Созидательный реванш

© Поляков Ю.М

© ООО «Издательство АСТ», 2015

* * *

2006

Интервью поклонника

Когда мы приглашали активных членов Всеавстрийской ассоциации российских соотечественников на встречу с известным русским писателем и главным редактором «Литературной газеты» Юрием Поляковым, Дмитрий Назаров ответил, что он и его жена придут с большим удовольствием, так как являются ярыми поклонниками писателя, имеют все его книги и внимательно следят за его творчеством. Тогда пришла идея – поручить интервью с Юрием Поляковым именно Дмитрию Назарову, который отлично владеет темой. Он с удовольствием согласился.

– Вы дебютировали как поэт, выпустив в тысяча девятьсот восьмидесятом году в издательстве «Молодая гвардия» стихотворный сборник «Время прибытия». Основной же массе читателей вы, в первую очередь, известны как прозаик, автор остро социальных произведений советского периода, таких как «ЧП районного масштаба», горбачевской перестройки – «Апофегей», постперестроечного времени – «Замыслил я побег…» и многих других. Тем удивительнее для меня было прочитать аннотацию издательства «Молодая гвардия» к вашему последнему произведению, в которой вас представляли чуть ли не как автора дамских романов: «произведения писателя объединяет его неизменный пристальный интерес к вечным проблемам изменчивого семейного счастья. Разгадывая загадки супружеских измен, Юрий Поляков завораживает читателя закрученным сюжетом и утонченной эротикой». Насколько вы согласны с подобной оценкой своих произведений?

– Ответ на этот вопрос очень прост: издаваемые книги надо продавать. Те, кто знаком с моим творчеством, следит за книжными новинками и сами сделают вывод о мнимых и реальных достоинствах моих произведений. Других же покупателей издатели завлекают броской рекламой.

– Вы стали прагматиком, а раньше слыли скорее бессребреником, борцом за общечеловеческие либерально-демократические ценности.

– Я бы скорее назвал себя принципиальным человеком. Мне не нравилось многое в советской власти, и я критиковал ее в своих книгах. Но я также был резко против грабительских методов приватизации, приведших к обнищанию народа в девяностых годах.

– Пять лет назад вы стали главным редактором «Литературной газеты». Вы руководите своим коллективом с тех же позиций?

– Конечно. Я постарался подняться над келейными идеологическими течениями и разногласиями и предоставить страницы газеты талантливым авторам разной политической ориентации. Пришлось, конечно, преодолеть определенное сопротивление коллег по редакции. Так, например, однажды ко мне обратился литератор с жалобой на сотрудника, не принимавшего от него статью к юбилею Михаила Шолохова. Я вызвал этого сотрудника, попросил разъяснить ситуацию и в ответ услышал, что публикация каких-либо материалов «об этом сталинском подголоске» возможна только через его труп. Пришлось расстаться, а статья о гениальном писателе была опубликована. В раже идеологических разногласий нельзя вместе с водой выплескивать и ребенка. Вот почему я, например, против сноса памятников в России. Может, кому-то и не стоило ставить памятник, но раз поставили, то пусть стоит. Не надо уподобляться большевикам и подчищать историю!

– Вы могли бы обозначить свою политическую платформу?

– Я консервативный либерал. Мне было больно смотреть на распад СССР, на разворовывание России в девяностых годах. Сейчас наступило время консолидации патриотических сил и подъема государственности. Однако начавшийся процесс «разолигархивания» России не должен пойти по пути раскулачивания. Но я должен оговориться: политика – не мой удел. Политикой в чистом виде я занимался только раз и то при курьезных обстоятельствах. В две тысячи первом году я был доверенным лицом кандидата в президенты России Станислава Говорухина. В разгар предвыборной кампании Говорухин поскользнулся в бане и сломал несколько ребер. Пока он лечился, мне пришлось самому выступать перед избирателями на предвыборных митингах и собраниях. Я так увлекся этим делом, что излагал избирателям скорее свою политическую позицию, чем программу зарегистрированного кандидата. Говорухин, недолечившись, вышел из больницы и набрал на выборах один процент.

