Непоэмание

99,9% лиц мужского пола ненавидят Полозкову. И вот почему: она же пишет по-девичьи, пишет для девочек, пишет про них – таких подонков и мучителей, без которых все равно никак нельзя обойтись.Это насквозь девчачье и мне не стыдно за то, что я ее так нежно и трепетно почитаю и почитываю. Не покидает вот это вот "ох, а если бы я писала, то про него – точно так". Я плакала над ее стихами, мне выть хотелось, мурашки стройно маршировали по ногам и спине. Ну вот трогает меня, пробирает. Ничего не поделать.Хорошо, что любимый человек дарит мне ее книги на наши маленькие юбилеи. Чтобы я – в бреду ссоры – кинула ему: "Вот, на тебе, страница 129 – про тебя же написано, только не мной!" Это какое-то все очень … личное.

У меня есть словарный запас и враз я могу мысли складывать, дай лишь шанс, только вот забываю порой подчас, что ввиду имела.Только разве ж это беда-беда, я ведь знаю великие имена и хочу попробовать гуава – вот как раз поспела.Ах, ну да, я вроде ж бы, про печаль, про любовь, погибель, остывший чай. Ой, а по аллее бежит трамвай, зазывает звонко.Я за ним, трамваем, бегу бегом, а для рифмы – даже и босиком, и подмышкой томик Виктор Гюго, чтоб на остановкахБыло чем занять мне свою башку (про башку везде я всегда пишу), очень уж люблю я свою башку и везде пихаю.А еще люблю я в стихи включить что-нибудь избитое, будто сныть, а потом – изысканно, как финифть. Ох, опять вздыхаю.Как же так, опять я вильнула вбок, словно просусеченный колобок (вам понравился мой витиеватый слог?) и ушла от темы,Но вокруг, гляди, все белым-бело, но канализацию прорвало и скользит по зареву НЛО, рвет шаблон системы.У меня опять получился бред, вновь галиматья, многобокий вред, только если рифмы уж больше нет, можно и без рифмы.Можно просто так налепить слова, пусть и не отсюда, но чтобы было, и добавить для звучности Золушку, Белоснежку, Фриду, кого-нибудь из философов и Буратино.А теперь вернемся к моей печали, про нее мне уши все прокричали, и, наверное, больше не интересно уже говорить, ноЯ такая девочка-ягоза, пожалейте всё-же, скорей меня, от печали скупо бежит слеза. Все тлен и фуфло. Здесь должна быть умная фразаО каком-нибудь чувстве светлом.Я ждала от Веры экстазаА посыпала голову пеплом.ТТТ. 2014, Тур третий

Рифмоплетство – род искупительного вранья.Так говорят с людьми в состояньи комы.Гладят ладони, даже хохмят, – влекомыДеятельным бессилием. Как и я.Всему свое время. Людям, книгам и, конечно же, стихам.Полозкова прошла мимо меня года этак четыре назад. Тогда знакомый знакомых впервые привозил ее в Харьков. Она – еще не такая известная, не такая раскрученная. Я – циничная, замотанная и ленивая. Тогда не состоялось.А вот недавно на глаза попался пинающий болиголов Арчет (ага, тот, который «спите с теми, кто снится»). И когда Арчет стал в некоторой степени легким наркотиком, соболезнующие подруги «подсунули» Полозкову. И… состоялось. Стихи, наверное, как подруги, мужчины, цветы, запахи, чувства – либо твое, либо не твое. Полозкова – мое. Мне нравятся эти рваные фразы. Неожиданные метафоры и эпитеты. Неожиданное матерное словцо. Мне нравится то, что она пишет о том, что я вижу вокруг. О том, что когда-то приходилось чувствовать, о том, что хотелось бы забыть, но не забывается.Нравится прямота. Честность. Открытость. Нравится пронзительность. Нравится в общем.Очень настроенческое, но если пришлось по душе, то очень приятно иногда снова нырять в эти рваные строфы. Пока есть еще время…Время быстро идет, мнет морды его ступня,И поет оно так зловеще, как Птица Рух.Я тут крикнула в трубку – Катя! – а на меняОбернулась старуха, вся обратилась в слух.Я подумала – вот подстава-то, у старухНаши, девичьи, имена.Нас вот так же, как их, рассадят по вертелам,Повращают, прожгут, протащат через года.И мы будем квартировать по своим телам,Пока Боженька нас не выселитВ никуда.Какой-нибудь дымный, муторный кабинет.Какой-нибудь длинный, сумрачный перегон.А писать надо так, будто смерти нет.Как будто бы смерть – пустой стариковский гон.