике – ему наконец дали нагрузку по его неуемной энергии, и беспредельничать стало некогда и незачем. Правда, в Академии, как говорил Алек, он уже тоже пару раз успел подраться, но с его подростковыми эскападами это не шло ни в какое сравнение. Жюль сделал успокаивающий жест, показывая, что Габриэль точно ничего не грозит, и аккуратно отвел ее в сторону.
– Карин. Я тебя знаю, и просто так ты мне врать не станешь. Что случилось?
Дочь смотрела на него с болью во взгляде и не отвечала, лишь крепче сжимала зубы. Наконец через несколько секунд она сумела произнести:
– Я не хочу туда приезжать.
Жюль отметил, что она не сказала «домой».
– Я знаю, что вы с Ирэн не ладите… – он тоже не стал говорить «с мамой».
– Это не публичный разговор, – Габриэль дернула плечом в сторону кабинета.
– Конечно, – кивнул Жюль. – Смотри, я уже освободился, хочешь, посидим где-нибудь. Когда тебе возвращаться в Академию? Могу отвезти.
– Увольнительная только началась. У меня есть пять дней. Дали продленную. Как и в прошлый раз. Так что я не просто врала тебе, а врала с особым цинизмом, – у нее прорвался нервный смешок. – Говорил ты мне, шила в мешке не утаишь… Давай поедем туда, где никого нет, и поговорим. Раз так получилось, нам надо. А потом я приеду обратно. Ари, ты не в обиде?
– Да нет проблем, подруга, – спокойно ответил Ариэль. – Ты это… посигналь на комм, я возьму папин кар и приеду тебя забрать, когда вы поговорите. А то чего мы будем гонять месье Картье туда-сюда – нерационально!
Надо же, как заговорил юный разгильдяй! Академия на него определенно хорошо влияет. А может, Габриэль.
– Мне не трудно, – улыбнулся Жюль. – Впрочем, если вы так сделаете, это и правда будет удобно, вечером у меня встреча совсем в другом конце города. Карин, – обратился он уже к Габи, – здесь неподалеку одна симпатичная кофейня, где мне всегда оставляют отдельный кабинет. Там нам никто не помешает.
Габи наконец улыбнулась – она поняла, что на нее не злятся.
– Самое то. Если честно, я бы сейчас не отказалась от куска торта или чего-то такого… не слишком полезного.
Жюль увидел, что Ари быстро что-то записал в комм, но различил только крупный шрифт «сказать бабуле». Да парень готовый разведчик!
– Мне тоже надо бы подзарядиться, – кивнул он. – А то Алек Враноффски, конечно, гениальный юрист, но от долгих разговоров с ним у меня мозг закипает!
Кофейня «Звездная ночь» была маленькой и уютной. Конечно, не из дешевых – настоящий кофе не может стоить дешево. И обставлена она была со вкусом. Мягкие диванчики, подушки, потолок, стилизованный под звездное небо – словом, атмосфера расслабляла и располагала к доверительной беседе. В столики, как почти везде, встроены разъемы для подзарядки коммов и портативных дата-планшетов. А в отдельном кабинете была мини-станция для подзарядки с терминалом для защищенного доступа к галактик-нету. Персонал был безукоризненно вежлив, но улыбался вполне искренне.
Оглядевшись, Габи нахмурилась, явно что-то подсчитывая в уме. «Дочка, дочка…» – вздохнул про себя Жюль. С самого поступления Габи не попросила у него ни сантина и постоянно именовала себя «простым кадетом». Да что там – еще лет в четырнадцать она не по годам резко осадила кого-то из гостей, когда тот назвал ее «наследницей громадного состояния»: «Наследник – это тот, кто получил деньги от умершего. А мой папа жив и будет жить еще долго!». Нет, Жюль был очень рад, что Габи не выросла избалованной принцессочкой, но нельзя же так! В конце концов, она дочь одного из самых состоятельных людей на Сомбре.
– На цены даже не смотри, – сказал он. – Я выбрал место, значит, платить мне. Поверь мне, угостить тебя кофе с тортом для меня совершенно не проблема.
Дочь наконец выдохнула, потом сняла комм-линк с запястья и, сдвинув защитную силиконовую крышку, приложила контактами к станции.
– Разрядился. Хороша бы я была, реши прямо так позвонить Ари. Ты… прости меня. Пожалуйста. Я повела себя как сволочь, но я так хотела спокойствия.
Жюль только вздохнул:
– Я понимаю, что спокойствие – это не то, что у нас можно найти. Но ты же раньше все-таки приезжала домой.
Габриэль долго молчала, потом произнесла сквозь зубы:
– Пап… я не хочу называть домом то место, где меня бьют. И не буду. Я могу приезжать к тебе лично. Но только когда их нет дома.
– Что?! – Жюль прошептал это почти беззвучно, но любой, кто хоть немного знал его, понял бы, что такой тихий голос означает предельную ярость. – Нет, я уже давно от них ничего хорошего не жду, но…
– Да ничего… – она накрыла его руку своей. – Ты не думай, меня не отделали как… о, моя подруга-третьезаветница говорит в таких случаях «как бог черепаху». Слово за слово, я просто высказала все, что думаю о том, как в этом доме воспитывают детей. Аньес и Виржини не было дома, а я вещи собирала в общежитие. В очередной раз услышала, что у меня мышление нищебродки. Ну я и сказала, что в школе училась хорошо, в отличие от любимых дочек, и что такое сомбрийские ценности, и как, а главное, откуда они возникли, помню хорошо, и собираюсь их защищать как могу, а кому не нравится – чемодан, космопорт, Терра, там всех троих примут с распростертыми объятиями. Ну, потом разговор перешел на повышенные тона, меня тоже понесло, а потом мне нос разбили. Наши меня потом при заселении осматривали – как же, практика сама пришла. Я им всем сказала, что на меня шпана напала. В общем, перелома не было, да и в медблоке врач подтвердила. А синяк на скуле помазала чем надо, он за три дня сам сошел.