– Юрий Михайлович, вернемся к вашему литературному творчеству. Чем вы сейчас радуете своих читателей?

– Недавно вышла моя новая книга «Грибной царь», и пока она бьет все рейтинги продаж. Это и психологическая драма с настоящим «героем нашего времени», и классический детектив, где тайна раскрывается на самых последних страницах, и история любви, и сатирический портрет современного общества со всеми его бедами и пороками, спасти от которых может лишь мифический Грибной царь.

– Я слышал, что сейчас на экраны российских кинотеатров выходит новый фильм по одному из лучших, на мой взгляд, ваших произведений – «Парижская любовь Кости Гуманкова». Сохранит ли киноверсия сочетание острой социальной критики и искрометной комедии?

– Я не принимал непосредственного участия в создании фильма, а только дал несколько рекомендаций. Для актуализации повествование ведется от имени главного героя, вспоминающего в наши дни о своих злоключениях конца восьмидесятых. А в качестве собеседника, слушающего исповедь Гуманкова, сценаристы выбрали, как вы думаете кого?

– Даже не представляю.

– Короче. Бывший неудачник Костя Гуманков становится руководителем крупной фирмы. Готовясь к взлету с Парижского аэродрома, пилот его личного самолета получает сообщение администрации аэропорта с просьбой взять на борт отставшего от рейса русского писателя.

«Как зовут?» – лениво спрашивает Гуманков.

«Какой-то Поляков».

«А-а, это тот, который писал про комсомол и советскую армию. Ладно, возьмем. Если бы был журналист, то не взял бы».

Во время полета Поляков и Гуманков разговорились, и Костя поведал печальную историю своей парижской любви. Узнав, что с тех пор они ни разу не виделись, Поляков посоветовал ему навестить давнюю пассию.

«Я уверен, вы вылечитесь от своей застарелой хандры, увидев ее – постаревшую…»

Гуманков, вернувшись в Москву, пришел с букетом цветов по адресу своей бывшей возлюбленной и позвонил в дверь. Камера показывает происходящее в квартире: бывший директор ликвидированного НИИ кричит своей жене пьяным голосом: «Открой дверь!» Та отвечает ему из кухни: «Сам открой, пьяница проклятый!» Гуманков слышит эту перебранку. В итоге дверь открывают, но за ней никого нет, только на полу лежит букет цветов.

– Последние традиционные вопросы. Над чем вы работаете сейчас?

– Новая повесть будет называться «Гипсовый трубач». Помните скульптуру горниста в пионерлагере? Это пока все, что я могу сказать об этом замысле.

– Вам понравилось в Вене?

– О да! Это город, куда хочется возвращаться.

Беседовал Дмитрий НАЗАРОВ «Венский шницель», № 1, январь 2006 г.

Текила с грибами

Мы встретились с писателем Юрием Поляковым в счастливый момент – только-только у него вышел новый роман «Грибной царь» и сразу занял 1-е место в рейтинге продаж. Значит, читают, значит, любят, несмотря на противоречивые, полярные отзывы о его книгах!

– Юрий Михайлович, хочу сделать комплимент: выглядите вы отлично, будто нет за плечами «Грибного царя», да и пишется, кажется вам сейчас легко.

– Хорошие книги всегда писать трудно, и внешний вид здесь ни при чем. Есть графоманы, а выглядят так, будто через пять минут умрут от творческого истощения, но читать их невозможно, так как пишут левой рукой или ногой. Как известно, один из лучших стилистов американской литературы Френсис Скотт Фицджеральд был человеком светским, весьма авантажным. Один из лучших стилистов английской литературы – Оскар Уайльд вообще был денди, эстет. А тончайший Эдгар По чуть ли не бомжевал. Одно с другим не связано. Серьезная литература всегда пишется тяжело, трудно, многовариантно. Бывают, конечно, озарения, особенно у поэтов, но этому предшествует обычно долгая работа над собой.

