Пржевальский

Первая биография Николая Михайловича Пржевальского за авторством писателя и публициста Михаила Энгельгардта (1861—1915) вышла в серии ЖЗЛ ещё в 1891 году, спустя три года после смерти великого путешественника (переиздана в 2019 году в составе одного из сборников «Библиотека Флорентия Павленкова»). В 1950-х вниманию читателей была предложена объёмная книга советского прозаика Сергея Исааковича Хмельницкого. Теперь, более чем 70 лет спустя, в современной серии ЖЗЛ на читательский суд представлено новое жизнеописание легендарного исследователя, подготовленное российской писательницей Ольгой Погодиной. (Здесь же придётся отметить множество рассыпанных по тексту опечаток и ошибок, изрядно портящих общее впечатление от прочитанного.)С первых до последних страниц книги имя её главного героя окружает ореол легенд: по одной из них, отцом Николая являлся император Александр II; согласно другой, Пржевальский был отцом советского лидера Иосифа Сталина. Однако достаточно сопоставления дат и фактов, да и просто здравого ума, чтобы раз и навсегда развеять подобные домыслы. Столь же нелепы, по убеждению автора, современные «теории» о нетрадиционной сексуальной ориентации Пржевальского, вытекающие, в свою очередь, из устоявшегося представления о нём как о яром женоненавистнике, что также не соответствует действительности. Точнее было бы назвать его убеждённым холостяком, державшимся при этом в стороне от современных ему армейских «традиций» – с кутежами, развратом и пьянством. С юности этот «русский Маугли» не вписывался ни в какие компании, предпочитая им чтение, прогулки на природе, охоту и рыбалку – всегда в одиночестве. Отсюда богатырское здоровье и отменный аппетит Николая Михайловича, порой немало удивлявший его сотрапезников. Профессионалом он был и в карточных играх, но не удовольствия ради, а чтобы выиграть средства, недостающие на жизненные или экспедиционные нужды.Однако излюбленным занятием Пржевальского была, конечно же, охота (можно сказать, что и смерть свою он принял через неё). Во время экспедиций меткие выстрелы путешественника обеспечивали его спутников продовольствием, но иногда, поражённый количеством непуганой дичи, он настреливал её гораздо больше, чем они могли съесть или унести с собой, и тогда добычу приходилось выбрасывать: «Мы очень часто бросали целиком убитых, так что самому делалось совестно за такую бесполезную бойню, но тем не менее, уступая охотничьей жадности, я ни разу не упускал случая застрелить ту или другую козу» (стр. 92). Сейчас подобные откровения вряд ли встретят сочувствие и понимание большинства читателей, – не говоря о том, что некоторые суждения Пржевальского по нынешним меркам звучат неполиткорректно и по-расистски, но тогда они были общим местом даже в образованной среде.Так, штрих за штрихом, на страницах книги читателю открывается колоритный образ удивительно цельной личности, до конца своих дней оставшейся верной раз и навсегда выбранной цели. Всепоглощающей страстью к скитаниям и изысканиям Николай Михайлович зажигал и учеников, готовых идти за своим наставником буквально на край света. Лишь у непосвящённых его интересы и занятия поначалу вызывали насмешку, о чём он с горечью упоминает в своих дневниках и письмах. Под стать себе этот железный человек подбирал и спутников, окружая их поистине отеческой заботой: «Не всякий был способен выдержать непростой характер путешественника, требовавшего безоговорочного подчинения, а также той выносливости, работоспособности, упорства и самоотречения, которым обладал сам. Но те из спутников, кто остался ему верен, сами в дальнейшем стали крупными исследователями, и Пржевальский не жалел времени и сил, чтобы обучать их и способствовать их продвижению по службе» (стр. 164). «Отличительными чертами его, по свидетельствам биографов, были ярко выраженная самостоятельность, некоторая грубоватость, резкость в суждениях, неукротимая энергия и одновременно способность к глубоким душевным порывам, что проявлялось в стремлении к справедливости при защите новичков» (стр. 20). Пржевальский цену себе знал, но свалившуюся на него славу переносил с плохо скрываемым раздражением, всячески избегая приглашений на различные собрания и в гости.Цитаты из дневников и книг первооткрывателя раскрывают его незаурядный литературный дар и безупречный стиль, где учёный соседствует с художником, а военный – психологом. Читая описания условий, в которых доводилось путешествовать Николаю Михайловичу и его сплочённой команде, каждый раз поражаешься, из какого железа были сделаны эти люди, стойко переносившие любые невзгоды! Обитателям современных «каменных джунглей» не вынести и десятой доли этих испытаний… Пржевальский странствовал по неизведанным землям, охваченным мятежами и восстаниями, сталкиваясь с вооружёнными отрядами повстанцев и разбойников, вступая в конфликтные ситуации с местными властями, чинившими всяческие препятствия русским путешественникам, – но этого человека было не остановить и тем более не напугать. Бесстрашный отряд из дюжины человек шёл напролом, с оружием в руках, добиваясь своего угрозами там, где не помогали увещевания: «Он шёл вперёд, невзирая ни на что, и даже не считал это какой-то особенной своей заслугой» (стр. 144). К сожалению, в ходе экспедиций было сделано не так много фотографий, поскольку в походных условиях тогдашние фотоаппараты быстро выходили из строя или разбивались. Но здесь Пржевальскому повезло с верным сподвижником Всеволодом Ивановичем Роборовским (1856—1910), оставившим ценные зарисовки и иллюстрации к их путешествиям.На мой взгляд, главное достоинство работы О. В. Погодиной в том, что из отдельных открытий Пржевальского здесь соткано масштабное полотно его заслуг, поражающих своим научно-историческим значением для России, истинным патриотом которой он всегда был. Сложно осознать, что всё это мог свершить один человек за свою не столь продолжительную жизнь. По прочтении книги складывается чёткое представление, где и когда её герой открыл впервые пройденные и описанные им горы, озёра и реки; уникальнейшие коллекции каких растений и животных привёз в Петербург, раздарив их затем музеям и университетам. Волею судьбы самым известным открытием Николая Михайловича, своего рода мемом стала названная его именем лошадь: каждый из нас о ней слышал и знает, как она выглядит. Однако лошадь Пржевальского является лишь одним из многих открытий, навечно связанных с его именем. Так, отдельного упоминания достоин дикий верблюд, которого описывал ещё Марко Поло, но до второй половины XIX века не видел ни один европеец.Николай Михайлович Пржевальский ушёл так, как того хотел: занимаясь любимым делом, во время очередного путешествия, в кругу своей семьи, каковой он искренне считал своих верных соратников – Всеволода Роборовского, Петра Козлова, Пантелея Телешова и других, которым ещё не так давно со слезами на глазах говорил: «Обнимаю каждого из вас и благодарю за службу верную – от имени Государя императора, нас пославшего, от имени науки, которой мы служили, и от имени родины, которую мы прославили!» (стр. 342).Телеграм-канал: t.me/renigbooks