– В чем секрет вашей популярности?

– Действительно, я один из немногих писателей, сохранивших известность с советского периода. Нас мало таких. И объяснение тут вот в чем. Во-первых, я писал только то, что меня по-настоящему волновало. К примеру, судьба молодого человека, попавшего в армию, в которой я сам служил. Так появилась повесть «Сто дней до приказа», хотя отлично знал, что тема закрытая. Меня волновало разложение комсомольского аппарата, так как я был связан с комсомолом, – я написал и об этом – «ЧП районного масштаба», совершенно не думая, напечатаю книгу или нет. Когда советскую власть свергли, и наступила ельцинщина, мне не понравилось, что происходит, я написал и об этом, хотя знал – по головке не погладят. А поскольку я нормальный человек, то потом выясняется: то, что волнует меня, волнует и большинство.

– И поэтому вас часто обвиняют в конъюнктуре.

– Естественно, потому что я попадаю в тему. А в тему я попадаю только потому, что специально ее не высчитываю, не думаю – как посмотрят критики, дадут ли Госпремию, не осложнятся ли отношения с властью. Вот первый момент. Второй: я всегда помню, что книгу не только пишут, но и читают. Большинство нынешних писателей – я не беру в счет изготовителей коммерческой книжной продукции – даже талантливые, иногда забывают, что книгу будут читать. И читать ее должно быть интересно, так как занимательность – вежливость писателя. Если же это не интересно, то твоя книга – не художественная литература, а философский трактат, публицистическое эссе. Если ты пишешь художественную литературу, беллетристику, изящную словесность, как говорили, она обязана быть интересной.

– Мы жили в СССР, теперь – в России, но проблемы, поставленные в ваших книгах, остались, ничего не изменилось, возьмем хотя бы «Сто дней до приказа»…

– Изменилось, изменилось – в том смысле, что, когда я написал «Сто дней» в восьмидесятом году и напечатал в восемьдесят седьмом, эта вещь рассматривалась на самом высоком уровне, обсуждалась чуть не на Политбюро. Теперь вы можете написать любые разоблачительные материалы об армии – никто и ухом не поведет.

– Народ хочет отвлечься от забот – его мало что интересует, если только «Дом-2».

– Конечно, людям всегда надо отвлекаться, но не настолько, чтобы забыть, где они живут, и для чего, и что будет с ними и с их детьми.

– За пятнадцать лет устали, занялись собой, по-моему, все – и читатель и власть.

– Есть читатель, и есть власть. Власть сейчас на печатное слово почти не реагирует. Только на то печатное слово реагирует, которое сама и организует. Это неправильно, так как печать, литература – очень тонкая сигнальная система, чувствующая какие-то социальные изменения задолго до того, как они выходят на поверхность. И умный политик будет читать художественную литературу, чтобы понимать, с какой проблемой он столкнется через лет пять-десять. А народ устал, понятно, но это не значит, что его надо оглуплять и отключать от решения серьезных проблем. Просто надо с ним нормально разговаривать.

– Вот и разговаривают – с помощью сериалов, «Пяти вечеров», «Принципа домино».

– Проблема нынешнего телевидения заключается в том, что им руководят люди, пришедшие в начале девяностых годов. Люди другой эпохи. Эрнст создал антигосударственное телевидение. Когда шел развал государства в девяностые годы, он был востребован.

– Так он и сегодня востребован, новыми властями!

– Вот это и удивительно! Вроде бы начался период медленного восстановления государства, а телевидением руководят люди с разрушительной психологией, ничего не изменится. В этом виновата власть.

– У лучших ваших героев – в душе разлад, они не понимают, как поступить правильно. Ощущается, что и у вас на душе… беспокойно.

– Задача настоящей литературы – отобразить внутренний мир человека определенного времени, страны, и естественно, что литературу интересуют прежде всего конфликтные ситуации.

– Но ведь это очень болезненно – пропускать все через себя.

– И больно, и болезненно. Но что поделаешь? Поэтому я и пишу один роман в четыре года, и одну пьесу в два, а не по четыре романа в год, как некоторые. Да, я переживаю, я переделываю, пишу подолгу. Другое дело, эти романы потом много раз переиздаются, экранизируются, переводятся. Мой роман «Козленок в молоке» выдержал уже двадцать шесть изданий! Я не ожидал такого успеха.

– Почему так хороши у вас дела с изданием книг и хуже – с телевидением и театром.

– С ТВ все понятно: картина России, которую предлагаю я, идет вразрез с той, которую предлагает телевидение. Оно делает вид, что нет трагедий миллионов обманутых людей, которых обобрали, сбросили с определенного социального уровня. Я пишу о реальной России. Поэтому вырезаются сцены из фильма «Замыслил я побег», поэтому долго не хотели показывать «Козленка в молоке» – спасибо Олегу Попцову и ТВЦ. Ведь в «Козленке» мы смеемся над тем, перед чем сегодня ТВ стоит на задних лапках. Спектакль «Хомо эректус» – отдельная история: там идет речь о конфликте, который стараются умолчать – между тем, кто обворовал, и кого обворовали.

– В результате, оказывается, плохо всем.

– Человек, обворовавший других, в конечном счете, обворовывает сам себя – если не в материальном, то в моральном смысле. И рано или поздно наступает расплата. Если не для него, то для его детей. Моя проблема связана с тем, что я реалист. И пишу о реальной жизни, реальных конфликтах, поэтому я всегда вхожу в противоречие, как с коммунистической идеологией, так и с либеральной. Когда император Николай Павлович посмотрел «Ревизора», то сказал: «Здесь всем досталось, а мне больше всех». Сатира и должна быть такой, чтобы всем досталось. Другое дело, что наши государи не ходят в театры. А если ходят, то на разную ерунду!

– Вы человек общающийся с властью, вы видите какое-то движение вперед?

– Весь ельцинский период я был в глубочайшей оппозиции и понимал, что с этой властью, с этим президентом никогда сотрудничать не буду. Когда появился Путин, я увидел, что он начал медленно, задним ходом, отводить государственную машину от пропасти, и понял, что надо помогать. Но я-то думал, это движение будет набирать обороты, силу… К сожалению, оно начало «затухать», и это меня беспокоит.

– И что еще беспокоит?

– Многое. Первую главку статьи «Зачем вы, мастера культуры?» я назвал «Молчание «кремлят». Ведь за все предшествующие годы в посланиях президента не было сказано ни слова о культуре. В новом романе «Грибной царь» есть сатира на власть, на ее недееспособность, на ее игры в политтехнологии… В жизни, по отношению с людьми – я человек толерантный, всегда найду компромисс и никогда не полезу на рожон… Худой мир лучше доброй ссоры. Но как только сажусь писать, для меня абсолютно перестают существовать внешние условия: кто что скажет, кто что подумает.

– И как реагирует жена на обилие эротических сцен?

– Когда пишу, ощущаю себя неженатым человеком, так как любая, даже самая толерантная жена, всегда читает сочинения мужа-писателя как вещественное доказательство его внебрачной жизни. Если об этом думать, то ничего хорошего не выйдет. Я знаю неплохих писателей, у которых никогда не получались любовные сюжеты, только из-за того, что они боялись огорчить любимых жен. В результате огорчали читателя и обеднили собственное творчество.

– Что сейчас может сделать писатель, вы, в президентском совете?

– Прежде всего, привлечь внимание власти к каким-то проблемам. Наша власть в вопросах культуры мало понимает. Например, мы обратили внимание на то безобразие, которое творится с Госпремиями. Недавно ее дали слабенькому писателю, который занимался квартирным риелторством и помог нескольким членам комиссии удачно продать и купить квартиры. Об этом написала «Литературная газета», и сейчас статус и порядок присуждения премий меняется. Моя задача в совете добиться от власти равноценного отношения ко всем направлениям культуры. Начиная с девяносто первого года, у нас существовал перекос в сторону либерализма и эксперимента. Государство должно быть равноудалено от всех направлений культуры. И не должно быть так: он хороший писатель, но консерватор, и мы ему премии не дадим. А ведь было! Пятнадцать лет так было…

– Как вы отдыхаете, приходите в себя?

– Я живу в Переделкино и зимой хожу на беговых лыжах. У меня прямо за калиткой начинается лес, и я не меньше трех-четырех раз в неделю хожу на лыжах. Летом я практически каждый день гуляю с собакой по лесу, час-два. Очень хорошо меня расслабляет и приводит в хорошее самочувствие сбор грибов. И опыт грибника я частично использовал в моем последнем романе. Люблю слушать классическую музыку. Если же все это не расслабляет, приходится прибегать к более сильнодействующим средствам. К текиле, например.

Беседовал Игорь ГАВРИКОВ «Лица», февраль 2006 г.

В России появились писатели, которым не грозит забвение

23 апреля – символическая для мировой литературы дата: в этот день в 1616 г. умерли Сервантес, Шекспир и Инка Гарсиласо де ла Вега. Это также день рождения или смерти таких известных авторов, как Морис Дрюон, X. Лакснесс, Владимир Набоков, Дж. Пла и Мануэль Мехиа Вальехо. Немудрено, что в 1995 г. в Париже Генеральная конференция ЮНЕСКО решила отдать дань уважения книгам и авторам, призывая всех, и особенно молодежь, находить удовольствие в чтении и уважать вклад тех, кто содействовал культурному прогрессу человечества. Поэтому был учрежден Всемирный день книг и авторского права. О том, как этот праздник отмечается в России, о перспективах развития литературы в нашей стране и о проблемах, с которыми сталкиваются литераторы, корреспондент «Yтра» поговорил с известным российским писателем – прозаиком, публицистом, сценаристом – Юрием Поляковым.

– Юрий, Всемирный день книг отмечается вот уже одиннадцатый год. Но в России об этом празднике знают немногие. Как вы считаете, почему? С чем это связано?

– Это связано, прежде всего, с тем, что наше телевидение за исключением, пожалуй, канала «Культура» объявило бойкот настоящей книге. И пока эта ситуация не изменится, мы будем знать все о карнавалах геев и лесбиянок, фестивалях нудистов, праздниках русской водки, но ничего о Всемирном Дне книги. Заметьте, писатель как персонаж эфира фактически исчез, о жизни рассуждают в основном люди, которые, наверное, не прочитали в жизни ни одной серьезной книги.

– Как этот праздник в России отмечается, если он вообще как-нибудь отмечается?

– Насколько я знаю, этот праздник отмечается в библиотеках. Я сам принимал участие однажды в торжестве, посвященном Дню книги. Но все это локально, а должно быть в общенациональном масштабе. Ведь отчуждение от серьезной книги – путь к варварству.

– Принято у нас на Восьмое марта говорить о женщинах, на Двадцать третье февраля – о мужчинах, в День космонавтики – о Юрии Гагарине и о космосе. Давайте и мы не будем отходить от этих традиций, и в День книги поговорим о проблемах в области литературы. А их у нас, к сожалению, предостаточно. Не читает у нас молодежь серьезную литературу. В вагоне метро из тридцати читающих книги – двадцать восемь читают Донцову и лишь двое – учебники. Это не может не огорчать. Как вы считаете, с чем это связано? Почему у нас люди предпочитают так называемый «иронический детектив» и прочее «бульварное чтиво»?

– Это происходит потому, что у нас широко рекламируется только книжная продукция, а не литература. Только ПИПы (персонифицированные издательские проекты), а не писатели. Существует непонимание того, что книжный бизнес – дело особенное. Это как в фармакологии: лекарство должно продаваться и приносить прибыль, но оно должно при этом помогать человеку, а не вредить. Что касается иронических детективов, никакие это не иронические, а дурашливые детективы, ибо ирония предполагает ум, глубину, тонкость, а дурашливость – в наличии у любого глупца. Вот и появился вал книг, которые делают людей не умнее, а глупее. Кто-то, конечно, на этом зарабатывает, так как тянуть человека вниз легче, чем тянуть вверх. Но нация, в целом, от этого проигрывает.

– Кого сегодня можно назвать «модным автором?» Можно ли «модного автора» Оксану Робски считать литератором, писателем?

– Модные авторы появляются каждый месяц, и каждый месяц исчезают, а на хорошего писателя мода длится годами, десятилетиями и даже столетиями. Оксана Робски, по-моему, человек способный. В ее сочинениях есть жизненная наблюдательность и некоторые другие признаки литературы. Но литературы пока нет. Станет ли она писателем в полном смысле этого слова зависит от многого, и прежде всего, от самой Робски. Денежкина вот не стала…

– Хочется верить, что в российской литературе не все так грустно и нам имеет смысл ждать хорошие и качественные романы. Научите, что делать молодым авторам, которые написали свой первый роман. Эту книжку уже прочла и восхитилась мама юного гения и теперь он уверен, что его шедевр должен стать достоянием общественности. Куда ему идти? С чего начать свой «звездный путь» писателя?

– Если написано первое сочинение, надо обязательно показать его специалистам – писателям. Мамы и знакомые тут не авторитет. Диагноз, как и при болезни, ставит специалист, лучше всего обратиться в литературное объединение. Если же такого поблизости нет, то в местную писательскую организацию. И не обижаться, если скажут, что написанное никуда не годится.

– Понятно, что путь у молодого писателя будет не только «звездным», но и «тернистым». С какими проблемами сталкиваются литераторы в России? Давайте попробуем «подстелить им соломки»?

– Таких проблем много, особенно у начинающих. Прежде всего, не так просто заинтересовать своим сочинением издателей. Поток рукописей большой, часто в этой графоманской реке тонут стоящие рукописи. Я бы советовал, в таком случае, пробиться к серьезному писателю, которого молодой автор любит, уважает и попросить рекомендательное письмо. Уверяю, если вы талантливы (а для этого достаточно прочитать одну главу или несколько стихотворений), мэтр в поддержке никогда не откажет. Литературный талант такая же редкость, как безукоризненная женская красота. Далее – начинающему автору издатели норовят заплатить по минимуму. Поначалу в тактических целях с этим можно примириться. Но потом, когда придет первый успех, нужно добиваться достойной оплаты своего труда. Поэтому не мешает обзавестись опытным литагентом, но не таким, что надувает автора сообща с издателем. И последнее: никогда не надейтесь на критиков, они болезненно завистливы и злобно необъективны. Ведь почти каждый критик – несостоявшийся поэт, прозаик, драматург. Из-за разгромной статьи критика не стоит пить не только валерьянку, но даже и водку, а все остальное зависит о таланта, трудолюбия и удачливости…

– Есть ли у российской литературы перспективы развития? Как Вы считаете, уже родились новые пушкины, лермонтовы, толстые, достоевские или нам не имеет смысла ждать гениальных авторов, чьими произведениями зачитывались бы из века в век?

– Вполне возможно, что новые гении уже не только родились, но и делают первые шаги в литературе. Тот колоссальный слом, который произошел в России в девяностых годах, не может не вызвать к жизни крупных мастеров слова. Впрочем, и среди тех, чьи книги читают сейчас, есть по крайней мере несколько писателей, которым не грозит забвение.

«Yтро. ru», апрель 2006